Заголовок передовицы «Сан-Франциско Стар» проходил заглавными буквами через всю полосу поверх цветного, в полстраницы снимка Анджелы Доннер, сидящей в комнате Таниты в обнимку с плюшевым мишкой.
Задний фон занимал знакомый плакат девочки с надписью о награде. Надпись «Убийство» как бы случайно находилась на уровне глаз Анджелы. Статью Тома Рида сопровождали снимки Таниты и Дэнни Беккера. Повествование начиналось со слов:
«Анджела Доннер не может сдерживать слез, когда обнимает плюшевого мишку своей погибшей девочки и молится за Дэнни Беккера, похищенного в том же районе, где год назад была похищена и убита ее дочь Танита.
“Я молюсь о том, чтобы Дэнни Беккер вернулся домой живым и чтобы его родителям не пришлось пройти через то, через что прошла я, и жить с этим изо дня в день. Молюсь я и о том, чтобы предстал перед судом убийца моего ребенка”.
Ну а пока Анджела (ей 21 год) тихо плачет на своем первом интервью, данном ею после того, как город потрясло убийство ее двухлетней дочери…»
«Неплохо», – подумал Рид, перечитывая свой материал и пригубливая кофе у себя за столом в новостном отделе. Его статья переходила на вторую страницу, где был размещен очерк о группе Кейт Мартин, заглавный в рубрике «Мегаполис».
Получается, он побил «Кроникл» и «Экземинер». Удовлетворенность выигрышем в конкуренции и лидерством в сегодняшней «Стар» смешивалась с сочувствием Анджеле Доннер. Тучная, невзрачная, несмотря на молодость, женщина, постоянно извиняющаяся за свой убогий двор, ветхую квартиру, пропитанную кисловатым запахом. Ее отец сидел в кресле перед допотопным вентилятором на телевизоре, стоящем на деревянном ящике из-под фруктов. Старик был закутан в белую простыню. Время от времени его морщинистая рука выскальзывала из-под нее за кусочком льда из пластмассовой миски. Скелетообразная челюсть медленно ерзала, нажевывая ледяную крошку.
– Земля – Тому! Ты меня слышишь?
– Извини. Что?
Рид оторвал взгляд от газеты и поглядел поверх компьютера на Молли Уилсон, оживленно печатающую на клавиатуре.
– Я спрашиваю, сколько ты еще будешь тащиться от себя? Ты хуже той мартышки с зеркальцем. Это называется «журналистский нарциссизм».
Рид все утро выслушивал комплименты по поводу своей публикации.
– Мне кажется, ты вот-вот начнешь вытирать пыль со своих наград, рассказывая мне о днях своей славы, – поддела Молли.
– Так уж у нас, стариков, принято. Мы редко когда бряцаем медальками. Но уж когда это делаем, то ощущение не сравнится ни с чем.
Уилсон на секунду приостановилась.
– Мне оно неведомо, Том.
Рид перешел к рубрике «Мегаполис» со статьей о группе Мартин. Все здесь происходящее вызывало у Уилсон нервозность. Чего она хочет? Отношений? Секса? А впрочем, не важно.
– Мы с Энн пробуем снова сойтись.
Уилсон держала в зубах ручку. Прежде чем ее вынуть, она несколько секунд агрессивно стучала по клавишам.
– Ты хотя бы глянул вкратце?
Теперь она была сама деловитость.
Рид повернулся к компьютеру и вывел на экран ее материал.
– Это все мои заметки о психологическом портрете парня, похитившего Дэнни Беккера. На основе данных ФБР, – сказала она.
– Когда ты ее отправляешь?
– Завтра. Просто не могу нанизать на нить.
Примечания Уилсон были расшифровкой ее интервью со спецагентом ФБР Мерли Растом. Улавливались фразы вроде «глубоко травмированная личность; травмирован трагическим событием, в котором задействованы его дети; живет в плену иллюзий; взбадривает себя алкоголем и наркотиками; религиозный психоз; внешне выглядит нормальным, но может быть опасен».
– Смахивает на Эда Келлера, – хмыкнул Рид.
– Кого?
– Одного из родителей в той группе скорбящих. Религиозный фрик, я не стал включать его в статью. Двинутый на всю голову… – Он коснулся пальцем линии на экране. – Вот тебе нить.
Уилсон перебралась к нему за стол и смотрела, как он печатает:
«Похититель Дэнни Беккера, вероятно, представляет собой психологически травмированную личность с потенциальной способностью похитить еще одного ребенка», – утверждает источник из ФБР, проинтервьюированный “Стар”, и т. д. и т. п».
– Ага. Спасибо. – Уилсон возвратилась за свой стол.
– Рид, ты здесь?
Джебб Харкер, редактор рубрики. Ослабленный галстук на нем был наискось, а в руке он держал свернутую газету.
– Ты слышал что-нибудь об аресте подозреваемого сегодня утром? Как раз по делу Беккера.
Рид тревожно встрепенулся:
– Нет, ничего.
– Только что говорил по телефону с Мамфордом насчет свежего выпуска. Сегодня утром один из наших водителей заправлялся возле Дворца правосудия и вдруг увидел двоих копов в штатском, сопровождавших парня в наручниках. Как тебе?
– Подумаешь. Там каждый день кого-нибудь арестовывают.
– Водитель узнал одного из полицейских. Клянется, что это был тот самый парень.
Харкер раскрыл газету там, где был небольшой снимок полицейского инспектора, беседующего с репортерами на ступенях дома в Джордан-парке в тот день, когда был похищен Дэнни Беккер.
Уилсон выхватила газету у Харкера.
– Это Уолт Сидовски, один из ведущих перцев по делам Беккера и Доннер! Наверно, что-то треснуло. Ты как думаешь, Том? Том!
Рид ее не слышал. Он уже стоял в дальнем конце новостного отдела, яростно тыча в кнопку лифта.
Дворец правосудия на Брайант-стрит красовался вестибюлем из полированного камня и металлодетектором, через который должны проходить все посетители.
«Контрольно-пропускной пункт Чарли», – подумал Рид, доставая из корзины ключи. Когда двери лифта закрылись, он поднялся на четвертый этаж, в комнату 450, отдел убийств, и чуть не столкнулся с инспектором Свенсоном Смитом, человеком с мягким голосом, похожим на полузащитника, который уставился на него из папки, которую он изучал.
– Рид? Сегодня я подписку не покупаю.
– А я не с подпиской. Я пришел купить тебе кофе.
– Прекрати подхалимаж, я слишком занят.
– Сидовски у себя?
– Зачем оскорблять хорошего человека твоим присутствием?
Рид промолчал.
– Остынь, новостник.
Смит повернулся, чтобы позвать Сидовски. На поясе у него звякнули наручники, висящие по соседству с пейджером.
Рид присел, нервно тряся ступней. «Ну же, ну же».
Показался Сидовски с файликом в руке.
При виде него Рид облегченно вздохнул.
– Инспектор, это вы доставили кого-то в Зал сегодня утром, в наручниках?
– Я.
– Вот как? – Рид открыл блокнот. – По Беккеру или по Доннер?
– Сейчас эти дела в приоритете.
– То есть точно, инспектор?
– Томас, убери свою тетрадку.
– Почему?
– Потому что я хочу тебе кое-то пояснить.
– Я не хочу слышать ничего из того, чего мне нельзя использовать.
– Тогда лучше сразу уходи. Решай сам.
Рид пристально посмотрел на него.
– Ладно. – Он убрал блокнот в карман куртки. – Хотя, наверное, все равно всплывет в «Кроникл» или «Экземинер». Всегда, когда я играю по правилам, меня как будто специально прокидывают.
– Ишь, какое у тебя отношение ответственное, – усмехнулся Сидовски.
– Откуда, казалось бы?
– Садись. – Сидовски кивнул на деревянные стулья, выстроенные вдоль стены небольшой приемной отдела. – Сегодня утром мы привезли парня, который, как нам думается, мог знать кое-кого, прямо или косвенно подозреваемого по одному из дел. Это все, что я могу тебе сообщить. Сиди смирно, может, поздней появится еще что-нибудь.
– А то, – хмыкнул Рид. – Только я прочту об этом в «Кроникл» или «Экземинер».
– Уязвленную гордость оставь при себе. У меня на нее нет времени.
– То, через что я прошел из-за Уоллеса, было чуть больше, чем просто уязвленной гордостью, Уолт.
– С историей ничего не поделаешь.
– Ты же знаешь, насчет Уоллеса я был прав.
– Возможно. А может, и нет. Ты облажался, мужик. Использовав меня в качестве подтверждения, хотя я тебе ничего не давал. Я сказал тебе сидеть на том, что у тебя есть. Отправиться к Уоллесу со своей подсказкой прежде, чем мы сами могли с ним поговорить и вывести на чистую воду, – знаешь, во что это нам встало?
– А ты знаешь, чего это стоило мне?
– Твоя проблема в том, что тебе недостает ума оценить, когда кто-нибудь к тебе благоволит.
– А ты терпеть не можешь, когда кто-то вроде меня что-нибудь выкапывает. Так что если и говорить об уязвленной гордости, то, наверное, о твоей.
Сидовски встал.
– Послушай, на мне грузом висит убитый ребенок, а может, уже и два. – Он приблизил лицо к Риду настолько, что тот ощутил запах кофе и чеснока. – Так что лучше тебе перестать играть в детектива-любителя и держаться от меня подальше, понял?
– Спасибо за помощь, Уолт. – Рид встал. – Когда мне в следующий раз попадется кусочек информации о деле, я им подотрусь.
Рид хлопнул за собой дверью, яростно даванул кнопку лифта и выдрал из блокнота листок. «Успокойся», – приказал он себе.
Ладно, можно попробовать некоторые другие источники. Оно понятно. Их у него нынче множество. Черт возьми, о чем он хотел написать? О том, что задержан некто, могущий считаться подозреваемым. Факт, правда, хлипкий. Ища ответ у себя в блокноте, Рид увидел свои записи со встречи с группой Кейт Мартин. И в частности, об Эдварде Келлере.
«…Зоран. Смерть среди пучины… Я был наказан за жизнь во лжи… Когда умерли мои дети, я умер, но родился заново… Откровение… Божественная Истина… Я снова буду со своими детьми… И можно спасти, если действительно верить, что ты это сможешь… Каждый день я готовлюсь к моему благословенному воссоединению… Я прочел твои истории о Дэнни Беккере…»
Профиль ФБР: «травмирован трагическим событием, в котором задействованы его дети… в плену иллюзий… религиозный психоз». К Келлеру подходит, как перчатка.
Да, это так. Но почему у него такое странное чувство к Келлеру? Под общее описание похитителя Дэнни Беккера он подходит как тысячи белых бородачей в районе Залива. Но почему не удается найти в библиотеке старых историй о деле Келлера? Ни одной. Рид вернулся на десятилетие назад. Озадачивало то, что не получалось найти ни одной статьи о бизнесмене, потерявшем троих детей в результате несчастного случая на лодке недалеко от Фараллоновых островов. Может, он это как-то пропустил? Надо посмотреть еще раз. Может, задействовать Сеть.
Снаружи, на ступенях Зала, Рид подумал, что на теории Келлера ему лучше поостыть. Взять себя в руки. Он никогда не признавался, что в глубине души сомневается насчет того, что Франклин Уоллес – убийца Таниты Доннер. Теперь на протяжении нескольких минут из бедного безутешного отца он получил детоубийцу. Как так?
Потому что он ненавидел религиозных экстремистов? Или то был проблеск самодовольства в глазах Келлера? Или же он злился на Сидовски? Переживал о том, чтобы сойтись с Энн? Кто знает? Однако в Келлере что-то такое было. Рид задумался над историей Келлера. Была ли его трагедия правдой? Впрочем, зачем ему о ней лгать? Если бы она была правдой, это был бы хороший материал, особенно к годовщине той трагедии на море. Сев за руль своей «Кометы» и изучив свои записи, Рид решил осторожно покопаться в памяти Келлера, чтобы выяснить, куда она девалась.