«А теперь мы въезжаем с вами в самый престижный район Лондона – Сент-Джеймс. Начиная с XVII века он всегда притягивал британскую аристократию, став местом роскошных резиденций, таких как Мальборо-хаус, Ланкастер-хаус, Кларенс-хаус. Название района берет начало от больницы для прокаженных, располагавшейся на месте Сент-Джеймсского дворца в XII веке. Молодой человек с шейкером, вы мне мешаете! Что? Хотите провести экскурсию вместо меня? Ну, знаете?! Покиньте автобус!»
Жизнь высадила меня очень удачно и очень вовремя. Там, где я оказался не только на своем месте, но и в том месте, где люди за столиками ресторанов и барными стойками вершили судьбы мира, где ворочали миллионами, не отрываясь от коктейлей, где респектабельность, элегантность и галантность были данностью, а не поводом для комплимента. Действительно, по иронии судьбы, Сент-Джеймс начался с лепрозория, места для неприкасаемых, а в итоге стал ареалом избранных, местом для неприкосновенных. Я и впрямь был бы не прочь устроить вам экскурсию по «Клубланду», как называют Сент-Джеймс из-за наибольшего числа клубов на душу населения. Нет, вы подумали не про те клубы. Я не про КВН и не про дешевые злачные места. Здесь базируются клубы в самом высоком смысле слова, историческом и благородном.
Туман элитарности, которым пропитано это место, завораживает, но испить Сент-Джеймс дано не каждому. Пусть всю округу можно обойти минут за сорок, вам никогда не познать ее полностью. Многие места не случайно прозваны масонскими ложами – они не только засекречены, но и вход в них «только для членов клуба». Членство в некоторых из них можно получить исключительно по праву наследования, хоть ты тресни. Собственно, все здесь пропитано клубным духом и клубами сигарного дыма. В Сент-Джеймсе абсолютно все хочется описывать в превосходной степени, потому что здесь живут и отдыхают те, кто во многом превосходят других. Здесь все сплошь джентльмены и титулованные особы. Здесь самое большое число витрин с королевскими патентами, то есть заведений-поставщиков двора Ее Величества. Здесь каждая деталь кажется произведением ручной работы, созданным по индивидуальному заказу, и все дышит роскошью, фешенебельностью и шиком. Кому как не мне, чрезвычайному и полномочному послу куриных крылышек, министру бигмаков и почетному профессору бумажных кофейных фильтров, было прописаться здесь, среди потомственных лордов, политиков и банкиров. Ну а почему бы и нет, ведь у меня тоже безупречная родословная?
Не спешите ставить мне диагноз парвеню или нувориша. Туда, куда иным путь заказан, я каждый день ходил как на работу. Потому что это и была моя работа, а не праздное времяпрепровождение. Хотя и приходил я в бар Avenue как на праздник.
Ну мог ли я представить, что меня ждет столь блестящая карьера, столь прорывной скачок от прилавка фастфуда до барной стойки великосветского салона? Я, Рустамбек из Душанбе, схлопотавший в пятом классе двойку за поведение, попал в круг выпускников Итона и Вестминстера, чьим кредо была элегантная утонченность и респектабельность. И все это было не заученным, а врожденным. С тех пор я очень легко опознаю мнимых и подлинных аристократов. Дурновкусные понты и выпендреж не имеют ничего общего с аристократическими чопорностью, невозмутимостью и умением держать себя. Джентльмену присущи умеренность и чувство уместности, а не вот это вот все… инстаграмно-фейсбучное торжище кичливости и спеси. Раз уловив разницу между подлинником и имитацией, вам уже не захочется смотреть на пусть искусную, но подделку.
Вам покажется странным, но переход из Starbucks в Avenue был в какой-то степени закономерным. Starbucks давал своим гостям ежедневную возможность выбора (с кофеином или без) и чувство подвижности границ (не желаете попробовать чай латте?). То же самое, но только мне подарил Avenue, позволивший сделать свой жизненный (на всю жизнь) выбор и показать, что границы не обязательно подразумевают таможню и овчарок, и что иногда они могут и вовсе исчезать. Общаясь с посетителями Starbucks, я иной раз думал о том, как любопытна человеческая природа: мы любим четко знать высоту потолка, предел. Обилие вариантов нас пугает, закрытый перечень возможностей огорчает. Всегда хочется чего-то, чего нет в перечне, пусть мы и сами не знаем, чего хотим и с какой целью. Еще вчера адепты растворимого нечто, маскирующегося под псевдонимом «кофе», опасливо заказывали таинственный Карамельный Маккиато, понятия не имея, что их ждет, а сегодня они же капризно просят не просто карамель, а непременно соленую, ну, в крайнем случае, ореховый сироп, но так чтобы вкус ореха был выражен не слишком сильно. А сколько раз на меня обижались, когда я пытался объяснить, что невозможно приготовить молочный коктейль без молока! Преимущество Starbucks в том, что всегда знаешь имя своего г… гостя и можешь назвать им, например, свою любимую куклу вуду…
Мой экспресс, следовавший по Хорекании с остановками в пунктах KFС, McDonald’s, Starbucks и вот теперь Avenue, открыл мне любопытный парадокс: в процессе обучения (а он должен быть непрестанным) мы одновременно подвергаемся огранке (так алмаз превращается в бриллиант) и расширяем собственные границы. Ну разве не ловко устроено, а? Наверное, эти рассуждалки возникли оттого, что в Avenue я почувствовал себя вундеркиндом, которого из начальной школы перевели сразу в старшие классы. Так в компьютерной игре мы порой попав на счастливую клетку, перескакиваем несколько уровней и получаем мощный апгрейд. Именно так со мной и случилось. Я быстро освоил классические рецепты коктейлей и вполне уверенно стал работать в сервис-баре ресторана, за так называемой бесконтактной стойкой. Для несведущих поясню, что «бесконтактность» не имеет ничего общего с тантрическим сексом, это просто формат работы, при котором заказы поступали ко мне через официанта, а не напрямую от посетителя. Но мне нравится ход ваших мыслей…
Пусть от контактов с гостями я был дистанцирован, но с местом своей новой работы я достиг полного контакта. Мой энтузиазм и страстность к бартендингу не могли остаться незамеченными. Скорость и качество моей работы в сочетании с драйвом, неизменно сопутствовавшим мне, позволили быстро обойти всех своих предшественников, включая Фредди. Я заслужил неформальное звание лучшего новобранца. Генеральный директор и Алекс нахваливали меня, и я внутренне выдохнул, поняв, что видимо я все делаю правильно и по праву занимаю свое место в Avenue. Осознав это, я напрягся вновь и с удвоенной силой, почувствовав груз возложенных ожиданий. Я не мог позволить себе подвести людей, которые дали мне такой шанс, не мог обмануть их доверие и веру в меня. Но гораздо острее в то время я ощутил чувство личной ответственности перед самим собой. С тех пор оно и сопровождает меня повсюду. Ошибки, конечно, случаются, но люди забывают их быстрее, чем мы сами. Быстрее прощают их нам. Есть повод расслабиться и сбавить обороты, не так ли? Не так! Это ловушка, в которую главное не угодить, всегда помня, что малейшая халатность или небрежность расшатывают не только наше мастерство, но и нас самих.
Мы ставим себе высокие планки, стремимся к ним изо дня в день и изо всех сил, но порой воткнув свой флаг на новой высоте, ложимся под ним и начинаем курить бамбук. В этот момент вершина под нами начинает таять, и мы оседаем вместе с ней. В общем, прав был любитель «жженки» (это такой пунш на основе рома), говоря «хвалу и клевету приемли равнодушно». Отвечать на них нужно спокойно и коротко – отлично выполненной работой.
Период работы в Avenue – время моей жизни, отличающееся особой эстетикой. Королевский парк, аукционный дом Christie’s, отель Ritz и штаб-квартира всемирно известного еженедельника The Economist – вот лишь некоторые приметы местности, в которую меня занесло. Вознесло, если точнее. Ведущие мировые компании и банки, престижные галереи и дорогие антикварные магазины были прописаны в здешних краях, что обеспечивало бесперебойный поток влиятельных гостей из мира политики, финансов, искусства и шоу-бизнеса. Каждый день Avenue распахивал, а точнее, приоткрывал свои двери ровно в полдень, и до самого закрытия он был заполнен цветом английской публики, обращение к которой «леди и джентльмены» не было натяжкой. Солидные, состоятельные, благородные представители лучших семейств королевства и я, чувствовавший себя среди них как в кино. Причем массовкой в нем были они, а не я. «Эк его занесло», – подумали вы. Нет-нет, у меня не выросла корона, а мадлер не превратился в скипетр, но я до сих пор уверен, что весь этот блеск, престиж и утонченность – все это было подстроено судьбой для меня.
Советую и вам набраться подобной наглости и начать думать, что все в этом мире происходит только ради вас. Нет, не нужно зазнаваться и звездить, нужно научиться ценить мир вокруг во всех его проявлениях. Если все в этой жизни сделано по спецзаказу с учетом ваших индивидуальных мерок, то как можно не благодарить судьбу за все ее благодеяния? За людей, которые нас окружают и заряжают, за хорошую погоду (в Лондоне за это нужно благодарить судьбу особенно тщательно), дорогу без заторов, за файф-о-клок. Попав в это место силы, заряженное успехом, я каждый день благодарил своих верховных сценаристов и продюсеров за тот сценарий жизни, который они для меня сочинили. Я искрился радостью, но ни она, ни ослепительные картины быта Сент-Джеймса, в которых английские наследие и дух сочетались с таинственностью и экстравагантностью высокого толка, не затмевали мой взор. Я хорошо помнил, как начался мой путь, и ценил эту новую свою ступень.
А еще я помню то непередаваемое чувство, когда кажется, что все возможно и в твоих руках сконцентрировалась какая-то всепобеждающая энергия. Знайте, если вам довелось или доведется испытать нечто подобное, то это верный знак того, что вы нашли свой путь. И тогда уже можно задрать голову вверх. Но только за тем, чтобы поблагодарить лучшего сценариста мироздания.
Гости Avenue пусть и имели порой безграничные возможности, но свои границы охраняли очень строго. В мою первую смену Фредди, чувствуя мое волнение и нетерпение, спросил, готов ли я. «Конечно!» – крикнул я, как будто мог быть какой-то другой вариант ответа. Фредди переспросил меня, уточнив, понял ли я все особенности Avenue и его атмосферы и готов ли я к работе в режиме тотальной конфиденциальности. Мне до сих пор стыдно за свою наивность и недоуменный вид, с каким я смотрел на Фредди. Он имел все основания развернуть меня и отправить «учить матчасть». Но он все-таки пустил меня за стойку, проведя подробный мастер-класс об одном из главных умений бармена заведения уровня Avenue – мастерстве слепоглухонемоты. Ну помните тех трех обезьянок, которые у многих советских людей стояли на книжных полках – одна ничего не видит, прикрывая глаза, другая не слышит, третья – никому ничего не скажет. Так вот бармен должен был стать ими тремя одновременно.
Avenue и сегодня имеет репутацию одного из лучших заведений Лондона, и гости, приходящие сюда, тоже обладают репутацией. На улице у входа толпятся фотографы и репортеры, которые готовы выложить кругленькую сумму за то, что сотрудники, допущенные в святая святых, могут увидеть и услышать там. Вернее, могли бы, если бы не были совершенно глухи. Ну а если что-то все-таки донеслось до них, то они должны тут же забыть об этом, включив внутреннюю опцию «склероза по вызову». Это и называется конфиденциальностью, которую гости ценят не меньше, чем правильно исполненный коктейль. Гости, приходя в подобное заведение, должны чувствовать себя так, будто они находятся в гостиной собственного дома и ничто из того, что сказано ими, не будет использовано против них. Их спокойствие и расслабленность должны быть не иллюзорными, только тогда бар заслужит их доверие. Достичь его – трудный и долгий процесс, а вот для того чтобы лишиться его, достаточно одной оплошности официанта или бармена.
«Держи себя в руках, контролируй эмоции, не говори лишнего», – таковы были три заповеди Фредди, впечатавшиеся в мой мозг. Запомните и вы их, независимо от того, прописаны вы в Хорекании или нет. «Да, и никаких автографов!» – добавил Фредди напоследок. Я был очень взволнован нашим разговором, свалившимся на меня грузом ответственности и осознанием своей «сверхзадачи». Я почувствовал себя настоящим актером, от той роли, в которую должен был вжиться, как во вторую кожу, и чуть было не спросил в ответ: «Неужели у меня могут попросить автограф?» Но благо я уже начал упражняться в искусстве немоты.
Работа в Avenue напоминала дримкаст крутого блокбастера из-за высокой концентрации звезд на метр пространства. Если бы у проникнувшего сюда ребенка был с собой альбом для сбора автографов, то к концу прогулки по Avenue он бы успел сколотить неплохой капитал для потомков. Какие-нибудь несколько десятков лет, и выставленный в соседнем Christie’s, этот альбом стоил бы о-го-го… Но он точно не стоил для меня потерянного места работы, если бы я хотя бы попытался нарушить неписаные правила Avenue. Впрочем, именно там мне выпал шанс освоить актерское мастерство, не отходя от стойки. И какие были учителя! Впрочем, не знаю как вы, а я не люблю книги, в которых авторы рисуются и похваляются числом знаменитых персон, записываясь к ним в друзья. А все эти селфи с великими, сделанные без спроса или исподтишка… Меня от этого воротит, да и ненадежный это фундамент для собственного имени, если конечно оно значит для вас больше, чем лай лайков в соцсетях.
Напрасно вы думаете, что сегодня, когда я уже давно не работаю в Avenue, я могу поделиться с вами пикантными подробностями из жизни звезд или приправить эту книгу изящными полунамеками и прозрачными или призрачными иносказаниями. Мастеров и мастериц этого жанра хватает и без меня, и они чрезвычайно плодовиты: то и дело выпускают книги, отливающие желтизной. Только оттенок не золотой, а какой-то золотарный… Раз публике нравится, то почему бы и нет… Просто меня мой сент-джеймсский опыт настроил на иной тон, и есть вещи, которые я при всей своей резкости высказываний и любви к метким шуткам, не позволю себе ни сказать, ни написать. Хочется, чтобы моя книга пахла типографской краской, а не сплетнями и слухами. В здоровой книге – здоровый дух, сказали бы римляне. А не душок! Да и не имеет барменская тайна, как врачебная или адвокатская, срока давности. Извините, если разочаровал. Впрочем, верю, что очаровывает вас в Хорекании не флер знаменитых имен и глянцевых образов, а что-то более стойкое и глубинное. Но все-таки, все-таки… Так и быть, об одной встрече я вам поведаю, но исключительно потому, что она сыграла важную роль в моей жизни. Итак…