Старая добрая Англия

В старой доброй Англии умели и любили повеселиться. Развлечения были на все вкусы – бродячие музыканты-минстрелы, травля медведя или быка собаками, петушиные бои. Уже в те времена играли в футбол, однако без всяких правил, – просто катали мяч ногами. Любили и танцевать, причем одной из характернейших танцевальных фигур были высокие прыжки. В праздничные дни, особенно в Майский день, которым отмечалось наступление теплого времени года, исполнялся особый танец моррис, состоявший почти из одних прыжков и поворотов. Для пущего эффекта исполнители морриса – это были только мужчины – надевали под колени подвязки с множеством бубенчиков, которые весело бренчали во время искрометного танца. Жители столицы обожали всяческие торжественные процессии.

Люди образованные не чурались простонародных забав, однако нередко проводили досуг за чтением книг или игрой в шахматы, которую уже тогда считали игрой мудрецов. Первое подробное руководство по игре в шахматы было опубликовано в Англии еще в конце XV в. Дамы из знатных и богатых семейств, в том числе и королевы, с удовольствием занимались вышиванием. Для вышивки пользовались разноцветными шелковыми нитками. Среди аристократических забав по-прежнему очень популярной оставалась охота, в которой участвовали и мужчины, и женщины.

Народные забавы

В городских тавернах процветали азартные игры. Здесь играли в кости, заключали разнообразные пари. Иногда за кружкой знаменитого английского эля велись обстоятельные разговоры о высоких материях – искусстве, литературе, театре, ставшем любимым развлечением англичан в XVI в. Самым известным литературным клубом в Лондоне была таверна «Русалка».

В конце XV – начале XVI в. произошли серьезные изменения в характере книг, которые читались в Англии. Средневековые сборники рассказов для мирян были насыщены строгой моралью. Вот, например, история из знаменитой книги «Деяния римлян», составленной в Англии в конце XIII – начале XIV веков и получившей широчайшую известность во всем христианском мире:

О тщеславии

Повествует Валерий о том, что некий муж по имени Ператин сказал со слезами сыну своему и соседям: «О горе, горе мне! есть у меня в саду злосчастное древо, на коем повесилась моя первая жена, потом на нем же вторая, а ныне третья, и посему горе мое неизмеримо». Но один человек, именуемый Аррий, сказал ему так: «Дивно мне, что ты при стольких удачах проливаешь слезы! Дай мне, прошу тебя, три отростка от этого дерева, я хочу их поделить между соседями, чтобы у каждого было дерево, на котором могла бы удавиться его жена». Так и было сделано.

Нравоучение. Любезнейшие! Сие древо есть Крест Святой, на коем был распят Христос. Сие древо должно быть посажено в саду человека, дондеже душа его сохраняет память о страстях Христовых. На сем древе повешены три жены человека, сиречь гордость, вожделение плоти и вожделение очей. Ибо человек, идя в мир, берет себе трех жен: первая – дщерь плоти, именуемая наслаждение, другая – дщерь мира, именуемая алчность, третья – дщерь диаволова, именуемая гордость. Но если грешник по милости Божией прибегает к покаянию, то сии три жены его, не домогшись взыскуемого, удавляют себя. Алчность удавляется на вервии милосердия, гордость – на вервии смирения, наслаждение – на вервии воздержания и чистоты. Тот, кто просит себе отростки, есть добрый христианин, который и должен домогаться и просить доброго не только для себя, но и для ближних своих. Тот же, кто плачет, есть человек несчастный, возлюбивший плоть и все плотское паче, нежели то, что от Духа Святого. Однако же и его человек добрый часто может наставлением повести по верному пути, и войдет он в жизнь вечную.

Для современного читателя первая, содержательная, часть рассказа звучит как исповедь достойного единомышленника Синей Бороды. Для средневекового человека этот рассказ был аллегорией, т. е. нес в себе дополнительный скрытый смысл, который толковался в «Нравоучении» и оказывался главным в данной истории.

Впрочем, средневековые сборники нравоучительных рассказов предоставляют множество впечатляющих свидетельств жестокости и черствости, с какими относились к женщинам средневековые мужчины. Объектами куртуазного культа становились единицы представительниц прекрасного пола; на всех прочих распространялась поддерживаемая церковными догмами идея о природной греховности женщины.

В «Книге рыцаря де Ла Тура Ландри, написанной в назидание дочерям» (1370-е годы), которая была хорошо известна и в Англии, содержится новелла «О той, что вскочила на стол», утверждающая для жены необходимость безропотно повиноваться супругу.

Три купца поспорили, чья жена послушнее. Чтобы проверить, они договорились обойти все три дома и испытать каждую из жен. Первый купец приказал жене прыгнуть в пруд, но она отказалась и была бита. Второй потребовал от жены того же, но она тоже отказалась и получила жестокую трепку. Когда спорщики пришли в дом к третьему купцу, там уже был накрыт стол, и они уселись пообедать. Однако оказалось, что на столе нет соли. Тогда хозяин крикнул жене: «Дополни сервировку!» Бедняжка, которая, как ей и полагалось, любила и боялась своего мужа, немедленно вскочила на стол. При этом стол повалился, и все, что на нем было, рухнуло на пол. Все были вынуждены признать, что третий купец выиграл пари, хотя сам он, прося принести солонку, и не думал, что подвергает жену условленному испытанию.

На заре эпохи Возрождения книги, которые читали миряне, становились все более занимательными и менее назидательными. По-прежнему огромной любовью пользовались легенды о короле Артуре, но постепенно и они начали вытесняться забавными или поражающими воображение страшными историями из обыденной жизни. Вот одна из любимых в то время новелл, опубликованная в 1561 г. сэром Томасом Хоби, который сделал ее вольный перевод с итальянского:

Три приятеля

Как-то раз, оказавшись в Апулии, в одной и той же гостинице остановились трое славных людей; двое были уроженцами Пистойи, а третий – из Прато. После ужина, как это обычно бывает, они уселись сыграть в карты. Вскоре один из пистойцев, проигравшись в пух и прах, так, что у него и фартинга не осталось, принялся ругаться, браниться, сыпать проклятиями и богохульствовать самым ужасным образом и, испытывая таким образом терпение Всевышнего, отправился на боковую. Остальные еще немного поиграли, а затем сговорились разыграть того, кто улегся спать.

Убедившись, что он уснул, проказники задули свечи, загасили огонь в очаге и подняли страшный шум, как и было ими задумано. Первый кричит: «Ты подтасовывал карты!» Второй отпирается: «Тебе померещилось.

Давай перемешаем». И они продолжают громко сыпать картежными терминами, да так, что спящий проснулся. Услышав, что у друзей игра в самом разгаре, словно они видят карты, он слегка приоткрыл глаза. Увидев, что в комнате кромешная тьма, он сказал: «Какого дьявола вы тут шумите всю ночь напролет?»

Перевернувшись на другой бок, он снова улегся спать. Два приятеля ничего ему не ответили, но продолжали свое дело до тех пор, пока тот не проснулся окончательно, а когда увидел, что в комнате точно нет света, а они с увлечением продолжают играть, сказал: «Как же вы видите карты без света?» Один ему в ответ: «Должно быть, ты потерял зрение, как прежде – деньги. Неужто не видишь, что у нас две свечи горят?» Тот, кто лежал в кровати, приподнялся на локтях и сердито говорит: «Либо я пьян или ослеп, либо вы лжете». Оба заговорщика поднялись со своих мест и в полной темноте пошли укладываться спать, смеясь и делая вид, что воспринимают его слова как шутку. Он снова говорит: «Я правда вас не вижу». Те якобы очень удивились, и один говорит другому: «Боже милостивый, я верю, что он говорит правду. Дай мне свечу, посмотрим, что мешает его зрению».

Тут уж бедняга и вовсе поверил, что ослеп, и, горько рыдая, воскликнул: «Ох, Господи, я ослеп» – и начал призывать на помощь Пресвятую Богородицу, и просить у нее прощения за то, что бранился и божился, проиграв свои деньги.

Однако те двое принялись утешать его, приговаривая: «Не может быть, чтобы ты нас не видел. Ты просто вбил это себе в голову». «Боже милостивый, – откликается несчастный, – ничего я не придумываю, но не вижу совсем, словно у меня и глаз-то нету!» «Взор у тебя ясный», – хором говорят шутники. А потом один, обращаясь к другому, замечает: «Обрати внимание, как хорошо у него открываются глаза и какие они красивые, кто бы подумал, что он незрячий?» Бедняга разрыдался пуще прежнего, призывая к себе милость Божию. В заключение они сказали ему: «Смотри же, соверши паломничество к Богоматери Лоретской, да иди босиком, ибо это лучшее средство от слепоты. А мы тем временем отправимся в Аквапенденте и другие соседние города, поищем врача и поможем тебе всем, что в наших силах».

И тогда бедный простак встал на кровати на колени и весь в слезах и горьком раскаянии за свое богохульство дал обет пойти босиком на покаяние Богоматери Лоретской и пожертвовать ей два глаза из серебра, и не вкушать мяса по средам, яиц по пятницам, каждую субботу поститься на хлебе и воде во славу Богородицы, если она смилостивится и вернет ему зрение. Два шутника, выйдя в другую комнату, зажгли свечу и вернулись назад, от души потешаясь над простаком, который, даже избавившись от напасти, был настолько взволнован и ошарашен пережитым ужасом, что не мог не то что смеяться, но и слова произнести, а два других постояльца продолжали подначивать его, говоря, что он обязан сдержать все те обеты, за которые ему были дарованы те милости, о которых он просил.

Карнавальное шествие

Да, в старой доброй Англии любили и ценили хорошую шутку, недаром розыгрыши часто становились сюжетным ходом веселых комедий, шедших на сценах лондонских театров. Вспомним шекспировского Мальволио из «Двенадцатой ночи», которого наказали озорные камеристки Оливии!