Глава 7
Раздвигая туман…
Дознание об эксах двигалось словно наощупь. Лыков пришел к начальнику Особого отдела Еремину. И попросил проверить письмоводителя из артиллеристов еще раз. Заодно хорошо бы общупать Телятьева с Лоренцевым… Чувствовал сыщик себя при этом неуютно.
— Насчет этих двоих я поручу охранным отделениям, — пообещал полковник.
— Только аккуратнее. Лоренцев сам бывший сотрудник московской охранки. Надо так, чтобы ему не сообщили.
— У нас болтунов нет, — отчеканил бывший уральский казак. Таким тоном, будто хотел продолжить: «Это у вас там, в Восьмом…»
Статский советник вернулся в кабинет, разложил на столе листки с таблицами, которые нарисовал Анисимов. Так… «Альфа» берет лишь наличные деньги, да и то не всякие. Откуда такая осведомленность о методах сыска? Газеты писали, как грабители попадаются, если украли купюры с записанными номерами. Но бросить пять тысяч! Можно было бы отвезти их в глухомань и там разменять. Пока сведения о тех номерах дойдут до Туркестана… Но атаман решил не рисковать. Значит, в банде дисциплина. Ценные вещи, векселя, серии — все это под запретом. Трудно ловить таких необычных скоков…
За соседним столом сидел и вздыхал Азвестопуло.
— Что, и у тебя никаких мыслей? — съязвил шеф. — Какой же ты после этого коллежский асессор?
Сергей хотел огрызнуться, но не успел. Вбежал Лоренцев и с порога крикнул:
— Есть! Есть!
— Что есть?
— Сашка Поп нашелся.
— Ух ты!
— Максим Захарович, кто его отыскал?
— Я и отыскал, — скромно ответил губернский секретарь. — С помощью товарищей, конечно. Но идея была моя.
— А в чем идея? — ревниво поинтересовался Азвестопуло.
— На Неве в черте города полно кораблей, — начал Лоренцев. — Их команды живут на борту и, естественно, нигде не прописываются…
— И что?
— Часто так делают и пассажиры. Или приятели капитана могут поселиться. Вот я и подумал. Это же способ укрыться от паспортного надзора.
Алексей Николаевич мысленно хлопнул себя по лбу. Он и сам знал эту уловку бесписьменных. А также тех, кто имел документы, но не хотел их светить. Однако не додумался искать беглого каторжника таким способом.
— Ну? Как вы действовали?
— Взял наряд речной полиции и начал обходить суда одно за другим. Двое суток шлепал по сходням. Мы будто бы проверяли карантинные бумаги. С юга надвигается холера, вот власти и беспокоятся. Вполне убедительно.
— Но как вы получили списки всех, кто находится на борту?
— Так и получил, под видом карантинного инспектора. Велел предъявить и экипаж, и пассажиров. И только что обнаружил Потапа Фомича Демежко, мещанина города Лебедянь, проживающего на борту буксира «Рында». Буксир пришвартован на Большой Неве напротив завода русско-французского общества.
— Вы его видели?
— Нет. Он отлучился на берег по торговым делам. Однако ночевать придет на буксир. Там его вещи, паспорт. Я оставил Кренева для наблюдений, а сам бегом к вам.
— Молодец, Максим! — похвалил сверстника Азвестопуло. — Я запомню идейку.
Лыков молча с чувством пожал чиновнику руку. Но тут же тревожно спросил:
— А не обнаружит Сашка вашего наблюдателя?
— Кренева? Ни в жисть. Сергей Николаевич, если надо, в кнехт превратится.
— Ах, тот, — вспомнил статский советник. — Да, он толковый. Филиппов говорит, что скоро повысит его из надзирателей в чиновники для поручений. Ну а наши действия?
Азвестопуло с недоумением покосился на шефа, вынул из стола маузер и пристроил в кобуру под левым плечом. Он уже давно подсмотрел такую у Лыкова, сшил себе аналогичную и теперь форсил.
Делопроизводитель крякнул и тоже полез за пистолетом.
Они сидели в засаде до полуночи. Было зябко и немного беспокойно. Южиков беглый каторжник, на него имеются показания, обещающие виселицу. Такому терять нечего. Лыков сидел и размышлял, отчего у него подрагивают руки — от холода или от страха?
Объект появился внезапно. Он шел со стороны Гавани, избегая попадать в свет фонарей. Азвестопуло первый услышал шаги и дал знак остальным. В десяти саженях от буксира Сашка остановился и долго всматривался. Похоже, он почуял что-то недоброе. Сыщики от напряжения вспотели, но беглый упорно не делал последние десять шагов. Вдруг он повернулся и быстро зашагал прочь. Однако этот вариант был предусмотрен. Из ближайшей подворотни выскочил надзиратель Кренев и схватил Южикова за плечи. Двое сошлись в схватке. В несколько прыжков к ним приблизились молодые сыщики и повязали бандита. Только тогда степенно подошел Лыков, посветил в лицо пленнику электрическим фонарем.
— Здорово, Южиков. По тебе виселица плачет — знаешь об этом?
— Ты еще кто такой? — злобно выкрикнул тот.
— Скоро поймешь. А пока думай, как жизнь свою никчемную спасать. Ведите его, ребята.
Через час на Литейном, в здании Окружного суда начался серьезный разговор. Его вел следователь по особо важным делам коллежский советник Будзыш-Ратынский. От полиции без протокола присутствовали Лыков и два его помощника. Однако беседа с самого начала не задалась. Арестованный вел себя дерзко, хамил следователю и отказался отвечать на вопросы. Угрозы насчет виселицы не помогли. Сашка Поп явно надеялся снова сбежать.
— Ну, пусть посидит, подумает, — решили Лыков с Будзышем. — Как увидит запоры на Шпалерной, авось дрогнет.
Бандита отправили в ДПЗ. Сыщики разошлись по домам. В любом случае арест беглого каторжника, повинного в нескольких смертях, — это большой успех. Львиная доля его по праву принадлежала Лоренцеву. Губернского секретаря теперь ожидала заслуженная награда.
Полицейские недооценили дерзость атамана. Он попытался сбежать в ту же ночь. Когда его повели в камеру, Южиков вырвал у надзирателя наган и ударил им служивого по голове. Второму прострелил плечо и вырвался из коридора в служебные помещения. Там решеток на окнах не было, и Поп сумел выбраться на крышу. Неизвестно, как он думал перебраться оттуда на волю. Двор большой, до стены не допрыгнешь. Охрана подняла тревогу, включили все лампы, вокруг стало светло, как днем. Часовые со своих постов открыли стрельбу, и очень скоро бандит рухнул вниз с простреленной головой.
Утром выяснилось, что Южиков был убит наповал пулей калибра 7,9 миллиметра. А часовые были вооружены мосинками калибра 7,62 миллиметра. Кто послал в каторжника роковой заряд, осталось неизвестным.
Курлов рвал и метал. В ДПЗ приехала комиссия из Главного тюремного управления. Местность вокруг обыскали, но гильзу не нашли. Свидетелей, которые бы заметили стороннего стрелка, тоже не оказалось. Сашка Поп отправился прямиком в ад и унес с собой много тайн… Например, какой банк экспроприаторы намереваются подорвать особо мощной бомбой.
Раздосадованный Лыков поехал в Военное министерство к своему приятелю капитану Продану. Игорь Алексеевич пояснил, что указанный калибр имеют карабины и винтовки Маузера образца 1898 года. Их приняли на вооружение в германской армии. Но пуля могла вылететь и из охотничьего ружья этого же калибра. Такие ружья пользуются большой популярностью у охотников, их можно купить в петербургских магазинах на законном основании. Одно из них хранится на квартире у капитана. Отличная штука, очень кучно бьет…
— Не ты ли шлепнул нашего беглеца? — грозно спросил сыщик. — Предъяви алиби на вчерашнюю ночь, не то сам знаешь, со мной шутки плохи!
Так оборвался еще один след к банде «Альфа». А потом Лыкову пришлось сделать перерыв в дознании. По правде сказать, он ему требовался. Столь мутного дела Алексей Николаевич давно не встречал. Но в Департаменте полиции началась гулянка, и ему удалось развеяться. Дело в том, что Зуев получил чин тайного советника. А вице-директор Харламов тем же Высочайшим приказом — действительного статского. Фонтанка загудела. А тут еще и Пасха на подходе. Так за выпивкой и дожили до куличей.
Третье награждение в указе касалось Дурново. Бывший министр внутренних дел получил алмазные знаки к ордену Александра Невского. Лыков пришел к нему с поздравлениями. Петра Николаевича выставили из большой политики, и теперь он скучал в Государственном совете. Ум и воля остались при нем, вот только сейчас они никому не требовались. Два умных человека выпили коньяку и поговорили о будущем. Оно их сильно беспокоило…
Праздничный режим не располагал к дознавательскому рвению. В Светлый четверг занятия в департаменте закончились в три часа. Все ушли по домам, остались только дежурные делопроизводств. Алексей Николаевич взял эту обязанность на себя. В пятницу и субботу Страстной недели, а также в понедельник и вторник Пасхальной даже дежурные чиновники должны были присутствовать на службе с двух часов дня и до ухода чинов секретарской части. В остальное время и в первый день Святой Пасхи можно было находиться дома. В результате Лыков провел много времени с женой, хорошо разговелся, навестил семейства Таубе и Павлуки Лыкова-Нефедьева. Брюшкин — таково было семейное прозвище Павла — тоже наел щеки и потяжелел. О своей службе в разведке он говорил неохотно. Папаше очень хотелось узнать от сына, как поживает Федор Ратманов-младший по прозвищу Буффаленок. Таубе отправил его в дальнее путешествие двадцать лет назад. Под именем Фридриха Гезе, немчика с уголовным прошлым, Федор должен был проникнуть в Германию и стать там агентом длительного залегания. Будущим резидентом на время неизбежной с германцами войны. Путь в Фатерланд был длинный, через Сахалин, Голландскую Ост-Индию и Циндао. Но спрашивать о Буффаленке Таубе строго-настрого запретил. Лишь иногда сыщику сообщали некоторые подробности секретной службы Ратманова. Он знал, что маршрут-агентом для связи состоит Павел, и сын регулярно передавал в обе стороны приветы. Вот бы повидаться с Буффаленком! Но нельзя. И никогда в жизни, видимо, не выпадет такого счастья.
Второй сын, Николка, по прозвищу Чунеев, тоже беспокоил папашу. Павлука прохиндей, он сидит в Петербурге, зубрит учебники — готовится поступать в Николаевскую Академию. А брат-близнец где-то в песках, на лезвии с китайцами, англичанами и черт знает кем еще. Его учителя полковника Снесарева вытолкали из разведки и сослали в Каменец-Подольск, начальником штаба казачьей дивизии. Чтобы не дразнить англичан. Штучного человека, говорящего на четырнадцати языках… Снесарев был учеником Таубе, он в свою очередь воспитал Николку. И кто теперь прикроет сына? В ГУГШ окопались кабинетные шпионы. Которые никогда не замерзали на перевалах Тибета, не резались с пуштунами, а восточные языки учили по словарю… Эх!
Неожиданно в этот раз Павлука порадовал отца. Он отвел его в кабинет и сказал:
— Тебе надо встретиться с капитаном Проданом. Вы ведь знакомы?
— Вместе ловили германских шпионов в Одессе. Пока некоторые листали учебники.
— Ха! Ты бы знал, как я давеча выбрался из Фридрихсхафена! Опять наперекосяк, опять Божьим чудом.
— Расскажи, и я буду знать.
— Ты же знаешь, папа, что мне нельзя. Запрещено.
— Хорошо. Так что Игорь Алексеевич? Мы виделись с ним третьего дня, он ничего такого не сказал.
— А это свежие новости, — обрадовал статского советника поручик. — От Федора!
— Неужто? А…
— Слушай. Федор передал материалы по германской программе военного воздухоплавания. Очень важные и очень секретные. Их-то я и вез через Фридрихсхафен, где, как бы это помягче сказать, едва не… Но обошлось. Видимо, ты передал мне часть своей легендарной везучести. Так вот. Материалы изучил военный министр. Все очень серьезно: колбасники нас сильно опережают. Продану поручено сообщить сведения нашим аэронавтам. Пусть знают, что готовит противник. А ты нужен в этих беседах для отвода глаз. Скажешь, что материалы поступили через Зарубежную агентуру Департамента полиции. Сделаешь строгое лицо, не мне тебя учить. Согласен? Поможешь Федору Федоровичу.
— С превеликим удовольствием. Скажи хоть одним словом: как он там?
— Постарел, — вздохнул Брюшкин. — Жизнь у него очень нервная, не располагает к здоровому цвету лица. А тут еще наши кретины.
— Что наши?
— Сведения от Федора Федоровича мы представляем на усмотрение Его Величеству. Ему же принимать самые важные решения.
— Правильно, и что? — не понял Лыков. Тут до него дошло: — Утечки?
— Конечно. Государь вынужден сообщать о материалах своим министрам. Те еще кому-то разболтают. Доходит до немцев. Они не дураки, давно уже сообразили, что где-то сидит наш резидент. Ищут. Черти суконные!
Но на следующий день повидаться с Проданом у сыщика не получилось. Его вызвали в Военно-окружный суд как свидетеля. Там начался процесс над бандой экспроприаторов, которая полтора года орудовала в столице и окрестностях. На скамью усадили 68 человек, в том числе семь женщин! К 48 обвиняемым была применима смертная казнь. С 1907 года банда совершила более 30 ограблений. Самое известное и кровавое произошло в поезде Приморской железной дороги. Тогда налетчики застрелили казначея Сестрорецкого оружейного завода Ермолаева. На шум прибежал ехавший в соседнем купе полковник Суренкин и тоже был убит. Вскоре налетчики перессорились и зарезали своего, студента Можейко, заподозрив его в утайке денег. Лыков участвовал в дознании и внес свой серьезный вклад. Поэтому премьер-министр и поручил именно ему разделаться с остальными экспроприаторами.
Лишь 3 мая статский советник и капитан сумели встретиться. Они выпили коньяку в буфете Балтийского вокзала, согласовали, как будут дурить головы летунам, и отправились в Гатчину. Там в гангаре Воздухоплавательного парка их уже ждали. Пять офицеров во главе со штабс-капитаном Шабским, командиром военного дирижабля «Лебедь», приняли сыщика настороженно. Явился штафирка и будет их, смелых орлов, учить… Алексей Николаевич быстро сбил с молодежи спесь. Он выложил пачку бумаг, надел очки и торжественно произнес:
— Записывать воспрещается. Все, что вы сейчас услышите, следует хранить в строжайшей тайне.
Орлы приуныли. Однако когда гость стал рассказывать, слушали его с нарастающим интересом.
Лыков сообщил следующее. Неделю назад в Гамбурге состоялось секретное совещание. Ближайший сотрудник графа Цеппелина профессор Хергезель сделал доклад перед избранной аудиторией, включающей принца Генриха Прусского. Он изложил грандиозный план создания в Гамбурге огромной базы воздушного флота. Сначала планируется построить коммерческие эллинги и развить на регулярной основе пассажирское сообщение. Но втайне от всех за фасадом гражданского флота будет развиваться военный. Профессор описал задачи этих летательных аппаратов. Бомбежки кораблей противника в море. Атака их крепостей на суше. Террор и паника в тылу. Строящиеся в Германии дирижабли уже сейчас могут поднимать до 20 пассажиров и значительные грузы. В безветрие они способны достичь Лондона за 13 часов, а с попутным ветром — всего за 9. Значит, поднявшись со своей базы в полдень, цеппелины достигнут британской столицы ночью. И, невидимые в темноте, нанесут по спящему городу удар… Когда слушатели представили себе картину, которую рисовал профессор Хергезель, их лица сделались серьезными. Ведь эдак цеппелины-убийцы долетят и до Петербурга.
Сыщик сообщил авиаторам еще много интересного. В следующем году германцы в дополнение к уже имеющемуся у них Первому воздухоплавательному батальону планируют сформировать Второй и Третий. А на цеппелине LZ-6 в виде опыта установили аппарат беспроволочного телеграфа. С его помощью можно передавать на землю результаты разведок! Шабский усомнился в этой новости. Ведь при работе передающего ключа образуются искры. Это крайне опасно на корабле, наполненном водородом. Лыков сообщил, что немцы учли это и создали целую систему подавления искр. Хорошо бы и нам наладить связь с землей.
Заинтересовала летунов и новость, касающаяся аэропланов. Граф Цеппелин после крушения своего корабля LZ-4 под Штутгартом два года назад, получил 8 миллионов марок пожертвований на развитие воздухоплавания. Он основал на эти деньги целый концерн. И помог своему другу Теодору Коберу создать во Фридрихсхафене завод по изготовлению военных гидропланов. Гросс-адмирал Тирпиц категорически возражал против использования авиатики в армии и на флоте. Но кайзер лично приказал форсировать это внедрение.
Еще Алексей Николаевич передал штабс-капитану чертежи последнего цеппелина, а также мягкого дирижабля модели Августа фон Парсеваля, главного конкурента неистового графа Фердинанда.
Расставались летуны и сыщик вполне дружески. Шабский сказал:
— Спасибо вашей агентуре, она делает большое дело. Варишься в собственном соку, а там, оказывается, вон что… Время злое, а станет еще злее.
— Войны ждете?
— Ее, окаянной. Тогда и в небе станут кровь проливать. И надо быть к этому готовым.
— Германцы опять впереди всех, — сердито констатировал Лыков. — Когда же мы окажемся в первой шеренге?
— Если бы только германцы, — подхватил штабс-капитан. — В Италии строят самый большой в мире дирижабль. Его длина составит сто двадцать метров! Это шестьдесят саженей. Он будет бомбометателем. От атаки с воздуха отбиться пока нечем. Я встречался с артиллеристами, просил их подумать над пушкой, которая сможет стрелять вверх.
Продан сообщил озабоченно:
— В том же Мюнхене неделю назад дирижабль «Парсеваль Шестой» совершил первый полет с пассажирами. Перевез шестнадцать человек. Представляете? Половину взвода. И они постоянно совершенствуют свои аппараты. Скоро взвод поднимут, а там и роту. Высадят их в тылу нашей линии, и воюй на два фронта.
— А на чьей стороне, по-вашему, выступит Италия? — поинтересовался Шабский. — На германской или франко-русской?
Лыков сделал умное лицо:
— Никто пока не знает. С одной стороны, у них соглашение с Германией и Австро-Венгрией. С другой — давние территориальные споры с австрияками и большие аппетиты на Балканах. Так что все может перемениться в любой момент. И кого будет бомбить самый большой в мире дирижабль — это вопрос.
На прощанье статский советник договорился со штабс-капитаном, что тот возьмет его с собой на борт «Лебедя» в ближайшую субботу. Дирижабль будет совершать учебный полет, отрабатывать маневры в воздухе. Ольге Владимировне Лыков благоразумно об этом не сообщил.
Наконец, праздники закончились. Из Москвы приехал Телятьев и с порога заявил:
— Важные новости. Разрешите доложить с глазу на глаз?
— Почему такая секретность?
Москвич замялся:
— Мы там слышали про эти случаи. Вахмистр будто бы повесился, который был у «Альфы» наводчиком. Я и подумал…
Статский советник пристально смотрел на коллежского секретаря. Тот закусил удила и закончил мысль без экивоков:
— Возможна утечка. Прошу впредь заслушивать мои сведения без посторонних.
— Сергей Манолович таковым не является, насчет остальных согласен. Вы правы, мы тут совсем того… Докладывайте.
Осип Германович сообщил следующее. Агент МСП подслушал в пивной на Полянке интересный разговор. Беседовали два маклака, хорошо известные сыщикам. Одним был Григорий Добин, сожитель владелицы часового магазина Подковыриной, что на Домниковской улице. Он уже дважды сидел за сбыт краденого, в последние годы остепенился, а может, стал осторожнее. Собеседником Добина был Александр Соколов. Ему принадлежала лавка покупки и продажи случайных вещей на Александровской улице — известное место сброса воровской добычи.
Добин сказал «коллеге»:
— Есть хорошая вещь, дорогая. Восемь тысяч можно взять. Но в Москве ее сбыть нельзя.
— Что за товар? Сверкальцы?
— Они самые. Браслет, рыжье. А в нем на двадцать каратов камушки.
— Почему в Москве нельзя?
— Меченая вещь. Колька Болгарин взял ее на Арбате, в отделении Второго общества. А у них, слышь, атаман брать кле запрещает. Будто бы на них попасться легко.
— Ну? Пусть нам отдаст, мы облебастрим.
Добин рассердился:
— Там такой человек, что голову тебе прошибет! Атамана ихнего никто в глаза не видел, а все боятся. Колька сам от него дрожит, как осиновый лист. Стянул из ломбарда цацку, нарушил запрет. Теперь не знает, что с ней делать. Маз узнает — амба. Теперь дошло?
Соколов задумался, потом сказал:
— А если в Питер свезти? У меня там есть покупатели.
— И там не хочется. Близко. А в Варшаве людей имеешь?
— Имею, но с ними надо говорить.
— Начинай разговор. Вещь у меня, Колька согласен ее сдать за две больших. А она тянет на десять! Все, что сверху, наше. Я хочу треть.
— Кле у тебя с собой?
— С собой.
— Покажи.
Барыги ушли в нужник и через пять минут вернулись. Оба были серьезны и торжественны, выпили водки и, видимо, ударили по рукам.
Статский советник сразу схватил суть:
— Атаман запрещает брать при налете вещи! Да ведь это наш, из банды «Альфа»!
— Очень может быть.
— А что случилось на Арбате?
— На масляной неделе ограбили Арбатское отделение Второго Московского общества под заклад движимости. Застрелили помощника кассира. Взяли сорок пять тысяч наличности разными купюрами, две бумажки по пятьсот рублей оставили.
— Точно наши! Они, стало быть, и в Москве хищничают…
— Еще пропала одна-единственная вещь из заклада, — продолжил рассказ чиновник МСП. — Золотой панцирный браслет с десятью бриллиантами и рубином.
— Тот, о котором говорили маклаки, — констатировал Азвестопуло. — Ух как здорово! Мы ищем их в Петербурге, а ребятишки улизнули в Москву и хапнули там. А кто такой Колька Болгарин?
— Есть гаденыш, зовут Николай Молодых. Налетчик, тертый, но в тюрьме ни разу не сидел. Почему-то его всякий раз отпускали.
— При Мойсеенке такое было сплошь и рядом, — выругался Лыков. — Вот и развели в Первопрестольной безнаказанность.
— Где живет Болгарин, известно? — перебил стенания начальства грек. — Он ведь не скрывается, под своим паспортом ходит?
— Чего ему скрываться, если перед нами он чист? — Телятьев вынул записную книжку и зачитал адрес. — Швивогорская улица, дом Ерошенко.
— Надо обложить парня как следует, подпереть осведами, — загорелся статский советник. — Я сейчас же телефонирую Кошко.
— Аркадий Францевич команду уже отдал. Я доложил ему о подслушанном разговоре.
Сыщики стали совещаться. Можно арестовать барыг и отобрать у них браслет. Они тут же сдадут Кольку Болгарина. Участие в вооруженном нападении с жертвами — тяжкое преступление. Москву с губернией только что перевели из чрезвычайного положения в положение усиленной охраны. Виселицу уже не приговорят, но двадцать лет каторги обеспечено. Но это если удастся доказать, что Молодых участвовал в том налете. А он заявит, что выиграл браслет в «железную дорогу» у неизвестного. И конец агентурной разработке… Более перспективным будет следить за всей компанией. И попытаться выйти через нее на атамана. Кроме того, не нужно мешать сверкальцам попасть в Варшаву. Тамошние сыщики большие мастера, они барыгу не упустят, возьмут с поличным. Следует использовать прокол жадного налетчика по полной.
Еще они решили не сообщать полученных сведений другим членам группы. Мало ли что.
Лыков пошел к директору, объяснил ситуацию и подписал командировку в Москву для себя и помощника. Новоиспеченный тайный советник повздыхал и сказал:
— Езжай. Когда вернешься, меня тут уже может не быть.
— В Сенат переберешься, Крокодил Петрович?
— А ты думаешь, мне просто так чин дали? Готовят.
— А кого метят на твое место? Если Харламова, то ничего, жить можно.
— Нет, его не поставят. Останется в вице-директорах. Есть мнение поднять Виссарионова, но говорят и о Белецком.
— А вот это уже плохо!
Коллежский советник Степан Петрович Белецкий был креатурой самого Столыпина. Пока он, как и Лыков, занимал должность чиновника особых поручений при министре сверх штата. Но при такой лапе мог быстро выскочить на самый верх. Человек беспринципный, карьерист и интриган станет начальником. М-да…
Три сыщика отбыли в Первопрестольную. Первым делом они явились в Малый Гнездниковский. Кошко сообщил им новости. К Кольке Болгарину удалось подвести некоего Рыбкина, содержателя подпольного публичного дома в Большом Головином переулке. Налетчик зачастил к девкам и сорил там деньгами. На квартиру по Швивогорской улице зашел неизвестный человек, поговорил с жильцом и незаметно исчез. Хозяин дома, завербованный полицией, не увидел, как тот уходил. Высокий, плотный, подворачивает левую ногу… Точно так же хромал человек, которого мельком видел в окно квартиросдатчик покойного вахмистра Подшибякина. Неужели это одно и то же лицо? После того посещения вахмистра нашли мертвым. Болгарин жив-здоров, не вылезает из притона. Однако наблюдение за ним больше ничего не дало. Банда осторожничала.
Так прошло три дня. Питерцы засиделись без дела. Колька шлялся по трактирам, но ни с кем не заговаривал, пил и ел в одиночестве. Вызвал на беседу в «Голубятню» Добина, требовал быстрее толкнуть кле. Отослал матери в Саратов сто рублей. Сходил в «Золотой якорь», что в Сокольниках, сыграл в кегельбан. В буфете познакомился со звездочками-колибри — так назывались каскадные певички, исполнявшие вчетвером скабрезные куплеты. Самую грудастую из них, мадемуазель Эржи, бандит увез к себе и пользовал до утра. Никаких важных улик сыщикам это не дало.
Алексей Николаевич стал проявлять нетерпение:
— У Кольки денег — карманы рвутся. Так мы до Покрова будем за ним следить и ничего не узнаем. Предлагаю взять молодца.
Влез с новостями Кошко:
— Пришла телеграмма из Варшавы. Коллеги повязали целую команду скупщиков. Браслет отобрали. Наш блатер-каин Соколов оказался не просто рядовой деляга. Он служил прежде в Привисленском крае и имел там целую систему сбыта. Если бы не вы, господа дознаватели, мы бы еще долго этого не узнали. Так что от меня уже благодарность.
— Значит, берем Кольку Болгарина? — ободрился статский советник.
Но начальник МСП тут же сменил тон на укоризненный.
— Алексей Николаевич, а кто меня учил много лет назад, что главное достоинство сыщика — это терпение?
— И меня! — крикнул из своего угла Азвестопуло.
— Так что… предлагаю ждать.
Скрепя сердце, делопроизводитель согласился. И его товарищи оказались правы. Через два дня «красная шапка» принес в Большой Головин письмо на имя Николая Молодых. Скок прочел послание, посерьезнел и стал собираться. Записку он порвал на мелкие кусочки, но Рыбкин сумел их собрать и склеить. Там было написано: «В “Гренаде” завтра в пять».
Сыскные пришли в боевую готовность. «Гренада» — меблированные комнаты в конце Тверской, пользующиеся дурной славой. Полиция не имела в них осведомителей. Пришлось запереть улицу с двух сторон и подослать двух переодетых агентов в тамошнюю биллиардную.
Все эти предосторожности не помогли. Встреча Болгарина с неизвестным лицом состоялась. Она длилась не более трех минут. Очень быстро скок вышел на улицу и двинулся в сторону Триумфальной площади. Он почти бежал и все время оглядывался. Азвестопуло понял, что его предупредили о слежке, и решил арестовать бандита. Однако не успел. Он махнул помощнику, надзирателю МСП Узлову, и сыщики бросились наперерез Кольке. Но тут их внезапно атаковали сзади. Сергею с близкого расстояния прострелили левую ногу, а Узлову — правую. Обливаясь кровью, полицейские повалились на булыжник. Подлетел лихач, забрал Болгарина и тех двоих, что стреляли, и умчался в переулок.
Лыков оказался возле помощника самым первым и схватил его за плечо:
— Лежи, не дергайся. Я перетяну ногу ремнем.
Пока сыскные перевязывали своих товарищей, бандиты разбежались.
Статский советник рвал и метал. В душе, правда, радовался, что обошлось. Могло быть и хуже. Кошко рассудил так же:
— Слава богу, ребята попались с понятием. Могли пальнуть в спину, а выбрали ляжку.
— Не захотели вешать себе на шею смерть полицейских. Сейчас не пятый год, мы бы с них с живых не слезли, вот и поостереглись.
— А еще сковали наших людей, — подсказал Аркадий Францевич. — Убитых мы бы бросили и погнались за ними. А раненых надо же бинтовать. Вот их и след простыл.
— Никак не ожидал, что Молодых сбежит, — признался Лыков. — Думал, атаман его прикончит за то, что взял браслет.
— Думаете, он уже знает? Откуда?
— Утечка, Аркадий Францевич. И у нас, и у вас. Что же это за человек такой, если ему все известно?
Кошко не согласился. Банда осторожная, умная. Могли просто заметить слежку за Болгарином, а про браслет и не знать. Вытащили своего человека из-под удара и попрятались.
Рана Азвестопуло оказалась легкой. Кость не задело, угодило в мышцу. Пока помощник лежал в Лефортовском военном госпитале, Алексей Николаевич рылся в архиве. У него осталась всего одна ниточка — личность Кольки Болгарина. И он решил за нее потянуть.
Результат изучения сильно заинтересовал статского советника. Николая Молодых арестовывали лишь один раз, в июне 1905 года. Его заподозрили в нападении на ссудную кассу в Грузинах. Тогда погибли держатель кассы и его жена. Арест, судя по рапорту, содержавшемуся в деле, производил надзиратель Лоренцев! Через три дня налетчика освободили за отсутствием улик. Судебный следователь отказался передавать дело прокурору.
Лыков приказал всем сыскным отделениям центральных губерний присылать ему в делопроизводство фотокарточки найденных неопознанных тел. Портрет Молодых из архива МСП он курьером отправил в Департамент полиции и поручил Анисимову сличать его с присланными снимками. И предчувствие не обмануло сыщика. Очень быстро выяснилось, что атаман Болгарина не простил. Его труп с пулей в затылке нашли в Калужской губернии.
Алексей Николаевич, почуяв след, засел в архиве крепко. Он выбрал все дела, которые вел Лоренцев в должности надзирателя. За полтора года Максим Захарович произвел более ста арестов. Раскрываемость у него была самая высокая в своем отделении. Москва разбита на четыре отделения, и Лоренцеву выпало трудное Второе. В него входили Хамовническая, Пресненская и Сущевская части. К последней относился только что созданный тогда Марьинский участок, то есть печально знаменитая Марьина роща. Молодому надзирателю пришлось туго. В него стреляли, нападали с ножом, однажды сильно побили. Полицмейстер отделения надворный советник Севенард ежемесячно отмечал сыщика в докладах градоначальнику. А вот с непосредственным шефом, Мойсеенко, Лоренцев не ужился. Из МСП прилетали лишь выговоры, даже раскрываемость не помогала. В конце концов он уволился со службы и перебрался в Петербург. Где и сделал быструю карьеру, понявшись из надзирателей третьего разряда в чиновники для поручений. Филиппов в отличие от Мойсеенко быстро разглядел способности новичка и дал ему ход.
Но Лыкова сейчас интересовали старые дела нынешнего питерца. Сутки он провел в архиве, туда ему носили чай с бутербродами. Выяснилось, что из арестованных Осипом фартовых до суда не дошли двадцать человек. Один — это Колька Болгарин, а кто другие? И почему их выпустили на свободу?
Больше всего из них оказалось, конечно, воров. Марвихеров и шниферов Алексей Николаевич отмел сразу. А вот поездного вора Фирса Титкина по кличке Кабысдох внес в кондуит под номером один. Поездные воры люди опасные, они не останавливаются и перед убийством. Особенно славятся этим венгры и румыны, но и наши не отстают.
Далее Лыков выписал шестерых грабителей. Двое из них подозревались в убийстве: Анатолий Бубнов и Ксаверий Литвиненко. У Бубнова была кличка Толя Божья воля. Литвиненко клички не имел. Агентура описывала его как человека решительного и безжалостного. Мелкое жулье Ксаверия боялось, крупное уважало. Оба негодяя отсидели в сыскной неделю и вышли чистыми, дознание ничего не сумело им предъявить. Что характерно, они с тех пор ни разу не арестовывались — как и Болгарин. Когда Лыков увидел их фотографические портреты, то поразился. Это были те двое, что пытались напасть на Анисимова на Литейном проспекте.
Статский советник понял, что взял след. Четыре калиброванных злодея попались единожды. Всех арестовывал надзиратель Лоренцев. Все вышли сухими из воды и с тех пор исчезли из полицейских сводок. А вскоре появилась ловкая и умная банда из четырех человек. Которая сделала базисом Москву, а хищничала за ее пределами, чаще всего в окрестностях Петербурга. Хапнут — и в Первопрестольную. Их ищут в Питере. И кто ищет? Чиновник для поручений СПСП губернский секретарь Лоренцев. Неужели это так и есть? Сыщик создал шайку из своих подопечных. Со знанием дела научил их скрываться от полиции. И теперь ловит сам себя. Под руководством Лыкова…
Все это выглядело слишком фантастично, чтобы оказаться правдой. И доказательств никаких, только домыслы. С тем же успехом подобную банду мог создать и Телятьев. Или любой негодяй из разогнанного состава МСП, насквозь прогнившей. Сыщики, имеющие дело с секретной агентурой из преступной среды, всегда ходят по лезвию. Уж очень велик соблазн подчинить лихих людей себе и войти с ними в стачку.
Алексею Николаевичу пришлось погрузиться в темный московский мир еще глубже. Он стал читать «шкурки» осведомителей, состоявших на связи с Лоренцевым. И с удивлением обнаружил среди них донесения Кабысдоха и Литвиненко. Они, правда, оба оказались штучниками. В лягаши не пробились или не захотели.
В МСП при каждом начальнике заводились свои порядки. Василий Иванович Лебедев перетасовал всех подчиненных. Он был противником системы, при которой сыскные надзиратели прикреплены к конкретному месту и отвечают лишь за него. Лебедев опасался, что люди будут зашорены, изучая только свой участок. Пришедший ему на смену Войлошников имел опыт службы в охранном отделении и следовал ему. У охранников агентура разделена по партиям, каждый ведет своих и не лезет к чужим. И московские сыщики разделились. Одни специализировались по мошенникам и аферистам, другие по скокам, третьи ловили карманников. В результате универсальные знатоки кончились. А привязка к конкретному участку исчезла вообще. Когда Войлошникова сменил Мойсеенко, он начал очередную перестройку. Надзиратели вели свое отделение целиком, вновь вводился территориальный принцип, но укрупненно. Четыре отделения Московской полиции объединяли 17 частей и 48 участков. Например, во Втором отделении насчитывалось 11 участков, и, соответственно, 11 надзирателей толкались на одном куске земли и мешали друг другу. Каждый сыщик обязан был знать жуликов всех мастей, а личную агентуру передать наверх. Теперь осведами занимались чиновники для поручений. Это было сделано Мойсеенко с умыслом. Дмитрий Петрович поставил на эти должности доверенных людей. И получил контроль над всей негласной агентурой полиции.
Теперь, при Кошко, территориальный принцип восторжествовал окончательно. Сыщик отвечал за один участок, где ему полагалось знать каждый притон. Он же состоял на связи с агентами, лишь отчитываясь перед своим чиновником. Кошко завел личную агентуру, о которой знал только он и которая проверяла низовых осведов. А также и самих сыщиков — нет ли там «рейнботовщины».
Из-за такой чехарды, когда смена начальника влекла за собой передел порядков, секретная агентура начала халтурить. Черт его знает! Скажешь лишнего, а власть сменится и тебя выкинут за борт. Такие надзиратели, как Сологуб или Ботнев, сами были жулики будь здоров. И переписывали «шкурки» в нужном русле.
Наконец, за время правления Мойсеенко штат МСП резко вырос. Количество ключевых фигур — сыскных надзирателей — увеличилось с 12 сразу до 60 человек, то есть в пять раз! Пришли новые люди, часто случайные или сомнительной нравственности. Многих из них Кошко потом выгнал. Но эти новички внесли полный хаос в работу с агентурой. Лыков так и не смог отыскать многие донесения, архив был кем-то предусмотрительно растащен.
Изыскания питерца были прерваны приказом Зуева срочно вернуться в Петербург. Статский советник подчинился и предстал перед директором. Оказалось, что в отсутствии делопроизводителя встала работа по созданию розыскных альбомов. Еще зимой Лебедев перевел, издал и разослал по отделениям как образец альбом французской полиции. В нем находились фотографии нескольких сотен преступников. Справочник должен был помочь филерам опознавать своих подопечных. В развитие мысли Восьмое делопроизводство готовило сразу пять розыскных альбомов с русскими преступниками. Основой стали данные ЦРБ, входящего в состав делопроизводства. Помещенные в них лица делились на категории. Три формы носа, семь форм уха, рост, цвет райка левого глаза… В свою очередь, альбомы специализировались на преступных профессиях. Уже завершались выпуски карманников и коно- и скотокрадов. Едва начатыми оказались альбомы с фотографиями воров-шниферов. И сильно запаздывали два альбома: мошенников с аферистами и грабителей с убийцами. Зуев приказал делопроизводителю подтолкнуть своих людей и уложиться в намеченные сроки. На вопрос, а когда ловить экспроприаторов, Нил Петрович ответил:
— В свободное от альбомов время.
Лыков пришел в «восьмерку» злой, наорал на Скрыдло и приказал всему составу помочь регистрационному бюро с подготовкой альбомов.
Чтобы успокоить расшалившиеся нервы, статский советник телефонировал в Гатчину штабс-капитану Шабскому и напомнил: обещали взять в полет! Воздухоплаватель ответил:
— Мы завтра утром отрабатываем маневрирование против ветра. Хотите — присоединяйтесь.
— Конечно, хочу!
— Жду вас на станции Средняя Рогатка в девять часов утра.
Статский советник никому не сказал о своем решении. Особенно он таился от жены. Ольга Владимировна никак не могла одобрить такую авантюру. Лыкову повезло: Оконишникова мало обращала внимания на мужа, она готовилась к войне с холерой.
Новости о распространении болезни напоминали сводки с фронта боевых действий. Начавшись на юге, зараза стремительно дошла до столиц. Алексей Николаевич читал газеты и мрачнел. За последние две недели в Нижегородской губернии заболело 117 человек, умерло 70. В Курской слегло 270, умерло 134. Хуже всех пришлось Самаре: заболело 1197 человек! 548 скончались. Не хватало врачей, госпитальных бараков, средств санитарии. Пришел черед и Петербурга. За неделю вновь заболевших насчитали 46, всего больных (вместе с ними) было уже 668. Умерло 20 человек. На вокзалах и пристанях появились карантины, доктора тщательно осматривали приехавших. Городская управа раздала 50 000 билетов на бесплатное посещение бань, 15 000 порций чая и 2550 обедов для судо- и чернорабочих. Всюду расклеили объявления: «Не пейте сырой воды!» В пробах фильтрации из резервуара «В» Главной водопроводной станции обнаружили холерные вибрионы. И это в столице! Чего же ждать от Самары… Выяснилось, что резервуар давно не чистили и на дне его скопился толстый слой грязи. Доверчивый народ считал, что невскую воду отфильтровали, пил ее без кипячения и пополнял холерные бараки.
Напуганная управа спешно открыла убежище для детей, оставшихся без родителей, на 200 мест. Туда требовались добровольные помощники. И две храбрые женщины, баронесса Таубе и Ольга Оконишникова-Лыкова, нанялись в приют: одна врачом, другая санитаркой. Поэтому сыщиком дома заниматься было некому. Ольга приходила усталая и опасалась не столько заболеть сама, сколько заразить мужа. И Алексей Николаевич добоялся до утра, супруга не заметила его состояния.
В половине десятого утра от Средней Рогатки взмыл вверх военный дирижабль «Лебедь». В гондоле было три человека: штабс-капитан Шабский, поручик Димзе и статский советник Лыков в роли пассажира. Военные стали заниматься делом, а штафирка без устали щелкал портативной камерой. В последнее время Лыков увлекся любительской фотографией и теперь решил отснять редкие кадры Петербурга с воздуха.
Командир между тем успевал дать пассажиру разъяснения. Он сообщил, что «Лебедь» был куплен во Франции у фирмы братьев Лебоди год назад. Это полужесткий дирижабль с объемом оболочки 4500 кубических метров. Длина его — 61 метр, а диаметр — 11.
— Афанасий Иванович, а что такое полужесткий дирижабль? Какие еще бывают?
— Мягкие, оболочка которых не имеет каркаса, и жесткие, с прочным каркасом. Германцы делают свои цеппелины именно жесткими. Они поэтому больше и мощнее как французских, так и русских. Правда, баллоны майора Парсеваля, главного конкурента генерала Цеппелина, мягкие, но военные на них не ставят.
— Русские дирижабли тоже есть? — обрадовался Алексей Николаевич.
— Да, конечно. Самый первый назывался «Учебный», мы все учились на нем летать. Потом сделали «Кречет», он со дня на день поднимется в воздух. Строятся «Голубь» и «Ястреб». Во Франции хотим докупить «Чайку» и «Коршуна», а у немцев — «Грифа». Получится целая воздухоплавательная эскадра!
— А полужесткий дирижабль что за зверь? — не унимался сыщик.
— Посмотрите наверх. Видите? В нижней части оболочки находится килевая металлическая ферма. Она и держит весь баллон с водородом. Получается полужесткий каркас.
Дирижабль тем временем начал свои маневры. Своим изогнутым корпусом, острым носом и хвостовым оперением он напоминал не лебедя, а касатку. Сначала корабль совершил эволюции над полотном Царскосельской железной дороги. Потом пролетел над собственным гангаром в Лигово и направился к столице. «Лебедь» развил скорость девять с половиной метров в секунду и поднялся на высоту четыреста метров. Внутри у сыщика поселился было холодок от непреходящего страха. Но красота виденного быстро вытеснила его. Какие картины! Насколько хорош оказался город с высоты птичьего полета! Моторы «Рено» стремительно вращали четырехлопастные ореховые винты и гнали воздушное судно вперед. Очень скоро оно зависло над центром города. Лыков узнал Воскресенский проспект, Гороховую, строгую линию Невского. Люди внизу задирали головы и махали руками. Они приветствовали летунов, как небожителей. Трамваи, экипажи и моторы останавливались, из них высыпали пассажиры и чуть не пускались в пляс при виде редкого зрелища. Алексей Николаевич почувствовал себя каким-то гигантом, возвышающимся над толпой обычных людей. Эдак недалеко и до мании величия…
«Лебедь» находился в полете уже около часа, и запас горючего подходил к концу. Судно снизилось до двухсот пятидесяти метров, обогнуло Казанский собор, пролетело над Невским проспектом до Зимнего дворца и медленно описало круг над Александрийской колонной. Потом взяло курс на Исаакиевский собор, пролетело над ним и вдоль Вознесенского проспекта ушло к Московской заставе, откуда вернулось на Среднюю Рогатку. Ошарашенный, восторженный, статский советник свесился из гондолы и смотрел, смотрел во все глаза… Пленка давно кончилась, и шут с ней. Сыщик понимал, что вряд ли еще когда-нибудь ему выпадет случай повторить полет. Поэтому, когда дирижабль подтянули к причалу, ему так не хотелось выходить.
В половине одиннадцатого воздухоплаватели стали на твердую землю. Шабский доложил начальнику Воздухоплавательного парка генералу Кованько, что высшая точка подъема зафиксирована на высоте 520 метров. А у Алексея Николаевича вместо облегчения началась хандра. Вот это жизнь! Бросить все, перевестись в летуны и испытывать такое счастье через день… Сыщик долго тряс руки офицерам и не находил слов, чтобы выразить Шабскому свою благодарность. Потом поехал в Петербург и занялся пленкой.
Увы, техника, а скорее собственная неумелость подвели Лыкова. Из всех сделанных им снимков получилась лишь одна панорама: Зимний дворец, Марсово поле, правильный квадрат Таврического сада и изгиб Невы вокруг Смольного собора. Расстроенный сыщик выпил водки и уснул.
На другой день ему телефонировал командир «Лебедя». Он вызвал сыщика в штаб гвардии и там вручил большую карточку формата «кабинет», наклеенную на паспарту. На ней поручик Димзе, который вел собственную съемку, запечатлел Лыкова. Тот был в треухе с завязанными на подбородке лямками (вверху оказалось очень холодно) и с ошалелыми от счастья глазами. Растроганный пассажир боевого воздушного судна отправился прямиком в свой служебный кабинет. Вызвал служителя и приказал повесить карточку над письменным столом.
С тех пор «в минуту жизни трудную» сыщик глядел на себя в небе, вспоминал удивительное чувство полета, и исцелялся.
