Проводник отвернулся от гоблина и, неторопливо подойдя к ирландцу, с интересом посмотрел на него.

– Рад встрече, капитан. Хотя, – улыбнулся он, – не могу не отметить, что в прошлый раз ты выглядел не в пример лучше.

– Мистер! – Линда, похоже, уже успела почти полностью оправиться от последствий своей недавней слабости. – Немедленно снимите меня отсюда… и дайте что-нибудь, чем я могла бы прикрыться!

– А надо ли? – весело заметил кто-то за спиной капитана. – По-моему, вы и сейчас выглядите просто превосходно.

Вывернув голову, Мигер сумел-таки разглядеть говорившего – им оказался тот самый гном-полукровка, на которого вечность назад указал ему Ханко в «Хромом мустанге». Он ничуть не изменился – даже торчащая у него изо рта длинная кубинская сигара была той же длины, как и ее запомнившаяся капитану товарка. Единственной новой деталью была длинная черная винтовка, которую полукровка небрежно нес на плече, придерживая за приклад – ствол ее при этом возвышался над шляпой гнома не меньше чем на ярд.

– Что-о-о? – на несколько секунд агентесса замолчала, то ли будучи не в силах подобрать адекватные обуревавшим ее эмоциям слова, то ли просто задохнувшись от подобной наглости. – Да как вы смеете?!!

Крис Ханко, полуобернувшись, окинул мисс Келлер быстрым взглядом – и немедленно отвернулся.

– Лучше мне на это не смотреть, – пробормотал он, уставясь в землю перед собой. – А то…

– Мы ей уше битый чаш то же шамое твердим, – пожаловался сержант. – Может, хоть вам она поверит?

– Так все же, – громко осведомился полукровка, останавливаясь позади капитана. – Какая, по-вашему, сила, прекрасная леди… ведь вы настоящая леди, с первого взгляда видно…

При этих словах гнома Линда, бешено взвыв, рванулась вперед – но гоблинские ремешки были рассчитаны и на куда более буйную дичь.

– …может помешать нам, – невозмутимо продолжил гном, – попросту развернуться и уйти?

– Как насчет людской солидарности? – предложил Моргенау.

– Не пойдет, – отрицательно мотнул головой Уин. – Я – не человек.

– О, прошу прощения… мне вас не видно.

– А из сострадания?

– Тоже мимо, – отозвался Ханко. – Если говорить о сострадании и милосердии, то проще всего было вас пристрелить.

– Оштается только жадношть, – сержант Флеминг был, похоже, чуть ли не единственным из участников дискуссии, которого происходившее откровенно забавляло. – Вы, парни, шогли ради наш такую уйму патронов…

– Сильный аргумент, – кивнул гном, снимая с пояса нож. – Принимается.

Капитан скорее догадался, чем почувствовал, как его руки, освободившись от пут, бессильно повисают вдоль туловища… затем Малыш махнул ножом еще раз, и Мигер растянулся на земле.

– Идти сможешь? – деловито осведомился Крис.

– Ползти, – пробормотал ирландец, пытаясь приподняться… или хотя бы приподнять голову.

Успехом увенчалась лишь третья по счету попытка… при этом капитан обнаружил, что лежит, почти уткнувшись носом в труп троллего блина. Последний жутко вонял – учитывая, что процессы разложения никак не могли длиться больше трех минут, это, по всей видимости, был его «естественный» запах – а покрывавшая тело сверху рвотная масса вполне успешно дополняла этот аромат до сочетания «непереносимо-отвратный». Мигер резко откатился в сторону, сел и лишь затем вяло удивился собственному подвигу.

– То-то же, – одобрительно заметил наблюдавший за вышеописанной сценой Ханко. – А то, чуть что, сразу «Нашатырь! Нашатырь!». Прав был мой папуля, когда говорил, что нет в природе лекарства лучше свиного дерьма… свежего.

– И что же, – полукровка двумя взмахами рассек путы сержанта Флеминга, сумевшего, в отличие от своего командира, удержаться на коленях, и перешел к следующему пленнику, – твой почтенный отец лечил подобной э-э… панацеей?

– А все подряд, – весело откликнулся Крис. – Старших братьев моих, помнится, чаще всего приходилось пользовать от похмелья. Рецепт был следующий – мордой в дерьмо, мордой в корыто с водой… а водичка была такая, что в трех шагах от корыта зубы ломить начинало… потом пара оплеух и напоследок – отмывка того самого корыта… до блеска.

– Вот этому, – заметил Малыш, глядя на безвольно осевшее тело освобожденного им кавалериста, – сейчас бы не повредила доза твоего фамильного эликсира.

– Ну, папашкиных оплеух я тебе продемонстрировать не смогу, – сказал Ханко. – Хоть и дразнили его соседи «горячим финским парнем», но зато уж когда он расходился, на дюжину ярдов, бывало, улетали… сквозь два забора. Что же до этого парня… – он наклонился над неподвижным кавалеристом, озабоченно присвистнул и, выпрямившись, заорал: – Эй, зеленый… тут работа для тебя!

– Тут работа для могильщика, – сержант Флеминг попытался встать с колен, но вместо этого неожиданно для себя очутился на четвереньках. – Бедняга Додшон вручил швою душу Гошподу еще чаш назад… ш такой-то дырой в боку. Жаль… он был хорошим кавалериштом.

– С удовольствием бы выбил ваши слова на его могильном камне, сержант, – сказал Ханко, снимая шляпу, – но, увы, – на пару секунд он замер над Додсоном, прижав шляпу к груди, а затем вновь нахлобучил ее. – Если мы попытаемся проделать это, то нам самим могильщики уже не понадобятся. Зеленый, что ты там уже жуешь?

Последняя фраза относилась к подходившему Ыыгыру Ойхо, челюсти которого и впрямь шевелись с размеренностью паровозных шатунов. Вместо ответа тот удостоил Криса очередным мрачным взглядом, подошел вплотную к все еще стоявшему на четвереньках сержанту Флемингу и, сплюнув на ладонь, сунул ее под нос последнему со словами «На, жри!».

– Шо это жа дерьмо? – с подозрением осведомился сержант, отодвигаясь от остро пахнущей коричневой массы, которая по цвету, да и по консистенции, весьма напоминала этот обсуждаемый недавно продукт.

– Хочешь беззубым ходить? – задал встречный вопрос шаман. – Не? Тогда жуй… и через пол-луны зубы будут как у аллигатора… в пять рядов, гы-гы-гы!

– Быстро же вы, любезный, перекрасились, – заметил Моргенау, который – благодаря тому, что привязывавшие его гоблы сочли возможным ограничиться почти символическими завязками – оказался единственным из освобождаемых, сумевшим удержаться на ногах.

– Умный патамучта, – невозмутимо отозвался Ыыгыр Ойхо. – Мы ж теперь вроде как одна банда… пока не получится вашими черепами мой личный шест украсить… особенно твоим, Ханко.

– Мерзавцы, а мерзавцы, – простонала Линда Келлер. – Может, кто-нибудь из вас, подонков, все-таки наберется смелости и освободит мне хоть одну руку? Пожалуйста!

– Только в том случае, мисс, – сказал Уин, подходя к ней, – если вы, мисс, торжественно поклянетесь не кусаться… потому что иначе я лучше поищу общества какой-нибудь оголодавшей пумы.

– Клянусь!