Мы на Орнэ, острове Стокгольмского архипелага. Тут холодно и мокро, прибрежные скалы уже спрятались в сумраке, но синее июньское небо еще не успело потемнеть. Пахнет морем и водорослями. Этот запах смешивается с удушливым приторным запахом смерти.

В пятидесяти метрах от нас на камнях расставлены сумки и прожекторы. Мужчины в белых комбинезонах нагнулись над мешком.

Полицейский в униформе представляется Мириам и сообщает, что находка, сделанная немецким туристом пару часов назад, оказалась трупом.

– Он лежал в воде у скал, но мы вытащили его на берег, – поясняет она.

В паре метрах от нас ее коллега говорит по телефону.

– Судмедэксперт был тут, – продолжает Мириам, – Но труп плотно завернут, сложно что-то сказать. И она бы хотела, чтобы этот… сверток… доставили целиком в морг. Но, по крайней мере, нам удалось выяснить, что это мужчина и что скончался он давно. Больше мы ничего не знаем.

Я смотрю на море, гладкое, как черный шелк.

– Что там? – спрашиваю я.

Мириам кивает в сторону горизонта:

– Пара островов, шхеры и дальше открытое море. На востоке – Эстония, на северо-востоке – Финляндия. А на западе… – Она делает паузу, кивает в сторону материка и продолжает: – По-соседству с Орнэ есть Аспэ и еще пара островов. Ближайший – Даларэ, на северо-западе. Вы же оттуда приплыли?

Я киваю.

Криминалисты щелкают камерами. На секунду меня ослепляет яркий свет камеры. Я ничего не вижу, слышу только шум удаляющейся моторной лодки.

В метрах пятидесяти от нас стоит группа оживленно беседующих людей, очевидно, любопытные соседи.

– Ты с ними говорила? – спрашиваю я у Мириам, кивая на группу. Она качает головой. –   Так иди поговори. И запиши имена и контактные данные.

– Хорошо, – неуверенно отвечает Мириам и идет к местным жителям.

– Посмотрим? – спрашивает Малин, кивая в сторону трупа.

– А что нам остается?

Мы идем вниз по гладким камням, здороваемся с криминалистами и присаживаемся на корточки перед с трупом.

В ярком свете прожекторов контуры тела четко вырисовываются под мокрой белой тканью. Можно разглядеть контуры плеча и бедра. Грубая ржавая цепь, очень похожая на ту, которой был обмотан Юханнес Ахонен, несколько раз обмотана вокруг тела. Часть покрыта водорослями и глиной. В одном месте ткань разошлась, обнажив руку.

Я нагибаюсь, чтобы рассмотреть получше.

Сморщенная кожа на запястье местами отошла, и все выглядит так, словно рука в резиновой перчатке.

Я на своем веку повидал много утопленников и знаю, что это обычное явление. Бывает, что кожа на руках и ступнях после пребывания в воде сходит целиком, как носки или перчатки…

Мириам подходит к нам. Взгляд ее устремлен в море. Видно, что она старается не смотреть на труп. И я могу ее понять. Нужно много лет, чтобы научиться подавлять естественное желание зажмуриться при встрече со смертью.

Я поворачиваюсь к ней.

– Кто нашел тело? – интересуюсь я.

– Хайнц Шварц, – бормочет Мириам. – Пятьдесят девять лет. Проживает в Ганновере. Тут в отпуске со своим итальянским бойфрендом Сильвио. Хайнц один прогуливался вдоль моря, когда увидел что-то необычное в воде. Он спустился ближе, понял, что это труп, и позвонил в службу спасения.

– И где этот Хайнц? – спрашиваю я. – Сколько он уже тут?

– Они вчера приехали в Швецию. Собирались провести тут неделю. Но теперь думают возвращаться домой. Думаю, для него это находка была шоком.

Приехали вчера… Раз они приехали вчера, то вряд ли имеют отношение к этому трупу, думаю я.

– Я взяла свидетельские показания, – добавляет Мириам.

– Хорошо, – говорю я и поворачиваюсь к Малин: – Что ты думаешь?

Малин кивает.

– Думаю, что эти убийства связаны, – отвечает она, заправляя прядь темных волос за ухо. – Убийца Ахонена приложил и тут руку.

По возвращении домой обнаруживаю, что жена не еще не ложилась.

Афсанех встречает меня в прихожей и бросается на шею. Жена только что из душа, волосы еще мокрые. От ее объятий мои щека и рукав тоже мокрые.

– Бедняга, – сетует она. – Работаешь допоздна.

– Так получилось.

Она отстраняется и хмурит брови.

– Ты курил?

– Нет, – вру я.

– Хм, – с сомнением протягивает жена. – Хочешь чай с бутербродом?

– С удовольствием! – отвечаю я и целую ее в лоб.

Мы заходим на кухню.

– Кстати, – внезапно останавливается она. – Я подумываю пойти на пару собраний на следующей неделе.

– Собраний? Ты записалась в общество анонимных алкоголиков?

Афсанех отмахивается.

– Очень смешно. Собраний по работе.

Я тоже останавливаюсь, словно чувствую, что сейчас произойдет что-то важное.

Со дня несчастного случая Афсанех была на больничном.

– Это здорово, – говорю я.

– Это Проект, – продолжает она, – мне любопытно, как он продвигается.

Речь идет о совместном исследовательском проекте между разными отраслями, целью которого является установить, как новые технологии, главным образом Интернет и социальные сети, влияют на человека. Помимо психологов – Афсанех и ее коллеги Мартина – в проектную группу входят врачи, нейробиологи и айти-эксперты.

После защиты докторской Афсанех получила место в Стокгольмском университете. Предметом ее исследований всегда были взаимоотношения человека и техники – машин, лодок, самолетов. Но в новом проекте ей пришлось задействовать и другие области.

– Наверное, потому что я сейчас сама столько времени провожу в Интернете, – робко улыбается Афсанех. – Я вдруг осознала, как Интернет объединяет людей.

– В хорошем и плохом смыслах, – добавляю я.

Жена пожимает плечами.

– Может и так. Но там в Сети столько любви, столько понимания. Люди готовы делиться опытом, разделять боль…

– Но и психов хватает.

Афсанех выгибает изящно очерченные черные брови, давая мне понять, что не собирается вступать со мной в спор. Потом она улыбается. Сегодня даже мой скептицизм на нее не действует.

Жена зажигает свечи, ставит чайник. Я накрываю на стол.

И только когда она ставит на стол чайник и бутерброды, я осознаю, какую ошибку совершил.

Я накрыл стол на троих.

На место Нади я поставил тарелку и стакан. Даже не помню, как я это сделал, должно быть, все произошло на автомате.

Внутри у меня все холодеет при виде того, как Афсанех обводит глазами стол.

– Прости, – вырывается у меня. – Не знаю, о чем я думал. Это все усталость. Милая, прости!

Но она реагирует совсем не так, как я ждал.

Вместо того, чтобы удариться в слезы, она подходит ко мне и обнимает. Смеется и шепчет мне на ухо:

– Недотепа. Оставь так. Я потом все уберу. И она скоро вернется домой. Скоро все будет как раньше.

От ее слов у меня все сжимается в груди.

Врачи, конечно, начали уменьшать препараты, но пройдет еще много времени, прежде чем Надя проснется.

Если она вообще проснется.

Я боюсь даже думать о том, что будет, если она не очнется. Куда Афсанех направит всю эту новообретенную энергию? Какая жизнь нас ждет, если Надя нас покинет?

Но Афсанех не замечает моих терзаний.

– Недотепа, – повторяет она и впервые жарко меня целует.

Впервые с того дня, как наш ребенок выпал из окна.