Некоторое время после ухода Тайлера Кейба Дженис Диркер ловила себя на том, что думает о нём. О том, как он держался, как говорил; о той невозмутимой честности, которая, казалось, была признаком того, кем он являлся в этой жизни.

   Она поймала себя на том, что думает обо всем этом и знает, что он возбуждает её. Возбуждает какую-то часть, которая долго дремала, как вулкан, только и ждущий своего часа, чтобы извергнуться.

   Тайлер Кейб был свободным человеком.

   Он казался совершенно не таким, как остальные. У него не было истинного уважения к деньгам или положению, к авторитету или культурным ценностям. Он жил, как хотел; говорил, что хотел и кому хотел.

   Он изгой, бродяга. Похоже, у него было больше общего с индейцами, чем с белыми людьми. Может быть, именно это ее и взволновало. Он так отличался от других мужчин, которых она знала. А вот ее муж Джексон - полная противоположность. У него было положение в обществе, безупречные манеры и непоколебимая уверенность в себе.

   Но он был жесток и непреклонен, и эмоции казались ему чем-то чуждым. И это был скорее недостаток, чем комплимент. Хотя Джексон хороший человек, который всегда делал правильные вещи в нужное время, но... он был холоден. Ужасно холоден и методичен.

   А Тайлер Кейб?

   Полная противоположность. Он был крепким, повидавшим многое, вышедшим из самых задворок общества. Конечно, ему недоставало утонченности и светских манер, но то, чего ему недоставало, он восполнял теплотой и человечностью. Он был теплым и дружелюбным и не скрывал свои эмоции.

   Он обладал глубиной, искренностью и состраданием. Он являлся всем, чем не был Джексон, и не боялся быть таким. Её отец презирал бы Кейба. И несмотря на то, что Джексон янки, он был именно тем человеком, с которого её отец поставил бы ей в пару — человеком с достоинством, решимостью и выдержкой. Таким было представление отца о настоящем мужчине. А Кейб? Ее отец немедленно отмахнулся бы от него, назвав “мусором с холмов”.

   Конечно, Кейб не был самым красивым из мужчин.

   Он высокий, даже долговязый; мощный, но не слишком мускулистый. Его лицо было обветренным от тяжелой жизни и долгой езды верхом, покрытое морщинами, оставленными опытом. А потом на его лице появились шрамы. Он мог бы внушать ужас, если бы не эти прекрасные грустные зеленые глаза, которые компенсировали все остальное и придавали ему печальный, меланхоличный вид.

   Не было никаких сомнений, что Дженис влекло к Кейбу.

   Может быть, это из-за отеля, персонала и ежедневной рутины по поддержанию порядка. Джексон был частью этого. Просто еще одно напоминание о тяжелом труде и несчастье, и повседневной жизни... и, возможно, всё это вместе взятое сделало Тайлера Кейба таким новым, таким свежим, таким волнующим.

   Ведь он был, если уж на то пошло, воплощением пирата из её подростковых фантазий — негодяй, распутник, волк в мире овец и собак.

   Вот о чём размышляла Дженис в тот ветреный вечер, когда в дверь вошёл великан.

   Может быть, "великан" - и не самое подходящее слово, но нельзя было не заметить, что ее гость был выше двух метров. Он был одет в лохматую бизонью шкуру, такую же рваную и изношенную, как шкура облезлого гризли.

   На груди у него висели скрещенные патронташи с патронами. Большой кольт "Драгун" висел на поясе его штанов из оленьей кожи с бахромой. Его лицо было жёстким, глаза немигающе смотрели вперёд, стальная седая борода свисала до самой груди.

   Дженис почувствовала, как внутри у нее все превратилось в желе. Она начала дрожать при одном виде великана.

   - Могу я... могу я вам помочь? - она справилась.

   Он шагнул вперед, отбрасывая на нее тень. На поясе у него висели ножи и пистолеты. Он снял шляпу: его голова была так же гладка, как отполированный ветром камень. Он постучал по столу стволом дробовика.

   - Добрый вечер, мадам, - произнёс мужчина. - Меня зовут Клей. Элайджа Клей. Я ищу кусок дерьма, который убил моего мальчика.

   Дженис молча смотрела на него.

   Он огляделся и кивнул.

   - Вам случайно не известно местонахождение одного арканзасского отребья по имени Тайлер Кейб? Я охочусь за этим мудаком, насилующим собак, за этим порождением свиньи, и не собираюсь уходить, пока не доберусь до него.

   Дженис хотелось солгать, но она не привыкла врать, не краснея. А этот человек... если он почует ложь...

   - Боюсь, его нет дома. Он... он ушел всего полчаса назад. Не сказал, когда вернется.

   - Не сказал, да? - Клей вздохнул и покачал головой. - Наверно, это и к лучшему. У вас здесь прекрасное место, мэм. Просто прекрасное. И при всем уважении к вам и вашему прекрасному заведению, я не хотел бы запачкать его такими, как Тайлер Кейб, и пролить эту козлиную мочу, которую он называет кровью, здесь, внутри. Когда я доберусь до него - а я обязательно доберусь до него, - я вытащу этот кусок дерьма наружу и разделаю его, как гниющего оленя. А из мошонки сделаю себе кисет для табака, да.

   Дженис не проронила ни слова.

   - Полагаю, вас не затруднит передать ему, что я заходил, мадам? - произнёс Клей, излишне вежливый для монстра, которым его видела Дженис. - Скажите ему, что я был здесь и не собираюсь никуда уходить, пока его скальп не будет болтаться у меня на поясе.

   Клей надел на голову шляпу, повернулся и направился к двери. Взявшись за медную ручку двери, он остановился, повернулся к Дженис и коснулся полей шляпы.

   - Моё почтение, мадам.

   И вышел на улицу.