Глава двадцать третья
Учебно-тренировочный лагерь аггров, предназначенный для выращивания и специализации «курсантов», готовящихся работать на Земле, располагался в прелестном местечке. Значительно южнее Главной Базы, в со вкусом подобранной горной долине, отделенной от господствующей вокруг лесостепи несколькими рядами возвышенностей. Поначалу это были типичные сопки по триста-четыреста метров высотой, за ними шли горки посерьезнее, ближе к километру, заросшие аналогами наших дубов, буков, каштанов и тому подобного. В ботанике я не силен. А последний «рубеж обороны» представляли уже настоящие скальные хребты, покрытые хвойными лесами, переходящими в альпийские луга. Даже снеговые шапки на некоторых пиках имелись.
Сама же долина, площадью не меньше ста квадратных километров, являла собой нерукотворный рай. Защищенная от регулярных ураганов, зимних и летних, с собственным микроклиматом, аналогичным, скажем, Кисловодскому, пересеченная речками и ручьями, мирно текущими среди лугов и рощ, она, несомненно, могла соперничать с лучшими курортами Европы и обеих Америк. Все, что угодно, здесь имелось, за исключением моря.
Для того ее и выбрали основоположники, чтобы переведенные в выпускной класс курсанты после тесных помещений и мрачного колорита станции немедленно прониклись любовью и восхищением к своей будущей «родине», то есть – «территории внедрения». Для поживших здесь несколько месяцев не было страшнее наказания за нерадивость и нарушение правил внутреннего распорядка, чем отчисление с переводом в рабочий персонал Базы. Это много хуже, чем из Императорского Морского корпуса – на флот рядовым матросом.
Сильвия и Ирина нам кое-что рассказывали о своем «кадетско-юнкерском» прошлом. Но не так уж много. То, что захотели, а главное – что смогли вспомнить. Память им после выпуска прилично подсократили, для пользы дела…
Парой флигеров, идущих классическим боевым порядком, мы облетели долину по периметру, убедились, что за исключением двух условно-проходимых в летнее время перевалов она полностью отрезана от внешнего мира. Сужающейся спиралью вышли к центру, заметив по пути несколько коттеджных поселков, выстроенных по единому плану – два-три десятка домиков, сосредоточенных вокруг многоэтажного корпуса. Архитектура построек – абсолютно земная, но стилистически и хронологически в каждом селении разная.
То место, куда мы направлялись, напомнило мне одновременно Домбай и Гран-Каньон-вилледж, штат Аризона, чудесный городок над всемирно известным шрамом на теле Северной Америки. Только чересчур тихо, безлюдно здесь было, словно поступило тревожное предупреждение и все живое спряталось в ожидании бомбежки.
Автопилоты флигеров вывели к площадке, где следовало приземляться, и ведущий Левашов сделал это с шиком. Заход на высокой скорости, торможение и вертикальная посадка на «три точки», метр в метр, едва не задев хвостом вышедшего встречать Лихарева. Мы посадили свои аппараты рядом.
Вытащили из салона оружие и амуницию, обменялись с Валентином рукопожатиями, пошли вслед за ним по вымощенной желтым кирпичом дорожке между низкими, но чрезвычайно развесистыми японскими соснами.
Ощущение было, как у пассажиров поезда Новосибирск – Сочи, вышедших на перроне конечной станции в январе, из домашних минус двадцати внезапно попав в такой же плюс. Причем впервые в жизни! По профсоюзной путевке. Жарко, со всех сторон овевают запахи субтропических растений. Все, что надето на тебе и что тащишь в руках, кажется тяжелым, неудобным и каким-то бессмысленным.
Валентин, на мой взгляд, в нынешней роли слегка недотягивал. До отведенного нам домика вел молча. Как всегда стройный, твердо ступающий по земле, с выразительным, мужественным лицом, уверенный в себе и старающийся показать – что было, то прошло, а сейчас мы на равных. В лучшем для нас случае. Но все – очень слишком. Дефект подготовки, если он «второй», или – последствия перенесенной душевной травмы, если – «тот самый». Оно ведь давным-давно понятно, что почем и кто есть кто. Так зачем сейчас то ли незабытую обиду демонстрировать, то ли цену себе набивать? И как такой человек в окружении Сталина много лет удерживался?
Ему бы нас встретить раскованно, весело, с излишним, может быть, радушием и балагурством. Как же, старые друзья-товарищи, сто лет не виделись, если и было что не так – наплевать и забыть, а сейчас-то! Вы мои гости, и враг у нас общий, так что же делить теперь? Живы все, вот главное, и поживем дальше, и с размахом…
Коттедж, к которому мы пришли, был хороший. Далеко не хижина Айртона, где несчастному пирату пришлось коротать (или – мотать) отмеренный срок.
Двухэтажный, с очень высоким, обложенным диким камнем цоколем. Внизу – прихожая и хозяйственные помещения. Наверху просторный холл, три спальни, все удобства и глубокая лоджия. Вышел я на нее, свалив тяжелые военные доспехи посреди комнаты, осмотрелся. Темно-зеленые лапы сосен достают почти до перил, редко расставленные чешуйчатые стволы покрывают крутой склон, нисходящий к отблескивающей голубым серебром речке, птички всякие верещат, чирикают и посвистывают вокруг. И запахи! В ином состоянии и настроении я ощутил бы всю прелесть этого местечка. Но сейчас и курортный пейзаж вызывал раздражение, если не отвращение. От всего: от красот природы, от разговоров с друзьями, от любой мысли меня отчетливо мутило. Наверное, так может себя ощущать человек, очутившийся в бурном море на утлом суденышке. Ко всем прелестям морской болезни добавляется животный страх перед волнами, каждая из которых может оказаться пресловутым «девятым валом».
Другое дело, что как раз страха я не испытывал. Жизнь – копейка, и цепляться за нее нет никаких веских оснований. Похожее настроение бывает, когда тебя в демонстративно-оскорбительной форме посылает куда подальше твоя первая любовь… Кто не пережил, не поймет, и передать такое невозможно.
Но и на этот безнадежный случай есть лекарство:
…Когда вокруг свищут пули,
Когда волны ломают борта,
Я учу их, как не бояться,
Не бояться и делать что надо.
И когда женщина с прекрасным лицом,
Единственно дорогим во вселенной,
Скажет: «Я не люблю вас»,
Я учу их, как улыбнуться,
И уйти, и не возвращаться больше… .
Была надежда, что после уничтожения «медузы» наведенная дуггурами порча пройдет, но – не случилось. Потом я стал уговаривать себя, что психическая контузия так быстро не проходит. Вот освоимся здесь немного, отдохнем, выпьем как следует, тогда и отпустит.
Час, два, сутки потерпеть, наверное, можно, раз все равно деваться некуда…
Подышал, закурил, само собой. Легким движением руки подозвал стоявшего у двери между холлом и спальнями Лихарева.
Ребята в тот момент стягивали надоевшие унты, неуместные здесь кожаные штаны и куртки. Спорили, кто первый отправится в душ.
– Что скажешь по делу, товарищ начальник?
– Смотря что вы хотите услышать, Андрей Дмитриевич…
– Тебе не кажется, что… дурака валять больше не нужно?
Чуть было не сказал вместо паузы: «Вам здесь», – но вовремя сдержался и даже изменил тональность. На самом деле, в таком чудесном месте, вырвавшись из тяжелого боя, начинать резкий разговор с непонятно кем, являющимся в данный момент подобием человека? Мои проблемы – мои, а на людях нужно держать фасон.
– Как вы были правы, Андрей Дмитриевич, – сказал Валентин, садясь в плетеное кресло и любезно подвигая мне такое же.
– Не берусь спорить. А в чем же конкретно?
– Последний мой умный поступок – это побег из тридцать восьмого! Все остальное действительно было лишнее!
– Не берусь спорить… – демонстративно повторил я.
Знал бы этот красавец-герой, любимец звезд немого, а потом и звукового советского кино, а также актрис московских театров, что никуда он не убежал, а продолжает где-то там влачить предписанное существование. Как и я, поступивший не на филфак, а в Институт Советской армии (была такая мысль), не встретивший Ирину, получивший удар финкой между ребер, а не поперек (тоже было). Как Сашка, умерший в грязной палате районного стационара для бедных…
Ну и какая нам разница?
– Прикажете заказать ужин? Вы, наверное, очень устали? – спросил Валентин, как положено хозяину.
– Устали – не то слово. Остолбенело все! А физических сил еще на две полноценных войны хватит.
– Горжусь, что встретил таких мужчин, как вы…
– Не перебирай, товарищ военинженер и сотрудник Особого сектора. Незачем. Имеешь что по делу сказать – говори. Нет – приглашай к столам. Кроме мадам Дайяны, девочки будут, с выпускного курса?
– Интересуетесь?
Ужасно захотелось послать его по всем предусмотренным большим флотским загибом местам. Кем бы он ни был, но проговориться – проговорился.
Слегка кашлянув, словно прочищая горло перед нужными словами, я медленно взял очередную сигарету, не спеша размял, поднес к губам, пристально глядя на собеседника.
Он торопливо похлопал по карманам, нашел в брючном зажигалку, чиркнул и поднес огонька.
Пару затяжек я сделал молча, глядя на зелень за ограждением лоджии, с таким видом, будто вообще никакого Лихарева напротив меня не было. Хорошо, что Сашка с Олегом душем, а то и джакузи увлеклись. Лишние при нашем странном разговоре не требовались.
– Вот теперь верю, что это вы, Андрей Дмитриевич, – сказал наконец Валентин. – Не представляете, как нам здесь трудно…
– Так и не хрена было затеваться, – без улыбки ответил я. – А то не знал, с кем дело имеешь…
– Так откуда же, Андрей Дмитриевич? – только что не прижал он руки к груди театральным жестом. – С Шульгиным-Шестаковым вашим конфликт счел за неудачный эпизод, бывает ведь? В Пятигорске чуть посложнее, но тоже в пределах допустимого. Если в очко играть – у меня на руке двадцать, кто пасовать станет? А у вас не двадцать одно даже оказалось, а два туза…
– Не очко меня сгубило, а к одиннадцати туз, – назидательно сказал я.
– Согласен, – кивнул Лихарев. – Так ужинать будем?
– Всенепременно. Сейчас тоже душ приму, потом расстарайся насчет приличной одежды, можно и смокинги. И позовешь. Думаю, есть о чем поговорить… Хозяйка будет?
– Как же без нее?
– Тогда ответь на последний вопрос. Имея в виду, что ответ я на него почти наверняка знаю. Просто окончательную ясность внести… Как ты здесь очутился раньше нас, если Лариса тебя всего три дня назад в Пятигорске видела? И каким образом? Или ты – не ты, а тот, кто встречался с Шульгиным в форте прошлый раз. Вместе с Дайяной?
Лихарев рассмеялся. С облегчением, как мне показалось. Он ждал чего-то более сложного или опасного?
– Да я это, я, Андрей Дмитриевич. Я тоже Ларису Юрьевну видел и могу рассказать: где, при каких обстоятельствах, о чем говорили, с кем был я и с кем она. Проверяйте… Насчет способа – тем же самым, что я и Александр Иванович попали в форт на встречу с «хозяйкой». Не моя компетенция. Она меня вызвала ввиду чрезвычайных обстоятельств. Думаю, нарушением прежней договоренности с вами это не является. Тем более если бы не наша неожиданная сегодняшняя встреча, моя «самоволка»…
– Достаточно. После договорим…
Мне опять все стало безразлично. Так оно, не так – какая разница. А стилистикой Валентин владеет. «Самоволка» – хорошо сказано. За самоволку положено максимум несколько дней «губы», а вот за побег из-под подписки о невыезде можно и в СИЗО загреметь, на срок, ограниченный только волей следователя и прокурора.
Ужин нам накрыли хороший, с любой точки зрения. По месту – на плоской крыше соседнего здания, где вертикальные завесы из потоков теплого воздуха надежно защищали от леденящих порывов с гор, не мешая наслаждаться ощущением открытого пространства. И меню лежало под рукой, потолще телефонной книги. Да нам, суровым солдатам, никаких излишеств давно не требуется. Зачем нам сычуаньские салаты и рыба фугу в собственном соку? Что может быть лучше классно приготовленного бефстроганова с густым соусом и хрустящей картофельной соломкой на отдельной тарелочке? К нему – соленые рыжики и красные помидоры бочкового засола, по-дальневосточному, переложенные всеми там произрастающими специями.
Мадам Дайяна, как всегда прелестная и соблазнительная своими формами, опять одетая в сари из семи метров прозрачного алого шелка, сидела во главе стола, спиной к долине. Наверное, ее все-таки некогда готовили к работе в Индии, а уже потом перебросили на другое направление. Но привычка осталась.
Девочки-курсантки присутствовали во всей красе, выполняя обязанности официанток. Одетые, как стюардессы семидесятых годов, только не в синих костюмчиках, а почему-то в ярко-оранжевых. Но тоже! Юбки – мини, жакеты, обтягивающие впечатляющие формы, ноги – посмотри, и можно умирать! Блондинки, шатенки – и у всех роскошные волосы ниже плеч. А лица… Любая из них на Земле без проблем стала бы суперзвездой хоть кино, хоть подиума. Аггры в своем репертуаре! Так и не сообразили, что агентессы могут быть и невзрачными серыми мышками. Впрочем, это смотря на что ставка делается.
Бесшумно мелькая вокруг нас, подавая, убирая, с изящным полупоклоном наполняя бокалы, ни одна из них не произнесла ни слова, не улыбнулась даже. А зря…
Предварительные фразы застольного разговора опускаем. Сплошная банальщина. Шутили, исходя из степени подготовленности собеседников к нашему юмору, с живописными подробностями рассказывали о боях с монстрами. В нашем изложении эти эпизоды тоже выглядели скорее забавными, чем страшными. Совершенно в стиле кавказских офицеров, приезжавших на Кислые Воды после совсем не романтических стычек с горцами и позерствующих перед дочками генерала Верзилина, княгинями Верами и княжнами Мэри… О том, как там все было на самом деле, читайте «Валерик» Лермонтова или труды генерала Потто. Это не для салонов.
Дошло и до дела. Позже, когда милые девушки полностью обновили сервировку и накрыли положенное к вечернему чаю. Их очевидным образом воспитывали по схемам конца девятнадцатого – начала двадцатого века. К чему бы? Впрочем, догадался. То самое «встречное время». Уцелевшие элементы Станции продолжали скользить в прошлое, наше прошлое. Ирина готовилась в условно шестидесятые к работе в семидесятых. Лихарев в десятые, рассчитывая стать «особой, приближенной к новому императору» – в двадцатых. Сильвия – ту совсем учили для золотых десятилетий Викторианской эпохи. А этих, значит, рассчитывали внедрять между ними, Сильвией и Валентином. До того, как мы, с подачи Антона, разрушили всю конструкцию. И Дайяна теперь спешно переориентирует имеющиеся кадры для работы в иную эпоху, о чем свидетельствуют хотя бы наряды. Но базовые привычки тоже пока не изжиты. Только для какой работы? Что, если коллаборационистками при власти дуггуров, если они таки захватят какую-нибудь реальность? Почему и нет, раз она осталась последней посвященной, владеющей тайнами и способами управления Станцией, заветами Великого проекта.
Никому, кроме нее, уже не нужного.
Перед нами появились тарелки с многочисленными сортами сыров, колбас, иных холодных закусок, сладкие блюда и фрукты. Чай, кофе, прохладительные напитки и напитки крепкие, что тоже полагалось, – коньяки, ликеры от шестидесяти градусов до двадцати, пресловутый лафит, стакан которого любил предлагать всем желающим капитан Штоквич, комендант крепости Баязет. Сигары в ассортименте – наши вкусы хозяйка знала. Она и сама, следуя последней европейской моде, взяла солидных размеров «Гуантанамеру».
Пора было переходить к нелицеприятной сути.
– Зачем вы снова сюда пришли? – спросила аггрианка.
– А зачем вы нас ждали? – немедленно ответил Левашов. – Записочки писали. Сами бутылку в море бросили или капитан Немо за вас?
– Мы знали, что вы обязательно вернетесь, – примирительно ответил Лихарев. – Вы обещали. Но никто не ожидал, что вдруг совпадет… что начнется – такое…
– Ты нам писал, когда «такое» уже началось, – возразил Шульгин. – И у меня есть сильные подозрения, что твой аналог в тридцать восьмом ручку к этому приложил.
– Когда? – Лихарев явно не играл, он был откровенно удивлен.
– Будет случай – расскажу. Не я придумал все ваши «альтернативки».
– Зачем вы сегодня устроили бойню на Станции? – вмешалась Дайяна. – Мы изо всех сил старались не допустить ничего подобного…
– Чемберлен, Мюнхенское соглашение и так далее, – со всей доступной иронией ответил я. – Умиротворение агрессора. Не нужно лицемерить, мадам! Это неприятное твое качество я отметил при самой первой встрече. С вашими силами вы свободно могли пресечь агрессию в первый же час! Мы втроем навешали им от души, долго будут красными соплями отхаркиваться. А вы со всеми оборонительно-наступательными способностями сбежали в этот райский уголок. Да растерли бы их, как дерьмо сапогом, и вся забава… Бронеходы, флигеры, еще что-нибудь. Девочек своих в бой ввели! Хорошие ведь девочки, тренированные…
Я прихватил рукой за талию ближайшую, только что поставившую перед нами очередной, пыхающий паром кофейник. Она удивительно походила на встреченную мной в Гватемала-Сити кинооператоршу из малоизвестной миланской компании. Северные итальянки иногда бывают чрезвычайно хороши. Не то что всякие сицилианки, калабрийки и даже неаполитанки.
Правда, та Франческа (или – Франциска), подзабыл уже, была лет двадцати шести-семи, этой – от силы девятнадцать. На вид. Сколько на самом деле – не нам судить.
– Тебя как зовут? – спросил.
Девушка не то чтобы испуганным, но вопрошающе-настороженным взглядом обратилась к Дайяне. Я, внимательно наблюдавший, уловил чуть заметное движение ресниц «хозяйки». Мэм-саиб, если учитывать ее наряд.
– Анастасия, – ответила красотка.
«Уж не на роль будущей наследницы престола ее прочили?» – мельком подумал я. Почему и нет?
– Из пулемета стрелять умеешь?
– Умею, – приятным, в меру низковатым голосом ответила девушка.
Я убрал руку с плавного закругления бедра. Сквозь ткань юбки отчетливо прощупывались застежки и прочие элементы нижнего белья. Ну, совершенно как на танцах двадцать лет назад. Ради этого на них и ходили. Сволочь ты, старая бандерша, беззлобно подумал я, опять поворачиваясь к Дайяне.
– Видишь – умеет. И бронеходы водить наверняка умеет. У вас таких не меньше сотни наберется, я правильно считаю?
– Даже несколько больше…
– Ну вот, а мы – втроем…
– Я должна была прежде всего спасти Базу и своих воспитанниц. Вы убили… – Она замялась, не зная, как понятным образом обозначить пришельцев.
– Кванги называют их ахамбовомбе, мы – для простоты – монстрами. Они начали первые. Дальше…
– Нам хватило и вашего вторжения. Больше не надо. Этих… может нахлынуть тысяча, много тысяч. А ты видел, какие еще исполнительные механизмы у них имеются?
– Видел, мадам, видел. В том числе и такое, что вам никогда не захочется увидеть, при всей вашей искушенности…
«И почувствовать», – добавил я про себя, изнывая от необходимости сохранять позу и кураж. Тоска сжимала сердце и пыталась свести судорогой лицевые мышцы. Сейчас совершенно к месту было завести пластинку с записью «Танго смерти» («Маленький цветок» в советском издании). Саундтрек к фильму пятидесятых годов. Под эту музыку герой фильма пьет коньяк и танцует в баре с девушкой, получив телеграмму, что в больнице далекого города умирает его мать. Сделать ничего нельзя. Поездом ехать трое суток, а самолеты туда не летают. Осталось клин клином вышибать.
Глазами я показал Дайяне, что неплохо бы выйти, вдохнуть холодного воздуха. На лоджию или дальше. Эта «генеральша» с первой встречи вызывала у меня, кроме настороженности и чувства постоянной опасности, определенный личный интерес. Согласен, слегка извращенный. В сравнении с весьма одаренной в этом отношении Ириной и Сильвией даже в ней имелся едва ли не запредельный эротический заряд. На меня он не подействовал раньше, когда она его включила, сейчас – тем более, но ощущать я его ощущал. Как электрик – напряжение в кабеле, с которым работает.
Я, слава богу, и до нынешней депрессии не был сексуально озабоченным. Скорее наоборот. Работая на Перешейке, где агентессы ЦРУ, других разведок и обычные беспартийные шлюхи: белые, креолки, мулатки и иные, стоило зазеваться – нагло лезли руками в штаны и сами раздвигали ножки, как в фильме «Основной инстинкт», я ухитрялся сохранять презрительное самообладание. Помню – Первый советник посольства, человек ужасно компетентный, выкатив нольседьмую бутылку «Столичной», старательно добивался, не гомик ли я.
– Николай Макарыч, – отвечал я ему, довольный, что хоть за пьянство меня не привлекают, опрокидывая пятую бесконтрольную и бесплатную рюмку. – Делу партии и правительства я настолько предан, что известный предмет готов завязать узлом. Как отец поверьте (а он по возрасту как раз в отцы мне и годился), с молодых лет умел внутренний блок ставить. Дочка завотделом ЦК нашего КПСС (фамилию не скажу) в новогоднюю позднюю ночь и даже ближе к утру (при этих словах я плеснул в глотку еще рюмку. Надо же соответствовать!) платьице снимала и остальное хотела…
– Ну и? – с загоревшимся взглядом спросил советник.
– Отринул!
– Да ты что? Дочка завотделом? Красивая хоть?
Для пожилого человека, дотягивающего предпенсионный срок в затруханном посольстве никчемной страны, мои слова пробудили нечто вроде гумилевского:
…Мне снятся королевские алмазы
И весь в крови широкий ятаган».
Усталому от дурацкой службы советнику это то же самое. Алмазов ему не досталось, и вместо ятагана только авторучкой размахивал.
– Страшила, Николай Макарович, непроходимая. Ужас, летящий на крыльях ночи. Даже непонятно, откуда у настоящего коммуниста такое могло родиться…
Сарказма он не понял. Да ему и незачем.
Выпили еще.
– Если б такое нормальный человек сказал, я бы удивился. А вот тебе – верю.
– Почему я и сижу тут с вами, а не в большом кабинете с видом на Смоленскую площадь.
Он сглотнул сразу грамм двести – служба, что поделаешь. Вдруг за компанию на чем другом расколюсь.
– Только, Андрей, гусей дразнить не нужно. Веди себя, как все. А то, на хрен, майоры из Москвы первым делом мулаток трахают, будто за тем и приехали, и мне же на тебя доносят, что Маркса по ночам читаешь и имеешь наглость не к месту цитировать… Ты лучше на жену посла внимание обрати… Она красивых парней любит.
Женой посла я заняться не успел, пусть она тоже была не в моем вкусе, меня раньше выслали.
…Однако, стоя на лоджии и любуясь природой, я очень неправильно думал о стоящей рядом даме. Мы с ней пересекались четыре раза. Сначала она меня нагнула через колено. Как пацана. Второй раз покончили вроде как вничью. Третий и четвертый я выиграл вчистую. Именно я один! И все равно никак не могу забыть очертаний ее полуобнаженного тела. Черт, есть в ней нечто непреодолимо влекущее. С самого первого раза, когда она нас с Берестиным вербовала. И потом тоже. Представьте – бьешь женщину пистолетом по голове и одновременно думаешь совсем о другом.
Мало сказать, что даже уложенная лицом в грязь, в разодранной до пояса юбке, с измазанными травяной зеленью локтями и коленями она была красива. Она выглядела, будто тридцатипятилетняя Софи Лорен в сравнении с рядовой девчонкой из параллельной группы.
Но сейчас, стоя рядом с ней, никаких грешных чувств я не испытывал. Скорее – наоборот!
– Мадам Дайяна, мы с вами, как и раньше, враги или у вас появились другие ощущения?
– Нет, Андрей, сегодня о вражде говорить не следует. Но повторяю – зачем вы пришли и так жестоко воюете? Я приказала Валентину оставить Станцию без сопротивления…
– Как Париж…
– Можно и так. Брошенная Станция – кусок мяса бешеной собаке. Зато мы здесь в безопасности. Были. Сейчас снова появились вы, и я не знаю, как начнут развиваться события.
– Знаешь, тетушка (это я специально придумал), свистни вон той Насте, пусть сюда кой-чего подаст. Мы с тобой вздрогнем, кофейку с коньяком посмакуем, и ты медленно, не отвлекаясь, расскажешь мне, как все случилось на самом деле… Веришь, нет – но я единственный человек, готовый тебя выслушать «без гнева и пристрастия». Прочим девушкам поручи развести гостей по номерам. Парни устали…
Выглянув в комнату, я очередным незаметным знаком дал Сашке понять, что сейчас им нужно уйти. Так, мол, обстановка требует. Похоже, этот сигнал был принят с удовольствием. Дипломатию они оставляли мне, радости жизни – себе. Тем более что понимали – разговор с глазу на глаз неизмеримо продуктивнее, чем в формате два плюс три. Знали бы они, чего мне это сейчас стоит – дипломатией заниматься!
Лихарева Дайяна тоже куда-то отослала.
Оставшись с ней вдвоем, я почувствовал себя намного свободнее. И совсем чуть-чуть легче.
Словно довелось познакомиться с соблазнительной женщиной на горном курорте. Так, случайно, «встретились два одиночества». Никто еще не знает, как станут развиваться дальнейшие отношения, но взаимный интерес нарастает. А то, что она, допустим, штандартенфюрер СД, а я – полковник НКГБ или помощник Аллена Даллеса, в данный момент несущественно.
– Кофе – с Земли завозите? – вежливо осведомился я, пригубливая на самом деле хорошо заваренный напиток.
– Давно уже здесь синтезируем.
– Все равно неплохо. Итак, мы остановились на том, что вы впервые в жизни по-настоящему испугались. Монстры и все такое. Вам с Валентином вдвоем не выстоять, бросать девочек в штыковые атаки жалко… Одна надежда – на таких, как мы. Лишь бы вовремя появились. И вот – как по заказу. Не странно? А кто их сюда, вот этих, приманил изначально?
Для разговора я избрал тактику, не слишком часто применяемую. Имеет возможность Дайяна контролировать мои мысли и настроение, не имеет – не важно. Я буду с ней стопроцентно искренним, любой специалист такие вещи чувствует нутром и подсознанием. А уже потом, когда мы выйдем на сравнительно конструктивный диалог, можно будет сообразить, куда и как гнуть дальше. Честность ведь – лучшая политика, не так ли?
– Это – производные единственной, совершенной давным-давно ошибки. Я не знаю, кем конкретно, так далеко мои познания не простираются. В незапамятные, как у вас принято говорить, времена некие мудрецы ухитрились привязать Таорэру к Земле, получилось подобие гантели, шарики которой находятся в разных Вселенных и одновременно составляют неразрывное целое. Попросту говоря, все имеющиеся у нас, у вас, у форзейля Антона приборы фактически не что иное, как ключ, отпирающий дверь между двумя комнатами. Никаких десятков парсеков… Вы не пробовали с помощью своего СПВ или нашего блок-универсала попасть хотя бы на Марс?
– Постой, – без всякого удивления спросил я, – но ведь в пределах Земли эта техника работает не только в межпространственном, но и межвременном режиме…
– Это уже из другой оперы. А мы все, – она изобразила рукой округлый жест, – оказались настолько недальновидны, такую за последние перепутанные времена дорожку протоптали, что нашлись желающие тоже по ней прогуляться…
– Кто? – с напором спросил я.
Она поднесла к губам крошечную рюмочку зверски крепкого миндального ликера.
– Теперь твоя очередь отвечать…
– Охотно, если смогу. Но все же, как ты назовешь тех, что пришли?
– Я не знаю их имени…
– Дуггуры – тебя устроит?
Дайяна поморщилась, будто ликер был настоян на хине.
– Опять ваш Антон! Признаться, я до сих пор не понимаю, что вы в нем нашли…
– Почтеннейшая, – я с трудом отвел глаза от груди, едва не выскользнувшей из-под ослабшей (случайно или намеренно) складки сари, – стоило вашим оперативникам, охотившимся за Ириной, сесть с нами за стол и поговорить, как цивилизованным людям, а не изображать из себя приблатненных хамов, мировая история двинулась бы совершенно в другом направлении…
– Что теперь говорить. – Она сделала отстраняющий жест. – А что вы учинили такое, после нашего не совсем приятного прощания здесь, позволившее этим… существам выйти на Таорэру? Наверняка ведь вы что-то сделали…
– Слушай, дорогая, я настолько далек от всяких теорий… С самого первого вторжения ваших агентов в нашу жизнь мы поступали исключительно ситуативно. Реагировали на вызовы доступными способами – «здесь и сейчас», не имея никакого понятия о глобальной геополитике. Очень было бы здорово, если б мы сумели составить сейчас четырехмерную схему всех наших контактов, взаимодействий и пересечений. Я в отличие от тебя простой земной человек с обычным гуманитарным советским образованием. Как какой-нибудь готтентот или папуас научился водить джип и стрелять из автомата. Но это не делает меня равным выпускнику Оксфорда с десятью поколениями предков, учившихся там же…
– Анастасия, – позвала она привлекшую мое внимание девушку, которая незримо присутствовала поблизости.
Через несколько минут та принесла подобие ноутбука, придуманного земляками за время нашего двадцатилетнего отсутствия. В восемьдесят четвертом хилый «Атари» казался недостижимой вершиной человеческой мысли. А потом люди, наплевав даже на лунную программу, не говоря о межпланетных полетах, увлеклись никчемной, по большому счету, бытовой электроникой.
Этот, Дайянин, был, конечно, намного лучше тех, что продавались в магазинах Москвы-2005. Он умел создавать минимум трехмерные проекции на месте плоского экрана.
– Давай, Андрей, посмотрим, как нам выстроить единую и непротиворечивую, компаративную таблицу…
Мы посмотрели.
Кое-что получилось. По крайней мере, удалось соотнести, свести в одну группу события последнего года. Независимо от места их протекания. О Сашкиных приключениях в Сети я говорить ей не стал. Да этого и не требовалось. Картинка складывалась сама собой.
Реальное время горизонта событий для всех параллелей сжималось в несколько значащих месяцев.
Роковой ошибкой Валентина была постройка «машины времени». Образовался хитрый горизонтальный пробой, объединивший линии «бокового времени» 2005-дубль, новозеландский форт, построенный как раз на линии разлома 1925–2005, сразу два варианта реальности-38, и, конечно, очень повлияла шульгинская блокада Сети. Предпринятая, в свою очередь, после грубой, впрямую не спровоцированной агрессии.
В результате всех этих деяний, по отдельности не слишком значительных (как незначительно выглядели действия европейских политиков между Первой и Второй мировыми войнами), для дуггуров сложилась великолепная возможность вторжения для захвата лебенсраум , как для Гитлера в тридцать девятом.
Дайяна была хорошим аналитиком. Гораздо лучшим, чем Антон, что не отменяет факта ее проигрыша и его выигрыша. У нас в общаге говорили – «как карта ляжет».
За три месяца (настоящих, физических), составляющих две с лишним тысячи часов, сто тридцать тысяч минут и около восьми миллионов секунд, она, не имея других занятий, занималась исключительно размышлениями. Если умножить предыдущие числа на скорость мыслительного процесса, подкрепленного сохранившейся в ее распоряжении техникой, итоги получились интересные.
Пользуясь методом обратной экстраполяции, Дайяна проникла в сферу дуггурского эгрегора. Проникла и ужаснулась, гораздо сильнее, чем ужаснулись мы. Нас было много, мы были победителями по внутреннему самоощущению, опирались на непревзойденные (с нашей точки зрения) технические возможности трех цивилизаций. А ей оставалось только выживать. Шаг влево, шаг вправо – пропасть; впереди тьма и ужас, позади – ничего!
И дуггуров уловила своими сенсорами именно она. Сначала как раздражающий мыслефон там, где ничего подобного быть не должно, потом, сосредоточившись и напрягшись, – как нечто конкретное.
Она проникла в совершенно чуждую ноосферу. И сильно испугалась. Аггры, что о них ни воображай, вполне приличные гуманоиды. Со своими заморочками, но если умеют создавать таких девчат, как Ирина, Сильвия, сама Дайяна и сейчас здесь суетящихся, – абсолютно «наши люди».
Те же… Не хотел бы я, даже по хорошей пьянке, слиться сознанием с обычным домашним пауком. Тараканом тоже. За остальным – к Кафке и его персонажу, Грегору Замзе, кажется?
– А не ты ли, уважаемая, им наводку дала?
Глоток кофе из чашечки, глубокая затяжка прочищающим мозги вирджинским табачком.
– Я вот здесь вижу, на схемке нашей, что они влезли к вам одновременно с заходом в Москву-38. Нет? И единственный объединяющий фактор – твой Лихарев.
– Твой Шульгин – тоже…
– Не-а! Шульгин пусть чуток, но позже. А еще был Юрий, твой координатор, дореволюционный предшественник Валентина! Он первый попал под удар. И в тридцать восьмом к его дому явились. Это вы их притягиваете! Запахом или не знаю чем.
– Нет, вы! – Дайяна чуть не выскочила из трусов, если они на ней были, так дернулась.
– В холодный душ сходить не желаешь? – спросил я. – Нервничаешь сильно. Тем более вопрос не кардинальный. Вы, мы как-то разбирались между собой, а тут – они пришли. Дальше говори.
Дальше выходило так, что по следу дуггуры двинули свои разведотряды. Мало что зная о наших реальностях фактически, они осознали открывшиеся возможности ментально. Этот термин я употребляю крайне приблизительно, за отсутствием более точного. Причем здесь сразу же проявилась роковая (пока что для дуггуров) ошибка.
Ну вот, предположим, руководствуясь какими-то своими справочниками, вы вообразили, что определенной формы след на снегу принадлежит пушному животному, дающему ценный мех и обладающему вкусным и нежным мясом. Прочие его свойства в книге не оговорены как якобы несущественные. Вы азартно идете по следу и приходите – куда? Правильно, к берлоге. Суете туда палку. Остальное объяснять? Так и у дуггуров. Не хватило лишней строчки в справочнике, всего лишь.
Не смогли они оценить готовность людей к сопротивлению. А когда оценили, не по количеству своих потерь в предварительных, прощупывающих стычках, а по зафиксированным эмоциональным всплескам бойцов, с которыми им пришлось встретиться, задумались. Доступным им образом.
Так же одновременно нащупали они и выход на Валгаллу. Каким-то образом установили, что это фактически одно и то же. Избы одной деревни или комнаты одной квартиры. Только населенные другими жильцами, к сопротивлению не готовыми, а в благоприятной обстановке готовыми к сотрудничеству. Вот и двинулись сюда, оставив на потом Землю с ее злобными, жестокими (в свободное от потусторонних вторжений время), азартно уничтожающими друг друга обитателями.
Дайяна рассчитала, что, отступив в горы, оставив дуггурам на растерзание квангов, за людей не считающихся, она сумеет выиграть необходимое время.
– Для чего необходимое?
– Я закончила бы подготовку курсантов по полному циклу и вернулась с ними на Землю. Нет, нет, не думай, больше никаких авантюр против вас я затевать не намеревалась. Мы же тогда на Базе обо всем договорились… Я вернулась бы с ними к Лихареву, в его две тысячи шестой, вам ведь совсем ненужный, и начала действительно спокойную, мирную жизнь…
Я посмотрел на нее, на прелестную Анастасию, по легкому движению моей руки подавшую бокал ледяной минеральной воды, и расхохотался. Искренне, от всей души. Впервые за этот ужасно долгий день. Девушка взглянула на меня испуганно (бьют их здесь, что ли, или на самом деле «белых варваров», кроме Лихарева, никогда не видела?), а Дайяна – недоуменно.
– Ох, уморила! Я представляю: прибытие курьерского поезда на Пятигорский вокзал, и из вагонов – десант. Ты и полторы сотни немыслимых красавиц в одинаковой униформе! Курорт, лето, войска Гвардии по региону развернуты, на случай новой войны с турками. Это ж, получается, как бы передвижной бордель на заработки прибыл…
Она сдержанно усмехнулась.
– Отдаю должное твоему воображению и чувству юмора. Но представь: даже для такой роскошной сцены у меня нашлось бы объяснение. По приглашению баронессы Э*, известной меценатки, и господина Лихарева, тоже мецената и покровителя всех униженных и оскорбленных, – на Воды для поправки здоровья приглашен пансион благородных девиц в полном составе из города N*, во главе с директрисой, кавалерственной дамой Д*…
– Недурно. – Я поощрительно похлопал Дайяну по круглому, словно специально для этого выставленному колену. Хамить так хамить. – В течение года-двух ты раздаешь своих девочек замуж в лучшие фамилии России, благо, после реставрации монархии там наверняка имеется ажиотажный спрос на титулованных невест. Титулы ведь всем сумеешь оформить? И дальше совсем ничего не придется делать, сиди хоть в Кисловодске, хоть в собственном особняке на Дворцовой набережной в Питере и стриги купоны. Королеву Викторию называли «бабушкой всей Европы», а ты?! Отлично придумано…
– С каждой встречей ты тоже открываешь мне все новые и новые свои таланты, – без намека на лесть сообщила Дайяна. – Можешь не верить, но замысел у меня был именно такой. Жить, ни во что не вмешиваясь, но быть уверенной, что этой, окончательной жизни ничто больше не угрожает…
– Так и мы не против. Разобраться бы только, что с дуггурами делать…
– Я подумала. Лучший выход, мне кажется, – ничего. Урок вы им преподали. Страшный. К потерям рабочего скота, «монстров», они нечувствительны, но на гибель «мыслящих» реагируют очень болезненно. Вы уничтожили один их экипаж в Москве-38, гораздо более многочисленный – здесь. В их понимании – это неприемлемый ущерб. И, как я успела зафиксировать, вы обменялись крайне серьезными психическими ударами. С точки зрения ксенодипломатии, как я ее понимаю, это не только формальное объявление войны, но и предварительный обмен ядерными ударами.
– Ну и что? – спросил я.
– Поднимается ветер, – не в тему ответила Дайяна. – Через час или около того на долину обрушится снеговой шторм огромной силы…
– Опять дуггуры?
– На этот раз нет. Природа. Вы прожили на Таорэре меньше годового цикла, причем в удивительно мягкое предзимье. Повезло, наверное. Захватили бы вас настоящие морозы с ураганами…
– Когда строили форт, мы подобное предполагали. Морозы за пятьдесят, подходящие бураны. Не дураки – в России выросли. Если вокруг растет вековой сосновый лес, то ветров, способных разрушить бревенчатый терем, прикрытый крепостной стеной, быть не может в природе. Иначе вместо мачтовых сосен остался бы тундровый стланик…
– Правильно. Но несколько месяцев вы сидели бы взаперти. Я тут прожила почти двести лет, все причуды погоды знаю. Базу защищала стена времени, кванги прятались в подземельях своих гор, как гномы…
– Но ваш поселок стоит, никуда не делся…
– Раньше мы его тоже умели прикрывать, сейчас – нечем. До сих пор у нас почти лето. Посмотришь, что скоро будет твориться…
– Выживем? – с ироническим испугом спросил я.
– Должны, только снега до крыш нанесет…
– Люблю катаклизмы, – сказал я мечтательно. И это было правдой. – А что дуггуры?
– Надеюсь, где-нибудь через год они приведут свои мысли в порядок, и вернутся. Чтобы отомстить и восстановить «утерянное лицо».
– Сюда, на Валгаллу?
– Скорее всего. Про Землю-2006 они, видимо, не знают. «Тридцать восьмая» реальность грозит войной, которую выиграть проблематично… И знаешь почему?
Глоток ликера, потом кофе, минералки, и затяжка крепкой сигарой. Великолепно, на душе немного полегчало. Может, от Дайяны своя аура исходит, нейтрализующая? Первые порывы ветра, как и обещано, засвистели в кронах сосен. «Пусть скорее грянет буря!» – писал не сильно умный Буревестник революции.
– Просвети…
– Эмоциональный фон планеты переполнен невероятной готовностью убивать. Всех подряд…
– Вот об этом можешь не рассказывать, что такое тридцать восьмой и следующие семь лет – и так знаю! Наш советский Гумилев пополам с Киплингом, Константин Симонов писал: «Война такой вдавила след и стольких наземь положила, что двадцать лет, и тридцать лет живым не верится, что живы…»
Я подумал – а ведь все верно! Существам, трепетно относящимся к своей психике и реагирующим на ментальные посылы, как мы на прожекторный свет, выдержать суммарную ауру миллиона человек, рвущих друг другу глотки под Курском или в Сталинграде, – невозможно. Любые нейроны сгорят, как горсть лучин в доменной печи.
Есть китайская поговорка: «Нельзя завернуть огонь в бумагу».
– Тогда что им остается?
– Или оставить свою затею, или изобрести новые способы защиты. И вернуться готовыми…
– Нет, нет, милейшая, ты, кажется, чуть раньше слегка проговорилась. Давай, выпей еще. Я смотрю, гомеостата на твоей прелестной ручке нет. Почему?
– Невозобновляемый ресурс. С тех пор как связь с материнской планетой утрачена. Я его спрятала. Ваши манеры мы знаем, могли и отнять…
Это точно – могли. Почему не отняли в свое время – отдельный разговор.
– Тогда выпивай и закусывай. Люблю разговаривать с в меру поддавшими женщинами…
Ураган ударил по долине еще раньше, чем предсказывала Дайяна. Будто в Новороссийске, с окружающих горных хребтов хлынул ледяной ветер, перемешанный с тучами снега. Все затянула белая муть. Но воздушно-тепловая завеса лоджии пока держала.
Странным образом, этот природный катаклизм принес мне еще толику облегчения. Или – отвлечения.
– Давай опустим рамы, – предложила хозяйка. – Вентиляторы скоро пойдут вразнос.
– Тебе виднее, я в вашей машинерии не секу…
Оправленные в металл блоки стекла, похожего на флинтглас , надежно отделили нас от буйства стихий.
– Отдадим дуггурам Таорэру? – спросил я. – Эта мысль в твоих речах прозвучала.
– А ничего другого просто не остается. Мне кажется, в нашем положении идеальный вариант – мне увести свой «выводок» в две тысячи шестой, дорога туда пока еще открыта, заблокироваться с той стороны, не оставив «запаха мысли», вам – куда-нибудь еще. Тоже за пределы разведанных ими реальностей. И тихо ждать. Я смогу разбросать здесь кое-какие приманки. И когда они придут…
– Мы им ка-ак вмажем…
– Примерно так. Главное – оттянуть их внимание от Земли, пока они не нашли других реальностей. От вашего двадцать пятого года в том числе. Видишь, тут все взаимосвязано. – Она ткнула пальцем с длинным алым ногтем в экран ноутбука. – У вас есть куда отступить?
Вот черт, удивительно совпадают ее предложения с тем, что говорили Антон и Замок. Есть поговорка: «Если трое говорят тебе, что ты пьян, не спорь и иди спать».
Я бы согласился, не присутствуй сомнение, что совет исходит из одного источника.
Да если и так?
Если чужой совет совпадает с твоим собственным интересом, не признак ли это его правильности?
А теперь перестанем спорить. Сделаем вид, что удовлетворены беседой, что набрались под самую завязку, пойдем отдыхать, воины, утомленные битвой, наслаждаясь воем ветра в каминных трубах и картечными снеговыми ударами в окна. До чего здорово спится в такую погоду…
Особенно мне и сейчас! Когда просто для того, чтобы жить, требуется невероятное усилие.
– Поищем, любезная мадам, поищем, – ответил я заплетающимся языком. – Наступать иногда некуда, а отступить – запросто…