Попытки создания всероссийского военно-политического центра на Юге во второй половине 1918 г.
Участие южнорусского казачества в данном процессе
Разумеется, суверенитет казачьих войск представлялся лишь элементом будущей общероссийской государственности. С осени 1918 г. представители руководства Добровольческой армии, декларировавшие лозунг возрождения «Единой, Неделимой России», начали поиск приемлемых путей создания общих с казачеством структур военного и политического управления. Кубанское войско, как отмечалось выше, было связано с Добрармией военным соглашением, заключенным с генералом Корниловым 17 марта 1918 г. в ауле Шенджий. Донское войско, вынужденное сотрудничать с германскими оккупационными силами, до ноября 1918 г. не заключало с «добровольцами» каких-либо соглашений, затрагивающих основы военной, внутренней или внешней политики. Попытки заключить с атаманом Красновым договор, аналогичный заключенному Корниловым с представителями Кубани, предпринимались сразу же после окончания «Ледяного похода» и получения известий об антибольшевистском восстании на Дону. В Ростов-на-Дону был отправлен представитель Добрармии генерал-майор В. Н. Кисляков (его преемником стал генерал-лейтенант Е.Ф. Эльснер). 22 апреля 1918 г. генералом Алексеевым был составлен особый «наказ» для «миссии генерала Кислякова», определявший общие принципы соглашения с Доном. Не отрицая важности того, «чтобы на Дону скорее сорганизовалась законно избранная и полномочная власть», Алексеев полагал необходимым «вступить с этой властью в скорейшее соглашение». При этом заявлялось, что «Добрармия, не связанная частными интересами с той или другой областью, преследует общегосударственные интересы и поэтому является лучшим связующим звеном для всех элементов, ведущих борьбу с большевизмом. Руководство Добрармии представляется естественным, полезным и необходимым». По мнению Алексеева, подписание соглашения с Доном (по аналогии с Кубанью) облегчило бы «как выполнение общегосударственной задачи и постановку частных стратегических задач». При посредничестве Кислякова состоялась встреча Деникина, Алексеева и Романовского с атаманом Красновым в станице Манычской. Однако дальше заключения соглашения о поставке снарядов и патронов в Добрармию дело не пошло.
Несмотря на установившееся военное сотрудничество, весьма важное для Добрармии с точки зрения поставки боеприпасов, Алексеев не оставлял надежд и на заключение политического соглашения. Для атамана Краснова более предпочтительным был вариант создания Юго-Восточного Союза и перевод Добрармии на царицынское направление для совместного наступления на «красный Верден». В таком случае Добрармия рисковала стать не центром объединения антибольшевистских сил на Юге России и тем более не «государственным фактором», а лишь армией в составе новообразованного Союза, равноправной по статусу Донской. Поскольку в перспективе Юго-Восточный Союз мог оказаться под контролем Германии (как и Украина), то в этом случае возникала серьезная опасность разоружения и ликвидации Добрармии как военной организации, открыто заявлявшей о верности Антанте. Важность царицынского направления признавалась Алексеевым, но лишь в той степени, насколько это позволяло «вывести» Добрармию с Дона и Кубани, способствовало бы восстановлению Восточного противогер-манского фронта. В свою очередь Краснов в письме от 3 сентября 1918 г. не отрицал важности объединения, считая возможным объединение в финансовой, экономической и транспортной сферах.
Поражение Германии, окончание Первой мировой войны сделали процесс сближения более интенсивным. В письме на имя управляющего отделом иностранных дел А. П. Богаевского (25 октября 1918 г.) Деникин определил основные направления будущего сотрудничества Добрармии и южнорусских областей. «Общность задач, которые приняли на себя Всевеликое Войско Донское и Добровольческая Армия… властно требуют полного взаимодействия всех вооруженных сил и всех правительств, принявших на себя в полной мере указанную задачу». По мнению Деникина, объединение должно было начаться с «объединения командования вооруженными силами, ведущими бои против большевиков», что предусматривало объединение «оперативной части и части военного снабжения». В дальнейшем следовало перейти к обсуждению возможности объединиться по целому ряду пунктов. Таковыми считались: «установление общей системы денежных знаков», «объединение учреждений Государственного банка и других учреждений министерства финансов», «объединение учреждений министерства юстиции», «объединение продовольственного дела и торгово-промышленной политики», «уничтожение внутренних таможен и объединение границ», а также «объединение управления путями сообщения, почты и телеграфа».
14 ноября 1918 г. Особое Совещание заявило о «скорейшем финансовом объединении частей России» посредством унификации денежного обращения и налогообложения. На конференции почтово-телеграфных управлений Юга России, состоявшейся 16–21 ноября 1918 г. в Ростове-на-Дону, приняли решение о беспрепятственном обмене почтовой, телеграфной и телефонной информацией, введении единых тарифов и знаков почтовой оплаты. 10–14 декабря 1918 г. в Екатеринодаре прошла конференция по созданию Российского таможенного союза. На ней провозглашалось признание всех договоров и конвенций, заключенных до 25 октября 1917 г., единое таможенное пространство и единая система косвенных налогов. Установление нераздельных «информационного» и «экономического» «пространств» стало закономерным этапом на пути к военно-политической общности южнорусского Белого движения (1).
18—24 ноября 1918 г. в Екатеринодаре прошли заседания согласительной комиссии Кубанской Краевой Рады и представителей Особого Совещания. В совместно принятой резолюции не отрицалась возможность создания на территории бывшей России «самостоятельных Государственных образований», но подчеркивалась необходимость «единого боевого фронта и единого командования», четко ставилась цель «воссоздания России в форме Всероссийской Федеративной Республики» и, как промежуточная цель, – «образование Южно-Русского Союза на федеративных началах» (см. приложение № 11). Следует отметить, что работа комиссии, в состав которой входили ведущие политики и правоведы Кубани и Особого Совещания (В. А. Степанов, К. Н. Соколов, Н. И. Астров, А. Коробьин, Н.С. Долгополов), шла по двум направлениям, совместить которые было сложно. По воспоминаниям Астрова, делегация от главного командования отстаивала два положения, утвержденных Деникиным: «Власть Командования Добровольческой Армии, преследуя общерусские интересы, должна быть неограниченной, в виде единоличной диктатуры» и «Кубань и другие… новообразования надлежит привлечь к объединению с Добровольческой Армией на началах автономии…». Поэтому принцип федерации (на чем настаивали кубанцы) или тем более конфедерации неприемлем. Поскольку идет вооруженная борьба с большевиками, то и власть, в форме единоличного правления, должна быть сосредоточена у военных.
В ответ представители кубанской делегации, отнюдь не отрицая важности принципа «единства России», отмечали, что это возможно не на основе некоего «приказа сверху» (авторитет командования Добровольческой армии был далеко не бесспорен среди кубанского казачества), а исключительно на основе объединения уже существующих государственных образований посредством «договора», то есть «снизу». Совместить эти позиции представлялось возможным только на пути планомерной, неуклонной совместной работы, путем взаимных уступок, а не взаимных подозрений и упреков.
В качестве компромиссного (но неосуществленного) варианта Соколовым был разработан проект трехстороннего договора, который должны были подписать представители Добровольческой армии, Дона и Кубани. В нем планировалось в первую очередь гарантированное «возглавление» Деникиным «всех сухопутных и морских военных сил на территории Всевеликого Войска Донского и Кубанского Края» (это предусматривало единоличное определение состава и численности вооруженных сил, назначение «на все высшие должности военной службы», единую наградную систему, «право объявления местностей на военном положении», а также распоряжение стратегическими железными дорогами). «Для управления гражданскими делами, общими для Дона и Кубани… под председательством Главнокомандующего Добровольческой Армии» создавался «обладающий всею полнотою законодательной власти» коалиционный Верховный Доно-Кубанский Совет. В его состав входили «представители» означенных казачьих войск (избираемые на сессиях Большого Войскового Круга и Краевой Рады) и «представители Добровольческой армии», назначаемые приказами Главкома. При этом «члены Совета» признавались неподотчетными «перед органами, коими они назначены или избраны». Компетенции «Совета» подлежали признаваемые «общегосударственными» вопросы «денежного обращения, таможенной политики и товарообмена», «прямого и косвенного обложения», «государственных монополий», «торгового мореплавания и портов», «акционерного законодательства», «путей сообщения общего значения, почты и телеграфа», а также, что имело немаловажное значение для судебной власти, общий «суд, гражданское и уголовное законодательство». Тем самым уже в начальный период государственного строительства на белом Юге признавалось необходимым создать коалиционную модель управления на основе принципа «разделения властей», близкую по своей сути к федеративному устройству (2).
В 1919 г. работы Согласительной комиссии стали основой для дискуссий о модели управления во время заседаний Южнорусской конференции (об этом далее в отдельном разделе) и комиссий Особого Совещания по областному устройству Юга России.
Весьма важным шагом вперед в реализации идеи общероссийского единства стало утверждение единого представительства во внешней политике. Окончание Первой мировой войны и ожидание скорого начала работы международной мирной конференции, призванной урегулировать послевоенное положение Европы, делало объективно закономерным привлечение к ее работе представителей России. И хотя декларации казачьих войск предусматривали участие казачества во внешней политике в качестве самостоятельных «субъектов международного права», был сделан важный шаг к сближению: Дон, Кубань и Добровольческая армия приняли решение «об общем представительстве Государственных образований России в международных отношениях». Бывший министр иностранных дел Российской Империи, авторитетный дипломат С. Д. Сазонов был направлен в Париж в качестве «общего представителя Государства Российского на Международном мирном Конгрессе». Хотя этому предшествовали дискуссии, связанные с попытками создания Совета по международным делам (на основе коалиции представителей государственных образований), все же принцип единоличного управления возобладал. 5 декабря 1918 г. постановление о признании полномочий Сазонова приняло Кубанское Краевое правительство, а 16 декабря после встречи с донским атаманом на ст. Кущевка Сазонова как посланца «Великой, Единой, Неделимой и Независимой России» чествовали и в Ростове. Это признание не исключило тем не менее самостоятельной отправки в Париж на Версальскую конференцию делегаций от казачьих областей (Дона и Кубани), уполномоченных своими представительными структурами (3).
Но наиболее важным оставался вопрос военного единства. В речи на торжественном заседании Кубанской Краевой Рады 1 ноября 1918 г. Деникин заявлял, обращаясь к депутатам: «Пора бросить споры, интриги и местничество. Все для борьбы. Большевизм должен быть раздавлен. Россия должна быть освобождена. Иначе не пойдет впрок ваше собственное благополучие, которое станет игрушкой в руках своих и чужих врагов России и народа русского… Не должно быть Армии Добровольческой, Донской, Кубанской, Сибирской. Должна быть единая Русская Армия, с единым фронтом, единым командованием, облеченным полной мощью и ответственным лишь перед русским народом в лице его будущей законной верховной власти».
Своеобразным итогом создания единого южнорусского центра в «борьбе с большевизмом» стало принятие генералом Деникиным должности Главнокомандующего Вооруженными Силами Юга России. 26 декабря 1918 г. на ст. Торговой состоялось историческое совещание, в котором принимали участие генералы Деникин, Краснов, Драгомиров, начальник штаба Добровольческой армии генерал-лейтенант И. П. Романовский, военный представитель Добровольческой армии за границей генерал от инфантерии Д. Г. Щербачев и другие.
Отметив, что «жизнь повелительно толкает нас на путь военного единства», Деникин заявил о необходимости «единства общегосударственного». Его основаниями признавались «автономия новых государственных образований», внешнеполитическое единство, дальнейшее объединение железных дорог, почтово-телеграфной связи, банковской и денежной систем, а также создание единой судебной власти. Генерал Щербачев особенно подчеркивал важность создания общероссийского центра, что, по его мнению, гарантировало реальную поддержку со стороны Франции и Англии (как оружием, так и воинскими контингентами), привело бы к полной международной изоляции Советской России. Еще накануне переговоров бывший Главнокомандующий Румынским фронтом направил Деникину письмо из Бухареста (3 ноября), в котором сообщал о своей беседе с Главнокомандующим союзными армиями в Румынии, Трансильвании и на Юге России генералом Бертело и о полученных со стороны последнего «заверениях», что «для оккупации Юга России» будет направлено 12 французских и греческих дивизий». После десанта в Севастополе и Одессе они должны были начать продвижение на Киев и Харьков, а «богатые запасы бывшего Румынского фронта, Бессарабии и Малороссии, равно как таковые и Дона, можно отныне считать в полном нашем распоряжении». По словам Щербачева, при условии союзнической помощи следовало установить единое командование и «обеспечить скорейшее наступление всех русских южных армий на Москву» (4).
Атаман Краснов и его штаб, не видя препятствий для экономического объединения, возражали против «вмешательства» «неказачьего» командования в вопросы стратегического планирования и назначения командного состава. Также неприемлемыми представлялись сколько-нибудь существенные ограничения полномочий властных структур Войска. Однако после трехчасовых напряженных переговоров было достигнуто соглашение, оформленное приказом № 1 от 26 декабря 1918 года. Деникин «вступал в командование всеми сухопутными и морскими силами, действующими на Юге России». Добавление к приказу от имени атамана оговаривало, что «единое командование – своевременная и неизбежная мера для достижения полной и быстрой победы в борьбе с большевиками», а «конституция Всевеликого Войска Донского… нарушена не будет». И «достояние Донских казаков, их земли, недра земельные, условия быта и службы Донских армий затронуты не будут» (5). Тем самым повторялись принципы объединения, аналогичные соглашению с Кубанью от 17 марта, официально подтверждался суверенитет казачьей государственности.
В Праздник Рождества Христова, накануне нового, 1919 года, были созданы Вооруженные Силы Юга России. Данный акт можно без преувеличения считать знаменательным для южнорусского Белого движения. С одной стороны, Добровольческая армия становилась здесь военным центром Белого движения. В единый фронт объединялись силы добровольцев и казачества. С другой – страны Антанты могли теперь ориентироваться на единое военно-политическое руководство на Юге России.
Возвращаясь к принципиально важному для Белого движения фактору преемственности, необходимо отметить, что со времени «Ледяного похода» Добрармия заявляла о себе как о преемнице Российской армии: «Добровольческая Армия, непосредственная преемница некогда грозной Русской вооруженной силы, выдержавшей долгую и упорную борьбу с сильным врагом (Германией и ее союзниками. – В.Ц.), отвергла всякую мысль о соглашении с прежним противником, оставаясь верной до конца всем договорам с Союзными Державами». Это объяснялось также наличием в ее командном составе начальника штаба Верховного Главнокомандующего Николая II генерала Алексеева, двух бывших Верховных Главнокомандующих (генералов Алексеева и Корнилова), главнокомандующих фронтами (генералы Деникин и Щербачев), значительного числа генералов и офицеров, занимавших те или иные командные должности в Русской армии до октября 1917 г.
Весной 1919 г. руководство белого Юга уже могло заявлять о себе не только как о «военном», но и как о «государственном факторе при воссоздании Великой, Единой и Неделимой России». Типичный для 1918 г. принцип «разъединения ради объединения», допускавший широкую автономию вплоть до федерации, терял свою актуальность. Так, в специально подготовленном Политической Канцелярией докладе (передан представителю американской военной миссии полковнику Рику 9 апреля 1919 г.) отмечалось: «… Добровольческая Армия… не предрешает заранее формы будущего образа правления, считая это делом всего русского народа, который выразит свою волю в будущем Народном Собрании. Воплощая в себе идею восстановления Русской Государственности, она не стремится к образованию автономного государства под своим верховным управлением, ни тем более к своему суверенитету над мелкими народностями или отдельными областями, освобожденными ею от власти большевиков.
Поставя себе задачей собирание Русской земли, она приглашает все части бывшего Российского Государства объединиться с нею для совместной борьбы с большевиками за восстановление Единой и Неделимой России. Стремясь к сохранению остатков Русской Государственности, Добровольческая Армия создает условия для объединения разрозненных частей России в одно целое на основах свободы, права и порядка…»
Показательно решался вопрос о преемственном единстве права на территории, находящейся под управлением Главнокомандующего ВСЮР. Оно обеспечивалось утвержденным правовым принципом, в соответствии с которым для данной территории «сохранялось действие всех законов Российского Государства, до 25 Октября 1917 г. изданных, за исключением отмененных приказами Главнокомандующего или утвержденными Главнокомандующим постановлениями Особого Совещания» (6).
Незадолго до формального объединения военных усилий штабом командующего Добровольческой армией в середине ноября 1918 г. был разработан первый план общего наступления южнорусских белых армий с целью «разбить советские войска и овладеть центром России – Москвой, с одновременным ударом на Петроград и вдоль правого берега Волги». Опираясь на «плацдарм», созданный высадившимися в черноморских портах воинскими контингентами Антанты, планировалось начать наступление «по восьми операционным направлениям с фронта Псков – Царицын на линию Петроград – Казань».
Наличие подобного плана подтверждает общую для Белого движения особенность – стремление к максимально возможной координации усилий. И если допустим термин «комбинированных походов Антанты против Советской России», то правомерно отметить также и комбинированные усилия в рамках общего антибольшевистского фронта, создание которого было реальным осенью 1918 г. Его должны были составить «существующие» (Добровольческая и Донская) армии и «формирующиеся» Особая Южная и Северная армии. «Формирование» двух последних происходило в том числе и на территории Украинской Державы осенью 1918 г. (7).
Складывающаяся военно-политическая ситуация на белом Юге России в конце 1918 г. способствовала дальнейшей консолидации антибольшевистского фронта, объективно необходимой для «победы над большевизмом».
1. Письма белых вождей // Белый архив, т. 1. Париж, 1926, с. 142–152; Переписка белых вождей и пр. документы // Белый архив, т. 1–2. Париж, 1928, с. 189; ГА РФ. Ф. 439. Оп. 1. Д. 86. Лл. 25, 40, 141–145; Ф. 5881. Оп. 2. Д. 607. Лл. 32–33.
2. ГА РФ. Ф. 5913. Оп. 1.Д. 170. Л. 11, 13; БФРЗ. Ф.7.Д. 24. Л. 72; Винавер М. М. Наше правительство (Крымские воспоминания. 1918–1919 гг.). Париж, 1928, с. 43–46.
3. Вечернее Время. Ростов-на-Дону, № 150, 17 декабря 1918 г.; ГА РФ. Ф. 446. Оп. 1. Д. 21. Л. 3; Поляков И. А. Донское казачье войско в борьбе с большевиками. Мюнхен, 1963. Указ, соч., с. 340–341; Трагедия казачества. Часть V (апрель-май 1920 г.) // Вольное казачество. Париж, № 241, 10 мая 1938 г., с. 2.
4. ГА РФ. Ф. 5936. Оп. 1. Д. 257. Л. 3 об. – 4; Ф. 446. Оп. 2. Д. 2. Лл. 1–1 об., 8; Поляков И. А. Указ, соч., с. 339–353; Э.Г. фон Валь. К истории Белого движения. Деятельность генерал-адъютанта Щербачева. Таллин, 1935, с. 34–37.
5. Вечернее время. Ростов-на-Дону, № 157, 28 декабря 1918 г.
6. ГА РФ. Ф. 5936. Оп. 1. Д. 257. Л. 3; Ф. 446. Оп. 2. Д. 2. Л. 29 об.
7. ГА РФ. Ф. 5936. Оп. 1. Д. 257. Лл. 4–4 об.