45

Заснуть никак не получалось. Рядом на ночном столике часы радиоприемника показывали 3:12. Сидовски с тягостным вздохом встал, натянул халат, сварил себе кофе и побрел в птичник, побыть в компании своих пернатых.

Здесь он устроился в кресле-качалке (подарок от девчонок на День отца) и сидел, пощипывая бакенбарды. Сидеть в темноте было уютно, а птицы в вольерах по большей части дремали: ночь на дворе.

Тарджен вместе с Майкелсоном, Дитмайром и опергруппой вызвалась остаться на ночь в доме у Наннов. При таком, с позволения сказать, сне можно было с таким же успехом тоже там остаться. Сидовски активировал пейджер. Если что-то всплывет, Линда обещала связаться.

Черт. Непростое какое дело.

Тот размытый видеофрагмент весьма полезен, но его одного недостаточно. Следствие вязнет. Ни толковых звонков, ни зацепок. Досье Верджила Шука должно было прибыть сегодня. Может, хоть оно чем-то поможет. По Беккеру и Нанн полный ноль. Транспортники заняты составлением списка всех фордовских пикапов с урезанным буквенным кодом Калифорнии. Есть уверенность, что отрезанные косы принадлежат именно Габриэле. Но кроме этого и видеозаписи, по делу Беккера и Нанн больше никаких вещдоков.

С рассветом опергруппа начнет прочесывать двор Наннов и придомовую территорию, включая собачью будку – вдруг что-то да найдется? Подводя черту, два десятка детективов просеивают окружение каждой семьи. Почему были выбраны именно эти дети?

Просто от фонаря? Явно нет. Дэнни Беккера выслеживали; Габриэлу Нанн преднамеренно заманили в ловушку. Хотя тот тип рисковал попасться. Для такого бесстрашия им должно было двигать ощущение какой-то сверхзадачи, миссии; а миссия, в свою очередь, подпитывалась какой-то иллюзией. Какого же рода? Связь с терроризмом здесь не прослеживается.

В какую-нибудь секту с человеческими жертвоприношениями их следы тоже не вели – так сказала Клэр Уорд из отдела специальных расследований. Их семьи принадлежали к различным ветвям христианства. Анджела Доннер была баптисткой, Беккеры кальвинистами, Нанны англиканами. Никакой связи, кроме христианства. А уж эти лица…

Лица ангелов.

Танита Мари Доннер. В том мешке. То, что он с ней сделал, было за гранью человеческого. Кто это сделал – Шук? Он ли является объектом их поиска? Где он сейчас – разгуливает на свободе? Возможно, что Таниту отслеживали.

Похитили средь бела дня. Но он убил ее, оставил труп, оставил снимки, оставил свою метку и даже позвонил в прессу. Зачем? Чтобы посмеяться над полицией? А на Таните он просто практиковался? Набивал руку?

Повторение – мать учения.

Сон развеялся окончательно. Можно, собственно, отправляться в отдел.

Стоя под душем, он размышлял о детях. В каких месяцах они родились? Кто они по гороскопу, по знакам зодиака? Зодиак. После бритья он сбрызнул лицо «Олд Спайсом», надел свежее белье. Рубашку выбрал такую, чтобы поменьше складок, голубую, и, плюхнувшись задом на кровать, зашнуровал ботинки. Зодиак… Тоже был с миссией, каверзничал, измывался над полицией. Сидовски снял с вешалки темно-синий галстук, завязал на шее аккуратным узлом, после чего приспособил наплечную кобуру и из сейфа на верхней полке шкафа вынул табельный «глок».

Проверил, сунул его в кобуру (неудобная, зараза, спасу нет). Надев серый спортивный пиджак, повел под ним плечами. Вжикнул по волосам щеткой и взял кожаный футлярчик с именным жетоном, попутно глянув на свое ламинированное удостоверение. На работе почитай что всю жизнь. Двадцать шесть лет на трупы пялился.

Сидовски перевел взгляд на комод, где в золоченых рамках стояли фотографии его девочек, внучат, а также свадебное фото, где они с Башей жених и невеста. Баша улыбается.

Ну ладно, пора двигаться.

По дороге к Дворцу правосудия Сидовски притормозил у круглосуточной кафешки навынос. Здесь за кофе понуро сидели несколько «сов». Дженни, мать-хозяйка, надраивала стойку с такой энергией, что больно было смотреть. По ее лицу он понял, что выглядит никудышно.

– Перерабатываешь, Уолт. Совсем не высыпаешься? А мальчиковому организму нужен сон. – В большой стакан она налила кофе. – И женщина тебе нужна, чтобы заботилась. – В стакан она хозяйски положила сахар, плеснула пару наперстков сливок и защелкнула крышечку.

– Ты так думаешь?

– Не думаю: знаю. Что-то ты сегодня вообще ни свет ни заря. Берт еще и глазурь сготовить не сподобился. Хотя постой, у меня изюмные есть. С пылу с жару, из духовки.

– Вот и хорошо.

Она кинула в пакет четыре рогалика. Звякнула кому-то из клиентов о готовности заказа.

– Деток-то как жаль, Уолт. Ишь как вышло.

Между ними мелькнула искра понимания.

– Ничего, Уолт. Ты лис старый, хитрый. Всех выведешь на чистую воду.

Сидовски сунул ей пятерку:

– Ладно, Дженни. Пошел я. Сдачи не надо.

На четвертом этаже, в убойном отделе, с передвижной доски за событиями следили три лица, при виде которых Сидовски невольно остановился в дверях. Увеличенные фотографии Таниты Мари Доннер, Дэнни Рафаэля Беккера и Габриэлы Мишель Нанн.

Счет три – ноль.

Пара усталых инспекторов на телефонах выжимала информацию о деталях похищения. Рядом с немытыми кофейными кружками лежали папки и отчеты. Здесь же на полу валялся утренний выпуск «Стар» с кричащим заголовком на первой полосе. Увеличенная карта города в одном из углов теперь была утыкана третьей серией кнопок – желтых – по Габриэле Нанн. Кто-то на крике разговаривал в одной из допросных. Хлопнула дверь, и на пороге появилась глыбина ирландско-американской праведности с усами, модными среди патрульных начала века: инспектор Боб Мерфи.

– Ну что, Бобби, как там у тебя?

Мерфи был на ногах уже почти сутки. Он молча шлепнул в ладонь шефа папку. Сидовски нацепил очки и приступил к чтению.

Дональд Артур Бэрронс, сорок три года. Рост метр шестьдесят два, вес в пределах пятидесяти килограммов. Волосы рыжие. Татуировок нет, бороды тоже. На подозреваемого и близко не похож. Вуайерист, чьи отпечатки нашли в одной из кабинок женского туалета возле детской площадки, вскоре после похищения. Тем утром Бэрронса в парке видели свидетели.

– Он не мог быть сообщником?

Вопрос описания Мерфи предвидел. В свое время Бэрронс проходил по статье за растление. Работал в центре города на автостоянке.

– Полиция взяла его около полуночи, на квартире.

– И что?

– По нулям. Вообще ничего. Мы напрыгнули на него слишком рано.

– Это почему?

– Он сразу признался, что был там. Говорит, что подрачивал в сортире на девочек. Между тем алиби у него надежное. Он там ошивался еще задолго до того, как Нанн похитили. По времени все бьется. У него есть парковочные чеки, где указано время. Есть свидетели. Например, продавец хот-догов помнит, что продал ему чизбургер. Так что ничего на него нет.

Сидовски вернулся к папке. Бэрронс работал в «Изет-Парк» – фирме, владеющей несколькими автостоянками в престижных центровых местах города.

– Вы не в курсе, чтобы Беккеры и Нанны когда-нибудь парковались на его стоянке?

– Нет.

– Спроси. Если нет уверенности, пусть фирма покажет вам записи. Я знаю, у них в компьютере зафиксированы номера всех машин. Проверьте «Форд» вместе с временным квитком. Подведем общий знаменатель.

Сидовски хлопнул Мерфи по спине и подал ему папку.

– Ладно, я этого Бэрронса сам тут покручу. А ты поезжай домой да поспи.

Мерфи кивнул. Коп он был хороший. «Парни из отдела нравов с арестом Бэрронса в самом деле поспешили», – размышлял Сидовски, заваривая себе кофе в кофейном закутке. Он машинально оглядывал выцветший плакат над прилавком: «смит-вессон» со стальным замком и надписью: «Держите под замком». С Бэрронсом, похоже, ничего не выгорело. Слишком уж много разведенных, с разбитым сердцами копов, рассуждающих как отцы, а не как детективы.

На доске было нацарапано извещение о собрании, посвященном рассмотрению дела: «8:30 утра».

Сидовски посмотрел на факсовый аппарат. Из Канады ничего. Прихлебывая кофе, он просмотрел содержимое корзины с последними советами и наводками, которые были проверены или отклонены.

Проверил распечатки электронной почты. Много советов, как проводить расследование.

Киберсоветы со всего света с указаниями на подозрительные веб-сайты и детское порно. Большинство подсказок приходило от умалишенных. По большей части все просто бесполезное.

В районе Залива видели человека, похожего на описание фоторобота. «Подозреваемый был замечен в прошлом году на БАРТе; когда именно, звонивший не помнит». Проверке не подлежит. Экстрасенсы и анонимные чудики с фразами типа: «Звонящая заявляет, что обратиться в полицию ее надоумил Господь».

Сидовски покачал головой.

Одно из сообщений пришло на кассете. Сидовски, перегнувшись через стол, вставил ее в магнитофон, перемотал на начало, надел наушники и нажал кнопку воспроизведения.

– «Мы любили друг друга больше года…»

Слова повисли в воздухе словно причудливый запах. Голос был такой, что непонятно, кто именно говорит – мужчина или женщина.

– «Сейчас Дэнни со мной. Так будет лучше для всех. Он любит меня. И всегда меня любил. Наша первая встреча была такой прекрасной, такой невинной. Я думаю, это было предопределено свыше. Рассказать вам об этом?»

Сидовски проверил сопроводительный отчет. Звонок был по линии, разговоры на которой записываются.

– «Я шла по парку, когда мы увидели друг друга. Наши глаза встретились, и он мне улыбнулся. Вы видели его глаза? Они столь выразительны, и я сейчас на них смотрю. Он так пленителен. Я не скажу вам, как мы вошли в контакт. Это моя маленькая тайна, но я скажу, что он передавал мне свою любовь по наитию. Чистая, добродетельная, абсолютная любовь…» Голос зарыдал и дальше пять минут слышалось лишь бессвязное бормотание, пока связь не оборвалась.

Сидовски снял наушники и просмотрел сопроводительный отчет. Звонил некто Крис Лоренцо Холлис, сорокалетний пациент психиатрической клиники, звонил из своей больничной палаты. Персонал сказал, что он был заворожен похищением Беккера и фантазировал о том, что он мать Дэнни Беккера. Он смотрел теленовости, усердно читал газетные статьи. Последние два месяца он не покидал стены лечебницы.

Сидовски перешел к другому отчету – тонкой папке с единственным листом бумаги, запечатанным в прозрачный пластик и исписанным с двух сторон. Бумажный лист был оставлен той ночью на стойке полицейского участка в Бальбоа Парке.

О том, кто его доставил, ничего не рассказывалось. Он лежал в чистом белом конверте размером с письмо. Никаких опознавательных знаков. Сидовски прочел документ:

«Тема: похищение Дэнни Беккера и Габриэлы Нанн.

Уважаемые господа, данный материал был направлен по духовному каналу, поэтому он открыт для интерпретации.

Похититель – Элвуд Х. Сурац, рожд. 18. 01. 1954. Педофил, недавно приезжавший в город для консультации. Встречу он отменил, поскольку его как раз обуревали желания. Находясь в полупсихотическом состоянии, он отправился на охоту в метро, где и похитил Дэнни Беккера…»

В письме живописалось нападение на Дэнни, после чего подробно излагались биографические материалы о Сураце. В сопроводительном двухстраничном отчете свидетельства отвергались как фальшивые. Такого человека не существовало. Каждое утверждение в письме было перепроверено. Ни одну из деталей подтвердить не удалось. Письмо было напечатано на той же портативной машинке, что и десять других подобных писем, направленных в полицию по десяти разным делам.

Полиция подозревает, что письма присылал кто-то, полагающий у себя наличие экстрасенсорных способностей.

Но их не было.

Сидовски как раз доканчивал кофе, когда неожиданно загудел факс. Показалась первая из двадцати шести страниц от канадской полиции в Оттаве: тюремное и психиатрическое досье Верджила Ли Шука, с копиями его наиболее свежих снимков. Европеоид сорока восьми лет, рост метр восемьдесят два, вес восемьдесят килограммов. Волосы светлые. Нацепить на него бороду, и вполне впишется в картинку фоторобота по делу Беккера и Нанн. Татуировки соответствовали тем, что были у того типа в капюшоне на полароидных снимках с Танитой Доннер.

У Сидовски сжалось в животе; он закинул в рот таблетку тамса.

Родился Шук в Далласе, а в Канаду перебрался после того, как оказался под подозрением в изнасиловании четырехлетнего ребенка вблизи Ла-Грейнджа, штат Техас. В Канаде он утвердился как завзятый и агрессивный педофил. В одном из случаев он представился родственником и заманил семилетнего мальчика и его пятилетнюю сестренку в большой парк близ Монреаля. Детей Шук пять дней продержал в номере пригородного мотеля, где привязывал их к кроватям, надевал капюшон и регулярно обоих насиловал. Детишек он фотографировал и вел дневник, подробно описывая, как он удовлетворял свои желания, прежде чем бросить их в номере.

Спустя два года в Торонто он попался троим студентам, заставшим его за изнасилованием пятилетнего мальчика в уединенной рощице. Мальчика Шук несколькими часами ранее похитил в метро Торонто у невнимательного дедушки.

В суде Шук подробно описал, как на протяжении многих лет нападал и насиловал детей; счет шел на десятки. Эти действия были порождены его собственным страданием. Он рассказал, что в девятилетнем возрасте сам подвергся сексуальному насилию со стороны приходского священника. В десять лет Шук лишился отца. Мать снова вышла замуж, а отчим его истязал. Шук рос, ненавидя «нормальных» детей. Эти его наклонности «взимать дань» через насилие оказались неистребимы.

Выйдя три года назад по УДО, он исчез.

Волк среди ягнят.

Сидовски сел и перечитал весь материал повторно.

Травма в детстве. Религиозный подтекст. Тяга мстить. Воплощение гнилостных фантазий. Типаж преступления, фактически соответствующий делам Доннер, Беккера и Нанн. У ФБР светится, как фонарик на елке. Сидовски потянулся к телефону и набрал номер Тарджен. На совещании в восемь тридцать им предстояло ввести в курс дела опергруппу.

– Тарджен.

– Линда, это Уолт.

– Что-то вы рано встали.

– Приезжай ко мне в 450-й, срочно. Пришло дело Шука.

– Это он?

– Он, Линда. И угадай, кто его герой для подражания?

– Ролевая модель? Теряюсь в догадках.

– Зодиак.