80

Коктейль был клубничный, самый его любимый. Зак Рид приподнялся на больничной койке, чтобы взять его у отца.

– Спасибо, пап.

Мама продолжала гладить ему волосы. После врачебного осмотра она не отходила от него ни на шаг. Снаружи через коридор сидели со своими родителями Дэнни и Габриэла. Оттуда временами доносился смех и бойкое тявканье песика Габриэлы.

– С ребятишками все в порядке, – сказал Энн и Тому один из врачей. – Разумеется, перенесенный шок, истощение, обезвоживание, но это поправимо. Надо, чтобы они нормально отъелись. Так что на данном этапе пицца, бургеры, картошка и коктейли – как раз хорошее лекарство. – Он подмигнул Заку и добавил: – Эту ночь пускай проведут здесь, как следует выспятся. Естественным образом, когда начнет клонить в сон. Ну а если кто-нибудь захочет еще поговорить, то доктор Мартин у нас на связи в любое время.

Врач вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

– Все ведь будет хорошо, правда? – спросил Зак.

– Конечно, милый. – Мать погладила его по щеке.

Зак отставил коктейль в сторону и закусил губу, переживая о последствиях тех дров, которые наломал. Повелся на обман того психа, поверил его вранью. В голове после всего еще малость плыло. Здорово бы, конечно, порассказывать Джеффу и Горди про те вертолеты, но… надо ли? Хорош герой: сам чуть не утонул. Вспоминать до сих пор страшновато.

Было и еще много всего, не совсем понятного. Та приветливая тетенька-психиатр, доктор Кейт, с которой папа был знаком, сказала, что сможет помочь, когда они еще немного побеседуют. Она, оказывается, знала того гада и обещала ответить на все вопросы, на которые сможет. А еще она умная: даже после их короткого разговора сразу как будто поняла, что с ним происходит. Вообще можно было порадоваться, что все так обернулось, но он все еще побаивался – за маму, за папу. За все. Доктор Кейт хотела, чтобы он поговорил об этом со своими родителями, вот он и начал: «Ну, я сожалею обо всем, что натворил, что убежал от бабушки, сел в минивэн к тому гаду. Я вел себя неправильно и прошу меня извинить».

– Родной мой! – вместо ответа вскрикнула мама и стиснула его в объятиях.

– Сынок, твоей вины ни в чем нет, – улыбнулся отец. – Ты правильно сделал, что мне тогда позвонил. Все отлично.

– Значит, вы на меня не сердитесь?

– Конечно же, нет! – Мама промокнула глаза салфеткой.

Зак присмотрелся к родителям. Они выглядели как-то по-другому: старше, что ли. А еще облегченно, как будто что-то решили.

– Так мы снова будем говорить про совместную жизнь?

– Пожалуй, нет. – Мама, потянувшись, взяла руку папы и, крутя на его пальце обручальное кольцо, с лучистой улыбкой посмотрела на него. – Нам этого теперь не нужно. Все и так наладилось.

– Правда? Значит, мы теперь вернемся в наш дом, вместе? – спросил Зак.

– Да, вместе, – улыбнулась мама.

Зак молча припал к родителям.

– Парнище, хочу открыть тебе один секрет, – заговорщицки улыбнулся папа. – Тебе сегодня из Белого дома будет звонить президент.

– Президент? Да ну!

– А вот ты иди сюда, – Рид помог сыну встать и подвел к окну палаты. Там внизу, на парковке, теснились телевизионные машины и журналисты с камерами. – Ты у нас теперь знаменитость.

– Вот это круто! Эх, скорей бы мне с Джеффом и Горди поговорить!

Быстрый стук в дверь. На пороге стояла инспектор полиции Линда Тарджен.

– Извините, что отвлекаю. Том, можно на минутку насчет заявления?

Она приветливо улыбнулась Энн и Заку:

– Как поживаешь, герой?

– Да нормально. И даже здорово. – Он с шумом всосал через соломинку коктейль.

Рид и Тарджен облюбовали себе тихую нишу в конце коридора. Через полтора часа в лекционном зале больницы была запланирована пресс-конференция вместе с детьми, родителями и полицией. А завтра Рид должен был присутствовать во Дворце правосудия для дачи показаний по делу.

Нет проблем. Обеими ладонями он взял руку Тарджен:

– Ребята, спасибо вам всем: ФБР, опергруппе. От всей души.

– Это вам с Заком спасибо за ценную помощь.

– А где, кстати, Сидовски? Хотелось бы его видеть.

– Он тоже хочет увидеться. Сейчас он внизу, в кафешке.

Спускаясь по лестнице, Рид прошел мимо палат Дэнни и Габриэлы, невольно улыбаясь той радости облегчения, что заполняла коридор. Из палаты Дэнни ему улыбчиво помахала профессор Мартин.

Офицеры в форме, дежурящие снаружи, разулыбались и радушно похлопали Рида по спине.

Внизу он встретил Молли Уилсон, которая сейчас выходила из сувенирного магазинчика и несла воздушные шары. Звеня браслетами, она прижалась к Риду в объятии.

– Том! О, Том. Я так рада, что все сложилось наилучшим образом.

– Да, и я тоже. – Он отступил на шаг, глядя в ее васильковые глаза. – Все вышло так, как и должно было выйти.

Она обнажила в улыбке свои безупречные зубы.

– Вот и славно.

– Ты здесь по работе?

– Вообще да, но… – Молли словно только сейчас вспомнила, что у нее в руке букет из воздушных шаров. – Это вот для Зака.

Рид посмотрел на шары, потом на Уилсон, все это молча. В раздумье.

– Может, мне просто передать их наверх? – спросила она неуверенно.

– Подожди меня здесь. А еще лучше вручи-ка их Заку сама.

– Конечно!

– Ты, наверное, хотела улучить с ним минутку наедине? Так сказать, эксклюзив?

– Еще бы. Это же нормально?

– Надо бы согласовать с Энн. А впрочем, почему бы и нет.

– Спасибо, Том.

– Молли, я очень ценю твой поступок там, в редакции. Ты привела мне на помощь Теллвуда, когда я так в этом нуждался.

Рид повернулся уходить.

– Том, – окликнула его Уилсон, – ты же вернешься в газету? Теллвуд оставил для тебя дверь открытой. Да и Бенсон ушел.

– Пока не знаю, Молли. Мне нужно время, чтобы все обдумать.

Сидовски Рид застал в одиночестве. Тот сидел, склонившись над чашкой кофе, и разглядывал в бифокальные очки брошюру о птичьей выставке.

– Уж не Том ли это Рид? Мой любимец.

– Ты чего тут прячешься?

– Репортеры вредны моему здоровью.

Сидовски обнажил в улыбке золото зубов (год назад такое сложно было и представить). Рид сел напротив и посмотрел ему в глаза.

– Спасибо тебе, Уолт. За все.

– Да брось ты.

– Не брошу. А еще я хочу извиниться за ту непруху с Франклином Уоллесом в деле Таниты Доннер. Я ошибся.

Сидовски, отхлебнув кофе, медленно покачал головой.

– Никакой ошибки с твоей стороны не было, – произнес он.

– Но ведь это все шло от Шука, а Уоллес не имел никакого отношения…

– В ту пору ты был прав наполовину. Только мы не могли тебе в этом признаться. Я хотел было, но вышло решение никому не разглашать.

– То есть Уоллес тоже был замешан?

– Да. Хотя убил ее Шук. Тем своим копанием ты нас всполошил не знаю как. Ты был не в курсе, что на Уоллеса тебя вывел Шук, думая, что мы все на Уоллеса и повесим. Мы знали, что он замешан, но он был не один. Нам нужно было, чтобы он раскрыл своего подельника, которым оказался Шук.

– Получается, ты меня и подвесил за пятки над тем костром, судебным процессом?

– Мне больно было видеть, как ты через все это проходишь, но ты сам себя подвесил, Том. Я же говорил тебе: сиди не дергайся.

– А Шук не боялся, что Уоллес на него настучит?

– Нет. Шук довлел над ним психологически. А напоследок накормил дерьмом, разыграв Уоллесу по телефону свое самоубийство. Тот тогда и решил, что мы идем за ним. А тут ты, первый из репортеров со своим дознанием. Это и захлопнуло крышку его гроба. Шук был ублюдок умный.

– Ну а Келлер?

– Что я могу сказать? Ты знал его, как никто другой. Ты же практически раскрыл это дело, хотя в дальнейшем я буду утверждать, что никогда тебе этого не говорил.

Рид усмехнулся.

Сидовски продолжал:

– Келлер нашел свой конец на дне Тихого океана, как и хотел. Теперь он лежит на столе в морге, избавленный от страданий, как и Шук. И знаешь что? С их отсутствием миру дышится чуть легче.

– Впору заводить песню, Уолт?

Сидовски допил кофе и пульнул бумажный стаканчик в мусорку.

– Возможно. Ну что, мне пора. Проведаю моего старика, вернусь домой, покормлю птиц. Ты б подъехал как-нибудь, что ли? Я возьму свежей колбаски, яичного хлеба из польского магазина. А ты пивка с собой прихватишь.

– Я-то думал, это ты у меня в долгу. Я раскрываю за тебя дела.

– Ишь ты. Молод еще. Еще даже можешь при желании устроиться в полицию Сан-Франциско. Если надумаешь, я замолвлю словечко. Или кишка тонка?

– Муштру, Уолт, не люблю. А вот опасность – да.

– Опасность любишь? Ну так приезжай к моему старику на стрижку и бритье.

Сидовски сердечно хлопнул Рида по плечу:

– Передавай привет семейству, Том.

Прежде чем идти наверх, Рид зашел в санузел, сполоснуть лицо. Усталость неимоверная; надо бы принять душ, побриться. Тело местами до сих пор поламывало. Он был так близок к тому, чтобы все потерять.

И сделал бы все, что угодно…

Как Келлер?

«Глаза, вселяющие непокой в мои сны».

Рид знал, что прежним не будет уже никогда.

Ему дан второй шанс.