Глава 9
Конец «Гаммы»
Случай действительно выручил сыщиков. Только не с главной бандой, а со второсортной, которую изначально окрестили «Гаммой». Началось все с происшествия в автобусе № 513.
Лыков решил наконец познакомиться с этим самым молодым видом столичного транспорта. И поехал на нем в градоначальство. Началось прилично: из двенадцати пассажирских мест было занято не больше половины, и сыщик сел у окна. На углу Невского и Морской идиллия закончилась: вошло сразу полтора десятка человек, началась давка. И сыщик вдруг увидел перед собой знакомое лицо. Только что он держал в руках фотокарточку этого типа из Варшавского полицейского архива! Делопроизводитель заглянул в ЦРБ и поинтересовался у Салькова, как продвигается фабрикация розыскного альбома по карманникам. Коллежский регистратор ответил, что работа идет полным ходом. Вот, кстати, взгляните: заношу в анналы известного марвихера Матыса Жительне. И показал регистрационную карту из Варшавы с характерным портретом седлецкого мещанина. Лыков глянул мельком, кивнул и пошел дальше. Но внешность марвихера запомнил.
И вот тот самый седлецкий мещанин стоял в двух шагах от сыщика и обмахивался шляпой — будто бы ему жарко. Знакомый прием. Воры, когда одной рукой лезут за бумажником, во второй всегда держат шляпу, газету или пальто. И прикрывают ими свой маневр от чужих глаз. Сейчас Жительне сунется в карман… Полный господин в переходном дорожном костюме ни о чем не подозревал. Вот полшага вперед… Еще полшага… Пора!
Статский советник одним прыжком оказался за спиной вора и схватил его за кисть, когда тот уже вытаскивал бумажник. Попался! Матыс визгнул от боли — сыщик прихватил его крепко — и попытался бросить добычу на пол. Но не вышло.
— Что такое? — резко повернулся толстяк. — Да это же мой бумажник!
— Дамы и господа, — громко объявил на весь автобус сыщик. — На ваших глазах я поймал с поличным известного карманного вора Матыса Жительне. Вот, убедитесь.
И он поднял вверху руку жмуда с зажатым в ней лопатником. Публика зашумела, многие стали проверять свои карманы. Какой-то рыжебородый, пахнувший водкой, подскочил и замахнулся на вора:
— Стрекулист! Не ты ли меня вчерась в трамвае обчистил? А вот получи!
Лыков в последний момент перехватил кулак и тоже сжал. Рыжий охнул.
— Охолонись. Если обокрали, обратись по принадлежности.
— Я… я жалобу подам градоначальнику. Как тебя звать?
— Статский советник Лыков из Департамента полиции.
Драчуна как ветром сдуло.
Алексей Николаевич вернул бумажник пострадавшему, записал его фамилию и адрес. На углу Гороховой сыщик с вором вышли из автобуса и двинули к Адмиралтейству. Жительне пробурчал:
— Я, что, такая популярная фигура, что вы знаете меня по имени?
— Вполне популярная.
— Польщен.
Марвихер вел себя достойно: не вырывался, не клялся в своей невиновности. Он даже вызвал этим уважение у статского советника. Перед входом в градоначальство седлецкий мещанин остановился и сказал:
— Знаете, господин Лыков, я тоже про вас слышал.
— Да? Это где же?
— Ох… И в Варшавском исправительном отделении, и в Таганке.
— Сильно ругали?
— Нет, не очень. Фартовые говорили, что вы справедливый. Вот и сейчас не дали этому орангутангу меня побить.
— А вы хорошо держитесь, — одобрил сыщик.
— Куда деваться? Попался так попался. Хотя…
Вор не успел договорить. Лыков приказал стоящему на посту городовому:
— Вызови сюда дежурного.
Тот и не подумал усомниться в праве солидного господина отдавать ему приказы. Он крикнул в дверь, и на панель вышел хорошо знакомый Лыкову человек. Это был околоточный надзиратель Новодеревенского участка Сомов.
— Здравия желаю, Алексей Николаевич! Кого нам привели?
— Да вот, попался в автобусе, залез в чужой карман. Забирайте и оприходуйте, адрес потерпевшего я сообщу.
Сомов уже взял задержанного за рукав, как тот взмолился:
— Господин Лыков! На два слова! Очень важно!
Сыщик нюхом почувствовал, что жмуд не шутит. Он приказал дежурному:
— Дайте нам несколько минут.
И отвел вора на угол. Тот с жаром начал говорить:
— Ваше высокородие, орел мух не ловит. Ну что я вам? Маленький человек, который добывает себе на пропитание. Отпустите. Ради Христа, отпустите!
Лыков молча слушал, понимая, что у марвихера есть к нему предложение. Он не ошибся. Матыс обернулся на стоящего невдалеке околоточного, понизил голос и добавил:
— А я вам бандочку продам за это. Хорошую страшную банду.
— Говорите.
— А вы меня отпустите?
— Если ваши сведения окажутся важными, то отпущу.
— Обещайте!
Алексей Николаевич пообещал.
Жительне перешел на шепот:
— Есть хевра, квартирует в доме четыре по Забалканскому проспекту. Сами знаете, что это за дом.
Лыков кивнул. Печально известный притон входил во владения «Вяземской лавры».
— Хозяину квартиры фамилия Панскис, он мой… как это? земляк. А ребята жуткие, скоки, они грабят ломбарды и ссудные кассы. Никого не жалеют.
— Кличку атамана знаете?
— Земир.
— Иван Земиров? Беглый с каторги?
Жмуд облизнул губы и добавил:
— Там есть еще такой… Страшно называть…
— Смелее, Матыс Ромалдович!
— Зовут Зверяка.
— Кличка?
— Черт его знает. Есаул при атамане, однако боятся его все больше Земира. Только об нем я вам ничего не говорил!
Сыщик думал недолго:
— Что ж, уговор дороже денег. Тем более что лопатник мы пострадавшему вернули. Идите и в другой раз не попадайтесь!
— Спасибо, ваше высокородие! Буду Бога молить за ваше здоровье. И поймайте того Зверяку.
Вор мигом убрался в переулок. Лыков подошел к околоточному:
— Спасибо, Сомов. Можете идти. Извините, что зря побеспокоил.
— Что-то важное сообщил? — догадался дежурный.
— Буду сейчас выяснять.
— В градоначальстве?
— Нет, у Филиппова.
Если марвихер не соврал, его наводка была очень ценной. Иван Земиров сбежал еще с Сахалина, под шумок войны с японцами. Его дважды ловили, а он опять делал ноги. Вот уже полтора года негодяй скрывался где-то в столице, и сыскные не могли его поймать. Оказывается, он сколотил банду, которая громит ломбарды. Уж не «Гамма» ли это?
Лыков пересказал слова Жительне Владимиру Гавриловичу, и тот вызвал чиновника для поручений Алексеева. Алексеев в свою очередь послал за Жаликом, сыскным надзирателем Третьего участка Спасской части, где была «Вяземская лавра». К вечеру удалось узнать, что в угловой квартире дома номер четыре, у хозяина Панскиса, прописано двенадцать жильцов. Как раз столько, сколько сыщики числили в банде. Документы на них, и это было удивительно, находились в полном порядке. По бумагам вся дюжина числилась во Второй биржевой артели Апраксина рынка. Солидное предприятие, одного залога предоставляет триста тысяч рублей. Частые полицейские облавы «Вяземской лавры» никогда не находили у Панскиса ничего предосудительного. Он даже водкой по ночам не торговал! А этим занимаются все сдатчики смрадных угловых квартир. Апраксинцы были прописаны, никаких скандалов за ними не числилось. Правда, жилец по фамилии Зверяка в доме отсутствовал. Зато в паспортном столе отыскался такой. Агап Зверяка, отставной бомбардир Второй вылазочной батареи Новогеоргиевской крепости, проживал неподалеку, в Таировом переулке. Полиция не числила за ним никаких грехов.
Начальство стало совещаться. Двенадцать человек, и все с пропиской. Бомбардир — тринадцатый. Простые мазурики стараются обойтись без формальностей. Прописка вещь дорогая, требуется оплатить отметку в документе, а еще больничный сбор. И притом адрес! Лавра давно находится у полиции под лупой, там обход за обходом. Какой дурак поместит здесь банду? Разве что умный и хитрый…
В дом номер четыре направили агента. Постоянный сиделец «мышеловки» — так местные прозвали трактир на первом этаже — сунулся к жмуду на огонек. Попросил в долг трешницу, а затем стал хлопотать за товарища — не будет ли ему приюта? Панскис в долг доверил, а разговор про товарища не поддержал. Некуда селить, все занято. Да как так занято, настаивал освед: у других в коечно-каморочных квартирах живут по пятьдесят человек, а у тебя всего ничего. И получил тычка в шею…
Все это было подозрительно. Особенно Филиппова смущал тот факт, что хозяин не торгует водкой. С какой стати он упускает доход? И статский советник вызвал к себе конторщика дома. Разговор он повел жестко: отдай банду, а не то вылетишь с запретом проживать в столице. И тертый дядя сломался. Он сказал:
— Виноват, ваше высокородие! Знал, но боялся.
— Что знал?
— А какие в той квартире артельщики. Только страшно им перечить. Есть у них приятель, Зверяка фамилия. Не дай бог его рассердить…
И конторщик рассказал: да, у жмуда поселилась банда Земира. Купили паспорта, греют околоточного. Денег много, почему не погреть? Земир поменял наружность, вытравил регалки на открытых частях тела, волосы красит в темный цвет. Дисциплина у него строгая. Если кто провинился, имеет дело с отставным бомбардиром. Тот пощады не знает.
— Расскажи про него. Неужто у человека взаправду такая фамилия?
— Как есть. Сам росту огромного, сильный, чисто геркулес. Никогда в тюрьме не сидел, но у фартовых пользуется уважением. Он в банде вершит все мокрые дела, других не подпускает. Настоящий зверь, а никакой не человек.
— Кто он по ремеслу?
— «Статский» извозчик.
Так в Петербурге называли людей, которые занимались незаконным извозом под чужими бляхами. Одному надо уехать в деревню, второму не хочется мыть экипаж, третий ударился в запой. К ним приходит человек и говорит: дай я поезжу недельку за тебя. Выручку буду отдавать, хозяин ничего не узнает. А ты чуток отдохнешь… Все сверх оговоренного — мое. И лодырь соглашается. Дальше начинаются всякие приключения. Именно из «статских» извозчиков бандиты нанимают себе блатноги, то есть экипажи, на которых они уезжают с места преступления, перевозят добычу, а иногда и трупы. Еще эти доброхоты могут хищничать и сами: обобрать пьяного седока, сорвать шапку с прохожего, увезти и изнасиловать женщину. Искать такого очень трудно, ведь он взял экипаж на время и назвался чужим именем.
Филиппов с Лыковым поняли, что им крупно повезло. Спасибо седлецкому мещанину Матысу Жительне! Было принято решение брать банду этой же ночью под видом очередного обхода.
Снова мобилизовали людей Петровского, сделав исключение лишь для контуженного надзирателя Дымана. Вместо него на захват отправился Азвестопуло. Шишки на его голове зажили, а гонор остался. Из своей группы Алексей Николаевич привлек также Лоренцева, а Телятьеву велел возвращаться в Москву и не спускать глаз сам знает с кого…
Арест опаснейших бандитов прошел как по маслу. В полночь в дом номер четыре по Забалканскому проспекту ввалился усиленный наряд полиции. Первым делом полицейские осмотрели коридор: нет ли за печкой или ларями бесписьменных? Квартирохозяин за них не отвечает, коридор не в его власти, и народ обычно прячется там. У Панскиса, как всегда, таких не нашлось. Потом знакомые городовые привычно потребовали показать паспорта. Жильцы с ленивой руганью поднялись с коек.
— Что ж вы, аспиды, по два раза в неделю ходите? — бранился староста со сведенными наколками на руках, вынимая бумаги. Он не успел ничего понять. Расталкивая городовых, к нему подбежали крепкие мужчины и заковали в наручники. Остальные «артельщики» полезли было за ножами, но в лоб им нацелили револьверы. Лыков заехал ближайшему в глаз и крикнул:
— В муку изотру, пристрелю на месте!
Скоки были так ошарашены, что не успели оказать сопротивления. Была бы квартира, как другие, набита битком, они могли бы в толчее и выскочить. А тут на их дюжину столько же сыщиков, и каждый ждет повода нажать на курок.
Под утро главный сыщик с красными глазами сидел в кабинете и клевал носом. Напротив похрапывали в креслах Петровский и Азвестопуло. Лыков бодрился со стаканом чая в руках.
— Значит, так, — подытожил Филиппов. — Найдены девять револьверов, пять ножей, топоры, кастеты, петля-удавка. Деньги в количестве пятнадцати тысяч рублей, и ценности, похищенные из мастерской Гештифеля.
— Это в Казачьем переулке? — с трудом вспомнил статский советник.
— Да, там, где застрелили хорунжего. Еще есть пачка ломбардных квитанций из Риги. Видимо, бандиты сбросили ценные вещи там, чтобы не светиться в Петербурге.
— Наверняка, — согласился гость. — Улик в достатке, хорошее обвинение получится. Осталось одно…
— Да, — нахмурился Филиппов. — Зверяки дома не оказалось. Вдруг уйдет, сволочь?
— Наблюдение оставили, рано или поздно он появится.
Есаула ночью не нашли, и это беспокоило сыщиков. Самый опасный человек в банде пока на свободе.
— Пойду гляну, как там, — поднялся Лыков.
— Только того…
— Сам понимаю.
— Хоть грека своего возьмите. Мало ли что…
— Пусть спит, ему жена скалкой по голове настучала.
Филиппов проводил уходящего тревожным взглядом. Но уже если кому и брать богатыря-убийцу, то именно Лыкову. Уж он-то разберется.
Алексей Николаевич подоспел вовремя. В Таировом переулке всего три дома. Возле бывшего владения Дероберти стояло щегольское парное ландо работы знаменитой фирмы «Палечек». Надзиратель Кренев держал лошадей в поводу, а Жалик убеждал извозчика поехать в полицию по-хорошему.
Детина огромного роста смотрел на агента сверху вниз и снисходительно бурчал:
— Эх, людишки…
Лыков был в дурном настроении, очень хотел спать и не стал церемониться. Он решительным шагом приблизился к Зверяке и приказал:
— Выверни карманы.
— Чего? Ах вона как?
Двумя пальцами гигант оттолкнул Жалика так, что тот покатился по мостовой. И навалился на статского советника. Тот был много ниже ростом, поэтому выбрал уперкут. Раз! Голова есаула дернулась, ноги выехали вбок, и он рухнул, где стоял.
— Вяжите его, Сергей Николаевич, — приказал делопроизводитель Креневу. — А я пока обыщу ландо.
Через минуту надзиратель окликнул Лыкова:
— У меня готово, а у вас?
Статский советник не ответил. Кренев перехватил его остекленевший взгляд и полез в экипаж:
— Что там?
На сиденье виднелись пятна крови. Надзиратель помусолил палец и потер кожу.
— Свежие. Он кого-то убил этой ночью.
