Часть вторая

Элисон наконец открыла глаза, причмокнула губами и поморщилась от вкуса лечебного зелья.

– Хуже, чем грибной суп.

Макс думал, что оно не такое уж и невкусное. Если бы ему хотелось пить, то вряд ли бы он предпочел лечебное зелье, но в целом против него ничего не имел. Элисон же скорчилась так, словно лизнула брюхо осла.

– Что случилось? – спросила Элисон и села на постели. Внезапно она распахнула глаза, чувствуя, как на них наворачиваются слезы, и перевела взгляд на Макса, пытаясь что-то сказать, но ее губы слишком сильно дрожали.

– Они погибли. И я не могу вернуть их назад.

Макс приготовился защищаться, если Элисон снова будет с ним ругаться. Но происходило что-то совершенное иное и непонятное, и он совсем не знал, что ему делать.

– Ну… – сказал он и взглянул на Фрейю. Она стояла в паре метров и наблюдала за ними, скрестив руки на груди.

– Макс, прости, что накричала на тебя. Ты не виноват. Просто… все так навалилось. Я бы хотела хоть что-то решать в своей жизни сама. Но я лишь плыву по течению. Мама была права. Я еще не готова.

Элисон подтянула к себе колени, обхватила руками, положила на них голову и тихо заплакала.

– Эй, эй, все в порядке, – сказал Макс, неловко похлопав ее по спине. – Знаешь, я ведь не злюсь.

– А ну, двигайся, – резко оборвала его Фрейя и оттолкнула подальше. Она обняла Элисон и сидела с ней, пока та не перестала плакать. Казалось, что за это время пролетело двенадцать или тринадцать лет, но, по подсчетам Макса, прошло, наверное, всего несколько дней.

Элисон подняла взгляд и шмыгнула носом. Ее лицо немного распухло от слез.

– Спасибо. Я в порядке.

– Хорошо, – сказала Фрейя и встала. Она подошла к варочной стойке и бросила Элисон чистое полотенце. – Приведи себя в порядок. А потом нам надо поговорить о твоем шлеме.

– Да, точно, Эли, – встрял Макс, который был рад вернуться к разговору. – Похоже, у меня получилось зачаровать шлем!

Фрейя повертела золотой шлем в руках, осматривая его.

– Элисон, ты была права, на него наложены чары шипов. Поэтому даже когда ты уронила лук, скелетам, которые на тебя напали, все равно досталось. Ну а потом мы спасли твой зад.

Она посмотрела на Макса.

– Все так, верно?

Макс пожал плечами.

– Ну, в целом, да.

Макс хотел рассказать о том, как круто он дрался с Костекрушителем в руках, но не стал, понимая, что многим обязан Элисон.

Его подруга выглядела так, будто пыталась что-то вспомнить.

– Спасибо, – сказала Элисон. – Вам не нужно было за мной бежать.

– Да ничего, – ответил Макс.

– Ну конечно нужно, – добавила Фрейя.

– И все же, есть одна вещь, которую я не понимаю, – сказала Элисон, вытирая слезы с лица. – Имею в виду, про твоего дядю. Он ведь очень хороший архитектор. Зачем ему чары? Они ему совершенно не даются.

Макс вздохнул, сел на пол и прислонился к стене. Потом принялся вытирать остатки волчьих слюней с Костекрушителя. На его лезвии остались следы зубов Кусаки после того, как она попыталась стащить меч.

– Ну, ты же знаешь дядю Николаса, – начал Макс. – Он самый лучший архитектор в семье. Получил несколько наград за ледяные замки, которые построил на севере. – Макс взглянул на Фрейю. – У нас архитектура – это семейное дело. Все этим занимаются. И ждут, что я тоже пойду по их стопам. Многие большие дома в нашей деревне построены одним из моих родственников. – Макс перевел взгляд на Элисон. – Ты знала, что именно дядя Николас спроектировал твой дом на дереве?

На лице Элисон появилось удивление.

– Нет, я понятия не имела. Может быть поэтому он никогда не нравился моей бабушке.

Макс улыбнулся, вспомнив, как старики постоянно ссорились.

– В общем, как-то раз вечером мы пришли к вам в гости на ужин. Я помню, как он начал рассказывать о какой-то поездке из юности, и твоя бабушка прервала его и перевела тему разговора на вязание и овец. Николас жутко разозлился. Позже тем же вечером, когда мы уже шли домой, дядя сказал, что архитектура его опустошила. Начал говорить о том, как было весело заниматься более интересными вещами, когда он был молод.

И еще Николас рассказал, что провел какое-то исследование вместе с архивариусом по прозвищу Сапожок. Они вдвоем путешествовали по миру. Сапожок занимался зельеварением и наложением чар, а дядя мастерил и строил. Архивариус потом записывал все их приключения. Тогда-то Николас и чувствовал себя живым. Еще он сказал, что теперь был один, без Сапожка, поэтому решил сам заниматься чарами и зельеварением.

Макс осмотрел свой меч и решил, что теперь Костекрушитель достаточно чистый. Он осторожно положил его на пол перед собой, а затем облокотился на стену и уставился в потолок.

– Маме надоели его занятия. Говорила, что он перестал выполнять свою часть семейной работы. Ей и отцу пришлось взять на себя те проекты, которыми должен был заниматься Николас. Когда они узнали, что он стал уклоняться от работы в деревне, потому что строил свой домик в лесу, то жутко разозлились. Родители и слышать не хотели о том, что дядя наконец-то научился зачаровывать вещи.

Макс грустно улыбнулся.

– Он так гордился собой. Иногда Николас говорил, что ему удавалось зачаровать что-нибудь, но обычно эта вещь оказывалась совершенно бесполезной. Его зелья были просто ужасными: годились либо для взрывов, либо в качестве яда. Но я не обращал на это внимания. Мне нравилась его работа. Было так увлекательно!

Макс подался вперед и обратил взгляд на девочек.

– Никто не считает увлекательной архитектуру. Я видел, что зачаровывание ему нравится больше, и поэтому наблюдать за дядей было гораздо интереснее. Вот и причина, почему вместо архитектуры я стал увлекаться наложением чар. Но когда Николас переехал из деревни в лес, родители запретили мне видеться с ним. Я навещал его, когда мама и папа не знали, куда я пошел. Дядя рассказал мне лишь то, что успешно зачаровал меч. Иногда я следил за ним, скрываясь, чтобы никто не знал, где я. Зная, что Николас работает над чарами подводного дыхания со шлемом, я наблюдал за процессом.

– Вот почему ты решил, что он сработает! – сказала Элисон. Она посмотрела на Фрейю. – Макс чуть не утонул из-за «зачарованного» шлема своего дяди.

Элисон мастерски изобразила пальцами кавычки. Макс кивнул.

– Однажды ночью я влез в его дом и взял этот шлем, а потом пошел к реке, чтобы проверить. Меня тут же потянуло на дно, я не смог дышать и потерял сознание. Папа и мама решили, что я умер. Я плыл вниз по течению, и, видимо, кто-то спас меня и откачал. После этого почти ничего не помню. Но я все-таки потащился домой. Когда родители меня увидели, то безумно обрадовались, но в то же время они кричали, что дяде Николасу больше нельзя ни на шаг подходить ни к нашему дому, ни к даже деревне.

Макс нахмурился от воспоминаний.

– После этого мама не выпускала меня из дома, и мне пришлось лежать в постели и восстанавливаться. Поэтому я не знал, куда пошел Николас.

Лицо Элисон приняло задумчивое выражение.

– Полагаю, это все произошло примерно в то же время, что и нападение криперов, – произнесла она. – Не помню, что именно с тобой тогда происходило. Слышала лишь, что ты в порядке после происшествия.

Макс кивнул.

– Трагедия с твоими родителями отвлекла мою маму, и она наконец-то обратила внимание на кого-то кроме меня. И это здорово. – Тут Макс почувствовал, как лицо внезапно вспыхнуло от стыда, и он отвернулся. – Я имел в виду, что конечно же это не здорово, что они погибли, я просто…

Элисон грустно улыбнулась.

– Я знаю, что ты хотел сказать.

Макс выдохнул.

– Так или иначе, мама сказала мне, что Николас уехал из города. Но потом я вернулся в его потрепанный после взрыва домик и нашел дневник и записи. Дядя оставил сообщения для моей семьи. Говорил, как сожалеет о том, что убил меня, и больше не может смотреть им в глаза. А потом я нашел портал.

– Он думает, что ты мертв? – поинтересовалась Элисон.

Макс кивнул.

– Меня не было несколько часов. Они все думали, что я погиб. Когда я вернулся, то мама и папа сразу же занялись моим лечением и были счастливы, что со мной все хорошо, но ему никто ничего не сказал. Во всяком случае, мама больше не хотела видеть Николаса. Примерно тогда же он построил портал, и вскоре после этого его домик оказался разрушен.

– И ты решил, что он здесь, – задумчиво подвела итог Элисон.

– Ага, и еще потому что домой дядя по-прежнему не вернулся, – сказал Макс. – Я думал, вот он узнает, что я жив, и вернется домой. Конечно, теперь я знаю, что, может, Николас и хочет вернуться, но не может найти портал как мы с тобой.

Элисон удивленно подняла бровь.

– И ты думал у нас получится его вернуть? У тебя, ребенка, что чуть не утонул из-за шлема? И у меня, ребенка, который продолжает притягивать к себе монстров, как будто на мне висит какая-то приманка для скелетов?

Макс стиснул зубы.

– Больше никого не было. Я начал просматривать другие дневники, пытаясь понять, какие из его экспериментов оказались удачными, а какие не сработали. Хотел выяснить кто такой Сапожок, но, мне кажется, их пути разошлись очень давно. Потом ты переехала жить к нам, и я подумал, что мне нужна твоя помощь, а тебе хорошо бы немного отвлечься.

Они сидели некоторое время молча, потом Макс спокойно добавил.

– Мы ему нужны. Николас думает, что он проклятие нашей семьи. У него больше никого нет.

Элисон вздохнула.

– Хорошо. Мы найдем его и вернем домой.

– Его самого проклятием не назовешь, но, похоже, какие-то проклятые предметы Николас точно сотворил, – сказала Фрейя, сидя за столом зачаровывания.

– Ты делаешь только хуже, – ответила Элисон.

– Но я ведь спасла вас двоих, разве нет? – сказала Фрейя. – Если бы не я, вас бы уже пару раз как убили.

– Справедливо. – Элисон села и потерла руку там, куда час назад ее ударили мечом. – Ну, и что теперь?

– А что теперь? – с раздражением спросила Фрейя. – Теперь достану вам обоим приличные доспехи и оружие, чтобы вы перестали разгуливать по Нижнему миру в веселенькой летней одежде! Я вообще-то сюда пришла не для того, чтобы все время спасать вас двоих.