8. ЗАКОН 2. ПОДРАЖАНИЕ

В девятилетнем возрасте Беверли Дженкинс начала регулярно посещать библиотеку имени Марка Твена в пятнадцати кварталах от ее дома.

Она была старшим ребенком из семерых в бедной семье и рано нашла убежище в мире книг. «Можно было оказаться где захочешь, — рассказывала мне она. — В книгах были другие люди, другие места. Мои родители были бедны, но щедры душой, и не скупились на любовь и поддержку, а книги были бесплатными».

Семь лет она каждую субботу приходила в библиотеку за новыми книгами. А потом перестала, но не потому что разлюбила их, а просто все прочитала.

Когда она об этом рассказала, я сначала подумал, что она просто преувеличивает, чтобы донести нужную мысль. Но она говорила вполне серьезно: «Научную фантастику, “Марсианские хроники”, “Дюну”, научно-популярную литературу, вестерны, Зейна Грея… я читала все подряд, неважно что».

Этот период интенсивного чтения вселил в Дженкинс не­угасимую страсть к книгам и библиотекам. Окончив колледж, она устроилась сек­ретарем в фармацевтическую компанию, но продолжала много читать, и особенно увлеклась новым жанром любовного романа, который набирал популярность в 1970-х.

Большинство известных любовных романов относились к поджанру исторических. Читатели обожали истории о королевах, принцессах и зап­ретной викторианской любви. Дженкинс довольно быстро заметила, что почти все герои в них были белыми. В популярных исторических романах не встречались негры. И тогда она решила написать книгу, которую сама хотела бы прочитать. И придумала сюжет о черно­кожем солдате 10-го кавалерийского полка, состояще­го из афроамериканцев: во время Гражданской войны герой влюбился в учительницу из деревенской школы.

Закончив роман, Дженкинс получила отказы от издателей — они не заинтересовались сюжетом с главным героем африканского происхождения, тогда это было слишком необычно. Одна из коллег Дженкинс тоже была поклонницей любовных романов и тоже писала. И когда ей наконец удалось продать свое произведение, впечатленная Дженкинс рассказала ей и о своих трудностях.

Коллега попросила почитать роман и через несколько дней сказала, что надо срочно искать издателя.

Дженкинс уже ни на что не надеялась, но нашла агента, который занялся книгой. Когда вся квартира была буквально завалена отказами, вдруг раздался телефонный звонок. Звонил редактор Avon Books. «А остальное, как говорится, уже стало историей», — говорит Дженкинс.

Дебютный роман «Ночная песня» (Night Song) произвел ажиотаж в прессе. Журнал People посвятил Дженкинс пять страниц, и все отзывы были хвалебными. Она оказалась в авангарде новейшего поджанра любовной прозы — черного исторического романа.

Произведение Дженкинс было отчасти знакомым (исторический любовный роман) и отчасти новым (чернокожие персонажи). Она попала в период, когда в литературе только начали пробиваться первые афроамериканские голоса. Сама того не зная, Дженкинс угодила в золотую жилу графика креативности. Тираж написанных ею с тех пор романов превысил 1,5 миллиона экземпляров.

Любовные романы составляют примерно треть литературного рынка США и ежегодно приносят издателям более миллиарда долларов, то есть являются для них основным источником прибыли. Существует много поджанров любовных романов: исторические, паранормальные, эротические и многие другие. Читательская аудитория на 84% состоит из женщин, большинство из них среднего возраста.

Именно поэтому любовные романы считают шаблонными.

Сара Маклейн — популярный автор любовных романов The New York Times и автор ежемесячной колонки The Washington Post на эту тему. Она эксперт по истории жанра. Мы с ней обсуждали ключевые элементы успешного любовного романа.

Во-первых, читатели ожидают подтверждения, что герои будут «жить долго и счастливо» (по крайней мере, какое-то время). Маклейн считает, что это делает сюжет интереснее: «У автора любовного романа есть обязательство перед ауди­торией — “долгая счастливая жизнь” героев. Читатели согласны переживать все страхи и риски, если знают, что впереди их ждет хеппи-энд». Эти рамки обеспечивают и автору, и публике комфорт от наличия знакомого параметра.

Еще один типичный для жанра элемент — это «черная полоса». Речь не о расовых предубеждениях, а о ряде сюжетных поворотов, после которых герои теряют надежду. Романтический союз разваливается. Как говорит Маклейн: «Ни читатель, ни персонажи, ни иногда даже автор не знают, чем это закончится и как возлюбленные воссоединятся». Обычно это происходит ближе к финалу книги, и вплоть до конца персонажи ищут способы снова быть вместе. «Черная полоса» создает эффект драматизма и тревожного ожидания на фоне уверенности, что в итоге герои преодолеют все преграды. Невозможность предугадать их дальнейшие действия повышает интерес читателя и добавляет элемент внезапности.

И наконец — что вполне предсказуемо, — любовному роману нужны сексуальные сцены. Как выразилась Маклейн: «Секс в любовном романе то же, что убийство в детективе. На нем строится сюжет». По ее словам, в любовном романе не обойтись без описания секса: «Когда люди вступают в близкие отношения и впервые занимаются любовью, это влияет на изложение и сюжетную линию».

Покупая любовный роман, читатели ожидают привычной структуры с перечисленными элементами. Их повторение и породило убеждение, что любовные романы — избитая тема. Но Беверли Дженкинс с этим не согласна: «Не думаю, что они отличаются от любого другого жанра. Не бывает вес­тернов без злодеев и шерифов. И без лошадей. Не будет тайны без трупа и без того, чтобы кто-то пытался ее раскрыть».

Итак, есть ли формулы в искусстве?

Формула «Золушки»

Курт Воннегут написал четырнадцать романов, и один из них — «Бойня номер пять» — обессмертил его имя в анналах американской литературы. Но несмотря на все дости­жения, своим «величайшим вкладом» в литературу он считал не опубликованную книгу или рассказ, а не принятую к защите диссертацию.

Воннегут учился на антропологическом факультете Чикаг­ского университета. Но антропологию, к несчастью, терпеть не мог. (Как он однажды сказал: «Я совершенно зря поступил на антропологию, потому что не выношу примитивных людей — они безнадежно глупы».)

Невзирая на неприязнь к выбранной специальности, свою диссертацию Воннегут считал блестящей. В колледже он увлекся визуализацией сюжетов. И в дипломной работе выдвинул предположение, что любой сюжет можно представить в виде системы координат, где на вертикальной оси будут положительные и отрицательные эмоции, а на горизонтальной — время. Он упоминал об этих понятиях в лекции, которая была переиздана в его сборнике эссе «Человек без родины».

На координатной плоскости он нарисовал эмоциональные графики известных произведений. И по ходу описал четыре типа сюжетов.

Сначала он взялся за тип «человек в беде».

«Человека в беде» Воннегут назвал самым популярным сюжетом. Как он выразился на лекции: «Сейчас я дам вам совет по маркетингу. Тем, кому по средствам покупать книги и журналы и ходить в кино, неинтересно знать о бедных и больных, поэтому начинайте сюжет тут [показывает на верхнюю часть вертикальной оси]. Он очень популярный. Люди его любят, и он не охраняется авторским правом». Но сюжет «человека в беде» не так прост, как кажется. Как отметил Воннегут: «Сюжет о человеке в беде, но на самом деле не обязательно вести речь о человеке или о беде. Некто сталкивается с трудностями и преодолевает их [пунктирная линия]. Конец графика неслучайно лежит выше начала. Это нравится читателю».

Второй сюжет Воннегута — «мальчик встречает девочку».

Похоже на любовный роман, но Воннегут смотрит шире: «Речь не обязательно о мальчике, который встретил девочку [начинает рисовать график]. А вот о чем: некто вполне зауряд­ный в самый обычный день встречает кого-то идеального: “О боже, какая удача!”… [ведет график вниз] “Вот черт!”… [снова ведет график вверх] И обратно».

Нас ждут еще два сюжета.

График «Золушки» поднимается, опускается и снова поднимается до точки абсолютного счастья. И подобные сюжетные повороты свойственны не примитивному чтиву, а классическим произведениям, таким как «Джен Эйр», «Большие надежды» и собственно «Золушка» — это жизнеутверждающие истории, в которых сбываются все мечты главных героев.

Последний тип сюжета, по Воннегуту, это «Кафка». Он самый печальный.

Здесь персонаж, по словам Воннегута, «молодой человек, весьма непривлекательный и не слишком обаятельный. У него плохие отношения с родственниками и он часто меняет работу, одна другой хуже. Он мало зарабатывает и не может сводить девушку на танцы или сходить с другом выпить пива. Однажды, проснувшись, он понимает, что превратился в таракана [рисует линию вниз со знаком бесконечности в конце]. Это пессимистичный сюжет».

Звучит не слишком вдохновляюще.

В 1985 году Воннегут поведал о своих идеях на лекции, запись которой позднее стала вирусной на YouTube. Много лет спустя на нее наткнулся ученый, и одна фраза Воннегута навела его на интересную мысль. Вот что сказал он: «Почему бы не загрузить простейшие схемы сюжетов в компьютер, они вполне хороши».

Собственно, возможно ли загрузить сюжеты в компьютер? Можно ли доказать, что их элементы повторяются?

Ученый собрал команду экспертов по сентимент-анализу, статистике и компьютерным наукам. Обосновавшись в Вер­монтском университете, они решили использовать новейшие инструменты анализа данных для выявления закономерностей в эмоциональных составляющих сюжетных линий, о которых говорил Воннегут.

С этой целью ученые скачали романы с онлайн-ресурса, где показывалось количество загрузок, то есть было понятно, какие произведения самые популярные. Затем полный текст книг пропускали через несколько аналитических процессов с премудрыми названиями («сингулярное разложение матрицы», «агломеративные методы кластеризации» и «самоорганизующиеся карты»). Эти способы машинного обучения позволили ученым создать сюжет по описанной Воннегутом модели. Более того, оказалось возможным определить, позитивной или негативной в эмоциональном смысле является та или иная часть книги. И последовательно укладывали их в предложенные Воннегутом «схемы сюжетов».

Ученые не только подтвердили сформулированные Вонне­гутом типы сюжетов (с той только разницей, что они насчитали шесть), но и выяснили, что одни популярнее других. Согласно полученным данным, всех превзошел не кто иной, как «человек в беде».

Предположение Воннегута научно доказано: действительно есть стандартные типы сюжетов. Только вот подсознательно им следуют авторы или намеренно?

Для ответа на этот вопрос мы отправимся в мир теле­видения.

Истоки ограничений

Есть мнение, что прорывной успех связан с разрывом шаблонов. Но на самом деле, чтобы угадать уровень новизны, надо следовать им.

«Черноватый» (Black-ish) — популярный телесериал АВС. В эфир вышло уже четыре сезона, ожидается спин-офф «По­взрос­левшие» (Grown-ish), сериал получил «Эмми» и «Золотой глобус» за лучшую комедию. Главный герой Дре (Андре Джонсон) вырос в бедности, но сделал карьеру в рек­ламе. У них с женой Рэйнбоу четверо детей. В основе сюжета лежит конфликт между желанием Дре сохранить у детей культурную идентичность и их стремлением ассимилироваться среди преимущественно белого окружения. В одном эпизоде, например, двенадцатилетний сын Дре вдруг захотел бар-мицву на предстоящий день рождения из зависти к еврейским друзьям.

Сюжет сериала отчасти автобиографический. Его созда­тель и директор — Кения Баррис. Его жену тоже зовут Рэйнбоу, он, как и главный герой, вырос в бедной семье, работает в творческой сфере и хочет, чтобы дети знали свои национальные корни.

«Черноватый» — беллетризованная автобиография Барриса.

Меня интересовало, есть ли в телесериалах, как и в книгах, набор сюжетных схем. Баррис, несомненно, должен был знать ответ.

Жители Лос-Анджелеса, как я заметил, почти все время проводят в пробках и с удовольствием подробно обсудят с вами свой творческий процесс по телефону, лишь бы только водители вокруг не слишком громко сигналили. По пути на работу Баррис рассказал мне, что для эпизодов сериала типична трехактная схема, перекликающаяся с классической структурой, описанной Аристотелем в «Поэтике» 335 года до н. э.

«Первый акт — это предисловие основной темы», — начал Баррис. В эпизоде с бар-мицвой тема — это культурная идентичность.

«Второй акт — это основная часть, в которой разворачивается действие, где начинаешь разматывать клубок, показываешь сентиментальную и юмористическую стороны конкретной темы, как она сказывается на действующих лицах и получает продолжение в их жизни», — описывает Баррис. В упомянутом эпизоде во втором акте Дре созывает семейный совет для обсуждения кризиса идентичности сына и вместо бар-мицвы решает отправить его на традиционный африканский обряд посвящения.

«Третий акт — развязка. Информация, или тема, или поднятая проб­лема — как герои пережили все это, как с этим справились и как это укладывается в сюжетную канву». В эпизоде развязка наступает, когда Дре разрешает сыну бар-мицву с хип-хопом. Он понимает, что у его детей совсем иное детство, чем было у него, и что это нормально.

Почему Баррис работает с такой структурой?

Он отвечает, что у каждого акта есть «кульминация», как ее называют телевизионщики, — моменты, когда в действии нарастает напряжение. После них сразу идет реклама.

Оказывается, структуру сериала задают рекламные стандарты. «В сериале три рекламных блока плюс хвост, — объясняет Баррис. («Хвост» — это короткий финал после последнего рекламного блока, чтобы зрители не уходили от теле­визоров.) — Итого получается четыре рекламных блока».

Словом, у Барриса и сценаристов есть четкие внешние рамки. Этот сериал, как и прочие, должен отвечать определенным требованиям. Так повелось еще с тех дней, когда теле­шоу спонсировали производители мыла (отсюда «мыльная опера»). Естественно предположить, что твор­ческих людей рамки раздражают, и они воспринимают любые ограничения как произвол деспотичного истеблишмента. Но, как ни странно, Баррис уверен, что в успехе сериала рамки играют ключевую роль. «Мы уже так давно продаем “мыло”, что в каком-то смысле нас стимулирует такая форма творческого процесса. Без кульминаций у эпизодов нет единообразия. Думаю, они действительно помогают. Так проще собраться с мыслями».

Подобные структуры и шаблоны имеются в любых творческих сферах. У поваров есть пропорции ингредиентов. Никто не захочет есть пере­соленные макароны и слишком разбухшую от избытка соды выпечку. Продолжительность песни зависит от требований радио. У писателей есть ограничение на количество слов (и поверьте, это на благо читателя). И длина поста в Twitter не может превышать определенного числа знаков.

Анализируя интервью, я заметил, что большинству творческих деяте­лей рамки нравятся. Повара уважают строгость рецептов. Музыканты получают удовольствие от задачи уложиться в три минуты. Структуры, формулы, шаблоны, рецепты, правила и прочее — не обуза, а действительно инструменты ремесла. Позже я подробнее объясню, почему это хорошо для творчества, пока же давайте рассмотрим более важный вопрос.

Творцам вроде бы по нраву все эти схемы, но нравятся ли они публике?

Поп-наука

Нейробиолог Грегори Бернс нашел целое поле для исследований в не­ожиданном месте: на шоу American Idol.

Однажды вечером он смотрел передачу вместе с дочерью и услышал кавер-версию песни Apologize группы One Republic.

Песня казалась ужасно знакомой, но он не мог вспомнить, где ее слышал.

Потом его осенило: за три года до этого момента во время исследования музыкальных вкусов Бернс помещал участников подросткового возраста в аппарат фМРТ и проигрывал им найденные в интернете песни.

Одной из них и была Apologize группы One Republic.

Бернс, конечно, сразу задумался, можно ли было три года назад, исходя из полученных данных, предсказать ее по­пулярность?

Он смахнул пыль с результатов исследования. Участники прослушивали по 120 песен разных жанров. На онлайн-ресурсе, которым он пользовался, указывалось количество воспроизведений, и он выбирал малоизвестные песни. После прослушивания песен в томографе участники отвечали, что им понравилось больше всего. Бернс проверял соответствие между словами и реакцией мозга.

Результаты оказались весьма интересными. Но сейчас Бернса интересовала связь между реакцией тогдашних участников и последующим количеством продаж песен. Иными словами, может ли мозг предсказать популярность.

Для начала он сверил данные Nielsen's SoundScan (онлайн-базы данных по продажам) со своими материалами. И провел анализ результатов за три года по всем 120 песням.

И его предположение подтвердилось! Связь есть! Оказа­лось, что мозг испытуемых по-особенному реагировал на будущие хиты. Или, выражаясь языком нейробиологов, Бернс обнаружил корреляцию между реакцией прилежащего ядра (части системы вознаграждения, отвеча­ющей за секрецию дофамина) и будущим количеством продаж.

А самое интересное, субъективная оценка испытуемых не коррелировала с будущими продажами. Понравившиеся им песни не стали хитами. Они не могли сознательно выявить потенциально успешные песни. Они даже не представляли себе, какими качествами должны обладать будущие хиты. Но их мозг распознавал эти хиты подсознательно.

На что именно реагировал мозг участников исследования? «Подозре­ваю, что он уловил нечто слегка необычное, интригующее, вроде бы и привычное, но не совсем», — сказал Бернс.

Речь о графике креативности.

Участники реагировали на знакомые вещи с выверенной дозой новизны. Ранее в книге я пояснял, как активное потреб­ление дает способность узнавать знакомое, и подчеркнул, что самого по себе его недостаточно. Эта глава посвящена созданию нового.

Культура ремиксов

У третьекурсника Виргинского университета Алексиса Оганяна была цель — избежать «нормальной работы». Они с соседом по комнате Стивом Хаффманом часами придумывали, какой онлайновый стартап даст им такую возможность.

И в итоге создали Reddit.

Если вы никогда не заходили на Reddit, значит, не видели разноплановую подборку новостей, мимимишных животных, злободневных дискуссий и ответы знаменитостей на вопросы в разделе «Спросите, что хотите». Сайт с симпатичным инопланетянином на логотипе провозгласил себя «первой страницей интернета», и его статистика это подтверждает. Ежемесячно у Reddit более миллиона активных пользователей, и по данным Alexa, исследовательской службы сайтов, это седьмой по посещаемости сайт в мире (Amazon десятый). Как говорит Оганян: «Это глобальный источник информации для англоговорящей части населения планеты. Он отражает дух времени. Начавшиеся здесь обсуждения спустя несколько часов или дней распространяются по всему интернету».

Среди прочего, Reddit известен своими мемами — смешными картинками с шутливыми подписями. Многие возникают, когда кто-нибудь пуб­ликует забавную фотографию, а другие пользователи ее комментируют.

Так появилась Грампи Кэт.

Однажды Брайан Бандесин играл с кошкой своей сестры и заметил, что у нее такая мордочка, как будто она чем-то недовольна.

Он разместил фотографию котенка на Reddit, и за ночь она стала вирусной. Люди начали придумывать свои подписи. Например: «Птичка напела, что у тебя сегодня день рождения. Я ее съела».

Мемы с Грампи Кэт устроены очень просто. В верхней строчке позитивное или нейтральное утверждение, например: «Птичка напела, что у тебя сегодня день рождения». А в нижней, под фотографией недовольной мордочки… Пожалуй, лучше всего тут подойдет слово брюзжание. По всему интернету пользователи придумывали свои версии шаблона и делились с друзьями или публиковали на сайтах вроде Reddit и Imgur.

Но суть мемов не только в шутках-однодневках.

Я общался с Беном Лашесом, чья работа по-настоящему соответствует духу времени: он менеджер мемов, занимается развитием карьеры людей (и животных), которые становятся хитами в непрерывно бурлящей среде интернета. Он управляет тремя самыми известными мемами: кот-пианист (как будто играющий на клавишах пианино), Нян-кот (нарисованный кот с туловищем в виде печенья), Грампи Кэт (вечно брюзжащая, как вы помните). Задача Лашеса — убедиться, что создатели мемов защищены и получают прибыль от своих брендов. Что увеличит их ценность? Что испортит все веселье?

Лашес рассказал мне, что «Грампи Кэт — “золушка” среди мемов, потому что родилась в пригороде Финикса, посреди пустыни, где живет не более 250 человек. И прославилась на весь мир. Теперь все обсуждают ее внешность». Слава Грампи Кэт в интернете стала реальной и принесла доход. В 2013 году Friskies, компания по производству корма для животных, сделала ее своим официальным «котопредставителем».

Конечно, я задал Лашесу волнующий всех вопрос.

Грампи Кэт на самом деле такая брюзга?

Лашес рассмеялся. «Она очень, очень милая. И очень ласко­вая, но если все об этом узнают, это испортит ее имидж».

В беседе по Skype Алексис Оганян объяснил, что мемы вроде Грампи Кэт не только позволяют любому пользователю Reddit создать потенциально популярный контент, но и «упрощают создание контента. Это понятный всем шаблон, не требующий серьезных умственных усилий». В мемах 90% шутки сразу понятно. Ясно, что Грампи Кэт брюзглива. По словам Оганяна, «Соль в оставшихся 10% — в подписи. Это позволяет большему количеству людей участвовать в создании контента. Иначе они не смогли бы ничего сделать, потому что гораздо проще модифицировать существующий мем, чем создать новый». Мемы упрощают создание контента, попадающего в нужную точку графика креативности, поскольку предлагают каждому уже знакомый всем шаблон.

Как мы увидели на примере Кристин Эшли и смене стражей в сфере любовных романов, интернет преобразил усло­вия креативности. Оганян считает, что дело в разнице между нисходящей и восходящей культурой. «Нисходящая культура — это привычная схема, ассоциирующаяся у всех с самим словом “культура”. По традиции, она не существует без дистрибуции. Например, звукозаписывающая компания говорит: “Да, ты делаешь хорошую музыку. Мы поставим тебя в жесткую ротацию по всей Америке”. Но творчество отдельных людей контролируют стражи. Какой-нибудь рэпер из Бронкса создает культуру, но о ней никто не узнает, пока некая компания ее не одобрит, то есть, по сути, не ткнет пальцем и не скажет: “Ага, теперь мы займемся твоим распространением”».

По мнению Оганяна, успех нетрадиционной культуры, в том числе мемов и независимых авторов, обусловлен возможностью публики увидеть ее онлайн. «На самом деле культуру создавали всегда отдельные люди, она поднималась по восходящей, но ее фильтровали дистрибьюторы. Интернет демократизировал доступ к контенту до определенной степени. Обладая доступом и контентом, вы получаете платформу. В интернете мы наблюдаем рождение культуры в реальном времени».

Оганян, как и его предшественники, верит, что культура, будь то нисхо­дящая или восходящая, состоит из «ремиксов». С точки зрения Оганяна, созидание — это модификация чего-то знакомого. «Оригиналь­ных идей не так уж много. Оригинальность и креативность на самом деле — просто изобретательный ремикс». Мемы — это ремиксы смешных картинок. Как и многие известные фильмы. «Звездные войны» — ремикс вестерна: хорошие и плохие парни гоняются друг за другом, только в космосе! Поп-музыка по большей части, как Yesterday Пола Маккартни, ремикс известных последовательностей аккордов или песен. Повара делают ремиксы традиционных семейных рецептов, чтобы угодить современной аудитории.

Культура ремиксов строится на ограничениях. Они дают создателям схему, обеспечивающую знакомые элементы и позволяющую добавить 10, 20 а то и 30% новизны. И позволяют методично использовать график креативности, избежав репутации автора одного хита.

Эти формулы не творцы изобрели для своего удобства, они основаны на принципах психологии. Как я уже упоминал, мозг реагирует на конкретные закономерности. Формулы креативности позволяют срезать путь и не гадать о биологических предпосылках. Они объединяют в себе закономерности успеха многих поколений творческих людей, продумавших, усвоивших и воплотивших их. Ограничения, как ни парадоксально, освобождают творцам время на поиск нового.

Но само знание о существовании ограничений ничем не поможет. Надо знать использованные мастерами формулы. С чего начать?

Метод Франклина

Бенджамин Франклин, будущий отец-основатель Америки, когда-то был рядовым гражданином Массачусетса, и однажды у него появился повод устыдиться.

В переписке с другом он обсуждал, достойны женщины права на образование или нет, и эти письма в один прекрасный день нашел его отец. Тема переписки его не смутила — Бен выступал за права женщин, но дело не в этом. Отец расстроился из-за того, как плохо он выражал свои мысли. Не мог бы он научиться лучше их формулировать?

Бен Франклин, как и большинство сыновей, хотел оправдать надежды отца. И дал себе слово стать великим писателем.

Для начала он стал регулярно читать The Spectator — популярный в XVIII веке в английских и американских кафе­териях журнал. Издание славилось качеством статей и элегантно сформулированной критикой мировой политики. Для Франклина это был идеальный образец для подражания.

И ему пришла в голову идея: сделать конспект статьи, которая ему особенно понравилась. Какова основная мысль каждой части? Закончив конспект, он переписывал по нему статью, стараясь выразиться как можно лучше. А потом проверял себя, сравнивая свой вариант с оригиналом.

Поработав некоторое время над структурой отдельных предложений, Франклин дополнительно усложнил себе задачу: начал перетасовывать конспект. Ему приходилось не только формулировать фразы, но и искать самый убедительный способ изложить статью полностью.

И что же? У него получилось. Упражняясь в подражании, он постепенно улучшал собственный стиль. Случалось, что его вариант получался лучше оригинала. Позже он вспоминал: «Иногда я лелеял надежду, что в некоторых частностях мне повезло улучшить стиль, и тогда воображал, что когда-нибудь стану сносно писать по-английски, чего мне несказанно хотелось».

О подражании такого рода часто упоминали творческие люди, которых я интервьюировал для этой книги. Я назвал это «методом Франклина», он включает в себя внимательное изучение и повтор структуры успешного произведения. Творческие люди используют метод Франклина для усвоения исторически подтвержденных формул и закономерностей успеха. И наряду с этим постигают знакомые элементы, известные аудитории. Затем к этой структуре они добавляют новизну, сохраняя необходимую привычность. Метод Франклина не просто исторический прецедент, а критическая составляющая понимания и изучения творческого процесса в цифровом мире.

Современное применение

Эндрю Соркин — человек многих талантов, Леонардо да Винчи наших дней. Создатель суперпопулярного блога DealBook для The New York Times, основатель Squawk Box на CNBC, автор бестселлера «Слишком большие, чтобы рухнуть» и соавтор прославленного сериала «Милли­арды» (Billions) на Showtime.

Как и Бенджамин Франклин, Соркин начинал с подражания.

Мы общались по Skype. Он забаррикадировался в спальне квартиры на Манхэттене, и я периодически слышал, как его дети нетерпеливо стучат в дверь. Между их криками он рассказал мне о создании современного медийного бренда.

Соркин начал работать в The New York Times в восемнадцать лет, еще будучи студентом. Коллеги ему симпатизировали, и он был готов на все ради того, чтобы вступить в ряды газетных репортеров. Окончив колледж, он получил работу, которой позавидовал бы любой профессионал: лондонское бюро The Times наняло его в качестве бизнес-репортера. Его карьера началась в Англии.

Его смущало одно: он был двадцатидвухлетним юнцом без опыта в журналистике. «Я ужасно боялся», — вспоминает Соркин. Как написать статью, достойную величайшей газеты в мире?

Не зная того, Соркин последовал методу Франклина. Нашел похожие статьи в The Times за прошлые годы и изучил их формат. Есть ли цитаты? Где ключевая мысль? «Я писал статью, как будто играл в мэд-либс», — рассказывает Соркин. Он составлял схему идеального формата на основе удачных статей и подгонял под нее свой текст. «Неприятно об этом упоминать, — говорит Соркин, — но я всегда искал формулу». По методу Франклина он быстро усвоил основы делового стиля и ускорил свой карьерный взлет.

Когда Соркин начал работу над книгой «Слишком большие, чтобы рухнуть», то снова использовал метод Франклина. «Я пошел в книжный магазин и купил пять или десять лучших книг на эту тему. Изучал, как написано, как сформулировано, что мне нравится, а что нет». Он выяснил, что для его любимых книг характерны многочисленные отступления, частая смена мизансцен и увлекательное повествование. И повторил все это в своей книге, поэтому изложение получилось внятное и хлесткое. Но Соркин на этом не остановился. Например, ему понравилось, что книга Курта Айхенвальда «Заговор дураков» (Conspiracy of Fools) начинается со сцены в автомобиле и как это задает динамику. И решил повторить этот ход в своей книге.

Как и большинство творческих людей, Соркин опирался на опыт своих предшественников, изучал и повторял их приемы, поэтому создал великолепное произведение, сочетающее знакомое с изюминкой новизны. Подражание помогло ему нащупать творческие рамки и, как следствие, изложить свои новаторские идеи в убедительной и проверенной временем форме.

Как доказывает пример Соркина и Франклина, эти схемы лучше всего усваиваются в подражании. Подражая людям, которыми восхищаемся, и воссоздавая их успешные произведения, мы узнаем все необходимое, чтобы попасть в нужную точку графика креативности.

Потребление (знаний и опыта) и ограничения предоставляют арсенал, необходимый для совершенствования продуктов своего творчества. С их помощью рождаются идеи с правильным соотношением знакомого и нового, что позволяет попасть в золотую жилу графика креативности. Однако это лишь потенциал для создания хита. Чтобы взять потен­циально стоящую идею и успешно воплотить ее, нужны еще два элемента.

Когда мы с Соркиным приближались к завершению беседы, он сделал важное замечание: «Мне повезло лично знать авторов, на которых я равнялся, или иметь с ними общих знакомых. Я связывался с ними и расспрашивал, выясняя, какие они сделали ошибки, чтобы не повторить их».

Иначе говоря, Соркин заручился поддержкой сообщества. Как сказал он сам: «Почти в каждом деле у меня был партнер или советчик». Будь то соавтор сериала «Миллиарды» или редактор книги, Соркин старался окружить себя творческими людьми. Публика видит в творцах одиноких гениев, но чем больше я общаюсь с реальными творческими деятелями, тем больше убеждаюсь, что это очень далеко от истины.

В действительности не исключено, что создание подходящего сообщества — самая важная часть творческого процесса.

Отправить