9 февраля 2004 года в 21:16 на пульт дежурного «03» поступило сообщение: во дворе дома № 4 в переулке Бойцова неизвестные напали на мужчину и двоих детей. Жертвы избиты и ранены ножами. Преступники скрылись.
Через девять минут реанимационно-хирургическая бригада была на месте. Врачи обнаружили троих пострадавших: уроженца Таджикистана Юнуса Султонова, его племянника и дочь Хуршеду.
Пострадавшие были в очень плохом состоянии. А девочка к моменту приезда «скорой» уже умерла.
Суд по делу «Шульц-88» все тянулся… и тянулся… и никак не мог кончиться. А с осени к нему добавился еще и процесс «Mad Crowd». Иногда заседания шли прямо в один день. На Красноармейской судили тех, кого накрыли прошлой осенью, а на набережной Фонтанки – тех, кого вычислили к нынешней весне. И там и там – тощие лысые двадцатилетние подсудимые.
Шульц сидел уже больше двух лет и конца всему этому видно не было. Ни с того ни с сего было принято решение о его психиатрическом освидетельствовании. Врачи долго изучали психику подсудимого, но все же признали ее вполне в рамках. Ко времени следующего заседания заболела судья. Слушание перенесли аж на два месяца. Потом, в тот момент, когда вынесению приговора ничто вроде бы уже не мешало, вдруг обнаружилось, что у «шульцевского» адвоката фальшивая лицензия. Суд принял решение в этом вопросе разобраться. Выяснилось, что лицензия настоящая, но за это время истек срок давности каких-то там экспертиз. И все началось по новой.
Когда-то, в прошлой жизни, казалось, будто ненависть даст им крылья. Поможет жить подлинной жизнью. Обострит нюх, и опасность они почувствуют заранее. Но ненависть ничего не дала и ничего не обострила. Они не знали, что сядут, не собирались и не хотели садиться. А потом все-таки сели. Из бесстрашных белых воинов превратились в тощих бритых подсудимых.
У них была цель, и все (черт возьми!) должно было получиться. А теперь они просто сидели по камерам, и каждый новый день ничем не отличался от предыдущего. Жить теперь было трудно и неинтересно. А впереди скорее всего была еще колония. Где еще труднее, еще неинтереснее и главное – очень долго.
По делу «Mad Crowd» к ответственности было привлечено шесть человек. Причем Пашу Психа оперативники 18-го отдела УБОП отправили в «Кресты», и надежды, что он выйдет оттуда до суда, не было никакой. А по делу «Шульц-88» обвинение было предъявлено только пятерым обвиняемым, зато арестованных было целых двое. Помимо самого Шульца в изоляторе содержался еще и парень по кличке Алекс.
Почти каждое судебное заседание начиналось с того, что адвокаты интересовались: нельзя ли отпустить Алекса под подписку о невыезде? Нельзя, – отвечала судья. Но почему? – удивлялись адвокаты. Остальные обвиняемые находятся под подпиской и аккуратно приходят в суд. Почему нельзя отпустить так же и Алекса? Разговор окончен, – стучала молотком по столу судья и переходила к следующему вопросу. В изменении меры пресечения Алексу было в очередной раз отказано.
На судебном заседании 9 февраля 2004 года весь этот диалог повторился опять. Все было, как и в прошлые разы, даже в деталях. Алекс будет сидеть и дальше, – опять постановила судья. А через три часа после того, как заседание было окончено, на пульт дежурного «03» поступило сообщение: прямо под окнами 18-го отдела группа неизвестных атаковала таджикскую семью. Есть убитые.
То, что газеты обожают писать о нападениях на детей, выяснилось почти случайно. Можно сколько угодно лупить взрослых негритосов – и всем будет наплевать. Но если пострадает ребенок, об этом напишут все и на первых полосах. Так уж устроена нынешняя пресса.
Выяснилось это случайно… но запомнилось крепко.
Сперва, еще в 2003-м, в Петербург из Германии приехала делегация курдских беженцев. Члены делегации собирались поучаствовать в Российско-Германском культурном диалоге. Патронировали мероприятие Президент РФ и Федеральный канцлер Германии.
В состав курдской делегации входило и несколько детей. Утром 20 апреля они решили съездить погулять: Петропавловская крепость, набережные Невы, Зоопарк… Откуда им было знать, что 20 апреля – неподходящий день для таких прогулок? Доехать им удалось только до станции метро «Горьковская». Там они встретили нескольких молодых людей, а те в честь дня рождения Гитлера хлопнули пива уже с утра… и теперь искали, чем бы развлечься… а тут как раз курды…
Инцидент имел резонанс. 0 событии отписали все городские газеты и несколько федеральных. Парни, избившие курдских детей, были задержаны уже через неделю. И все это не могло не казаться странным. Последние лет двадцать на гитлеровский день рождения по носу получают десятки пассажиров метро. Никто и никогда не пишет об этом в газетах. Но как только пострадали дети, газеты встрепенулись и журналисты наточили свои острые перья… Эту их слабую сторону просто нельзя было не использовать.
Спустя месяц в Петербург из Таджикистана прибыл огромный табор профессиональных нищих «люли». Несколько сотен не говорящих по-русски людей в экзотических одеждах. Чтобы было понятнее, газеты потом называли этот народ «узбекскими цыганами», но на самом деле люли – не совсем цыгане. Этнографы уточняли: это члены одной из низших индийских каст, бежавших черт знает когда из Индии в Среднюю Азию, принявших там ислам и приблизительно со времен Тамерлана занимающихся профессиональным нищенством.
Дворик, где была убита Хуршеда
Появление люли вызвало в городе шок. За одно утро женщины в пестрых паранджах вдруг появились у каждой станции метро. И не только метро. Ты идешь где-нибудь возле Адмиралтейства и вдруг упираешься взглядом в совершенно голого и почти чернокожего какающего ребенка, рядом с которым прямо на земле сидит его мать с сережкой в носу и с вытянутой рукой.
В 2002-м люли приехали в город на разведку. Месячный рейд показал, что петербуржцы платят куда лучше ташкентцев и лишь немного хуже москвичей. Зато и такой дикой милиции, как в Москве, здесь тоже нет. В 2003-м табор перебрался в город целиком и Петербург вдруг стал напоминать Дели.
Люли обосновались неподалеку от железнодорожной станции Дачное. Зрелище было настолько экзотичным, что экскурсионные автобусы, едущие в Петергоф, специально делали здесь небольшую остановочку. Депутаты городского Законодательного собрания провели срочное заседание на тему, что со всей этой «тысячью и одной ночью» делать?
Решение принято так и не было. В Дачное, к тамошним цыганским баронам, хотели было отправить уполномоченных для ведения переговоров, но найти добровольцев, готовых съездить к не говорящим по-русски азиатским нищим, тоже не удалось.
Запаниковавших депутатов можно понять. Россия всегда была очень однородной страной. У нас любые меньшинства – это временное недоразумение. Американцы, слепившие свое государство из тысячи меньшинств, могут сколько угодно кричать о политкорректности и о том, что меньшинства тоже имеют право на существование. В России ценность политкорректности равна нулю. Наша страна – это одно огромное большинство.
Всего век назад 98 % русских жили в деревнях. А там правила просты: если ты не хочешь становиться таким, как все, то придется тебе, дружище, поискать другое место жительства. К началу XXI столетия русские деревни давно опустели, но никуда не делся склад мысли. Июли должны уехать… этот город не их, а наш… так считали журналисты… так считали депутаты Законодательного собрания… могли ли считать иначе те, кто жил неподалеку от железнодорожной станции Дачное?
Самое удобное место проведения досуга в любом окраинном микрорайоне – это детский садик. Фасадом на проспект выходят девятиэтажные блочные дома. А у них в тылу обязательно прячется огороженная забором, заросшая чахлыми кустами территория детского садика. Часам к шести детей разберут и на территории можно выпить пивка. Или просто посидеть с приятелями. Соседи не вызовут милицию, да и пописать в кустах, допив пиво, по-любому удобнее, чем тыркаться по парадным.
21 сентября около 18:00 в детском садике № 11 на проспекте Народного Ополчения несколько несовершеннолетних жителей прилегающих домов распивали алкогольные напитки. Вернее, к 18:00 все свои напитки парни уже допили. Денег продолжить не было, а просто так сидеть тоже не хотелось. Дойдя до магазина «Пятерочка», молодые люди заметили там двух совсем молоденьких женщин-люли. Те покупали продукты. К спинам у обоих женщин были привязаны дети: пяти и шести лет.
Молодые люди вооружились кольями, железными палками, ножом и топором. Женщины вышли из магазина и направились в сторону табора. Нападающие, спрятавшись в кустах, подождали, пока те подойдут поближе, выскочили и начали их избивать. Бить топором и прутьями старались по головам и спинам, к которым были привязаны дети. Когда вмешались прохожие, парни побросали колья и убежали.
Позже следователи спросят одного из задержанных:
– Ты же вроде из приличной семьи. Зачем поперся в табор-то?
Парень ответит:
– Мы уже допили и сидеть в садике было скучно. Все пошли мочить хачей – ну и я пошел.
«Скорая» развезла женщин по больницам. Те выжили, а дети – нет. Пятилетняя Нилуфар Сангбоева скончалась на месте: перелом основания черепа. Шестилетняя Сахина Явонова, по слухам, умерла позже, уже после того, как люли уехали из Петербурга.
Вычислить убийц было несложно. Первые задержанные появились уже через пару дней. Трое парней: двоим по семнадцать лет, один на год младше. Идейными националистами никто из них не был. Так, дворовая шпана. Шесть классов образования на всех, на учете в милиции: грабежи, кражи, драки район на район… Парень, который рассматривался как главный подозреваемый, как-то повздорил с пьяным милиционером, и тот из пистолета ранил его в живот, за что вроде бы получил пять лет условно, а парень месяц пролежал в больнице.
Жители петербургского центра редко интересуются тем, что творится на окраинах. Так же, как жители московского, парижского и нью-йоркского центров. Люди, получившие худо-бедно приличное образование и имеющие зарплату втрое выше прожиточного минимума, предпочитают не знать о том, как живут все остальные. И разумеется, их не интересовали подробности происходящих на окраине города драк. Такие драки там происходят ежедневно, с утра до вечера, и газеты никогда о них не пишут… но теперь в Дачном погиб ребенок. Горожане очень плохо отреагировали на появление люли, но убивать детей?..
Чем более жестоким будет преступление, тем охотнее о нем напишут газеты. Те, кто следил за публикациями в прессе, могли делать свои собственные выводы. Спустя полгода после убийства детей в Дачном на пульт дежурного «03» поступил звонок: практически прямо под окнами 18-го отдела УБОП нападению подверглись тридцатипятилетний таджик, его дочь и племянник.
Рассказывает оперативник 18-го («экстремистского») отдела УБОП:
В тот день мы проводили рейды по общежитиям. Ходили, вычисляли незаконных мигрантов. Длилось все это до поздней ночи, а потом я вдруг почувствовал, что заболеваю. Мне даже ребята сказали: шел бы ты домой, а то хреново выглядишь. Я сел в метро, еду – голова раскалывается, все суставы ломает. Но только отъехал, звонит шеф:
– В переулке Бойцова только что убили пятилетнюю девочку.
– А мы-то при чем?
– Девочка – таджичка. Многочисленные ножевые ранения и удары арматурой.
– Ясно. Мне приезжать?
– Сам-то как думаешь?
Я приехал, а сам уже вообще никакой. Посмотрел, что там, на Бойцова, творится, и сразу понял: домой сегодня доехать не светит.
Работа на месте происшествия шла всю ночь и закончилась только к полудню следующего дня. На экспертизу было увезено вообще все, что удалось найти во дворе. Пластиковый стаканчик… Старые битые бутылки… Несколько мешков мусора… Картина происшествия была ясна. Да только что толку, если и на этот раз опять не было никаких соображений насчет того, кто и зачем ножом убил ребенка?
Тем вечером рабочий рынка Юнус Султанов водил детей на каток. Коньков у таджиков не было, да и кататься они не умели. Дети просто смотрели на то, как катаются другие, а потом Юнус повел их домой. Они вышли из Юсуповского садика, прошли по Садовой и свернули во дворы. Детей Юнус держал за руки.
В Петербург семья Султановых перебралась несколько лет назад. Юнус устроился рабочим на рынок, получил официальную регистрацию, снял для семьи комнату. Небольшую, зато в центре. Располагалась она совсем рядом с катком. Чтобы срезать угол, он решил пройти не по Садовой, а через проходной двор. Там-то все и произошло.
Его без предупреждения ударили бейсбольной битой по голове. Он выпустил ладони детей и, оседая, схватился за затылок. Когда он упал, его ударили по голове еще несколько раз. Подняться Юнус больше не смог. Мальчика тоже начали бить, и он тоже упал, но когда стало понятно, что дядя больше не поднимется и не сможет их защитить, одиннадцатилетний Алабир, словно маленькое животное, извернулся, заперебирал руками, сумел прокатиться между топчущимися взрослыми ботинками и закатился под припаркованную машину. Его пытались, как крысу, выгнать оттуда железной палкой, но он замер и отлежался. Пальцами держался за асфальт и ждал… Скоро наверху все стало тихо. Те, кто на них напал, ушли. Он все еще лежал. Закрыв глаза и впившись в черный асфальт. Он слышал только свое оглушительное дыхание: вдох… небольшая пауза… выдох.
Его девятилетнюю двоюродную сестру звали Хуршеда. Сперва она кричала, но когда ее папа очнулся, – уже нет. Юнус взял ее на руки. У дочки были закрытые глаза. Больше она не дышала. Отец отнес ее домой – когда на них напали, до дому им оставалось дойти от силы метров пятнадцать. Как вызвал «скорую», он не помнит. Врачи приехали через девять минут и увезли племянника в детскую больницу имени Раухфуса. А осмотрев девочку, констатировали смерть.
На теле девятилетней Хуршеды медики насчитали одиннадцать ножевых ранений. Вся грудь, весь живот, несколько ран в правую руку, которой она сперва пыталась защищаться, а также синяки от ударов ногами, цепями и битами. Даже если бы медики приехали не через девять минут, а спустя мгновение, делать им тут все равно было бы нечего.
Первые публикации об убийстве ребенка успели появиться прямо вечером 9 февраля. А уже на следующий день портреты Хуршеды Султановой появились на первых полосах всех газет. Если тот, кто ее убил, хотел стать звездой, то своей цели он добился.
Среднеазиатские люли все-таки очень неприятные типы. Кроме того, никто и никогда не видел фотографий убитых в Дачном девочек. А фотографию Хуршеды в течение следующих нескольких месяцев успели увидеть все. Черноголовый улыбчивый ребенок. Видно, что снимали на каком-то семейном празднике. Хуршеда в малиновом национальном платье стоит и улыбается в камеру. Рядом видна ее мама, тоже улыбающаяся. У обеих на щеках ямочки. У мамы ямочки почти не видны, зато у дочери видны отлично! Белые зубы, аккуратно причесанные волосы, малиновое платье и главное – эти ямочки на щеках… Рассмотрев фотографию в газете, губернатор города Валентина Матвиенко распорядилась коротко: «Достать из-под земли. Поймать и показательно судить».
Пожилой профессор Гиренко был, как в дурацком боевике, застрелен прямо через запертую дверь. Сирийский студент встретил жуткую гибель под визжащими металлическими колесами метро. Но первым по-настоящему громким убийством стала смерть Хуршеды. Когда убивают девочку с такими ямочками на щеках, кто останется равнодушным?
Равнодушным не остался никто. К вечеру полномочный представитель Президента РФ по Северо-Западному федеральному округу провел закрытое совещание с представителями силовых структур региона. С совещания представители выходили бледными, а чтобы бледность эта подольше зафиксировалась на их лицах, еще через день петербургские милиционеры были вызваны в Москву непосредственно к и. о. министра внутренних дел России Рашиду Нургалиеву. Вопрос об убитом ребенке был взят в министерстве на особый контроль.
– Активизировать оперативно-разыскные мероприятия. В случае необходимости – привлекать сотрудников других правоохранительных органов. Но убийц ребенка найти. Все ясно?
– Так точно, товарищ и. о. министра внутренних дел!
– Есть какие-нибудь вопросы? Уточнения?
– Никак нет, товарищ и. о. министра внутренних дел!
Долгий взгляд темных глаз. Долгая пауза. И. о. министра внутренних дел России Рашиду Нургалиеву не нужно было объяснять, почему неизвестные подростки решили убить девочку по имени Хуршеда Султанова. Петербургское милицейское начальство сидело за столом с максимально выпрямленной осанкой. Так, чтобы было ясно: в каком-то смысле они даже и не сидят за столом, а все-таки немного стоят.
– Ну тогда действуйте. Отчитываться по данному делу будете лично.
– Разрешите идти, товарищ министр внутренних дел?
– Идите.
Теперь не найти убийц было просто невозможно.