Глава 6
Первые неприятности
Два следующих дня Алексей Николаевич потратил на хлопоты по Восьмому делопроизводству. Зуев мудро промолчал, что начальство велело освободить статского советника от текучки. Опять же и случай был из ряда вон. В поезде до Симферополя неизвестные убили и ограбили бывшего товарища прокурора Санкт-Петербургской судебной палаты Скопинского. Агентура сообщила, что это дело рук фартового по кличке Мордашка. Департамент полиции разослал запросы по всем отделениям: есть ли у них деловые с такой кличкой? Среди преступников отыскалось пять Мордашек: два взломщика, карманник, налетчик и поездной вор. Подозрение, естественно, пало на двух последних. Сейчас их пытались найти. Всю работу по сбору сведений и ориентировке сыскных отделений вело Восьмое делопроизводство.
На третий день Лыков решил, что пора спросить с подчиненных ему членов группы дознавателей. И тут произошел непонятный случай.
Статский советник направлялся из дома на Стремянной в Департамент полиции. На углу Литейного и Малой Итальянской он увидел бегущего ему навстречу человека. И с удивлением узнал в нем вольнонаемного письмоводителя Анисимова. За ним гнались двое мужичин решительного вида, весьма напоминавшие бандитов. Алексей Николаевич, не раздумывая, вынул из плечевой кобуры браунинг и дослал патрон. Ребята сначала остановились, потом быстро сообразили и бросились в разные стороны. Пока Лыков выбирал, за кем гнаться, они скрылись из виду.
Сыщик взял тяжело дышавшего артиллериста за рукав:
— Иван Федорович, давно вы от них удираете? Где ребята налетели?
— Это вы, Алексей Николаевич?! Уф… Я думал, сейчас меня зарежут… Ноги уже подкашивались…
— Однако. Ясным утром да на Литейном… Что-то необычное.
— Спасибо, что спугнули… Уф!
Письмоводитель стоял, прижавшись к стене дома, и боялся отклеиться от нее.
— Вы ведь на службу? Пойдемте вместе, хорошо?
— Пойдемте, Иван Федорович. Это вас, скорее всего, шапка подвела.
— Какая шапка?
— Что у вас на голове. Она ведь из бобра?
— Ах, если бы… Такого зверя даже штаб-офицеры в отставке позволить не могут. Это кошка, выделанная под благородного зверя. В селе Катунки их фабрикуют.
— Кошка? — удивился статский советник и внимательно разглядел «пирожок». — Хорошо мухлюют волжане. Издали и не догадаешься. А вы в следующий раз берите с собой на улицу пистолет. Есть у вас?
— Наган валяется, но разрешения на него нет.
— Быстрее получайте, Лоренцев поможет вам оформить в участке. И таскайте, не ленитесь. Видите, что творится? Уже на Литейном шапки начали снимать.
Это был первый сюрприз дня. Второй преподнес полковник Запасов. Он телефонировал Лыкову с Варшавского вокзала и сказал:
— Мы опоздали.
— Куда, Дмитрий Иннокентьевич?
— Со своими догадками. Сегодня ночью покончил с собой вахмистр Подшибякин, который в ПЖУ занимался заявками на охрану ценных грузов.
— Покончил с собой или был убит?
— На первый взгляд, сам себя. Но лучше разобраться.
— Жди меня, я сейчас появлюсь.
Лыков ехал на вокзал и думал, может ли случившееся быть совпадением. Группа дознавателей выработала ряд действий для пресечения эксов. Вскоре на их аналитика напали на улице, а подозреваемый в продаже информации покончил с собой. Нет ли тут связи? А если есть, значит, есть и утечка. В кабинете сидело шестеро. Он, Лыков, никому не разбалтывал… Кроме Зуева!
Статский советник осадил сам себя. Подозревать в болтливости Нила Петровича мог только тот, кто его не знал. Старый полицейский служака любил слушать, а рот держал на замке. Тогда кто? Азвестопуло и Запасов вне подозрений. Анисимов? Этот, вероятно, мог по неопытности… Телятьев? Лоренцев? Вот незадача. Может, все-таки тут случайность?
Лыков отыскал Дмитрия Иннокентьевича в кабинете начальника столичного ПЖУЖД. Запасов листал дело погибшего вахмистра.
— Вот, гляди, что бросилось в глаза, — сказал он, протягивая приятелю руку. — Донос поступил на Подшибякина. Причем не анонимный, а с подписью. Подшибякин в канцелярии отвечал за реестр входящих документов. Бумаг у нас много, и вахмистр не справлялся. Ему в декабре выделили помощника, канцелярского служителя Пучеглазова. И уже в начале февраля тот сообщил рапортом, что его начальник живет не по средствам. В качестве примера привел бортовую цепь.
— Цепь? От часов?
— Да. Гладкая, нового золота, длиной чуть не в аршин. Стоит она, по словам доносителя, семьдесят пять рублей! Откуда у служивого такие средства? Да на этой цепи еще брелок члена общества разумных развлечений. Хоть и серебряный, но размером с блюдце.
— А действительно, откуда средства? — спросил Лыков. — Начальство заинтересовалось этим вопросом?
— Заинтересовалось. Подшибякина вызвали и спросили в лоб. И он ответил, что золото польское, из меди. Проба на нем мошенническая, и купил ее вахмистр на Варшавском вокзале с рук, за семь целковых. Насчет же остального — просто хвалился, а Пучеглазов принял за чистую монету и донес.
— Надо проверить цепь, — заявил сыщик.
— Не выйдет. Она исчезла вместе с часами.
— Это тем более подозрительно. Расскажи, как погиб вахмистр?
Запасов выложил лист бумаги:
— Пока есть только это: протокол осмотра места происшествия. А именно квартиры погибшего в Свечном переулке. Я вытребовал копию в охранном отделении. Поскольку покойник — жандарм, дознание ведет оно, а не сыскная. На, читай.
Лыков, прежде чем углубиться в чтение, спросил подозрительно:
— А что у вас фамилии такие заковыристые? Подшибякин, Пучеглазов… Запасов… Будто нарочно подбирали.
— Это ладно! У меня в Москве архивариуса зовут Балбесов-Вислобоков. Вот уж выпало… А так приличный человек, ответственный.
Статский советник пробежал протокол глазами. Смерть произошла около полуночи, от сдавливания гортани. На шее веревка, окоченевшие руки сведены впереди тела. Впереди тела… Отчего так, от спазма? Следов борьбы нет, прощальной записки тоже. Соседи ничего не слышали. Деньги и портсигар на месте, нет часов с цепочкой и серебряной мыльницы.
— Откуда известно про мыльницу?
— Квартирный хозяин заметил. Подшибякин у него же ее и купил на Рождество. Старинная, от прошлого века! Одиннадцать рублей не пожалел.
— Наш вахмистр антиквариатом интересовался? — желчно заметил сыщик. — С каких капиталов? Жалование позволяло?
— Тридцать рублей в месяц его жалование, — хмуро ответил Запасов. — А хозяин показал, что в последнее время у его жильца появилось много денег. Стал по ресторанам ходить, баб водить на квартиру… Мыльницу купил, и все грозился переехать в соседнее парадное. Там-де хозяин вежливый, а тут грубиян без уважения к такому знатному жильцу, как вахмистр.
— Ну и что ты об этом думаешь?
— То же, что и ты, надо полагать.
— Обожди, — сказал сыщик жандарму. — Подшибякин отвечал за входящие бумаги. Верно?
— Не только. Он еще вел секретный журнал заявок на сопровождение ценных грузов. То есть знал, когда и сколько повезут. Тот самый информант, которого мы искали!
— Спешишь, Дмитрий Иннокентьевич. Разве во всей канцелярии только он один имел доступ к таким сведениям? Журнал хоть и секретный, но вполне возможно, что валялся на столе в открытом доступе…
— А кто знает, как он там лежал? Надо вести дознание, разбирать.
Лыков по телефону связался с начальником Петербургского охранного отделения полковником фон Коттеном и сказал:
— Михаил Федорович, здесь Лыков. Извините, что не поздравил вас с назначением…
— Валяйте без политесов, Алексей Николаевич. Вы насчет самоубийства вахмистра Подшибякина?
— А как вы догадались?
— Полковник Запасов рассказал мне о вашем новом поручении. Сочувствую.
— Спасибо за понимание. Буду тонуть красиво, с песнями, а не просто так.
— Насчет идеи об утечке сведений по заявкам на охрану грузов Дмитрий Иннокентьевич тоже поделился. Перспективная мысль.
— Ага. И…
— Вы хотите, чтобы ваш человек участвовал в дознании смерти Подшибякина, — констатировал фон Коттен, словно читал мысли сыщика. — Кого пришлете?
— Коллежского асессора Азвестопуло.
— Принято.
И полковник положил трубку. Деловой человек не потратил и лишней секунды…
Лыков повернулся к приятелю и сообщил:
— Сегодня утром напали на Анисимова.
— Какого Анисимова?
— Нашего штатного аналитика. Он, кстати, подполковник артиллерии в отставке. А ты его кабинетным червем обозвал.
Запасов смутился:
— Я же не знал. Ты бы хоть предупредил.
— На будущее запомни: в подчинении у Лыкова служат сплошь одни орлы. Понял?
— Понял, твое высокородие. Лучше про нападение расскажи.
— В начала девятого часа, на Литейном. Их было двое. Вид нехороший.
— Чего они хотели?
Статский советник пожал плечами:
— Иван Федорович не стал их об этом спрашивать, а задал стрекача.
— Увидел двоих и побежал? А если они прикурить хотели?
— Дмитрий Иннокентьевич, я их рожи успел разглядеть. И тоже побежал бы, не будь у меня при себе браунинга.
— Так-так… То есть аналитик жив-здоров, только напугался?
— По счастью, я шел в ста шагах позади. И вовремя вмешался: вынул шпалер и навел на ребятишек. Они грамотно метнулись в разные стороны. Я человек пожилой, в высоких чинах, поэтому не побежал за ними.
— Так-так… Подряд два случая… Подшибякин удавился, а у Анисимова хотели попросить огоньку… Думаешь, это случайность?
— Случайности бывают, — рассудительно заявил сыщик. — Но лучше подготовиться к худшему. Мы обсудили, как будем ловить бандитов. И тут же оборвался самый перспективный след. Или нам его оборвали. Если тут убийство, замаскированное под самоубийство, тогда дело плохо. Возможна чья-то халатность — например, неосторожная болтливость. Еще возможна измена.
Полковник даже поежился:
— Терпеть не могу это слово.
— Придумай другое.
Запасов колупал ладонь, потом буркнул:
— С тобой и мной нас было всего шестеро.
— Метко подмечено!
— Ты уверен в своем греке?
— Больше, чем в самом себе, — серьезно ответил Лыков.
— Хорошо, тогда остаются трое.
— Двое. Анисимов-то чуть не стал жертвой.
Дмитрий Иннокентьевич рассердился:
— Не будь дитятей. Как-то уж очень вовремя он выбежал на тебя и «спасся». Можешь дать гарантию, что это была не инсценировка? То-то…
— Трое, — согласился с жандармом сыщик. — И то сказать, отставной артиллерист пришел в департамент недавно. Разумеется, его проверяли. Но иногда это происходит формально. Надо проверить еще раз, как следует. Еще что мы можем сделать?
— Разобрать досконально смерть вахмистра. Может, он и впрямь сунул голову в петлю. Спьяну или от неразделенной любви. Чего в жизни не бывает?
Алексей Николаевич стал мрачнее тучи.
— Если последние события не случайны, сейчас в Москве избавляются от Петьки Длинного. Тогда все концы к «Альфе» будут оборваны.
— Срочно телефонируй Телятьеву, — сунулся с советом Запасов. — Пусть охранники кончают свою слежку и берут всех анархистов разом. Хотя… ты же не можешь приказывать Московскому отделению.
— Да, я пока не товарищ министра. А вот Курлов вправе дать такой приказ. Только надо ли? Сорвем их операцию. В Москве не гимназисты служат, им виднее, когда прикрыть анархистов.
Лыков ошибся. Через сутки в Первопрестольной были произведены аресты. Десять человек угодили в тюрьму, среди них живой и здоровый Петька Длинный. Еще один сумел убежать, а последний застрелился.
Лыков прочитал сводку об этой акции и спросил с раздражением своего помощника:
— Эй, Серега Сапер! Объясни, что тут написано?
Коллежский асессор взял бланк телеграммы.
— А что вас смущает?
— Бомбы. Сообщается, что при аресте у коммунистов отобраны две бомбы. Одна начинена динамитом и имеет мощность в две тысячи лошадиных сил. А вторая мелинитовая, в тысячу триста. Как можно определять мощность подрывного заряда в лошадиных силах?
Грек долго смеялся, потом еще дольше ругался. Затем сказал:
— Пусть Телятьев допросит долговязого бомбиста и срочно телеграфирует.
— А если утечка прошла через него? Мы еще не разобрались с гибелью Подшибякина.
— Можно проверить. Я съезжу в Москву, тайно, и проведу повторный допрос. И мы сравним показания.
— Пока ты больше нужен здесь, — осадил его шеф. — Доложи, что удалось выяснить.
Азвестопуло стал рассказывать. Он чуть не сутки изучал обстоятельства смерти вахмистра и узнал много важного.
Иван Сидорович Подшибякин служил в жандармской полиции десять лет, был на хорошем счету. Собирался жениться на хозяйке мелочной лавки с Предтеченской улицы. Со сватовства, видимо и началось его грехопадение. Он стал дарить моложавой вдове подарки, для этого понадобились средства. Брак по каким-то причинам расстроился, но вахмистр уже вошел во вкус. Проверка обнаружила у него в сберегательной кассе вклад почти на три тысячи рублей. Никакое жалование не могло объяснить такого. Наследства Подшибякин тоже не получал. Оставалась лишь одна возможность: сотрудничество с экспроприаторами.
В ночь смерти вахмистр не ждал гостей. Пришел домой в десятом часу выпимши и лег спать. Ночью квартиросдатчик услышал какой-то звук, будто за стеной громко всхлипнули. Бывает с пьяными… Потом вроде скрипнула дверь. Он выглянул в коридор — все спокойно. А когда подошел к окну, разглядел удаляющуюся фигуру. Может, из их парадного вышел, а может, так, прохожий. Человек быстро удалился. Он чуть подволакивал левую ногу.
— Так это самоубийство или нет? — спросил Лыков.
— Доктор затрудняется сказать определенно. На запястьях едва заметные ссадины. Но отчего они произошли? Вещи в большинстве своем целы, следов борьбы нет.
— Если напился и его вешали пьяного, какие могут быть следы борьбы? — резонно заметил статский советник. — Однако чтобы повесить бесчувственного, одного человека мало, это надо делать вдвоем. С другой стороны, куда делась серебряная мыльница? И часы с цепочкой?
— А с третьей, для самоубийства нужен мотив, — напомнил коллежский асессор. — Отказ вдовы не очень на это тянет. Любви особой там не было. Задетое честолюбие? И из-за него давиться?
— А что ты выяснил насчет знакомых?
— Не имелось у него особых знакомств, — пояснил Сергей. — На службе Подшибякина недолюбливали, хотя ценили аккуратность и старательность. Когда он хотел жениться, привел пару раз свою лавошницу. Больше никто и никогда к нему не приходил.
— А в кабаках? Будто бы он был не дурак выпить. Таких запоминают.
— Пока не нашли мы этих кабаков, — разочаровал шефа помощник. — Времени мало дали. Филеры из охранного размножили фотографический портрет Подшибякина и теперь ходят по заведениям, показывают. Люди там опытные, можно надеяться на результат.
— Ну пусть поработают. А ты наведайся в Особый отдел, посмотри, как там проверяли благонадежность Анисимова…
Коллежский асессор хмуро посмотрел на статского советника:
— Это еще зачем?
— Ты про нападение на него слышал?
— Все утро он рассказывал. На все лады. Для подполковника Иван Федорыч как-то боязлив.
— Запасов допускает, что нападение было инсценировкой. С целью отвести подозрение.
Сергей набычился еще больше:
— Не верю. Он порядочный и умный. Вон сколько всего придумал.
— Мне он тоже симпатичен, но мы обязаны проверить.
— Вот вы и проверяйте, а я не стану.
Азвестопуло ответил непривычно резко. Не в обычае этого человека было отказываться от поручений. Видать, слишком противно шпионить за своими… И потом, Сергей в Восьмом делопроизводстве без году неделя да на временных основаниях. Если уж идти к полковнику Еремину и говорить, что грешишь на своих, надо делать это самому.
Еще несколько дней прошли в суете. Лыков опустился до того, что лично вступил в переписку с полицай-президентом Берлина по делу жителя Ломжинской губернии Вацлава Стахурского. Немцы подозревали его в фабрикации фальшивой монеты и запрашивали разные справки. Еще статский советник составлял «Ведомости лицам, подлежащим розыску», ходил на все совещания к директору и даже возглавил междуведомственную комиссию об экономии канцелярских расходов. Лишь бы не заниматься экспроприаторами.
Наконец пришло длинное шифрованное сообщение от Телятьева. Осип Германович допросил Петьку Длинного и устроил ему очную ставку с дровосеком, которого сыщики захватили в Рудной пуще. Долговязый бомбист рассказал кое-что интересное. Он подтвердил, что был сообщником Сашки Попа. И бомба, которая убила шесть человек, сделана им. Длинный (его фамилия была Сажин) признался под давлением. Двое из арестованных анархистов-коммунистов начали давать показания. И специалист по взрывчатке счел за лучшее расколоться.
Сажин сообщил, что Южикова вытащили из тюрьмы его старые приятели. Банда, которая якобы попала на каторгу в полном составе, цела. Уехали отбывать срок второстепенные фигуры, а главные остались. И снова взялись за налеты. Южиков их атаман, и как минимум одно дело ребята сварганили под его командой. А именно нападение на артельщика банкирского дома Беринга. Так сыщики получили первую информацию по банде «Альфа».
Уже на следующий день по секретной телеграмме Лыкова МОО перевело важного свидетеля из Таганской тюрьмы в изолятор дисциплинарной роты. Там Сажина пять часов допрашивал Азвестопуло. Он пытался поймать Петьку на противоречиях или недомолвках. Первое ему не удалось, а второе — вполне.
Выяснилось, что две банды — анархистов и налетчиков — пользовались услугами одного взрывника. Петька считал себя политическим, а люди Сашки Попа брали его у анархистов как бы в аренду. Парень сфабриковал уголовным три бомбы, все начиненные мелинитом. Одну израсходовали на дороге Бельск — Рынин. Еще две оставались у Южикова. Связь с ним Сажин поддерживал депешами до востребования, которые отсылал в почтово-телеграфную контору в Петербурге на Владимирском проспекте. Адресатом он указывал Потапа Демежко — похоже, что у беглого каторжника были документы на это имя. Еще арестованный сообщил, что Сашка готовит налет в столице. Хотят брать какой-то банк, для чего заказали взрывнику особо мощную бомбу, но он не успел ее изготовить.
Сведений коллежский асессор добыл не густо. Еще труднее было ими распорядиться. В адресном столе Потап Демежко не значился, причем сыщики проверили Петербург с пригородами. Какой-то банк под угрозой… Но их тут десятки. Выставить у каждого усиленные караулы? Банки и без того хорошо охраняются.
Неожиданно Алексея Николаевича вызвал к себе Курлов. Он сверлил сыщика суровым генеральским взглядом, потом спросил:
— Как идет дознание?
Статский советник доложил последние новости. Товарищ министра откуда-то их уже знал и взял быка за рога:
— Вахмистра убили, инсценировав самоубийство, или он повесился сам?
— Никто не берется сказать точно. Может быть и так, и так.
— Совесть заела изменника?
— Допускаю такое.
— А что с нападением на Анисимова?
— Похоже, с письмоводителя просто хотели снять шапку.
— И никакой подоплеки?
— Допускаю и подоплеку, — признал сыщик.
— Значит, достоверно ничего сказать нельзя?
— Нельзя.
— Ну а если рассмотреть самый плохой вариант?
— Тогда дело швах. Два случая в одни сутки. Умер важнейший свидетель и чуть не зарезали аналитика. Вот подозрительно!
— Почему же? — покачал головой генерал-лейтенант. — Анисимов привлек внимание грабителей. В Петербурге такое сплошь и рядом.
— Налететь на Литейном с утра? Когда все идут кто на службу, а кто в булочную? И вокруг полно свидетелей?
— Я, Алексей Николаевич, конечно, не обладаю вашей опытностью в деле практического сыска, — солидно начал Курлов. — Но здравый смысл подсказывает мне. Если бы действительно требовалось убрать опасного своим умом человека, его встретили бы на выходе из парадного. Или на входе. Когда темно и никого нет рядом. Сунули бы нож в сердце — и бежать. Просто и надежно. А ловить жертву на проспекте… Это хулиганы какие-то, а не фартовые.
— Документов я у них посмотреть не успел, но рожи видел. Они не «васинские». Серьезные люди.
— А почему тогда так примитивно действовали? — настаивал генерал.
— Трудно понять, — согласился статский советник. — Возможно, торопились и потому плохо подготовились. Пришла команда срочно зарезать письмоводителя.
— Опять вы за свое. А кто мог дать такую команду? Сашка Поп? Откуда он тогда узнал о вашей группе, о ее догадках и предполагаемых направлениях поиска? Намекаете на измену?
— Я ее допускаю, — твердо ответил Лыков. — Неприятная версия, согласен. Но мы должны ее проверить.
Товарищ министра опять вперил в сыщика сердитый взгляд. Подумал-подумал и приказал:
— Идите проверяйте. Об итогах доложить!
