4

По дороге с вокзала я снял плащ и накинул его на плечи Фермина, поскольку свой он пожертвовал в качестве савана для покойного Сальгадо. По моим ощущениям, физическое и душевное состояние моего друга не располагало к длительным прогулкам, и я решил остановить такси. Открыв перед Фермином дверцу, я усадил его и, захлопнув дверцу, сам сел с другой стороны.

– Чемодан был пуст, – сказал я. – Кто-то посмеялся над Сальгадо.

– И обокрал вора…

– И кто это, по-вашему?

– Наверное, тот же, кто сказал ему, что ключ находится у меня, и объяснил, где меня искать, – пробормотал Фермин.

– Вальс?

Фермин удрученно вздохнул:

– Я не знаю, Даниель. Я не знаю, что подумать.

Тут я поймал в зеркале на лобовом стекле взгляд таксиста и понял, что он ждет указаний.

– Едем на Королевскую площадь, к началу улицы Фернандо, – распорядился я.

– Разве мы не возвращаемся в магазин? – спросил незнакомым мне голосом Фермин, у которого не хватило уже запала оспорить маршрут поездки.

– Я возвращаюсь. А вы отправитесь в дом дона Густаво и проведете вечер с Бернардой.

Мы проделали весь путь молча, глядя на дрожащие, расплывающиеся под дождем очертания Барселоны. У аркады на улице Фернандо, где много лет назад мы познакомились с Фермином, я заплатил за проезд, и мы вышли из машины. Я проводил Фермина до портала дома дона Густаво и обнял друга на прощание.

– Поберегите себя, Фермин. И непременно перекусите, иначе Бернарда исколется о ваши кости в брачную ночь.

– Ошибаетесь. В действительности у меня больше шансов растолстеть, чем у оперного сопрано, задайся я такой целью. Прямо сейчас, как только поднимусь, я наемся до отвала изумительных польворонов, которые дон Густаво покупает в «Килес». И к утру, вот увидите, растолстею, как боров.

– Что ж, посмотрим. Кланяйтесь невесте.

– В этом отношении, учитывая административно-юридическую сторону вопроса, боюсь, мне предстоит прожить жизнь в грехе.

– Не думаю. Помните, что вы сказали мне однажды? Что судьба не приходит к нам домой, каждый должен сам найти свою судьбу!

– Вынужден признаться, что почерпнул сию мысль в книге Каракса за красоту звучания.

– Тем не менее я поверил в это и верю до сих пор. А потому скажу, что вам суждено жениться на Бернарде в намеченный день, по всем правилам – со священниками, рисом, настоящими именем и фамилией.

Друг посмотрел на меня скептически.

– Вы обвенчаетесь у алтаря, или я – не Даниель, – пообещал я. Хотя Фермин был настолько подавлен, что, подозреваю, его не взбодрил бы не только пакетик «Сугуса», но и полнометражный фильм в кинотеатре «Фемина» с участием Ким Новак, откровенно сверкающей коническими чашками бюстгальтера, бросавшими серьезный вызов закону.

– Если вы так утверждаете, Даниель…

– Вы вернули мне истину, – сказал я. – А я верну вам имя.

5

Возвратившись в букинистическую лавку, я в тот же вечер принялся за осуществление плана по спасению гражданской личности Фермина. Прежде всего я сделал несколько телефонных звонков из служебного помещения магазина и составил расписание дел на ближайшее время. В качестве второго шага требовалось заручиться содействием людей, чей опыт и талант не подлежали сомнению.

В середине следующего дня, солнечного и тихого, я направил стопы в библиотеку «Кармен», где договорился встретиться с профессором Альбукерке. Мной руководило твердое убеждение, что если он чего-то не знает, значит, этого не знает никто.

Я нашел профессора в главном читальном зале – в окружении книг и бумаг; вооружившись ручкой, он сосредоточенно что-то писал. Я молча сел у противоположного края стола, не желая прерывать его работу. Прошло около минуты, прежде чем он заметил мое появление. Подняв взгляд от бумаг, он озадаченно поглядел на меня.

– Наверное, вы пишете что-то невероятно увлекательное, – подал я голос.

– Я работаю над циклом статей о проклятых писателях Барселоны, – объяснил он. – Вы помните некоего Хулиана Каракса, автора, которого вы мне давным-давно порекомендовали в букинистическом магазине?

– Конечно, – ответил я.

– Я начал выяснять подробности его биографии, и оказалось, что история Каракса совершенно невероятна. Вы знали, например, что много лет загадочный демонический персонаж по всему свету гонялся за книгами Каракса, чтобы их сжечь?

– Что вы говорите? – притворно удивился я.

– Любопытнейший случай. Я дам вам почитать материалы, когда закончу.

– Вам следовало бы написать книгу, – предложил я. – Тайная история Барселоны, иллюстрированная биографиями проклятых и официально запрещенных писателей.

Профессор задумался, явно заинтересованный:

– Подобная мысль уже приходила мне в голову, но у меня столько работы в газетах и в университете…

– Если такую книгу не напишете вы, то ее не напишет никто…

– Пожалуй, если махнуть на все рукой, я это сделаю. Не представляю, где я возьму время, но…

– «Семпере и сыновья» с готовностью предоставят вам свои библиографические фонды и помощь, когда пожелаете.

– Буду иметь это в виду. Ну что? Пойдемте перекусим?

Профессор Альбукерке завершил в тот день свои ученые занятия, и мы отправились в «Каса Леопольдо». Ожидание прибытия бычьих хвостов, блюда дня, нам скрасили хорошее вино и вяленый хамон серрано.

– А как поживает наш любезный друг Фермин? Пару недель назад, когда я видел его в «Кан льюис», он выглядел не очень веселым.

– Именно о нем я и хотел с вами поговорить. Но вопрос настолько щекотливый, что я вынужден предупредить, что все сказанное должно остаться строго между нами.

– Само собой. Чем я могу помочь?

Я описал ситуацию как можно лаконичнее, стараясь избегать неприятных и ненужных подробностей. Профессор почувствовал, что в изложенной ему истории очень многое вынесено за скобки, но проявил образцовую деликатность, что, несомненно, делало ему честь.

– Проверим, правильно ли я вас понял, – промолвил он. – Фермин не может легально пользоваться своим именем, поскольку двадцать лет назад его объявили мертвым, а следовательно, в глазах государства такой человек не существует.

– Правильно.

– Но, судя по тому, что вы рассказали, это аннулированное имя тоже фиктивное. Фермин выдумал его во время войны, чтобы спасти себе жизнь.

– Верно.

– И вот тут я теряюсь. Помогите мне, Даниель. Если Фермин однажды проявил чудеса ловкости, добыв фальшивое удостоверение личности, почему он не может теперь пустить в ход другое, чтобы жениться?

– По двум причинам, профессор. Первая – сугубо практическая. Не важно, каким именем решит воспользоваться Фермин, нынешним или еще одним вымышленным, у него в любом случае не будет действительного удостоверения личности. Поэтому какое бы имя ни стояло в документе, танцевать все равно придется от печки.

– Но он, я полагаю, предпочитает оставаться Фермином.

– Точно. И это вторая причина, она не имеет прикладного значения и носит скорее этический характер и потому намного важнее. Фермин желал бы остаться Фермином, поскольку это именно тот мужчина, кого полюбила Бернарда, кого мы знаем и считаем другом и кем он сам хочет быть. Человек, которым он некогда являлся, не существует для него уже много лет. Старую кожу он сбросил и похоронил в прошлом. Наверное, я его лучший друг, но даже мне неизвестно, под каким именем его крестили. Для меня, для всех, кто его любит, и главное, для него самого он – Фермин Ромеро де Торрес. В сущности, какая разница? Если речь идет о создании физического лица, обладающего полнотой гражданских прав, почему бы не создать именно этого индивидуума?

Профессор Альбукерке подумал и кивнул.

– Логично, – подытожил он.

– Следовательно, вы считаете задачу выполнимой, профессор?

– Пожалуй, это донкихотская миссия, каких мало, – дал оценку профессор. – Как наделить зачахшего дона Фермина Ламанчского родословной и комплектом фальсифицированных бумаг для бракосочетания с его возлюбленной Бернардой Тобосской, которые выглядели бы законными в глазах Господа и Гражданского регистра?

– Я размышлял на эту тему и почитал юридические справочники, – признался я. – Первоначальным удостоверением личности человека в нашей стране служит свидетельство о рождении, которое, если разобраться, представляет собой довольно простой документ.

Профессор поднял брови:

– Вы намекаете на весьма деликатные материи. Не говоря уж о том, что это преступление, причем нешуточное.

– Вернее, беспрецедентное, по крайней мере в анналах судебной практики оно не зафиксировано. Я проверял.

– Пожалуйста, продолжайте, вы меня заинтриговали.

– Предположим, что некто имеет доступ в помещения Гражданского регистра и в состоянии, скажем, спрятать свидетельство о рождении в архивах… Не станет ли оно достаточным основанием для установления личности любой персоны?

Профессор тряхнул головой.

– Для новорожденного – вполне возможно. Но если в теореме речь идет о взрослом человеке, потребуется полный перечень документов, подтверждающих подлинность биографии. Допустим, у вас гипотетически есть доступ в архивы. Откуда вы возьмете все необходимые документы?

– Положим, есть способ создать ряд правдоподобных факсимильных копий. Как вы считаете, план осуществим?

Профессор тщательно проанализировал условия задачи.

– Основной риск заключается в том, что кто-то способен обнаружить подлог и пожелает предать его гласности. Но в данном случае, учитывая кончину враждебной стороны, которая могла бы забить в набат по поводу несостоятельности документов, проблема сводится к двум пунктам. Во-первых, как пробраться в архив и пристроить в хранилище фальшивое, но основательное и безупречное досье. И во-вторых, как создать полный комплект документов, необходимых для легализации личности. Я имею в виду бумаги всех видов, от приходской метрики и свидетельства о крещении до удостоверений и сертификатов…

– Относительно пункта первого: насколько я понял, вы в настоящий момент пишете цикл очерков о прелестях законодательной системы в Испании по поручению Депутации, дабы увековечить сей институт. Я провел небольшое исследование и выяснил, что во время войны некоторые архивы Гражданского регистра пострадали от бомбардировок. И это значит, что сотни и тысячи личных дел пришлось восстанавливать в грубой спешке. Я не специалист, но осмелюсь предположить, что это приоткрывает небольшую лазейку, которой вполне может воспользоваться человек, обладающий информацией, связями и четким планом действий…

Профессор искоса посмотрел на меня.

– Вижу, вы проделали кропотливую исследовательскую работу, Даниель.

– Простите за дерзость, профессор, но ради счастья Фермина я готов пойти гораздо дальше.

– И это делает вам честь. Но вы также не должны пренебрегать судьбой того, кто попытается проделать этот трюк, ибо, если его поймают за руку, ему грозит суровое наказание.

– Вот почему я и подумал, что тому, у кого гипотетически есть ход в архивы, следует взять с собой помощника, который выполнит самую рискованную часть операции, если можно так выразиться.

– В таком случае гипотетический помощник должен обладать полномочиями, чтобы гарантировать благодетелю пожизненную скидку в двадцать процентов на любую книгу, приобретенную в букинистическом магазине «Семпере и сыновья». И приглашение на свадьбу новорожденного.

– Считайте, дело в шляпе. И скидка вырастает до двадцати пяти процентов. Но в глубине души я знаю, что существует некто, гипотетически, кто согласился бы помочь pro bono, ничего не получая взамен, хотя бы из удовольствия забить гол коррумпированной и прогнившей системе.

– Я ученый, Даниель. Сыграть на моих чувствах не получится.

– Тогда ради Фермина.

– Это другой разговор. Обсудим технические детали.

Я вынул и показал ему сотенную банкноту, которую дал мне Сальгадо.

– Вот мой бюджет на оплату издержек предприятия, – пояснил я.

– Вижу, вы готовы стрелять, не жалея пороха, но лучше употребите деньги на другие расходы, которых потребует сей ратный подвиг, поскольку мои услуги ничего вам стоить не будут, – ответил профессор. – Наибольшее беспокойство, уважаемый помощник, у меня вызывает крамола с документами. Новые центурионы власти, помимо водоемов и требников, удвоили громоздкость и без того чудовищной бюрократической системы, достойной худших кошмаров нашего верного друга Франсиско Кафки. Как я уже говорил, необходимо с предельной тщательностью подойти к созданию всевозможных судебных постановлений, распоряжений, ходатайств и прочих бумаг. Они обязаны выглядеть подлинными и должны в точности соответствовать содержанию, стилю и духу старых, истертых и пропитанных пылью досье и не подлежать сомнению.

– С этой стороны мы надежно защищены, – сказал я.

– Мне необходимо знать список соучастников данного заговора, чтобы убедиться, что вы не бравируете.

Я растолковал профессору вторую часть плана.

– Может, и получится, – сделал он утешительный вывод.

Как только нам подали основное блюдо, мы свернули тему, и беседа приняла другое направление. Во время обеда я изо всех сил крепился, но, когда настал черед кофе, не выдержал и, притворившись, что вопрос не представляет для меня особого интереса, обронил:

– Кстати, профессор, недавно мы разговаривали о том о сем с одним из клиентов магазина, и случайно всплыло имя Маурисио Вальса, бывшего министра культуры и прочее. Что вам о нем известно?

Профессор приподнял бровь.

– О Вальсе? То же, что и всем, полагаю.

– Уверен, что вы знаете намного больше других, профессор. Намного больше.

– Видите ли, если честно, я уже давно о нем ничего не слышал, хотя раньше Маурисио Вальс являлся весьма заметной фигурой. Как вы правильно отметили, в свое время он был министром культуры, знаменитым и непревзойденным, а также возглавлял массу организаций и учреждений. Человек, обласканный нынешним режимом, имевший большой вес в своей области, покровитель многих, любимое дитя культурных колонок испанской прессы… Как я и сказал, яркая личность.

Я слегка улыбнулся, как будто мне было приятно все это выслушать.

– А теперь что-то изменилось?

– Откровенно говоря, в последние годы он исчез с небосклона, что называется, общественной жизни. Не знаю точно, получил ли он за свои заслуги назначение на дипломатический пост или какую-нибудь должность в международной организации, – вы наверняка в курсе, как это делается, – однако с некоторых пор его карьерный рост не прослеживается… Мне известно, что некогда он вместе с компаньонами основал издательство. Издательство процветает и теперь, бесперебойно выпуская новые книги. Практически каждый месяц мне приходят приглашения на презентацию какого-нибудь очередного шедевра…

– А Вальс посещает подобные мероприятия?

– Когда-то посещал. Мы еще всегда посмеивались, поскольку он говорил преимущественно о себе, а не о представленной книге или ее авторе, но это все в прошлом. Уже несколько лет я его не видел. Могу я узнать, почему он вас интересует, Даниель? Неужели вас соблазнил блеск миниатюрной ярмарки тщеславия в нашей литературе?

– Я спросил из чистого любопытства.

– Ну конечно.

Оплачивая счет, профессор Альбукерке посматривал на меня краем глаза.

– Почему меня не покидает ощущение, что я услышал лишь малую толику из того, что произошло? Вы не поведали мне и половины, это уж точно.

– Когда-нибудь я расскажу и остальное, профессор. Обещаю вам.

– Вот это другой разговор. У городов короткая память, и чтобы не дать ей угаснуть, нужен кто-то вроде меня, кропотливый исследователь.

– Заключим сделку: вы поможете мне разрешить затруднения Фермина, а я однажды расскажу вам о том, что Барселона предпочла бы забыть. Некоторые факты ее тайной истории.

Профессор протянул мне руку, и я пожал ее.

– Ловлю вас на слове. А теперь, возвращаясь к проблеме Фермина и документам, которые нам предстоит извлечь из шляпы…

– Полагаю, я знаю человека, способного справиться с этой задачей, – заявил я.