Русская фантастика 2010
Повести
Людмила и Александр Белаш
Пылающий июнь
Взгляд 1
Девушка, сошедшая с ума
Я недаром вздрогнул.
Не загробный вздор.
В порт, горящий, как расплавленное лето,
разворачивался и входил…
Владимир Маяковский
Теплоход.
Я недаром вздрогнул.
События того лета сохранились отрывочно, фрагментами. Похоже на эпизоды из давно виденного фильма: какие-то куски, яркие сцены, а между ними — полосы тёмного беспамятства.
Да, именно с видеозаписи всё это и начиналось…
— Хочу купить штурмовую винтовку, — заявила Ласса, глядя на сверкающие воды залива.
У огненно-белого горизонта смутно темнел аванпорт. Ближе к берегу высились доки, на грузовых терминалах поворачивались чёрные согнутые краны — как силуэты марабу. Зной размывал пейзаж гавани белёсым маревом.
В прозрачной тени руки Лассы мерцали смуглым атласом. Её лицо было грустным и усталым. Пальцы поглаживали армейский бинокль, лежавший перед ней на столике.
— Тебе новую вещь в заводской упаковке или сойдёт подержанная? — механически спросил долговязый. На нём были поло и шорты, дальше раздеваться некуда. Дальше только плавки. Он развалился на хлипком стуле, вытянув волосатые костлявые ноги и созерцая запотевший стакан с пивом.
— А что лучше?
— Автомат Калашникова. Недорогой, надёжный. Зачем тебе большая пушка, Ласси? Попадёшься — будет забот по горло.
— Нужна винтовка. Она мощнее.
— Очертенеть. — Долговязый блаженно хлебнул ледяного пива. — Со мной будет тепловой удар.
— Сколько стоит винтовка?
— Возьми металлический макет. На вид не отличишь. Припугнёшь — любой в штаны наложит. Отдам за так, только приди ко мне.
Ах, Ласса! Есть на что поглядеть, особенно в коротком и открытом платье из тончайшей «мокрой» ткани. Рост отца-норвежца и прелесть мамы-таитянки. Метр восемьдесят пять плюс каблуки. Накачана суровой жизнью на холодных островах.
«Вроде баб на буровые платформы не берут. И на траулер тоже. Однако развилась — кобыла несговорчивая! Таким прямая дорога в охрану».
— И не жди. Давай к делу. Сколько?
— «Калаш» стоит тысячу триста, с комиссионными — полторы. Доставят через неделю.
На оградку террасы, пыхтя, навалился грудью заросший музыкант — и уронил к туфлям Лассы платок, которым только что обтирал свою потную физиономию.
— Хай! Жарища, верно? — Он перегнулся через загородку, силясь уцепить платок, не достал и для утешения схватил стакан долговязого.
— Поставь на место, свинья! — возмутился тот.
— Да брось, не жмись. — Музыкант утопил нос в пене. — Я немножко. Горло засохло.
— Ты, ВИЧ-инфицированный, мигом плати за моё недопитое!..
— Я справку принесу, что здоров. Завтра.
По горящему зеркалу залива медленно двигались суда, издавая горестные трубные звуки.
— Если река ещё обмелеет, — музыкант вернул стакан, — остановят ядерный реактор в Милиане. Ему, блин, нужна вода. Останемся без света! А ты куда глядишь? Хочешь парня? Вот он я.
— Арто так и не нашли? — лениво спросил долговязый. Ласса промолчала, изучая гавань в бинокль.
— Царство небесное. — Музыкант грузно закинул бычью ногу на ограду; загородка жалобно скрипнула. — Помянем! Закажите мне коктейль. Вот не ждал, что ты водишься с этим спекулянтом!
— Полегче, борода. — Долговязый снова повернулся к Лассе. — Так ты берёшь?
Подошёл анундак. От него за метр пахло жёлтой полынью, позвякивали колокольцы на косичках, а в круглом вырезе цветастой рубахи-дашики щерилось ожерелье из чьих-то зубов.
— Товар можно брать у меня, — предложил он музыканту. — Наши привозят регулярно. Я тут сяду. Хакей?
— Беру. — Ласса отодвинулась от африкоса.
И вдруг что-то изменилось. Словно в мир жаркой истомы вторглось нечто постороннее, тревожное. Девушка с испугом огляделась — что? почему? — и вновь подняла бинокль.
Вот оно.
Из-за мыса, вытянувшегося в простор гавани, выворачивал большой сухогруз. Мрачная плавучая скала в море огня. Давящий свет смазывал детали, но Ласса несколько раз нажала сенсоры настройки, и в расплывчатом поле зрения проступили угловатые тяжёлые буквы: «ГОЛАКАЛА».
«Голакала», — вспомнила она, — «Чёрный шар». Прикатился… Значит, уже скоро».
— А быстрей… быстрее можешь? — поспешно и тихо спросила она долговязого.
«Все, кто приходит ко мне, — пациенты психбольницы. — Энгеран глядел с седьмого этажа на мутный серо-зелёный канал, где катера прикипели к причалу. — Тем более сейчас. Я сочиняю предисловия к их историям болезни. У всех жар и тиф. Тиф значит «туман». Людям туманит мозги: они слышат голоса из стен, видят мальчиков с крыльями, красных пауков в ванной — и спешат рассказать мне. Может, это воспалённое тщеславие? Да, и оно тоже. Увидеть свою рожу в рубрике «Необъяснимые явления» — прелесть! «Покойный муж говорит со мной из микроволновки»… Вот телефон, обратитесь туда — там вас поймут, вам помогут… Но где брать новости для колонки? И этот чёртов блог!.. Приходится терпеть».
Он с ненавистью посмотрел на свежую наклейку, прилепленную над стенным пультом: «КАЖДЫЙ, КТО ВКЛЮЧИТ КОНДИЦИОНЕР, — ПРЕСТУПНИК! ТЫ МОЖЕШЬ ВЫЗВАТЬ ПЕРЕГРУЗКУ АТОМНОЙ ЭЛЕКТРОСТАНЦИИ!»
По кромке подоконника бесконечной и деловитой цепочкой бежали фараоновы муравьи — малюсенькие, бледно-жёлтые, полупрозрачные.
«О, проклятые твари, опять!.. Три раза травил, в ноль вывел, так нет же — воскресли. Они жрут мой сахар, — обречённо думал Энгеран, тихонько давя неистребимых врагов пальцем. — Метят лапками дорожку, крадут по крупинке и гадят в сахарницу. Ненавижу».
Пора обратить внимание на гостью! Если она принесла что-нибудь занятное, горячее…
«…я продам это в «Маэн Фрейнгорд», — обласкала его розовая репортёрская мечта, — и срублю пару тысяч. Или тысчонку в издании поплоше».
— О чём таком необычном вы хотели мне рассказать?
Женщина красиво и опрятно утёрла лоб платочком. Лёгкая одежда, плетёная белая шляпа с широкими полями, антиперспиранты — всё напрасно. От жары нельзя избавиться, как рыбе — вылезти на сушу.
— Вы не должны упоминать мою фамилию и место работы.
— Жаль. Я беру подлинную информацию. Без анонимов.
— Так вы обещаете? И никаких фото.
— Боюсь, мы не договоримся.
— Но ведь вам нужны истории о всяких странных делах?
— За день я выслушиваю их с десяток. Уж поверьте, я найду, что вставить в очередной выпуск.
Снисходительно взглянув на женщину, Энгеран вдруг понял, что она не уступит. Эта дебелая строгая дама смотрела твёрдо и властно. Намёки, увёртки — об неё всё разбивалось, как волны об утёс. Каменное лицо матроны, глаза удава. Она просто ждёт, когда случится неизбежное: подвижный элегантный парень подчинится и скажет: «Да, мамочка».
— Полагаю, наш разговор окончен, — упрямо отрезал Энгеран.
«Засиделась ты здесь, мамочка. Сваливай скорее!»
Как бы не так. И бровью не повела. Напротив, перешла в атаку:
— У нас в городе творятся жуткие вещи. Я видела запись — одна девушка сняла на телефон пришельцев. Свидетельницу я знаю лично, могу её назвать, но — только на моих условиях. Всё достоверно. Это марсиане. На Марсе глобальное похолодание, они летят к нам. Вы смотрели фильм «Война миров»?.. Так оно и есть. Американский марсоход тоже передал: «Весь Марс завален черепами». А ещё на Марсе есть громадное лицо, оно смотрит на Землю…
«Не марсоход! — чуть не взорвался Энгеран. — Это я, я написал про черепа! Боже, они всему верят…»
— Зелёные человечки сильно упали в цене, их никто не купит, — сказал он вместо этого. — Что там, в записи?
— Хотите посмотреть — сначала соглашайтесь.
— Хорошо. — Он начал сдаваться. — Даю десять секунд — изложите суть дела. Если будет интересно, продолжим. Итак, время пошло.
— Девушку арестовали за незаконное владение оружием. Она стреляла и снимала тех, кто на неё напал. Говорит, что ей до сих пор угрожает опасность. Как там время?
— Вы уложились. — Он оторвал глаза от часов. Пальба, арест, видеозапись — это уже факты, есть за что уцепиться. — Теперь подробности.
— Сперва гарантии. Я не хочу лишиться работы. По закону это запрещено разглашать.
— Будь по-вашему. — Энгеран делал уступку за уступкой, негодуя сам на себя. — Имя, фамилия, должность и внешность останутся в тайне.
— А моё вознаграждение? Наличными. Сейчас.
Пересчитав деньги, она осталась довольна.
— Итак, я купил информацию. Давайте по порядку — что за девушка, какое оружие, в кого стреляла?
— Ласса Йонсен. Она с прошлого года в Борденском доме, на строгом режиме.
Энгеран мигом представил себе психушку в Бордене. Старое доброе учреждение для умалишённых. Каменная стена, глухие белые корпуса, тотальное слежение. Всего-то край города, семь минут на электричке.
Ему доводилось там бывать, добившись разрешения на встречу с пациентами. В Бордене содержат интереснейших людей! Правда, наедине с ними лучше не оставаться.
«Она хорошенькая?.. Если заснять, репортаж выйдет изумительный. Подавленная транками, с потухшими глазами, в блёклой униформе с номером… а ещё лучше в наручниках! Или в ножных кандалах. Оч-чень фотогенично. Но и фигурка не помешает».
— Она купила русский автомат. Такой короткий, складной, помещается в кейсе. А вот фильм, — дама многозначительно показала карту от мобильника, зажав её в пальцах. — Пришельцы гнездятся в гавани. Очень противные, настоящие чудовища. Я, молодой человек, многое видела, но такого… Ума не приложу, как она сберегла карту.
— Вы медсестра из Борденского дома, — Энгеран твёрдо посмотрел в глаза женщине.
Строгая дама не ответила.
— Ладно, давайте запись.
Как любое видео, сделанное телефонной камерой, фильм обладал всеми пороками любительской съёмки. Мечущийся луч суматошными всплесками обрисовывал какое-то обширное и тёмное помещение вроде склада, штабели контейнеров, ряды канистр. Между рядами грузов и в проходах что-то бегало, мелькало, вспыхивало. Аудиодорожку напрочь, до оглушения микрофона, забивал прерывистый грохот выстрелов. Когда автомат делал паузу, слышались низкие глухие звуки вроде утробного мычания.
Вернуть к началу, замедлить воспроизведение, увеличить резкость и яркость.
Картинка стала лучше, но ненамного. Он видел перевёрнутые тазы или пылесосы, которые ползали по полу, волоча хвосты, и моргали голубыми огоньками. Это — марсиане? Не смешно. Скорее, большие телеуправляемые игрушки.
Потом заметил воду — порой вода мерцала на краю кадра, отблёскивая в случайно упавшем луче.
«На монтаж не похоже. Стрельба… Ерунда какая-то».
— Эта девушка… Запись — хорошо, но сама она что-нибудь рассказывала?
— Купила оружие и ночью начала стрельбу на дебаркадере. Плавучий причал в Глетской заводи, знаете? Там никого не нашли, кроме неё, но она расстреляла несколько магазинов. Когда попала к нам, просила увезти её как можно дальше, в горы.
Медсестра из Бордена говорила сухо, почти без выражения.
— Её история болезни, — тотчас переключился Энгеран. — Сможете скопировать? Пронести с собой флешку очень просто. Или вас обыскивают?
— Я смотрела её файл. Там основные обстоятельства, анализ состояния и вывод: «Параноидная шизофрения».
— Но хоть какие-нибудь факты? Описание бреда?
— Поначалу она говорила о контрабанде, требовала встречи с сотрудниками ДНБ, потом замкнулась.
Энгерана начал захватывать охотничий азарт. Он почуял запах сенсации и готов был взять след. Да тут чёрт-те что наворочено! Разобраться в деле до конца — инстинкт репортёра. Даже Департамент национальной безопасности замешан, это круто… и свойственно многим бредовым историям.
Но запись! Что она снимала, когда стреляла?
— Люди ДНБ посещали её в Бордене?
— Вы полагаете, их визит отмечают в истории болезни?
— М-да…
— Ласса сказала, — после паузы проговорила медсестра, — что могла бы довериться надёжному человеку. Я — не тот человек. Я дорожу своим местом.
— Отлично. Помогите мне встретиться с ней.
— Даже не надейтесь. Меня у вас не было, я вам ничего не говорила.
— Не желаете помочь — так передайте ей наедине, чтобы ждала. Я приду. И ещё: назовите мне точку отсчёта. Дату. Когда была схватка на дебаркадере?
— В июне минувшего года. Хотя… теперь все годы одинаковы.
Разбирать личные видеозаписи — словно смотреть чужие сны. Какая-то серая комната, наезд, всё окрасилось сиреневым — баланс не держит. Затем: канал, вода, приближение — всё дыбом и наперекос. Глухой голос: «Это картина из моего окна». Сильный стриженый малый; вид со спины. Оборачивается, выбрасывает вперёд руку — лица не разглядеть. Смех. «А это мой парень!» Куски, обрывки, ценные только для тех, кто стремится заснять их. Слепки чужой жизни. Тут нужен толмач, переводчик. Если бы заговорила Ласса, её память… Что же произошло тогда?.. Что?
Я недаром вздрогнул…
Ласса мучилась в удушливом городском зное. Она снимала дешёвую квартиру в Йонгхавене, в дряхлом доме у самого моря. Кондиционер то и дело вырубался от жары, а из ремонтной фирмы вязким голосом отвечали: «Ждите. У нас очень много заявок».
Приняв душ, Ласса натиралась кремом от загара.
— Сдайте ваши путёвки! — выкрикивал телевизор. — Город стал курортом! Море кипит от купальщиков! Испания или Греция? Рай гораздо ближе — шесть остановок на метро! Зелёный парк, жёлтый песок, все загорают топлес!
Стены рдели от нагрева, тротуары и мостовые обжигали, как горячие противни. Колёса продавливали борозды в размякшем асфальте. Все стремились к реке, к морю, к желанной прохладе.
Публика лезла в воду даже в Йонгхавене, сжатом между контейнерным терминалом, гремучей путевой развязкой и каналом, где вовсе не было пляжа. Теплоходы ревели от удивления, видя между бакенами и каменной стенкой притопленные «лягушатники» на поплавках — будто плавучие кастрюли с людским супом. «Глубина — 1 МЕТР. Безопасно. ½ часа — 5 талеров». Машины ползли по набережной, отжимая к парапету живой поток, красный от солнечных поцелуев.
Жара и толпа угнетали Лассу. Никогда раньше она не видела такого множества людей, стиснутых стенами улиц.
— Европа этого не вынесет, — пытался пророчествовать спёкшийся ханурик в поезде надземки, нацелив длинный нос в ложбинку между грудей Лассы. — Хм-м-м, это убийство.
Изобразив плевок на кончики пальцев, Ласса приложила их ко лбу носатого:
— Пш-ш-ш.
— Вы… ты… — опомнившись, судорожно отшатнулся малый. — Что вы пристаёте?!
— Лихо, — одобрил коротко стриженный высокий парень, стоявший справа.
— Помогите ребёнку, — с душой обратилась к нему Ласса. — Мальчик заблудился.
Улыбаться в большом городе опасно, особенно когда все головы раскалены. Носатый поспешил выйти, зато стриженый прилип.
— Хотите, угадаю — откуда приехали?
— Попытайтесь, — снизошла она. Малый подходил ей по росту, вёл себя сдержанно, вежливо. Люди общаются сначала взглядами, потом словами, верно?
— Южные территории?
— Тепло.
— Саксемберг? Гранд?..
— Нет. — Она тихо посмеивалась.
— Сдаюсь!
— С вас мороженое.
— Готов, хоть сейчас. Вы свободны? Так всё-таки — откуда?
— Аврора, посёлок Варгенборд.
— Не может быть! — чистосердечно изумился он, выдавливаясь вместе с нею из вагона. Поверить невозможно, что такая тропическая краса рождается у оледеневших гор, под крик пингвинов.
Над вазочками с мороженым (очень уместное лакомство!) она и познакомилась с Арто. Сравнили биографии — ничего выпуклого, проблемы одинаковые, но у Лассы на одну больше — нет работы. Зато масса перспектив.
— Иди в охрану. Ты сильная…
Ласса кивнула и согнула руку, выпукло обозначив бицепс.
— Стрелять умеешь?
— Средне. Тюленей и пингвинов у нас бить нельзя — Гринпис…
— Уже неплохо. Курсы охранников — два месяца, потом набираешь стаж.
Вечером, когда палящий жар сменился духотой сумерек, они уже гуляли по Висельному берегу, мимо пирсов и плавучих пристаней. Нагромождения пакгаузов, гудки, тяжеловесное движение гружёных фур и тягачей с ролл-трейлерами соседствовали через ограду с террасами и витринами кабачков, где отдыхал портовый люд.
— Вот мой дебаркадер, «Сентина», — гордо представил ей Арто место работы. Громадный понтон с высокими стенами и гофрированной крышей походил на ангар для дирижабля. — С воды через портал входит даже корыто на тысячу тонн, представь!
И погнал, и погнал — как заглублено дно у берега, какой внутри кран, какие платформы въезда-выезда. Ласса держала его за руку и смеялась. Такой здоровенный парень, а восхищается железками, как маленький!
Белые светила на высоких мачтах озаряли акваторию порта словно днём, доставая своими лучами до далёких молов.
«Может, всё-таки посмотришь на меня?» — мысленно спрашивала она парня.
— Я помню суда по именам, — показывал Арто в сторону терминалов. — Вон «Поларис», панамский, старая ржавчина. Слева «Брекватер» из Роттердама, классная посудина. А этот из Индии, «Голакала»…
— Что? — Ласса сжалаладонь замолчавшего Арто.
— По-индийски — «чёрный шар». Он всегда приходит летом. Индусы что-то выгружают на «Сентине» со спитсов. Какие-то у них дела… Когда наймёшься — лучше не встревай в то, чем занимаются клиенты. Нравится, не нравится — они платят, и точка. Зайдём в кабачок, а?
Там, в шумном заведении, они случайно поцеловались. Как-то вдруг потянуло друг к другу, оно и случилось. Лассе стало стыдно. Встала и ушла, не попрощавшись; добиралась на Йонгхавен с последним поездом метро, почти до рассвета злилась и маялась, еле заснула под утро. Когда неистовое солнце вновь зависло над Маэном, заливая город прожигающим жаром, она отправилась в школу охранников. Её приняли.
Арто объявился через неделю — встретил с цветами после тренировки. «Прости, ты не так поняла. Я не нахал, ты великолепная» и дальше, дальше — обычные байки, но до чего их сладко слушать!..
Когда она закончила учёбу, Арто помог устроиться.
После ночи вдвоём он стал рассказывать ей про «Сентину». Ласса считала, что приятель дико гонит.
Потом Арто исчез.
— Стреляли? Когда? — хмуро переспросил человек в робе цвета болотной тины. — Не было такого.
— С год назад. Одна девчонка сбрендила и начала палить из штурмовухи. Ей казалось, отовсюду лезут щупальца, — бойко сочинял репортёр.
— Спроси ещё кого-нибудь, — отвернулся работяга, возвращаясь к своему унылому занятию. — Я тут недавно, не слыхал.
«Облом», — констатировал Энгеран, тотчас потеряв интерес к портовому труженику.
Но Глетская заводь — метров шестьсот, тут всего десяток дебаркадеров. Не мог же за год персонал смениться целиком! Или речь шла о пристанях на другой стороне заводи?..
Он прищурился, изучая противоположный берег. Вряд ли. Там какие-то мелкие сооружения; их в ночную смену можно окучить одним-двумя сторожами наружного охранения плюс патруль на катере.
Визит в портовую полицию (сколько у нас полиций! пальцев на руках не хватит сосчитать!) принёс одни огорчения. Тоже поголовная амнезия. Как сговорились всё забыть! О проверке архива новостей и толковать нечего — полный ноль. Весь прошлый июнь — драки в кабаках, тепловые удары, скоропостижные смерти, бытовой мордобой, кражи и ничего огнестрельного.
— Да что вы, месьер! Длинные пушки носят стрелки военизированной охраны. Остальные — пистолеты или субмэшин-ганы. Тем более частные охранники… Вот когда грузят судовую кассу, бывает кордон посерьёзней.
День разгорался, как пожар. Где скрыться от зноя?
Над стойкой полупустого кабачка сипел и моргал переносной телевизор;
— По всей стране мобилизованы службы «Скорой помощи». Врачи советуют не выходить из дома с полудня до четырёх часов. Пересыхают реки и озёра, выходят из строя системы ирригации, нарушается судоходство. В ближайшие дни может быть остановлена работа производств, использующих воду…
— Пить, — попросил Энгеран сомлевшую официантку. — Что угодно.
Она сменила ценник. Охлаждённая вода без газа на глазах подорожала вдвое.
— Вы фокусница, — заметил он со злобным восхищением.
— Месьер, нам подняли цену за ток, — жалобно ответила девица. — Иметь холодильник и кулер — роскошь. Знаете, сколько теперь стоят бочата для кулера?..
Он вспомнил, как вялые волны возили взад-вперёд пивные банки и лохмы полусгнившего мусора у гранитной стенки набережной. Даже память об этой тошнотворной воде вызывала новые приступы жажды. Как рвотный рефлекс.
Когда и где это было?.. Точно! В армии, в «колониальной пехоте», тухлая вода так же сочеталась с жаждой. Дизентерия и молниеносный гепатит ждут тебя в любой луже — лакай!
— Чёрт, скоро я перестану бояться и напьюсь из реки — с четверенек, по-собачьи. Наливайте!.. А что это вентилятор не крутится?
— Налог на вентиляторы в частных заведениях, месьер. Сегодня с утра передали из ратуши.
— Они хотят нас убить. Солнце взбесилось, следом магистраты. — Энгеран пил холодную благодать медленно, наслаждаясь каждым глотком. Выпитое сразу выступало каплями на коже, впитывалось в одежду и уходило в воздух. — Послушайте, а чем вы моете посуду? Может, удобнее вылизывать? Дешевле выйдет.
Заморённая официантка невольно рассмеялась. Этот стильный и бойкий малый ей нравился, его блестящие глаза ласкали её, словно пушистый хвостик. Здорово отличается от тех угрюмых рож, которые заваливаются сюда после работы, чтобы отвесить ей вагон похабных комплиментов.
— Для мойки есть плохая вода, денатурат.
— Из радиаторов сливаете? — Энгеран облокотился о стойку, поближе к кабацкой красотке. Та гибко качнула станом, чтобы повыгодней показать бюст и талию. Чисто машинально. Нравиться так приятно!
— Купили с распродажи. Тут напротив, на «Сентине», была неприятность — охранница сошла с ума и…
Сделать гримасу неподдельного сочувствия и кивать в такт словам. Энгеран слушал её с вниманием кота, замершего у мышиной норки.
— …канистры по двадцать литров. Разбирались, кто хозяин, но никто не объявился. Ну, портовое управление пустило на продажу как конфискат. Мой хозяин взял оптом. Канистры хорошие, а вода никудышная, даже цветы поливать нельзя.
— Почему так?
— Вянут!
— Значит, не вода. Наверно, кислота или раствор какой-то.
— Нет, без запаха. Собака полакала и не сдохла. Но больше пить не стала. Так канистры и стояли, на всякий случай, а сейчас понадобились для мытья.
Ушлый репортёр помнит всё. Слово «контрабанда», промелькнувшее в рассказе медсестры, тоже запечатлелось в памяти и теперь сработало.
— Люблю диковинки. Продайте мне литр этой… бесхозной воды. — Он выложил перед девицей десятку.
— Да хоть с канистрой, — улыбнулась она. — Всё равно я увольняюсь — платят мало, публика дурная, надоело. Только вы её не пейте, ладно?
— Обещаю! «Сентина» — которая пристань?
— Вот, прямо и чуть вправо. Там охрана, вас не пустят. — Девушка угадала, куда он стремится.
— Ой, а вы сказали — ничья.
— Была ничья, потом её опять купили. Кажется, индийцы.
Покидая берег Глетской заводи с канистрой, Энгеран не мог отделаться от странного впечатления. Казалось, что со стороны понтона, похожего на плавучий эллинг, ему в спину направлен чей-то цепкий взгляд.
Остановиться и будто от усталости перехватить канистру из руки в руку.
Энгеран вполне естественно посмотрел назад.
У закрытых ворот дебаркадера, выходящих на набережную, стоял смуглый тип в маскировочной летней форме коммандос — бермуды, рубашка с коротким рукавом, шляпа с опущенными узкими полями. На поясе — кобура.
— Хочу заняться торговлей. Вода — самый ходовой товар, — объявил он знакомому из аналитической лаборатории, оставшись с ним наедине. — Но что-то мне поставщики не нравятся. Проверь эту жидкость, годится ли в продажу. Есть всякие санитарные нормы, стандарты…
— Что касается бактерий, это не ко мне. Но химические примеси могу определить. Пятьдесят талеров. За ответом придёшь через пару дней — работы много, сразу образец в дело пустить не смогу.
По пути, завернув в публичный туалет, Энгеран рискнул лизнуть загадочной воды. Она оказалась тёплой, противной и безвкусной — но и только. Впрочем, проглотить её он не решился, погонял во рту и сплюнул в унитаз.
Теперь в Борден!
У вокзала танцевали счастливые кришнаиты, распевая своё «харе, харе!». Позавидуешь этим блаженным: то ли мозги в Индию уплыли, то ли Индия сюда пришла, накрыв их веселящим газом.
— Ешьте масло, ешьте творог! Молоко! Чистый рис! Пойте, пойте имена священные!
Отснять сектантов для блога. В руки сунули флаер: «Ночь Ракхи Пурнима! Соверши праздничное омовение! Щедрая ярмарка в Йонгхавене: органик-продукты, ручная работа, освежающий бетель. Тебя благословит Варуна, бог океана. Разбей кокос — исполнится желание!»
Подавший листовку юнец жевал и улыбался, прозрачно глядя сквозь Энгерана. Губы обмётаны алой слюной. Бодрящий бетель! Словно чахоточный с горловым кровотечением… Тропический жар мутил сознание, вокзальная площадь колебалась и плыла.
«Скорее в тень!»
Хоть бы тучка с моря приползла, хоть бы на минуту заслонила этот генератор пекла, по ошибке называемый солнцем. Вагон надземки нагрет до белого каления. Вытерпеть проезд пары станций означало коротко познакомиться с адом, куда попадут репортёры сенсационной хроники.
Стражи Борденского дома строго блюли изоляцию цитадели безумия от доброго мира. Энгерана выспросили — кто он, с какой целью намерен посетить Лассу Йонсен, не имеет ли при себе запрещённых предметов?
Извольте, вот карточка журналиста. А вот — удостоверение на участие в акции «Пресса помогает». Довольны?
Он приготовил подарки — фруктовый йогурт, яблоки, печенье, свежий номер «Mi Not-Virgin». А что делать? Журнал «Я Не-Девочка» охотно платит за аномальных младенцев с двумя головами. Истинный писака гребёт деньги всюду, где дают.
«Тазы и сковородки атакуют девушку! Тазы с хвостами: десант чудовищ в Маэне!.. Чушь всё это. Дешёвка. Тьфу. Выдумываю, словно плохой воды опился… Реально вела огонь. По-настоящему в дурку загремела. Специально снимала нападающих, чтоб кому-то что-то доказать. Готовилась. Значит, заранее знала, что случится? Откуда? Кого отсняла, наконец?»
— Она очень опасна?
— Вас будут сопровождать.
Несколько шлюзов из решётчатых дверей. Здешние коридоры не изменились с позапрошлого века, когда в гиблом месте между морем и болотами возвели эту гробницу для сломавшихся умом. Лишь замки стали кодовыми, а окна — плитами из небьющегося стекла.
Чистые проёмы в рамах, никаких железных прутьев, небо, солнце — полная иллюзия свободы. Даже шорохи леса слышны, и доносится запах воды. Она рядом, совсем близко — молчаливые озёра-зеркала в оправе зыбких берегов, вечный мерный шум прибоя.
— Здравствуйте, Ласса. Я Энгеран Мариоль из «Маэн Фрейнгорд». Возьмите, это вам. Я услышал вашу историю в Глетской заводи. Моя редакция готова помочь. Можем объявить над вами патронаж…
«…как над бенгальским тигром в зоопарке», — проглотил он автоматически выскочившую фразу.
Девушка будто спала с открытыми глазами. Волосы чистые, причёсаны, но… манекены в витринах тоже регулярно моют, чтобы привлекательно смотрелись. А уж покойников из похоронного бюро выносят — загляденье! Волосок к волоску, рот улыбается…
— Спасибо, — тихим безучастным голосом ответила она, медленно переворачивая страницы. У Энгерана, привыкшего к разным видам сумасшествия, и то сердце защемило. Такая деваха! Видно и стать, и плоть, а воля улетучилась, огонь погас. Живая руина. Вот что бывает, если покой насильно впрыскивают человеку в кровь.
Наконец добралась до страницы с его материалом. Увидела портрет: «У нас в гостях Энгеран Мариоль». Подняла глаза, сравнила.
— Ваша беда поправима, — вкрадывался он в душу, стараясь не отпускать её взгляд. — Мы поддерживаем тех, кто приезжает с дальних островов. Трудно приспособиться к новой среде, иному ритму жизни. Бывают срывы. Если выяснить все обстоятельства, дело можно повернуть иначе… Разумеется, с вашего согласия.
— Нет. Благодарю вас. Я не готова, — тускло говорила она, прерывая его фразы, опустив глаза. — Я не чувствую себя здоровой. У меня до сих пор… до сих пор бывают странные состояния. Особенно по ночам, когда слышно море… Ещё раз спасибо за гостинцы… и заботу. Я не читаю таких журналов, простите. Они меня нервируют. Я могу уйти в палату? Мне нехорошо.
— Да, Ласса, конечно, — охранник тотчас оказался рядом с ней, помог подняться с табурета и передал в переговорное устройство: — Внимание, посетитель уходит. Открыть внешнюю дверь.
«М-да… Вот и поговорили».
Только на станции электрички, убедившись, что за ним никто не следит, Энгеран открыл журнал, возвращённый ему Лассой.
«Умница. Молодчина. Всё-таки ей не свернули мозги!»
Между страницами, у самого корешка журнала, он нашёл тонкую бумажку, скрученную трубочкой и сплющенную:
«Моя квартира. За наличником двери ванной, наверху».