ГЛАВА 9

– Подумать только! – продолжал возмущаться Викки. – Все это время этот полезнейший механизм был у нас – а мы про него не знали!

– Древнее гномье правило, – словно бы между прочим заметил Малыш, – гласит: ничего не может разболтать лишь тот, кто ничего не знает.

Источником возмущения вексиль-шкипера было устройство, представлявшее собой тонкий фунтовый стержень, с присущим гномам искусством вделанный в нечто игло-решетчатое… и в целом по мнению недавно посетившего Париж штурмана субмарины, напоминающее тамошнюю патриотическую скульптуру: «Французский ежик, сраженный в битве при Кресси стрелой английского йомена».

При более внимательном же изучении выяснилось, что стрежень представляет собой цельный кристалл аметиста. А после расшифровки присланной из Канцелярии Сырых Дел инструкции офицеры субмарины с немалым удивлением узнали, что эта тролль знает для чего приделанная фигуевина на самом деле представляет собой новейший магический сканер. С дальнодействием порядка десяти миль, возможностью видеть сквозь защитные покровы до третьего уровня включительно и еще целым рядом крайне полезных в тяжелом подводном быту особенностей.

– Уин, – вексиль-шкипер на миг запнулся, пытаясь выбрать из нескольких вертевшихся у него в голове вариантов ответа наиболее пристойно звучащий. – А не хотел бы ты пойти… проведать наших гостей?

– На предмет, все ли они на месте? – усмехнулся полукровка.

– Было бы весьма странно, – не поворачиваясь, хмыкнул склонившийся над картой штурман, – если бы они сумели куда-нибудь подеваться. С подводной-то лодки.

Изначально конструктора субмарины отнюдь не закладывали в присущие их детищу достоинства возможность перевозки пассажиров. Задача, стоявшая перед ними, звучала несколько иначе – обеспечить возможность спасения экипажа, в том числе с предельной глубины погружения. Поскольку таковой необходимости у экипажа «Сына Локи» пока что, к вящей их радости, не возникало, оба спасательных отсека использовались отнюдь не по прямому назначению. Один из них был завален кокосами, второй же до недавнего времени служил обиталищем Роники Тамм – и вексиль-шкипер, недолго думая решил, что там, где теоретически должны были уместиться двадцать пять гномов и практически сумела поместиться одна женщина, также смогут существовать еще трое людей и приравненных к ним существ.

Теоретически он оказался прав.

– Вы тут как? – поинтересовался Уин.

– Спасибо, превосходно, – бодро отозвался русский.

Малыш озадаченно моргнул. Вид графа, в общем-то, соответствовал его словам, если не учитывать тот факт, что плоскость, на которой вампир столь непринужденно разлегся, до сего дня числилась потолком, а не палубой.

– Не желаете присоединиться к нашей дискуссии? – продолжал Рысьев.

– А о чем спор? – полюбопытствовал Малыш, одновременно раздумывая, какой из перегородивших вход в отсек узлов способен выдержать его вес без особого ущерба для своего содержимого.

– В данный момент, – сказал Рысьев, – мы спорим, стоит ли бояться злодеев.

– Как раз злодеев я не особенно боюсь, – задумчиво сказал Крис. – Может, это из-за того, что на моем пути пока не попадались по-настоящему злобно-могучие-сукины-сыны. По крайней мере, не могу их припомнить… один только сержант Клеппер на ум приходит. Второго такого злобного, жестокого, коварного, но при этом чертовски хитрожо… то есть умного подонка, уверен, не сыскать в обеих Америках. Разве что в старушке Европе есть пара-тройка в каких-нибудь музеях завалялась. А вообще-то, – неожиданно закончил он, – я куда больше опасаюсь желателей не зла, а добра.

– Интересная… точка зрения, – медленно произнес Рысьев. – И, не могу не заметить, весьма отличная от позиции большинства.

– Какого еще большинства? – повысил голос Крис. – Орков? Эльфов? Или тех безмозглых баранов, которые, не прочтя утреннюю газету, не могут решить, какая погода за окном: дождь, снег или солнце?

– Крис… – после короткой паузы вполголоса произнес вампир. – Вы, случаем, не поклонник Руссо?

– Старины Жан-Жака? Не-ет. Я пытаюсь сбежать не к, а от. Другой вопрос, что все альтернативы человеческой цивилизации либо вывесили на своих дверях таблички «вход только по рекомендации трех действующих членов клуба», либо тоже… не благоухают. Гномы неплохи… но, боюсь, привыкнуть к пещерной жизни я попросту не успею.

– Если тебе нравится созданная гномами модель общества, – сказал Малыш, – то советую подумать над гавайским гражданством.

– Ты серьезно, партнер?

Малыш пожал плечами.

– Такими вещами обычно не шутят. По крайней мере, я так не шучу.

– Тогда спасибо за совет… партнер.

– И все-таки, Крис, – спросил Рысьев, – за что вы так не любите альтруистов?

– За фанатизм, – коротко отозвался Ханко.

Русский задумался.

– Понимаю. Не могу сказать, что разделяю, по крайней мере целиком и безоговорочно, но и не могу отрицать наличие некоего рационального зерна.

– Не знаю, как вам, граф, вы все же пожили, то есть просуществовали на этом свете куда больше меня, но те поборники добра, что довелось повидать мне… или о которых я слышал… или читал… Так вот, всех их объединяло горячее желание облагодетельствовать ближнего или дальнего своего, абсолютно не интересуясь, насколько сильно этот ближний или дальний жаждет быть облагодетельствованным. Хотите пример? Наша чертова междоусобица!

– Вы имеете в виду войну между Севером и Югом? – уточнил граф. – Забавно… а ведь, казалось бы, трудно представить более достойную цель, чем борьба за свободу, причем не свою, а других.

– Как же, как же… – буркнул Крис. – Борьба за свободу… да! Так и говорил нам мистер комиссар – вы, мол, идете освобождать ваших черных братьев, стонущих под непосильным ярмом, и много чего еще в том же духе. Но отчего-то большинство парней в серых шинелях, с которыми я говорил, за всю свою жизнь имели лишь двух рабов – свои правую и левую руки. Не знаю, – ехидно добавил он, – может, конечно, в траншеях под Питерсбергом собрались сплошь какие-то неправильные мятежники…

– А вам часто удавалось разговаривать с ними.

– Удавалось… У нас был кофе и сахар, у джонни – вирджинский табак. Хороший повод для маленького неофициального перемирия.

– И что они вам говорили? Не сочтите за назойливость, но просто я, если помните, сам некоторым образом находился среди участников этой вашей, как вы изволили только что выразиться, чертовой междоусобицы и мне весьма интересно услышать мнение стороннего наблюдателя.

– Они говорили занятные вещи, граф. Они говорили, что сражаются за свой дом… за свой образ. И ведь они ничуть не кривили душой, ей-ей.

– У меня сложилось такое же впечатление.

– Вот с тех самых пор, – с тоской произнес Крис, – я и начал задумываться: а так ли блага была цель доброжелательного дядюшки Эйба, чтобы ради нее стоило отправлять на тот свет уйму отличных ребят?

– Возможно, – задумчиво сказал русский, – причина все же крылась в том, что вы сражались не столько за, сколько против. Не столько за свободу негров, сколько против мистера Хлопка.

– Орк его знает. Я ведь первые несколько лет после войны жил на Юге и сам не раз видел, как к моему те… хозяину дома, где я жил, приходили его бывшие рабы со словами: «Масса, возьмите нас обратно – не нужна нам эта свобода».

– Джона Брауна хватил бы удар, услышь он такие речи.

– Этого чокнутого аболициониста? В нашей роте как-то завелся один такой псих, родом из Новой Англии. Истинный потомок пуритан, с родословной чуть ли не с самого «Мейфлауэра». Да, вот уж кто никогда бы не стал выменивать у ребов сало на «шомполушки». Он и сам был похож на шомпол – длинный, худой, мундир на нем болтался как на чучеле, а глаза так и полыхали святым огнем… хоть костер запаливай. Всего-то три недели был с нами – и надоел всем преизрядно. Думаю, – добавил Крис, – он при любом раскладе не вышел бы живым из своего первого боя. На войне бывает всякое… например, пули порой прилетают с совсем нежданных сторон.

– Это, мистер Крис, вы все потому говорите, – донесся из-за спасательного плота голос мисс Тамм, – что вам не встречались по-настоящему злобные уроды. А вот мне – встречались. И по сравнению с ними всякие там аболиционисты или святоши-миссионеры выглядели безобидными щенками.

– Знаешь, милый…

Услышав Бренду, Малыш удивленно моргнул, Он-то был уверен, что внимание миссис Ханко полностью поглощено штопаньем куртки мужа.

– Я склонна согласиться скорее с Роникой, чем с тобой, – продолжала женушка. – Мне, как и ей, тоже довелось повстречать немало ходячих куч дерьма, которые вовсе не горели желанием вершить добро для каждого встречного.

– Осмелюсь предположить, что вас они как раз жаждали облагодетельствовать, – заметил вампир. – Другое дело, что вы их намерения воспринимали несколько иначе – но это, в общем-то, укладывается в изображенную Кристофером схему.

– Они, – повысила голос Бренда, – жаждали облагодетельствовать только и исключительно собственные концы!

– Во-во, – поддержала ее Роника. – И если вы, уважаемый кровосос, думаете, что хоть одна женщина способна воспринять это как благодеяние… А ну, что с вами говорить? Вы ведь такой же мужчина, как и они… хоть и вампир. Все вы… кхуггщ випоэ!

– Простите, но я не настолько хорошо владею Старшей Речью.

– Граф, я вам как-нибудь потом переведу, – пообещал полукровка.

– Отлично сказано, подруга! – заметила Бренда.

– Женщины, – чуть наклонив голову, прошептал Уину русский, – всегда поражали меня, в том числе способностью находить общий язык против извечного врага своего племени.

– Кхм-кхм-кхм, – прокашлялся Ханко. – Бренда, милая… и я тоже?

– Конечно же нет, милый, – я постаралась произнести эти слова как можно нежнее. – Ты у меня то самое исключение, которое подтверждает правило.

Сначала сказала, а потом подумала… и удивилась, насколько же верно сказанное.

Мой муж… Крис действительно не похож ни на одного из мужчин, известных мне. При этом нельзя сказать, что он особо выдается в чем-то одном – самый ласковый, нежный или самый великолепный любовник… хотя относительно последнего список его конкурентов отнюдь не отличается длиной. Он просто другой. Слеплен из иного теста – так, кажется, говорят про таких? Не знаю уж, где месили это тесто и что в него добавляли, но зато отлично могу понять, почему эльфийка, чье имя получила наша яхта, могла позвать этого человека за собой. А вот он не пошел за ней – этого я пока постичь не могу. Пока.

И это меня порой ужасно бесит!

Иная на моем месте, пари держу, просто лопалась бы от гордости – добиться победы там, где пробовала коготки не кто-нибудь, а настоящая светлая эльфийка… принцесса. Только вот на моем месте сижу именно я, и я не могу радоваться тому, причины чего не понимаю.

Твердо уверена лишь в одном – для Криса я и средство забыть, изгладить из памяти исчезнувшее за горизонтом зеленоглазое видение. Хотя бы потому, что это все равно что тушить горящий дом керосином. Контраст не убьет, а, наоборот, оттенит, добавит красок и четкости…

Почему он выбрал меня, а не ее? Черт… сам-то ты, Крис, можешь ответить на этот вопрос?

– Спасибо, милая, я тебя тоже люблю, – озадаченно пробормотал мой муж.

– Я знаю.

Взгляд, который я при этом подарила Крису, был… очень многообещающий.

– Давайте вернемся к разговору о злодеях, – Малыш Уин также принял мою глазограмму, расшифровать ее, естественно, не сумел, но на всякий случай испугался за здоровье партнера и решил повернуть разговор в прежнее русло. – Согласимся с дамами – дерьмовые уроды и альт… альт…

– Альтруисты.

– …и доброжелатели являются различными категориями. Так какая же из них более неприятна?

– Сложный вопрос. Это, – заметил Рысьев, – примерно как с оркскими памятниками. Свои победы орки отмечают, возводя пирамиды либо из черепов убитых врагов, либо из экскрементов… уже собственных. Не знаю, как вы, но лично я не могу сказать, что первое из этих произведений монументально искусства для меня хоть в чем-то предпочтительнее второго.

– Не знала, – усмехнулась я, – что вы, граф еще и знаток оркских обычаев.

– В крайне незначительной степени, – вздохнул вампир. – Знакомство сие имело место в далеком прошлом. И было вызвано исключительно желанием проверить одну модную научную теорию… Кстати, насколько мне известно, в наши дни еще более популярную.

– Что за теория?

– Большинство современных исследователей, – сказал вампир, – склонны полагать, что трубой Навина на самом деле являлось хоровое пение отрядов наемников-орков, каковых в иудейской армии числилось изрядное количество.

– Не могу сказать, что считаю себя большим специалистом по этому вопросу, – скривился мой муж, – но пару раз мне это пение слышать приходилось… и должен сказать, вполне могу поверить, что из-за него могут рухнуть стены крепости.

– К слову, – странный изгиб подвесившегося к потолку вампира должен был, догадалась я, обозначать всего-навсего манерный поклон в сторону Криса, – если кто из присутствующих и может по праву называться знатоком оркского быта…

– Нет, я не знаток, а практик, – сказал мой муж. – До того как стал проводником, все мои знания о зеленошкурых исчерпывались сведениями о том, что это бесчисленные орды узкоглазых полузверей, длинноруких согнувшихся бестий, которые регулярно устраивают набеги, топчут посевы, жгут дома, насилуют крупный рогатый скот, ну и, само собой, убивают.

– Всех? – зачем-то уточнила Роника.

– Всех.

– В Пограничье ты узнал о них больше.

– Ага, – мрачно кивнул Крис, – Я узнал, что эти слухи были сильно преуменьшены.

– Как-то раз, – Малыш с задумчивым видом провел сначала по правому нагрудному карману куртки, затем по левому, вытащил сигару, пару секунд сосредоточенно глядел на нее, а затем с тяжелым вздохом вложил обратно, – наш общий друг Старший Шаман гоблинов Кривого Ручья Ыыгыр Ойхо Третий очень кратко и, на мой скромный взгляд, весьма точно сформулировал жизненное кредо орка. Помнишь, партнер?

– Кратко эта формулировка звучит, только если вымарать из нее все непристойности, – сказал Крис. – Тогда получается что-то вроде: когда орк не сражается, он либо думает о войне, либо спит, либо помер.

– Думаешь, он… – начал Уин и осекся, когда его слова заглушил лязг отпираемого люка.

– Советник Уин, – просунувшаяся в отсек гномья голова обладала одной, невиданной мной доселе особенностью: короткая круглая бороденка едва-едва перешагнула в звание таковой из разряда «пушок», зато ухоженные белые усы свешивались почти до палубы. – Капитан просит вас пройти в рубку. Немедленно.

– Что скажешь?

– А можно, – медленно произнес Малыш, – сначала услышать мнение остальных?

– Остальные уже высказались! – рявкнул вексиль-шкипер. – А сейчас мне интересно именно твое мнение, стороннее и, соответственно, непредвзятое.

– Боюсь, толку тебе от него будет немного, – вздохнул полукровка. – Представления не имею, что бы это могло быть.

Объект их обсуждения занимал собой примерно два дюйма в «аквариуме» сканерной проекции и представлял собой нечто… решительно ни на что не похожее. А именно – шевелящуюся средней бесформенности белесую массу из пузырьков и жгутиков.

Уин подумал, что одну вещь он все-таки сказать мог бы – поведать Викки, что это крохотное непонятно что, которое на самом деле, если принять во внимание масштабы проекции, было раза в три больше субмарины… так вот, единственной ощутимой эмоцией, которую это непонятно что вызывало, являлось сильнейшее омерзение. И дело было даже не в том, что непонятная штуковина если что и напоминала, то лишь клубок червей – в конце концов, черви входят в большую часть блюд традиционной гномьей кухни, а некоторые их виды и вовсе почитаются указанной кухней за деликатесы.

– Давно эта дрянь появилась? – спросил он.

– Почти сразу, как ты ушел, – вздернув бороду, вексиль-шкипер аккуратно дозавернул воротник свитера. – И не отстает, вцепилась, словно репей в собачий хвост.

– То есть, – уточнил Малыш, – оно, как минимум, живое?

– Совсем не факт, – живо откликнулся штурман. – С тем же успехом этот… кхм, феномен может оказаться неизвестным доселе глубоководным демоном.

– Акустик?

– Оно… булькает, – наполовину высунувшись из своего закутка, сообщил Спутч.

Глядя на его побледневшее лицо, Малыш подумал, что издаваемые пузыристой массой звуки были, похоже, куда более отвратными, чем ее вид, – и следующая реплика акустика его догадку подтвердила.

– Командир, оно… меня щас вывернет.

– Спутч, – почти ласково произнес Викки, – в тот момент, когда меня заинтересует твое самочувствие, обещаю – ты узнаешь об этом первый. А пока… дистанция?

– Шесть миль, приближается! – выпалил Спутч.

– Значит, не врет, – глядя на «аквариум», почти удивленно констатировал вексиль-шкипер. – Ну что ж ты такое, а?

– Кэп, – осторожно сказал старпом, – может, кормовые пора зарядить?

– Чем? – резко развернулся к нему Викки. – Чем, Иезекия? Твоими старыми сапогами?

Последовавший взрыв хохота был слышен за три отсека от рубки.

– О-о, нет, это слишком, – провыл сквозь смех штурман. – Их жуткая поражающая сила… не знаю, как эта тварь, но вся рыба на пять миль вокруг передохнет наверняка. Планктон и тот не уцелеет.

– Ладно, посмеялись, и довольно! У кого есть мысли, чем по этой твари бить?

– А надо? – вполголоса поинтересовался Уин.

Вексиль-шкипер задумчиво пригладил бороду.

– Она нагоняет нас. И я не хочу проверять, окажется ли наш корпус прочнее, чем зубы… или чего там у нее есть.

– А с чего ты решил, – медленно произнес Малыш, – что она нагоняет именно нас?

– С того, – Викки ткнул рукой на «аквариум», – что показывает наш новый друг. Зараза прет точно на нас.

– М-м-м… курс с момента ее появления менялся?

– Кстати, – взгляд вексиль-шкипера Малыш после короткого раздумья классифицировал как сосредоточенное удивление, – нет. Старпом…

– Кэп?

– Идем вниз на пятьдесят.

– Понял. – Обернувшись к двум гномам у стены, старпом протрещал команду, явно состоявшую из нескольких фраз, однако различить в этом «витьрулидифферентнаноссе» отдельные слова Малыш не сумел. Матросам же, судя по последовавшему каскаду щелчков, переключений и вращений полдюжины разнокалиберных маховичков, это удалось без труда.

– Курс?

– Пока прежний. И увеличить ход до полного.

– Принято… Капитан!!!

Восклицание старпома на самом деле относилось не столько к вексиль-шкиперу, сколько к пузырчатому нечто. Была ли то реакция на их маневр, или у твари просто зачесалась одна из ложноножек – но червивый клубок озарился изнутри сиреневой вспышки, исчез и мигом позже возник вновь, наполовину сократив расстояние между собой и субмариной.

– Та-ак… – медленно процедил Викки. – Значит, так…

– Телепортируется…

– Капитан, может…

– Руль право сорок! – отрывисто рявкнул вексиль-шкипер. – Носовые торпедные – к бою!

– Есть – к бою!

– Первый-четвертый – «дуболомы», второй-пятый – «серебрянки», доложить по готовности!

Субмарина разворачивалась на полном ходу – и боковое ускорение вполне ощутимо норовило прижать Малыша к переборке. Качнувшись, полукровка рефлекторно схватился за масляно поблескивавший рычаг над головой, но тут же отдернул руку – случайный рывок мог обойтись ему дороже, чем укус сотни скорпионов.

– Аппараты готовы!

– Акустик!

– Дистанция полторы, быстро сокращается.

– Руль прямо, ход – малый назад! Аппараты на «товсь»…

– Ну же…

– Первый-четвертый, – сосредоточенно глядя на пузырившийся клубок в «аквариуме», почти ласково пропел Викки, – пли!

Две тонкие темные спички оторвались от носа подлодки и быстро заскользили вперед.

– Есть!

– …второй-пятый… пли!

Эти спички были чуть меньше и заметно светлее своих предшественниц.

«Интересно, чего Пит надеется достичь „дуболомами“, – подумал Малыш, – хотя даже я знаю…»

– «Дуболомам», – вполголоса скомандовал Викки, – подрыв!

На месте темных спичек вспух сдвоенный багрово-черный комок – а двумя секундами позже палуба субмарины дернулась, словно встающая на дыбы лошадь.

Малыш упал сравнительно удачно – на зад, причем собственный. Правда, он вдобавок здорово приложился спиной о какую-то трубу, но в целом, судя по разносящимся из разных углов рубки стонам и сдавленным проклятиям, вполне мог числить себя среди наименее пострадавших.

– Глядите!..

Таинственному нечто взрыв доставил не больше удовольствия, чем экипажу субмарины, – ударной волной снесло большую часть пузырей. Обнажившаяся при этом тварь – полукровка так и не успел разглядеть ее толком, зафиксировав в памяти лишь отдельные детали вроде пучка щупалец, лакового сверкания панциря, глаза, горящего черным огнем, – замерла, то ли оглушенная, то ли просто озадаченная отпором со стороны своей будущей добычи.

Миг спустя в нее врезались обе серебристые спички – и, пронзив толщу воды и металл, корпуса, под черепа моряков ввинтился жуткий, пронзительно-надрывный, полный боли, ярости и бесконечной чуждости вопль.

– Чтоб меня Тонатиу сожрал, – схватившись за лоб, простонала Бренда. – Кого там подстрелили чертовы коротышки? Самого Сатану?

– Не думаю, – возразил с потолка Рысьев. – Многое, конечно, указывает на то, что издавшая сей рык сущность не принадлежит к нашему Миру и призвана в него силами…

– Граф, заткнитесь!

Кое-как поднявшись, вернее сказать, выкопавшись из-под горы багажа – проклятые тюки явно вообразили себя жабами, причем не простыми, а чемпионами болота по прыжкам, – я прополз по склону вышеупомянутой горы к люку. Но стоило мне взяться за отпирательный штурвальчик, как из дальнего конца донесся голос Роники:

– Не советую.

– Чего?

– Открывать люк.

– Должны же мы узнать, что, черт возьми, за хрень происходит!

– Хотелось бы. – Судя по звуку, наемница пыталась протиснуться мимо завала в середине отсека, Пока что получалось у нее не очень. – Но учти, мы сейчас орк знает на какой глубине. Новость о том, что там, за люком, вода, я бы предпочла не получать – и тебе не советую.

Нас встряхнуло. И еще раз. Словно мчащаяся во весь опор карета налетела на лежащее поперек дороги бревно.

– Ну, можно приоткрыть совсем узкую щель… – начал было я и осекся.

– Ты – каменный голем? – голос Роники так явственно сочился ядом, что хоть собирай его в склянки для последующей продажи в аптеке, оптом, по сорок центов за унцию. – Нет? Тогда водица, что ворвется в эту совсем узкую щель – которая сразу же перестанет быть узкой, – сразу размажет тебя по переборке. А следом и всех остальных.

– При всем уважении к вам, мисс Тамм, – неожиданно пришел мне на подмогу вампир, – изображенную вами ужасную картину лично я полагаю маловероятной. Хотя предмет вашей с Кристофером дискуссии и не пропускает воду, он, как и всякий прочий металл, неплохо передает звуки, а поскольку до сего дня у меня не было причин жаловаться на слабость моих ушей, рискну предположить, что разрушение нашего корабля не прошло бы…

Эта встряска была куда сильнее предыдущих – меня швырнуло даже не на переборку, а в угол между нею и потолком. Затем меня пробрал холод, жуткий, почти непереносимый холод – никогда прежде не чувствовал ничего даже отдаленно похожего. Не знаю, с чем и сравнить. Словно меня на манер Прометея приковали к айсбергу, а вместо орла явился ветер из давешнего шторма. В уши ударила… кажется, это называется калифорния… а, вспомнил, какофония. Совершенно оглушительная какофония, в которой преобладали хруст, вой, плач и скрежет.

Потом я упал обратно вниз, и сверху на меня радостно прыгнули сразу четыре тюка – для них, похоже, жабы были уже пройденным этапом. Эти мешки воображали себя, по меньшей мере, мексиканскими львами.

Бренда начала ругаться.

Один тюк – тот, что удобно разлегся у меня на голове, – мне кое-как удалось спихнуть. Теперь я мог видеть хоть что-то. «Хоть что-то» включало в себя главным образом висевшего на потолке Рысьева. Граф с крайне озабоченным видом ощупывал свою левую скулу. На мой взгляд, в украшавшей ее ссадине не было ничего необычного, хотя… кровавая ссадина у вампира?

– Вы эти звуки хотели услышать, мистер кровосос? – донесся голос Бренды.

– Мисс, я…

– Николай! Заткнитесь и гляньте, не перекосило ли к оркам эту чертову дверь!

Я говорил уже, что моя жена, когда хочет, умеет быть очень убедительной? А хочет она этого всегда. Ну… почти всегда.

А еще она часто оказывается права, особенно когда речь идет о возможных неприятных последствиях. Слишком, на мой вкус, часто. Или это просто мы с ней слишком часто влипаем в ситуации с неприятными последствиями?

Вот и сейчас скрежет со стороны люка донесся раньше, чем вампир успел отклеиться от потолка. Чертовски противный звук.

Самое время пожалеть, что не сообразил выпросить у да Косты заклинание его дедушки-флибустьера, то, которое для подводного плавания. Не сообразил… выпросить… у да Косты… амулет!

– Бренда! Амулет!

– Сейчас…

– Может, сначала все же посмотрим, кто войдет? – предположил Рысьев.

– Граф, вас, видно, крепко приложило затылком? Войдет ВОДА!

– Не уверен, – спокойно возразил вампир. – Вряд ли вода научилась самостоятельно откручивать кремальеру.

– Какого…

– Дкхугш ваар, да помогите же мне! – вступил в беседу новый участник.

Малыш Уин был от макушки до каблуков сапог облеплен какой-то остро пахнущей зеленой пеной, сквозь которую виднелась порядком обгорелая куртка. Брюки, насколько я мог видеть, пострадали меньше, а вот бородка… думаю, компаньону стоит вновь начать бриться.

– Ну же…

Бренда оказалась быстрее меня – в результате меня вновь завалило тюками, выбраться из-под которых я сумел как раз в тот миг, когда в прокопанный моей женой проход в завале протиснулись Рысьев и Малыш, волочившие кого-то третьего, а также полсотни фунтов дыма.

– Люк… кха-кха-кха… задрайте… – прохрипел Уин.

– Какого хрена творится? – вопрос Роники был хоть и не совсем правилен с точки зрения культуры речи, но, по моему мнению, прозвучал чертовски уместно.

– Тварь… – присевший на мешок Малыш снова закашлялся. – Атаковали торпедами… попали… она ударила в ответ.

– Чем?

– Не знаю… промахнулась. Телепортнулась ближе – мы развернулись… шесть торпед из носовых… «серебрянки»… в упор. Одновременно… на этот раз.

– Мы тонем?

– Да… нет… орк знает… какая-то хренова магия… пробило ограждающие чары. Корпус цел… прошло по отсекам… черные молнии… а-а, Тралла забодай!

– Малыш, спокойнее, спокойнее…

– Да спокоен я! – вскочив, рявкнул мой компаньон. – Как тролль окаменевший спокоен!

– Тварь-то хоть убили?

– Похоже, – устало отозвался полукровка. – Разворотило ее капитально. Пока «аквариум» не сдох было видно – тонула… вроде бы без всяких конвульсий, как приличному трупу и положено.

– Аквариум?

– Штука такая… – взмахом рук Малыш попытался показать эту самую штуку. – Ы… и ы… магическая фигня.

– Понятно. А мы что?

– Я ж говорю – молнии! Прошлись от носа до кормы, треть экипажа выкосило наповал, еще треть, как этот, – полукровка мотнул подбородком в сторону тела на соседнем мешке, – в отключке. Плюс какая-то дрянь по левому краю. Механика пошла сыпаться… каскадно, одно за другим. Старпом, кха-кха-кха, велел, чтоб я не путался под ногами… этого – за шиворот… и к вам.

– Это Викки? – Роника, присев рядом, неуверенно коснулась плеча лежащего. – Что с ним?

– Попал под лошадь.

– Что?

– Что-что, – передразнил наемницу Малыш, – сама не видишь, что ли? Шарахнуло, его… хренью какой-то магической… и куском трубы… по макушке!

– Он жив?

– Пока тащил – вроде дышал, – устало отозвался Уин. – Может, и зря, – чуть подумав, добавив он. – Дым это проклятый… говорил я им – пробкой надо было отделывать! Нет, последнее слово алхимии, последнее слово алхимии, выдерживает открытое пламя в течение двадцати минут… как же! Пламя-то оно выдерживает – но коли уж загорелось само!..

– Согласен, пахнет этот дым довольно ядовито, – сказал Рысьев. – А что…

Этот удар был самым сильным из всех. Я снова воспарил к потолку, – вышло мягче, чем в прошлый раз, поскольку между мной и сталью оказалось минимум два тюка, – а потом мы все дружно посыпались вниз. Низом у ставшего на дыбы отсека теперь считался бывший дальний конец, и лететь до него было далеко.

Вдобавок погас свет.

Следующие полминуты я очень живо ощущал себя кубиком льда в фирменном коктейле хозяина «Одноглазого эльфа». Фредди никогда не тряс его меньше чем полминуты – он, как и большинство его сородичей-троллей, был существом основательным. Потом где-то совсем близко раздался глухой рявк, и тряска закончилась. Взамен появилось – по крайней мере, у меня – странное ощущение, до сего дня испытанное лишь однажды, в Нью-Йорке. Лиз тогда возжелала осмотреть тамошний Город Гномов, а спускаться и подниматься назад нам выпало на очередном венце технического прогресса – скоростном подъемнике, который управлявший им машинист поименовал лифтом, видимо, в качестве иронии над продукцией «Компании паровых поднимателей Отиса».

– Эй! – донесся откуда-то из-под моей поясницы неуверенный возглас. – Есть кто живой?

– Допустим, – отозвались сверху. – Формально, правда, я не очень-то вправе претендовать…

– Мистер кровосос!

– Да, мисс?

– Чтоб вы сдохли!

– Боюсь, мисс, что в силу тех же причин несколько затруднительно…

– Николай! – Русский, насколько я мог разглядеть «колдовским оком», по-прежнему висел, прилепившись к потолку… бывшему потолку, ставшему теперь одной из стен. – Затк… лучше помолчите!

– Разве что, – вывернув голову, я все равно не смог разглядеть Бренду, но, судя по голосу, ее голова находилась где-то в районе моих колен, – он объяснит, что с нами происходит!

– Поскольку, – холодно произнес вампир, – прорицательских способностей за собой не числю, объяснить не смогу. Могу лишь высказать предположение.

– Ну?! Что замолчали?! Хотите, на колени стану? Не видно, правда, ни хрена…

– Темнота мне не помеха, вас я вижу отлично, – сказал Рысьев, – но все равно, спасибо, не надо. Догадками своими я поделюсь и без подобных жертв.

– Так делитесь!

– Мощный взрыв в носовой части. – Оттолкнувшись рукой, вампир встал – привычное, в общем-то, зрелище, если забыть о том, что стоящий упирается каблуками в почти вертикальную стену, – и неторопливо зашагал вниз. – Вызвал разрушение корпуса нашего корабля. К нашему счастью, отсек, в котором мы находимся, сохранил целостность конструкции и сейчас направляется к поверхности.

– Николай, вы… – Проклятье, желание быть вежливым все же имеет куда больше видимых недостатков, чем скрытых достоинств. – Вы не могли бы сказать что-нибудь менее очевидное?

– А с отсеком-то нам и вправду повезло, – заметила Бренда. – Так аккуратно выломался.

– Мисс, это ваше «повезло», – голос Малыша был сух и спокоен, – именуется «пиропатроны».

– Непременно запомню.

– Граф, а вы точно уверены, что мы всплываем, а не тонем? – спросила Бренда.

– Совершенно. На нас работает не что-нибудь – давление океанских глубин. Вы ведь чувствуете ускорение, не так ли? Уверен, мы вот-вот вылетим наверх, словно пробка от шампанского.

Последние слова Рысьева мне отчего-то сильно не понравились. Понять причину этой неприязни сходу я не сумел и потому попытался подумать еще раз, вслух.

– Николай, насчет пробки… вы это серьезно?

– В каком смысле? – недоуменно спросил русский.

– Ну, то, что мы сейчас вылетим, словно пробка?

– Да, а что, собственно, вас смущает?

– Понимаете, – сказал я, – вам, наверное, пришлось открывать куда большее количество бутылок с шампанским, чем мне. Но кое-какой опыт по этой части у меня все же имеется. И, если я правильно помню, пробка из бутылки стреляет достаточно сильно.

– Конечно. Помню, – мечтательно произнес вампир, – на званом обеде у господина N юный корнет Оболенский умудрился попасть пробкой в люстру. Хрустальная, на полсотни свечей, бедный N выписал ее из Парижа, и доставили за день до торжества. С тех пор Оболенскому поручали разливать только вино – люстру пришлось оплачивать из полковой кассы. Очень, очень тонкая работа, игра света была просто потрясающа, и вот… злосчастная пробка учинила среди этого великолепия подлинное опустошение. Вдобавок свечи, как и следовало ожидать упали вниз. Платья же находившихся за столом дам, как и парики их кавалеров, были, как несложно догадаться…

– Любимый, – укоризненно сказала Бренда, – их сиятельство, если не заткнуть фонтан его красноречия, может разглагольствовать на понравившуюся тему часами. Ты знаешь это не хуже меня, так что, милый, хочешь что-то сказать – говори!

– Просто подумал, – неуверенно начал я, – если мы сейчас и в самом деле точно пробка… большая… Очень быстро всплываем… а потом?

– А что пото… дерьмо!

Вы когда-нибудь видели, как прыгают киты? Нет, не те киты, которые приходят о восьми лапах после пары затяжек орочьей травки или дюжины стаканчиков кактусовой мухоморовки. Реальные киты, те самые, что пускают фонтаны и запросто могут сожрать слона на завтрак, а мумака – на обед.

Они – прыгают. Их огромные синие туши вырываются из-под воды, взмывают вверх – так что между кончиком хвоста и волной получается никак не меньше десятка футов, – а затем величаво рушатся обратно в океан. Не детвора, а именно взрослые киты.

Зачем они это делают – я не знаю. Говорят, что среди всяких горячих и не очень течений попадаются куда более занятные, например, винные или коньячные, и вот когда киты натыкаются на них… лично я в эту легенду не верю. Разумные расы, не почитавшие мореплавание признаком слабоумия, бороздят океаны не первую эпоху, Давно бы уже кто-нибудь наткнулся на такой вот источник, разболтал… а потом протянули бы к указанному источнику трубопровод.

С другой стороны, так хочется иногда верить в то, что счастье – есть! Ведь отчего-то же киты прыгают!

Впрочем, уверен, что, окажись поблизости от всплывающего отсека сторонний наблюдатель, он, не задумываясь, подтвердил бы – по части прыжков из воды гномья жестянка даст фору любым китам.

Пока мы летели, я успел подумать – нам с Брендой, похоже, не очень везет с гномьими изобретениями. Точнее, с теми из них, которые берутся за нашу транспортировку. Воздушный корабль, подводный корабль… пока лишь «Принцессе Иллике», хоть и изрядно потрепанной штормом, все же удалось доставить семейство Ханко к цели. Или это сказалось отсутствие Малыша Уина?

Потом мы начали падать.

– Что ты там говорил про случайности?

– Но, монсеньор…

– Гнейс, еще одна такая случайность, и я… нет, пожалуй, я сам ничего с тобой делать не буду. А вот наш добрый доктор Лиммеле…

– Монсеньор!

Несмотря на охвативший его ужас, вампир все же успел подумать, что, оставайся он человеком, уславшему пол кабинета роскошному персидскому ковру угрожала бы сейчас серьезная опасность… и этого Хозяин ему точно бы не простил.

– Это и в самом деле была чистейшая случайность! Вам же известно, насколько ограниченны наши возможности слежения за глубоководными объектами! И потом, ведь нужда в кеджаа уже отпала!

– Только это тебя и спасает, – буркнул сидящий в кресле.