ГЛАВА 9

Я сидела в приемной епископа уже почти час, и это занятие понемногу начинало мне нравиться.

Здесь имелись мягкие глубокие кресла, приятный глазам – после ослепительно белого камня полуденных улиц Мехико – полумрак, а главное, в старинном здании царила прохлада.

Для того чтобы летом чувствовать себя белым человеком в столице этой проклятой страны, надо повсюду таскать за собой не меньше трех слуг – с большим зонтиком, очень большим веером и еще большим подносом с чем-нибудь прохладительным. В противном случае ты очень быстро начинаешь понимать, как хорошо бывает снеговикам по-весне…

Вначале я еще развлекалась тем, что раз в пять минут извлекала из кармана рубашки длинную «гавану»– нет, курить я не начала, просто отказываться от дармовой десятидолларовой сигары тоже не в моих привычках – и вежливо интересовалась наличием огня у согнувшегося за столиком секретаря. Паренек, впрочем, оказался на диво сообразительным – уже на четвертый раз я вместо ожидаемого надрывного стона: «Сеньорита, здесь не курят!», удостоилась всего лишь преисполненного ненависти взгляда. Жаль, право… других невинных развлечений я придумать не могла, а на что-то более существенное у меня попросту не было сил и желания – и то и другое выпарилось из меня уже на полпути к резиденции монсеньора.

Я уже почти начала клевать носом, когда высокая дубовая дверь кабинета Его Преосвященства бесшумно распахнулась и показавшийся в ней длинный, холеный, унизанный массивным перстнем палец несколько раз повелительно… нет, не согнулся, а так… слегка дернулся.

– Сеньорита Карлсен, – мгновенно перевел этот жест секретарь. – Его Преосвященство монсеньор Аугусто просит вас зайти.

– Как насчет помочь даме выбраться из кресла? – ласково осведомилась я.

Никак, разумеется… этот слизняк в сутане даже не попытался привстать.

До сего дня мне приходилось общаться с епископом Аугусто дважды – хотя правильнее было бы сказать, что я просто присутствовала при его беседах с Рамоном – лично же мне за обе аудиенции перепало полдесятка слов да полтора благословления. В основном же с охотниками общался аббат Маркес, либо его заместитель, отец Жюв. Толстый и тонкий – так мы прозвали эту парочку, которую, наверное, изначально планировали спустить на землю в виде близнецов, но что-то в небесной канцелярии пошло наперекосяк и в результате в семье бразильского плантатора появился высокий, худощавый и очень молчаливый отпрыск, а у кюре под Лионом – болтливый пухлик.

Сам же монсеньор Аугусто своей бледностью и некоторыми привычками живо напоминал мне моих подопечных – правда, большинство из них выглядело не в пример здоровее.

Кроме него, в кабинете находился еще один человек – и при первом взгляде на него я испытала очень двойственные чувства.

Лет ему на вид было тридцать пять – сорок. Среднего роста, короткие русые волосы обильно испятнаны сединой. Шрам поперек правой щеки – длинный, жуткого вида, со следами штопки, каких постесняется последний коновал, и еще один, более древний и уже почти незаметный по сравнению с первым – белая тонкая линия на лбу. Синие и холодные, как весенний лед в моем родном фьорде, глаза. И потертая куртка из черной кожи, вся в серебряных заклепках. Коллега по профессии, чтоб его черти взяли… будто у нас тут работы – валом завались!

В этом-то и была двойственность – с одной стороны, этот парень был профессионалом, и у нас могло найтись немало общих тем для задушевного разговора. Но с другой стороны, он будет претендовать на кусок пирога, который и без того-то невелик.

– Вы не говорили, что ваш лучший охотник – женщина.

Голос у него оказался не очень приятный – резкий, с металлическим отзвуком, и чем-то неуловимо знакомый. Плевать… он не арии распевает. Зато и пренебрежительного оттенка в его словах я не уловила, как ни старалась.

– Лучшая из тех, кто есть сейчас, сеньор Мак-кормик, – мягко сказал епископ. – У нас здесь не Европа, и в те места, куда свойственно забираться людям вашей профессии, не всегда можно послать телеграмму… либо отправить сообщение каким-нибудь иным способом. Я показывал вам список…

– Да, показывали, – Маккормик пробарабанил пальцами по подлокотнику кресла. – И при этом добавили, что ни один из них не окажется здесь раньше чем через пять дней.

– И то если Господь будет благоволить к нему, – вздохнул монсеньор Аугусто. – В этой стране, сеньор, железнодорожное расписание – вещь не более стабильная, чем правительство.

– В любом случае, – резко сказал охотник, – у меня нет этих пяти дней.

Он рывком поднялся из кресла и шагнул навстречу мне.

– Меня зовут Алан Маккормик, – сказал он. – И мне нужно, чтобы вы, леди, стали моим проводником.

– Сеньор Маккормик, – вставил из-за стола епископ, – прибыл к нам из Ватикана.

Я мысленно присвистнула. Если этот человек – Старший одной из полулегендарных ватиканских спецкоманд… конечно, находятся среди нас дураки, которые завидуют парням, купающимся в освященном серебре и посылающим любые местные власти к чертям именем Его Святейшества. Но вот только они при этом забывают, что и задания для спецкоманд подбираются соответствующие, а не в стиле «вольных охотников»: захотел – не захотел.

– Сколько заплатите?

На мой взгляд, это был именно тот вопрос, который позволял одним махом прояснить наиболее важные детали. «Куда», «зачем» – все это вторично, да и почти наверняка всей правды мне с ходу никто не выложит. А вот степень риска и необходимость участия моей персоны…

Похоже, ватиканский охотник этого вопроса не ожидал – по крайней мере, первым. Но замешательство его было почти незаметным.

– Двадцать тысяч фунтов, – спокойно произнес он. – Наличными.

Как при этих словах не отвисла моя собственная челюсть, я не знаю. Но вот унизанная перстнями рука монсеньора Аугусто, тянувшаяся было к чернильнице, дрогнула совершенно явственно.

Двадцать тысяч фунтов по здешним меркам не просто состояние – богатство. Хотя сеньор епископ занимает не самое малопочетное и безденежное место в местной церковной иерархии – благодаря струящемуся мимо него денежному ручейку годовой доход монсеньора, весьма вероятно, исчисляется и большей цифрой, но, держу пари, что за раз, парой-тройкой хрустящих банковских упаковок, сеньор епископ вряд ли когда видел такую сумму.

Интересно, какого дракона они собрались убить, если этот парень из Ватикана готов вот так, за здорово живешь, выложить эдакую кипу бумажек с королевским профилем? Не уверена, что жажду узнать ответ на этот вопрос… ох как не уверена.

– А сколько из них – вперед?

Маккормик улыбнулся. Я решила, что он давно не любовался на свою улыбку в зеркало – выглядело она… жутковато.

– Все.

Это был самый подходящий момент для того, чтобы развернуться и уйти – причем уйти с намерением оказаться отсюда как можно подальше. Вырученного за вампирские побрякушки вкупе с вознаграждением вполне хватило бы на дорогу до побережья и каюту на не самой дырявой посудине. Но, видно, этот день у моего личного ангела был выходным – он его, признаю, целиком заслужил, прикрывая мою шею во время последней охоты, зато мой личный черт явно был свеж и полон сил и желания заработать себе очки в послужном списке.

– Отлично, сеньор Маккормик, – клянусь, эти слова вылетели из моего рта словно сами по себе, без всякого участия рассудка. – Двадцать пять тысяч – и, как только я увижу цвет ваших денег, можете считать меня неофиткой.

Улыбка охотника стала еще шире… теперь она была еще и гнусной. Положительно, ему стоит улыбаться только своим недругам. Непременно намекну ему об этом… как-нибудь после… после того как получу деньги.

– Двадцать тысяч фунтов, мисс Карлсен, – сказал он. – И ни пенни больше. Я не торгуюсь. Никогда.

– Двадцать так двадцать… – не попытаться выбить из ватиканца большую сумму было бы, на мой взгляд, еще большей глупостью, чем тот факт, что я, похоже, всерьез собралась взяться за его дело. – Когда и где я смогу их получить?

– В банке, – лаконично отозвался Маккормик. – Прямо сейчас. Мы и так потеряли непозволительно много времени в этом городе. Монсеньор…

– Да благословить вас Господь, Алан, – поспешно произнес епископ.

Поспешно – потому что последние его слова я услышала, находясь уже на пороге потайного хода. Однако… давно уже меня никто даже не пытался тащить за локоть. Признаю, делал это Маккормик со всей подобающей деликатностью – но все равно захват его живо напомнил мне один малоприятный предмет из полицейского арсенала.

– Надеюсь, собрать вещи вы мне позволите? – мрачно осведомилась я, пригибая голову – низкий проход потайного хода явно не был рассчитан на шляпы с высокой тульей.

– Три минуты. Заедем на пути из банка. Вам должно хватить.

– А как насчет получаса на макияж?

Охотник рывком распахнул дверь и на миг замер, щурясь под лучами полуденного солнца. Затем, не выпуская мой локоть, достал из кармана рубашки дорогие, гномьей работы, противосолнечные очки и аккуратно надел их.

– Позже, – сказал он. – Когда мы вернемся к моей команде. Не переживайте, мисс Карлсен. Во-первых, вы прекрасны без всякой косметики…

От удивления я чуть не споткнулась о ступеньку. Надо же, этот парень умеет говорить комплименты!

– А во-вторых?

– Во-вторых, – сказал Маккормик, подводя меня к черной, весьма внушительного вида карете, – в моей команде есть один специалист по макияжу.