6. Заключение
В 2013 году автору в качестве и.о. главного редактора журнала «Атомная стратегия» довелось побеседовать с директором Ленинградской атомной станции Владимиром Ивановичем Перегудой, работавшим ранее на Курской АЭС. Разговор коснулся в том числе и Чернобыля. Ниже – отрывки из этого разговора.
<…>
В.П.: Александра Александровича Ядрихинского я знал очень хорошо. Прежде чем стать инспектором ГАН (Госатомнадзора. – Н.К.), он был работником реакторного цеха, в моей смене. Очень грамотный специалист, физик, а самое главное – сильный, волевой, бескомпромиссный человек. Истину он готов был отстаивать невзирая ни на какие лица и авторитеты. Да, после аварии он написал отчет, в котором показывал, что авария была предопределена плохой физикой, наличием сильного положительного парового эффекта реактивности. И порядка семи писем он написал в разные инстанции примерно за полгода до аварии. По сути дела, он эту аварию предсказал. Конечно, и эти письма, и отчет – поступок, проявление гражданского мужества. Хотя, рассуждая формально, он, как инспектор ГАН, всего лишь выполнил свои профессиональные обязанности.
«АС»: Приходилось читать, что предупреждения поступали на протяжении нескольких лет, и что по этим предупреждениям, по опыту эксплуатации был составлен план мероприятий по приведению реакторов РБМК в соответствие с требованиями безопасности, но просто этот план не успели реализовать.
В.П.: Может быть, такой план был; мне его видеть не довелось. Я бы сказал, что такой план де-факто складывался в наших головах, в головах специалистов. Многое было уже ясно. Например, было ясно, что корень зла – в большом положительном паровом эффекте. Было ясно, что причина такого большого эффекта – уран-графитовое соотношение с избытком графита. Было ясно, как это соотношение изменить. Было ясно, что аварийная защита слишком медленная, что ее быстродействие нужно увеличивать. Ну и так далее. Те же стержни УСП (укороченные стержни-поглотители. – Н.К.) – они входят в активную зону снизу, и если бы они были включены в состав аварийной защиты, они подавляли бы «концевой эффект», создаваемый вытеснителями основных стержней АЗ (аварийной защиты. – Н.К.). В общем, понимание того, что нужно сделать, складывалось, и что-то уже делалось, но делалось по разным станциям вразнобой и медленно. Чернобыль действительно заставил все эти соображения собрать в систему. Работы по модернизации блоков с РБМК, по повышению уровня безопасности велись на протяжении по меньшей мере 15 лет…
* * *
«Понимание того, что нужно сделать, складывалось, и что-то уже делалось, но делалось вразнобой и медленно».
Делалось на местах, делалось энтузиастами, делалось одиночками, неравнодушными людьми, настоящими гражданами.
Да, Чернобыль научил, Чернобыль заставил.
В основополагающих требованиях по безопасности теперь записано – реактор должен обладать выраженным свойством внутренней самозащищенности.
Авария как в Чернобыле – реактивностная, с неуправляемым разгоном мощности, – вот такая конкретно авария уже невозможна.
А какая возможна? Как на Фукусиме?
Впрочем, что нам до Японии.
Умение делать «огромную государственную работу» – такую, какой были индустриализация и победа в Великой Отечественной войне, атомный проект и ликвидация последствий Чернобыльской аварии, – у нас фактически утрачено.
Традиции огромной государственной лжи по разным поводам крепнут с каждым днем.
Осень 2019
М. П. Карраск
Инцидент на Ленинградской атомной электростанции в 1975 году
В ночь на 30 ноября 1975 года оперативная смена БЩУ (блочного щита управления) занималась выводом в ремонт одной из двух турбин 1-го энергоблока ЛАЭС.
Турбину постепенно «разгрузили» до нулевой мощности, соответственно, снизив мощность реактора до 50 % от номинала. Дальше по технологии необходимо отключать генератор от сети главной электрической схемы. Для этого предусмотрен генераторный выключатель. Но СИУТ (старший инженер управления турбиной) ошибся, и отключил не разгруженный генератор, а работавший на полной мощности. Сработала защита турбины – закрылись стопорные клапаны и ГПЗ (главные паровые задвижки) – на впуске пара. Сработала защита реактора – АЗ-5 (аварийная защита пятого рода), полностью заглушающая реактор.
Реактор и энергоблок остановлены по ошибке, все оборудование исправно, все параметры в норме, – мы находимся в состоянии «горячего останова», персонал получил разрешение на подъем мощности после кратковременного останова: режим, разрешенный регламентом того времени. Принимается решение пускать реактор и восстанавливать мощность блока на уровне 50 % от номинала.
СИУР (старший инженер управления реактором) получил указание на пуск реактора и на вывод его на МКУ (минимально контролируемый уровень мощности). МКУ – это такой уровень, когда поддерживать мощность реактора может автоматический регулятор.
В режиме ручного управления СИУР извлекает стержни, и в результате выводит реактор на МКУ, встает на автоматический регулятор.
В процессе подъема мощности дважды срабатывала аварийная защита по скорости набора мощности.
Начинаем подъем мощности с включением генератора в сеть.
Значение мощности, выдаваемой генератором, контролируется по ваттметрам.
При мощности реактора 800 МВт (тепловых) происходит необъяснимый бросок мощности – в течение примерно 10 секунд реактор набирает дополнительно 100 МВт.
Такое необъяснимое поведение реактора показалось опасным, и СИУР принимает решение снижать мощность и глушить реактор. Действуя интуитивно и на навыках управления промышленными реакторами, он снимает управление мощностью с автомата и начинает вручную опускать стержни 3-х автоматических регуляторов. Стержней автоматического регулирования мощности в общей сложности 12 штук, и порциями по 4 стержня опускаем их в реактор с интервалами времени 10–20 секунд, начиная снижение мощности. В результате с ок. 900 МВт тепловая мощность реактора снижается до 100÷150 МВт. И только потом СИУР нажимает кнопку АЗ-5, полностью заглушающую реактор.
В активную зону пошли стержни аварийной защиты.
На мнемотабло каналов вспыхивает сигнал системы КЦТК (контроля целостности технологических каналов). Это – сигнал о появлении влажности в графитовой кладке реактора, т. е. это сигнал о разгерметизации канала и о выходе из него теплоносителя – пароводяной смеси.
М. П. Карраск (в центре) на рабочем месте на Ленинградской АЭС, крайний слева – первый директор ЛАЭС В. П. Муравьев.
Один из каналов был разрушен.
В результате осмотра нескольких каналов, оставшихся целыми, было обнаружено, что из-за скачка мощности и температуры повреждены тепловыделяющие сборки, разгерметизировались оболочки ТВЭЛ.
Эта ситуация была расценена как авария, была создана комиссия, был «разбор полетов».
Подобный наброс мощности у нас наблюдался и раньше, но так, с тяжелыми последствиями, с повреждением каналов и топлива, – это произошло впервые.
Если бы перед нажатием кнопки АЗ-5 не были опущены, причем поочередно, стержни автоматического регулятора, то мы имели бы аварию наподобие Чернобыльской уже в 1975 году.
Материал подготовлен при участии Н. Н. КудряковаОсень 2019
