Ивернес закончил свою речь коротким поклоном, достаточно низким, чтобы не стать нарушением этикета, но не более того. Этим жестом раб показал, что не отказывает барону Людвигу в должных почестях, но не собирается добавлять к ним ни единого знака почтения, исходящего не от обычаев, а от сердца. Потому что он не уважает барона.

Людвиг придал лицу задумчивое выражение. Он понимал, что сейчас должен принять решение и что решение это должно быть быстрым и точным. Нельзя давать рабу повод сомневаться в решительности молодого барона. Но как же трудно решать самому!

На первый взгляд все очевидно — нужно пойти и покарать дерзкого демона, вышедшего из-под контроля. Но получится ли? Барон Трей был гораздо сильнее Людвига, но демон его победил. А ведь тогда демон владел меньшим числом заклинаний, чем сейчас. Как жаль, что книга Хайрона попала в руки не повелителю, а этой мерзостной твари! А она ведь очень ценна, если ради нее демон променял пребывание в графском замке на грязь и тесноту холопской хижины. Страшно подумать, какой мощью обладает демон сейчас.

Может, лучше не трогать демона? Принять слова раба к сведению, отпустить его, а потом сделать вид, что ничего не было, что раб не приходил вообще? Но что потом скажет лорд Хортон, когда раб доложит ему о случившемся? Это ведь не просто раб, это мастер смерти, он обязательно придет с докладом к повелителю сразу же, как повелитель вернется, и он не умолчит о недостойном поступке новоявленного барона Людвига. Как же страшно…

Может, убить его прямо сейчас? Дескать, получи по заслугам, лжец и изменник. Нет, не пойдет. Надо быть совсем бестолковым дураком, чтобы не поверить объяснениям раба. Он действительно назначен повелителем присматривать за демоном, и когда демон вышел из-под контроля, он действительно принял единственно верное решение. Не стал пытаться превозмочь магию железом, а продолжал наблюдать, пользуясь тем, что изменник воспринимает его как союзника. Хорошо, что в мире, откуда пришел демон, не знают, что такое настоящая верность повелителю, иначе мастеру смерти было бы труднее убедить демона в своей лояльности. Но демон поверил, и это станет его фатальной ошибкой. Отмщение грядет, не за то, что демон оборвал жизнь гадкого глупца Трея, а за то, что демон позволил себе оскорбить лорда Хортона, убив вассала, временно владеющего его правами. Такие оскорбления не прощают.

— Если на то будет воля вашего высокоблагородия, я готов показать вашему высокоблагородию дорогу к месту обитания демона, — сказал мастер смерти и добавил: — Хоть сейчас.

Людвиг почувствовал злость. Его колебания превзошли пределы допустимого, это понял даже раб. А когда он понял это, то осмелился намекнуть барону, что тот нерешителен. И это правда, Людвиг действительно нерешителен, решительных воителей не называют наложницами.

В памяти всплыла Бригитта. Юная, чистая и свежая, не только телом, но и душой, гибким стройным телом и нежной незамутненной душой. Подобная нежному стебельку молодой травы, которому предстоит стать корнем могучего дерева. Точнее, предстояло, потому что теперь, когда лоно родоначальницы осквернено демоном, ни о каком дереве не может быть речи. Никогда дети Бригитты не станут воителями. Дети милой Бригитты, любимой, Людвиг любил ее, не так, как повелителя, но тоже любил. А теперь любимое существо осквернено и изнасиловано…

— Как Бригитта перенесла осквернение? — спросил Людвиг.

— Очень тяжело, — ответил раб. — Она сильно расстроена, постоянно плачет и почти не спит. Кроме того, она страдает от тяжелой работы, которую ей поручает демон.

— Какой работы? — не понял Людвиг. — Погоди… Он что, сделал из нее холопку?!

Раб молча кивнул. Людвиг почувствовал, как в его груди закипает бешенство.

— Пойдем, — сказал он. — Покажешь мне дорогу.

Они пошли. Они шли прямо на садящееся солнце, оно слепило глаза, и от этого на глазах наворачивались слезы. Да, именно от этого, воители не плачут, вместо них плачут те, кому они несут боль и смерть. Месть воителя неизбежна и неотвратима, и тем более неотвратимо наказание презренному рабу. Демон может сколько угодно называть себя воителем, бароном, но по сути своей он раб. Обычный раб, не имеющий никакого понятия о чести и достоинстве. Творящий одну мерзость за другой, и сколько он натворит еще, если его не остановить…

Солнце садилось. Скоро начнут сгущаться сумерки, и когда Людвиг подойдет к месту боя, наверное, уже совсем стемнеет. Так даже лучше — Людвиг не будет соблюдать ритуал боя с равным противником, он просто оборвет жизнь преступившего закон раба. И никто не упрекнет Людвига в трусости.

Мастер смерти неожиданно остановился и сказал:

— Мы пришли, ваше высокоблагородие.

Они стояли перед оросительной канавкой, разделяющей два холопских участка. Участок впереди ничем не отличался от других подобных участков, разве что был несколько более запущен — грядки не перекопаны, сорняки не выкорчеваны, а от сарая к компостной яме тянулась грязная полоса, как будто глупый холоп протащил через весь участок тачку с помоями, не обращая внимания на падающую наружу грязь. На полпути к хижине, прямо на голой земле, прислонившись спиной к стволу дерева, сидела женщина-холопка, грязная и отвратительная, она смотрела на Людвига, и ее взгляд был тупым и безразличным.

— Хорошо, — сказал Людвиг. — Оставайся здесь и ни во что не вмешивайся.

Он перешагнул канавку и ступил на землю, которой суждено стать полем боя, первого настоящего боя Людвига, когда за спиной нет повелителя, готового в любую секунду прийти на помощь. Такого боя, исход которого зависит только от сражающегося воителя, как и должно быть в настоящем бою. Впрочем, нет, это не бой, это просто наказание раба.

Внутренний голос сказал Людвигу, что сейчас не самое подходящее время подыскивать оправдания тому, что ты еще не сделал. Когда демон будет повержен, когда ты попрешь ногами его бездыханное тело, только тогда можно будет рассуждать о том, что это было наказание презренного раба. А пока демон полон сил и смертельно опасен, лишь глупец может убеждать себя в ничтожности противника. Сейчас надо собраться и сконцентрироваться, главное — победа, а рассуждать о причинах, характере и ходе поединка можно будет потом.

Людвиг сложил руки в жесте файрбола, все чувства напряглись и обострились, взгляд не отрывался от хижины, где, скорее всего, прячется демон, а периферическое зрение охватывало весь участок, тщательно отслеживая все движения. Исход поединка должен решиться первым ударом, который будет внезапным и сокрушительным. Обнаружить демона, пока он не обнаружил тебя, и ударить — что может быть проще?

Грязная женщина издала нечленораздельный звук и вдруг вскочила на ноги слитным грациозным движением, и Людвиг с ужасом понял, что эта грация хорошо знакома ему, а эта женщина… Что он сделал с Бригиттой?!

Ненависть затопила душу Людвига. Нет больше ни времени, ни желания соблюдать правила, какие бы они ни были. Грязная тварь, способная на такое, должна быть истреблена не как заблудший раб, а как ядовитая жаба, себе на горе осмелившаяся перейти дорогу воителю. Получай, демон!

Мир осветился ослепительной вспышкой, файрбол отделился от сцепленных рук Людвига и отправился в полет, издавая зловещий шипящий свист. Огненная полоса рассекла воздух и вонзилась точно в темный дверной проем холопской хижины, а в следующее мгновение этот проем осветился изнутри пламенем. И еще один файрбол, и еще один, гори, демон! Ни одно целебное заклинание не спасет от пламени, бушующего в тесной каморке, превращающего ее в жуткое подобие закрытого очага. Жарься, демон, и пусть боль, пронзающая тебя в эти мгновения, последние мгновения твоей жизни, пусть она не покинет тебя в последующих перерождениях, пусть она возвращается ночными кошмарами, и да не познаешь ты счастья, и…

Сзади донеслось негромкое покашливание. Холодея внутри, Людвиг начал оборачиваться, уже понимая, что не успевает.

— Эти одеяла давно стоило сжечь, — произнес из-за спины голос демона.

И стало темно.