Глава 6

Итоги политико-правовых преобразований в системе управления белого Юга России в ноябре 1919 г. – марте 1920 г.

Рассматривая эволюцию политической программы южнорусского Белого движения за период ноября 1919 г. – марта 1920 г., нельзя не отметить ее особенной скоротечности, кратковременности. За довольно сжатый промежуток времени произошла смена нескольких моделей политической власти. Перемены «военного счастья» на фронте, изменения во внешнеполитическом положении Белого движения, очевидные ошибки в способах проведения земельной, рабочей политики – все это не могло не вызвать перемен и в политическом курсе, и в структурах аппарата управления.

Первый этап этой «эволюции», начавшийся со времени отступления ВСЮР от Орла и Курска (ноябрь 1919 г.), происходил на «административном» уровне, путем расширения прав Особого Совещания, придания ему «правительственного» статуса. Это был наиболее безболезненный путь, позволявший сохранить практически неизменным сложившуюся систему власти и продолжить принятый политический курс. Повсеместно укреплялась исполнительная «ветвь» власти, даже с помощью насилия («кубанское действо») и пересмотра конституционных актов (Конституция Кубани). Окончанием данного этапа стало падение столиц белого Юга – Новочеркасска и Ростова-на-Дону – и отступление ВСЮР за Дон и Маныч. Как в белой Сибири падение Омска способствовало политическим переменам, так и на Юге, после отхода на Кубань, аппаратные преобразования, проведенные по инициативе Деникина, стали представляться недостаточными. Реформирование должно было затронуть уже всю политическую систему, и прежде всего слабую во всех белых регионах представительно-законодательную власть. Эволюция «национальной диктатуры» в южнорусскую власть, построенную на основе «разделения полномочий» между военными и гражданскими структурами, введения «парламентаризма» и «ответственного министерства», стала возможной благодаря также воздействию со стороны казачества, известного своими демократическими традициями самоуправления. Система, основанная на выборности органов власти (от станичных до краевых), на представительстве «от земли» (как тогда говорили), многими считалась образцовой для создания аналогичных структур самоуправления и в «неказачьих» землях. Только со стороны могло показаться, что южнорусская власть отказалась от всероссийского статуса, замыкаясь в узкорегиональные рамки казачьих областей и оставшихся под контролем ВСЮР губерний. Передача Колчаком своих полномочий Деникину хотя и не афишировалась широко, но укрепляла белый Юг, придавая ему качества нового центра всероссийского «антибольшевистского сопротивления».

В политико-правовой истории Белого движения нельзя не отметить перспективы создания на основе южнорусской власти будущей Всероссийской власти. Взаимодействие с государственными структурами казачества придавало этой модели больше демократизма, хотя это и не привело к улучшению положения на фронте и в тылу. Еще на ноябрьской 1919 г. сессии Кубанской Краевой Рады (заседание 6 ноября 1919 г.) говорилось, что «в интересах борьбы за возрождение Единой, Великой и Свободной России должна быть образована общая государственная власть на Юге России с сохранением для Кубани, Дона и Терека широких прав по устроению их внутренней жизни». Определенно высказался по этому поводу Верховный Круг, провозгласивший «восстановление русской государственности через Учредительное Собрание на началах всенародного представительства и ответственности власти». Таким образом, южнорусская модель была нацелена на осуществление идеи союза, создаваемого на основе соглашения фактически суверенных образований; это был путь не к федеративному, а к конфедеративному соглашению, с еще большими правами договаривающихся субъектов.

Примечательно, что на состоявшемся сразу же после выступления Деникина 12 января 1920 г. частном совещании членов Круга обсуждались не только элементы «южнорусской власти», но и основы создания будущего «союзного государства», в частности, тезис о «создании общегосударственной власти по принципу соглашения». Значительных разногласий среди участников совещания в отношении конкретных структур управления не возникало. Предполагалось «создание общегосударственного народного представительного органа с законодательными правами», при этом «общегосударственная власть во главе с генерал-лейтенантом Деникиным» должна была стать «ответственной перед законодательным органом». Всероссийское Учредительное Собрание должно было стать «высшим будущим законодательным органом всей России» (предложения депутата Г. И. Яцкова), а не только учредительно-санкционирующим, как считалось прежде. «Признание национальных образований как факта», «созыв Учредительного Собрания» и «немедленное образование законодательного органа представителей и ответственного перед ним правительства» (предложение председателя Терского правительства В. И. Абрамова). Необходимыми признавались «немедленные» земельная и рабочая реформа на основаниях «земля – трудовому народу», «8-часовой рабочий день», «признание профсоюзов».

Принципиально важным был также обсуждавшийся тезис о соотношении южнорусской и общероссийской власти. В этом обсуждении общегосударственные позиции возобладали над краевыми. Тезис «союзная власть Дона, Кубани и Терека и есть южно-русская власть» был отклонен, а большинство Конституционной комиссии приняло тезис «создание союзной власти для Дона, Кубани и Терека не должно исключать возможности создания общегосударственной власти, которая может быть образована по принципу соглашения». Окончательный вариант решения можно было бы назвать «политико-правовой революцией» в истории Белого движения; это решение включало: «1) Образование южнорусской власти на основе народного представительства; 2) Осуществление народного представительства через особый орган с законодательными функциями; 3) Ответственность перед законодательным органом имеющим быть сформированным правительства». По воспоминаниям Челищева, представители Верховного Круга на переговорах в Тихорецкой даже выдвигали идею избрания Деникина «первым президентом республики, состоящей из казачьих областей и всех территорий, как освобожденных, так и могущих быть освобожденными от большевиков». Новгородцев, исходя из столь популярного в 1919 г. принципа приоритета единоличной власти, был убежден, что «Верховная власть, носителем которой является Главнокомандующий, не имеет никаких оснований сговариваться, ибо она может только декретировать». Общегосударственный характер новой власти и ее право «декретирования» отразились и в составленном Новгородцевым для Деникина проекте «Манифеста», основанном на принципе «дарования» конституционных свобод Главкомом: «Вступив в соглашение с казачеством на основаниях, утверждающих общую государственную связь областей, занятых и занимаемых вооруженными силами Юга России, я приказал ныне же образовать правительство, соединяющее эти области. Вместе с сим предположено безотлагательно обсудить начала, на коих должна быть учреждена общегосударственная законодательная палата. В основу вновь создаваемых учреждений кладется тесное взаимодействие властей исполнительной, законодательной и приближение управления к нуждам и желаниям народным. Пусть знают, что отныне их нужды всегда будут в памяти народных представителей… Власть, опираясь ныне на широкое признание общества и не встречая прежних препятствий к осуществлению своих задач, в этом новом своем положении почерпнет основания для укрепления своей силы и веры в правду своего призвания».

Показательно, что новые структуры управления были созданы (хотя и «на бумаге») в течение нескольких дней, тогда как Южнорусская конференция создавала модель власти более полугода. Представительство в структурах южнорусской власти строилось по территориальному, а не сословному или партийно-политическому признаку. Но поскольку новая модель власти утверждалась «сверху», на основе соглашения Верховного Круга и Главного Командования ВСЮР, то и территориальное представительство строилось не на основе новых выборов, а, по существу, на основе делегирования уже работавших в войсковых структурах членов Круга. Основой законодательной власти, представительной системы применительно к «общероссийскому масштабу» становилось представительство от городских собраний, земств и кооперативов, а также от национальных собраний. И все-таки, как справедливо отметил «ветеран» Особого Совещания К. Н. Соколов, «только на бумаге так гладко и просто удавалась «парламентаризация» гражданской власти Главнокомандующего… Практически же представлялось совершенно фантастическим это сочетание полноты высшей командной власти с узко ограниченными прерогативами главы парламентарного государства. За краткостью времени эта беспримерная политическая система испытана не была, но она несомненно таила в себе зачатки недопустимых в боевой обстановке конфликтов. Организация военной диктатуры была в конце концов воспринята всеми нами не в силу особого пристрастия к личному режиму, недостатки которого для всех очевидны, а в силу железной необходимости сосредоточения власти в условиях гражданской войны».

Не подлежит сомнению, что четкая, жестко организованная система управления фронтом и тылом способствовала бы максимально эффективному управлению, а отказ от «диктаториального принципа» в условиях военных действий не только препятствовал оперативному решению практических задач, но способствовал росту разногласий и политической конфронтации между различными группами и структурами антибольшевистского сопротивления. С другой стороны, отказаться от поддержки «общественности» в любой, даже ограниченной форме можно было бы только с риском полной потери доверия населения к белой власти, потери невосполнимой в условиях гражданской войны. Поэтому во время последнего периода Белого движения на Юге России, в Крыму 1920 г., была предпринята попытка создания оптимальной структуры власти на основе сочетания принципов общественного и единоличного военного управления. При этом политическая программа и политическая модель управления в белом Крыму все-таки были основаны во многом на том, пусть и незначительном, опыте преобразований, имевшем место в первые месяцы 1920 года на Кубани и Северном Кавказе. Это относилось прежде всего к элементам представительства на уровне исполнительной власти и к принципам федеративного, или даже конфедеративного, устройства будущей российской государственности.