Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Пожалуйста, избегайте диалога, если можно обойтись жестом.
Почему диалоги так важны? C их помощью вы раскрываете характер героев и двигаете сюжет. Речь уникальна, как отпечатки пальцев. Уверенный в себе мужчина говорит четкими, короткими фразами. Неуверенный студент на экзамене сбивается и мямлит. Ребенок говорит не так, как пожилой человек. Врач — не как продавец книжного магазина. Геймер — не как модельер. Речь персонажей помогает показывать историю, а не рассказывать ее. Правильно выбранные реплики, сленг, повторяющиеся, «дежурные» слова и выражения создают у читателя в голове объемный образ, а воображение его достраивает. Обратимся к Чехову, мастеру короткого рассказа, гению пьес и жизненных зарисовок. Отрывок из пьесы «Вишневый сад»:
Варя: Что же ты не спишь, Аня?
Аня: Не спится. Не могу.
Гаев: Крошка моя. (Целует Ане лицо, руки.) Дитя мое… (Сквозь слезы.) Ты не племянница, ты мой ангел, ты для меня все. Верь мне, верь…
Аня: Я верю тебе, дядя. Тебя все любят, уважают… но, милый дядя, тебе надо молчать, только молчать. Что ты говорил только что про мою маму, про свою сестру? Для чего ты это говорил?
Гаев: Да, да… (Ее рукой закрывает себе лицо.) В самом деле, это ужасно! Боже мой! Боже, спаси меня! И сегодня я речь говорил перед шкафом… так глупо! И только когда кончил, понял, что глупо.
Варя: Правда, дядечка, вам надо бы молчать. Молчите себе, и все.
Так пишут гении. А как же выкрутиться тем, кто делает лишь первые шаги в написании художественной прозы? Первое, что стоит запомнить: диалоги не копируют живую речь. Они создают иллюзию речи, но любая фраза героя, кажущаяся спонтанной, должна быть тщательно выстроена. Все потому, что стенограмму повседневной речи не вставишь в роман. Проделайте эксперимент: запишите на диктофон разговор с друзьями, в котором вы эмоционально обсуждаете нечто важное. А потом расшифруйте — прослушайте запись и запишите все дословно. Прочитайте. Ужасно, согласитесь.
«Диалог напоминает куст розы — лучше всего выглядит, когда подстрижен. Я бы посоветовал переписывать его так долго, пока не удастся его предельно сократить. Естественно, после такой операции он не будет иметь ничего общего с подлинной разговорной речью, но это и к лучшему. Читатель абсолютно не нуждается в подлинных разговорах, он жаждет обмена фразами, которые будут раскручивать фабулу», — пишет Найджел Воттс («Как написать повесть»).
«Стрижка» устной речи — прямая обязанность писателя. Живая речь — это повторы, заминки, а то и полная невнятица. Я журналист и подготовил за свою жизнь множество интервью. Каждый раз схема работы одинакова: подготовить вопросы, провести интервью, расшифровать беседу — то есть перенести на бумагу. И финальный этап — переписывание текста заново: редактор облагораживает речь интервьюируемого, чтобы он не запинался и не повторялся. Переписывает, чтобы увлечь читателя, но при этом не меняет смысл сказанного. Ищите ритм беседы и правильные слова. Как их отыскать, эти слова? Вам станет проще, если запомните три функции разговорной речи в прозе.
Герои говорят не просто так — они двигают историю к финалу. У новичков создается обманчивое впечатление, что писать диалоги несложно. Отсюда — уйма диалогов, не относящихся к идее произведения. Герои просто разговаривают. О погоде. О текущей политической ситуации. О минувших выходных на даче. В прозе такое «простое говорение» — признак слабого пера.
«Как правило, диалоги в романе воспринимаются легче всего, но лишь до тех пор, пока они служат развитию сюжета», — напоминает Энтони Троллоп, английский писатель, один из наиболее успешных и талантливых романистов Викторианской эпохи.
Если тема беседы напрямую относится к идее или теме произведения (герои говорят о погоде, потому что накануне произошло очередное убийство, но следы на месте преступления смыло дождем, и это затрудняет поиск маньяка) — пусть эта беседа будет в тексте. Если же герои говорят о погоде, потому что о погоде говорим временами мы с вами, чтобы заполнять возникающие паузы, — такие диалоги следует беспощадно вырезать.
Да, вам необходимо дать читателю дополнительную информацию о мире произведения или о герое — его прошлом, его характере, обо всем, что важно для понимания образа героя. Но это коварная ловушка. В стремлении создать дополнительный объем или похвастаться собранными в процессе работы над текстом знаниями начинающие авторы часто вкладывают в уста героев много лишних деталей и заставляют их говорить настолько неестественно, что даже живая речь (которая, как было сказано выше, совсем не то же самое, что диалоги в художественной прозе) звучала бы фальшиво. Писатель и редактор Лидия Чуковская приводит прекрасный пример, как не надо делать:
— Я так волнуюсь, дорогая Ниночка, — говорила мама. — В открытом море шторм; кажется, уже все рыбаки вернулись, а он там. Это ужасно!
— Успокойтесь, Екатерина Николаевна… — ответила тетя Нина. — Ваш Игорь Владимирович опытный, смелый капитан. Он дал обязательство ловить рыбу в любую погоду. А слово у него твердое. Вы и сами знаете, к его судну прикреплен кунгас. Только накануне он взял в море у сейнера двести шестьдесят центнеров рыбы. Это же целая гора! Вот Игорь Владимирович и не захотел порожняком возвращаться.
«Вы и сами знаете…» В том-то и дело, что Екатерина Николаевна наверняка и безо всякой тети Нининой подсказки знает и про кунгас, и про обязательство, и про 260 центнеров рыбы. Это не разговор, а сплошное притворство: не станет тетя Нина сообщать Екатерине Николаевне известные той цифровые данные, да еще в такую тяжелую для ее подруги минуту. Тут впору подбодрить человека искренним участием, а в словах тети Нины, хотя она и начинает свою речь восклицанием «успокойтесь», больше холодного треска, чем сочувствия…
Деревенский житель расскажет о планах на выходные не так, как подросток. Договариваясь о вечеринке, молодые герои употребят молодежный сленг. Продвинутый подросток скажет: «Го бухать. Сегодня винишко-тян пати». Упомянутый сельчанин скажет иначе: «Вот и пятница. А не хряпнуть ли нам по чекушке?» (Художественные достоинства этих умозрительных примеров мы не рассматриваем.) Если деревенский житель вдруг выдаст: «Го бухать», в голове у читателя возникнет определенный образ. Такая реплика в устах старика возможна, если дедушка, приехавший из деревни, подцепил модные словечки у подростка-неформала. Вы говорите себе: «Надо же, продвинутый дед». Заметьте, ассоциации у вас возникли всего лишь после двух слов, произнесенных человеком определенного возраста и социального слоя.
Составьте словарик реплик и слов, характерных для тех людей, которых вы описываете. Как разговаривают подростки? А маленькие дети? А военные? Какой сленг у юристов? А у программистов? Все время от времени употребляют сленговые выражения. Ваша задача как писателя — уловить интонации, характерные обороты, речевые особенности и передать их в тексте. «Но как разговаривают эльфы?» — спросите вы. Придумайте. Сделайте их речь убедительной. Если читатель верит написанному — он проникается текстом.
Писатель Алексей Иванов — мастер воссоздания устной речи. Прочтите «Ненастье», и вы буквально провалитесь в повествование, следя за репликами «афганцев». Как писателю удалось так точно воспроизвести надломленные характеры людей, вернувшихся с афганской войны? Вот отрывок из романа:
Басунов слушал и наблюдал. Ему приятно было видеть, какую большую и неустранимую помеху он собою создает для работы этих теток-дежурных.
— Долго вы тут будете? — все поняв, спросила старшая тетка.
— Сколько потребуется.
— Мне надо сообщить по смене и начальнику дистанции, — сказала старшая диспетчерша. — У меня шесть поездов на линии. Это серьезно.
— У нас тоже серьезно, — ответил Басунов.
— Не трогай нигде, дебил! — крикнула младшая тетка Дудоне, который повертел пластмассовый переключатель с подписью «снятие извещения».
— Дадите полчаса на блокировку хода? — снова спросила старшая тетка.
Она быстро и умело переключилась на режим чрезвычайной ситуации.
— Мы ничего не делаем и ничего не приказываем, — пожал плечами Басунов. — Мы просто так пришли. Делай, чего хочешь.
Диспетчерша взяла с пульта телефонную трубку.
— Двенадцать, полста семь, говорит Ненастье, — сказала она. — У нас ЧП. Станцию и пост заняли какие-то люди в военной форме. Их много.
Басунов наклонил голову, слушая. В трубке что-то горячо поясняли.
— Ясно. Ясно. Да, — тетка кивала. — Понятно. Нет. При них работать нельзя. Они тут везде ошиваются, кто знает, что у них в мозгах? Которые в посту — вроде трезвые. Нет, неуправляемые. Нет, невозможно. Без гарантий.
Басунов слегка прижмурился в глубоком удовлетворении.
— Перекрываем все движение по магистрали, — положив трубку на пульт, сообщила старшая диспетчерша. — Это вам было надо, парни?
— Мы только погулять вышли, женщина, — улыбнулся Басунов.
А вот что говорит об этом сам писатель: «Я всегда специально погружаюсь в разговорную среду той или иной социальной страты. Можно разговаривать с “носителями языка” самому, просто присутствовать и слушать, читать специфические форумы. Обычно я, когда задумываю роман, сразу начинаю составлять себе словарь из слов и выражений для той или иной группы. Иногда это словари из живой речи (по личным впечатлениям, по чтению спецлитературы или форумов), иногда — выборки из уже существующих словарей. У меня есть словари для “церковной” речи, блатной речи, молодежного сленга, речи петровской эпохи, речи начала ХХ века, канцеляризмов, речи программистов и любителей сетевых игр, речи профессиональных водителей и автотехников, речи школьников советского времени (по воспоминаниям), речи чиновников, словари терминов артиллерии, корабельного дела, картографии, бизнеса, архитектуры и так далее.
Речь железнодорожного диспетчера для “Ненастья” я послушал вживую в диспетчерской, а диспетчерский щит нашел в интернете и изучил, как он выглядит и что на нем написано.
Услышать речь военных вообще можно без проблем: выпил с кем-нибудь — и понеслись рассказы о подвигах, только успевай записывать идиомы. Вообще речь афганцев из “Ненастья” — это речь быдла: выражения, манера говорить, шутки. Наработав определенный багаж, можно и самому сочинять в том же духе. Например, есть быдлячьи выражения “объясню через печень”, “выговор с занесением в грудную клетку”, и я придумываю подобное: “Не дрожи мозгом!” — говорит Серега Лихолетов. Для такой технологии нужно чувство языка, понимание устройства культуры данного сообщества и чувство меры. Но о каждом отдельном случае надо рассказывать отдельно».
Еще один показательный пример — диалог из романа Андрея Рубанова «Финист — ясный сокол»:
— Ромеи — сказал Митроха, — живут за морем, на краю земли. Они не как мы. Вообще другие. Они верят, что бог един.
— Дурень ты, — печально сказал Кирьяк. — А я думал, серьезный мужик. Если бог — един, кого он ёт?
— Никого не ёт, — ответил Митроха.
— И как же он без бабы обходится? Вынимает причиндалы и сам себя тешит?
— Нет у него причиндала.
— У бога — нет причиндала?
— Нет. Но сын есть.
Кирьяк обвел меня и Митроху соловыми глазами.
— Хорош бог. Никого не ёт, причиндала нет, а сын есть!
— Да, от целкой бабы. Из смердов.
— Из смердов? Что ж он за бог, если поял простую бабу? А мог бы княжью жену или дочку! Да кого угодно!
Митроха поднял ладони в мирном жесте.
— Это вера ромеев. Они думают, что бог не сам поял ту бабу. Бог пустил особый ветер, и от того ветра невинная девка понесла божьего сына. Имя его — Крест. Он умер, а потом восстал из мертвых.
— Восстал из мертвых? Так он упырь, что ли?
— Не упырь. Божий сын.
— Ты сам-то веришь в такое? Сидит один бог — и воет от тоски. Поять некого! Поговорить не с кем! Единственный сын — и тот упырь!
— Он не упырь, а сын бога.
— То есть нелюдь.
— Нет. Человек.
— Ничего не понимаю, — недовольно сказал Кирьяк. — То ли нелюдь, то ли человек, то ли упырь. От ветра зачат. Такое придумать — браги мало, тут чего покрепче надо…
Когда вы определитесь со словарем и решите для себя, какие диалоги лишние, а какие нет, следует перейти к другой важной теме — последовательности реакций. А она всегда неизменна:
Чувство → Действие → Речь.
Рассмотрим это на простом примере. Вы идете по темной улице. Вокруг никого. Навстречу идут три незнакомца. Они все ближе и ближе. И вот один отделяется от группы и, подойдя к вам вплотную, дерзко требует:
— Дай закурить.
Что происходит с вами? Сначала вы чувствуете страх (или прилив адреналина — допустим, вы каратист и в случае чего раскидаете противников по обочине). Вторая фаза: вы готовитесь драться, перенося вес на одну ногу (это подготовительное действие). Вы нанесете удар первым, если потребуется. Наконец, вы говорите:
— Я не курю.
В описанной последовательности может не быть действия: вы ощутили прилив уверенности в себе и смело ответили. Может не быть и ответа: вы почувствовали силу и сразу дали хулигану в нос. Или же вы ничего особенного не почувствовали (на этой улице вечно так, вы уже привыкли) и, сделав шаг вперед, сказали, что не курите.
Все начинается с чувства. Затем идет жест (движение). И, наконец, герой что-то говорит. Только так — и никак иначе. Об этом упоминал и Алексей Толстой:
Древние люди для своего обеспечения собирались стаями на случай того, если нападет какой-нибудь саблезубый тигр или явится мамонт. Если видели мамонта… Что делал в таких случаях главный вожак? Он начинал жестами показывать в ту сторону, потом вслед за жестами шли хриплые звуки, которые подтверждали жест, но главным был жест, была мимика, причем жест шел от внутреннего движения его мускулов, которые, в свою очередь, шли от внутреннего движения его психики. Это все неразрывно — связано психическое состояние человека, вплоть до химического состава тела и его выделений, — все это связано с жестом. Затем идет крик, этот крик постепенно оформлялся музыкально, и получалось какое-то слово, звук, например: солнце, соль… Потом из этих слов начали складываться короткие фразы. Но предшествовал всему этому жест, неразрывно связанный с психическим состоянием человека. Народный язык был основан на этом жесте.
Если человек находится в радостном состоянии, у него одни жесты, один строй речи. Пусть одну и ту же мысль высказывают — один веселый человек, другой грустный, убитый горем человек, третий испуганный, а четвертый — пьяный человек. Вы посмотрите: одну и ту же мысль каждый из них выскажет совершенно другим строем речи, причем предшествовать этому строю речи будут совершенно другие жесты. <…>
Вот вы описываете человека в какой-то момент вашего рассказа. Вошел кто-то в комнату. Как надо его описать? Вы не будете говорить о том, что у него такой-то галстук, две ноги, две руки, один нос. Это все не нужно. Вам нужно увидеть главное: душевное состояние этого человека, которое характеризуется жестом, и жест этот подсказывает вам глагол. “Вошел взволнованный человек”. Вы говорите: “Вошел человек, который ерошил волосы”. Это сразу даст вам определение того основного, что вы хотите сказать об этом человеке. Или: “Вошел человек, который отвертывал себе пуговицу”. Значит, что-то происходит в нем. Иногда достаточно одного этого движения, чтобы дать характеристику. Нужно главным образом искать это психологическое движение, чтобы персонаж сам говорил о себе языком своих жестов.
Закройте глаза. Какой жест выдает волнение? А раздражение? Как проявляется злость? Как увидеть любовь? Резюме: появляется «в кадре» человек — всегда первичен его жест:
За этим порядком [чувство, действие, речь] скрывается тот факт, что человек не волен в своих чувствах. Вы не решаете — сейчас я почувствую то-то и то-то, вы просто чувствуете. В свою очередь, действие до определенной степени контролируемо. Что же касается речи, она почти под абсолютным контролем.
Таким образом, речь требует работы мысли, определенной организации. Требования к действию ниже — часто жест спонтанен, почти инстинктивен. Представьте себе: внезапно появляется ваш старый друг. Вы удивлены, но все-таки обнимаете его. К вашему ребенку несется машина. Вы бежите к нему — крик застыл в горле. Или вы приезжаете на собеседование. Вам важно, что с вами будет, и у вас уже есть чувства — неловкость, досада, будто вас изучают, как букашку под микроскопом. В глазах менеджера по персоналу — ни тени участия, он не предлагает вам присесть. Просто откидывается в кресле и мерит вас холодным, презрительным взглядом.
— Вы кто? — наконец спрашивает он.
Его тон — да и вся обстановка, если уж на то пошло, — для вас как ледяной душ. И хотя вы знаете, на что способны, вас захлестывает паника. Паника — это чувство.
Как по волшебству, ваши ладони становятся липкими от пота, пот течет по спине, подмышки делаются мокрыми. Вы крутите шеей — воротник внезапно становится тесен, вы ежитесь — одежда будто мала. Вы задыхаетесь.
Все это действия.
— Я… я… — бормочете вы.
— Молодой человек, я спросил ваше имя…
Опустим занавес и будем считать, что объяснили: чувство предшествует действию, а действие — речи. И, конечно, мотивирующий стимул предшествует реакции персонажа.
Раз уж мы заговорили о том, что из диалогов можно и нужно вычеркнуть, затронем еще одну тему. Живая речь — не пинг-понг. Вот что по этому поводу говорит Чак Паланик: «Пожалуйста, избегайте принципа “подача–отбивка” в диалоге, когда персонажи отвечают именно и только на те вопросы, которые им задают».
С психологией построения речи и структурой диалога разобрались. Теперь поговорим об уровнях диалога. Что это такое? Герои используют разговорную речь для:
«Есть три типа диалогов: описательный, инструктивный и выразительный. Описательный: “Солнце поднялось высоко”. Инструктивный (поучительный): “Иди шагом, бежать нельзя”. Выразительный: “Ой!” Большинство писателей применяют один, от силы два типа. Хотите быть круче всех — используйте все три. Перемешивайте их. Так разговаривают нормальные люди», — объясняет Чак Паланик. И действительно, в плохих романах диалоги чрезвычайно бедны. Герои не разговаривают. Они обмениваются информацией. Вот небольшая зарисовка: представьте себе встречу двух подруг:
— Как прошел день?
— Я пошла в магазин. Встретила бывшего. Мы говорили. Ничего интересного. О том о сем. Немного о нас.
— А я дома сидела. Целый день. Мне на все наплевать.
— Я тебя понимаю. У меня тоже депрессия… Потом приехала мать, и мы долго говорили, что ей пора на рентген. Несколько часов унылого нытья. А когда все закончилось, поехала в клуб.
— И как там было? Я не пошла.
— Скучно. Все напились. Под утро вырубился свет, и мы разошлись.
Вот и нам скучно. Героини обменялись информацией. А что они при этом чувствовали — непонятно. Как быть? Добавьте так называемую атрибуцию диалогов — авторское обозначение принадлежности слов герою («сказал такой-то», «заметила такая-то»). Если вы посмотрите на пример выше, на беседу двух подруг, то увидите — он плох не только тем, что в нем используется только один тип общения (обмен информацией), но и потому что автор не дал дополнительных подсказок о том, как проходит это общение. А значит, у вас в голове не возникает нужных образов. Вы не видите кино. Можно ли было бы оживить упомянутый выше фрагмент? Несомненно. Вот та же зарисовка, но с атрибуцией:
— Как прошел день? — спросила Маша, облокотившись о стол.
Оля пожала плечами.
— Я пошла в магазин. Встретила бывшего. Мы говорили. Ничего интересного. О том, о сем. Немного о нас.
Оля достала сигарету из пачки и с трудом прикурила. Маша, казалось, не замечала, что подруга дрожит.
— А я дома сидела. Целый день. Мне на все наплевать.
Оля кивнула. На ее лице появилась вымученная улыбка.
— Я тебя понимаю. У меня тоже депрессия… А потом приехала мать, и мы долго говорили, что ей пора на рентген. — Оля судорожно вздохнула. — Несколько часов унылого нытья. А когда все закончилось, поехала в клуб.
— И как там было? Я не пошла.
Оля махнула рукой:
— Скучно. Все напились. Под утро вырубился свет, и мы разошлись.
Она раздавила о блюдце окурок. И щелчком отбросила его в темноту.
Чувствуете разницу? Повторюсь, сейчас мы не оцениваем художественную ценность приведенного фрагмента, тем более что в нем по-прежнему используется лишь один тип общения — повествовательный. Я лишь показываю, как атрибуция диалогов влияет на восприятие текста.
Все тот же Чак Паланик замечает: «Вы довольно быстро поймете, как важна атрибуция в диалоге… Для меня атрибуция — один из самых необходимых инструментов. Надо при каждой реплике указывать, кому принадлежат слова». «При каждой» — возможно, и перебор, но инструмент это действительно полезный.
Чего стоит по возможности избегать в атрибуции диалогов, так это наречий. Если применять их бездумно и неумело, это выходит боком. Значит ли это, что надо вымарывать из текста все без исключения наречие? Конечно же, нет. Ни один художественный текст не выживет без наречий — образ действия расцвечивает действие. Но вот в атрибуции диалогов с наречиями стоит обращаться осторожно. Примеры неудачного использования наречий в атрибуции (это один из любительских романов, опубликованных в сети):
«И у меня тоже кончилось все», — тоскливо уверен, но не так безрассуден, Старче.
«Слесарь, — обзывающе произношу я. — Зачем она тебе?»
«Что с тобой, бедный?» — искренне озаботился я.
«Что-о?» — простодушно удивился я поэтическим галлюцинациям Ники.
«Через сто двадцать семь часов», — мечтательно струился Старче.
«Я пью за вас, друзья мои», — величаво произнес Ника.
Помните главное правило хорошей литературы? Не рассказывайте. Показывайте. Использование наречий — признак писательской лени. Сравните сами два варианта:
— Я люблю тебя, — искренне сказала она.
Или:
— Я люблю тебя. — сказала она. Бросилась мне на шею и начала целовать, задыхаясь от нахлынувших чувств.
Вы вкладываете в уста героя слова и подкрепляете действием. Герой оживает.
Я считаю, что дорога в ад вымощена наречиями, и готов кричать об этом на стогнах. Если сказать по-другому, то они вроде одуванчиков. Один на газоне выглядит и симпатично, и оригинально. Но если его не выполоть, на следующий день их будет пять… потом пятьдесят… а потом, братие и сестры, газон будет полностью, окончательно и бесповоротно ими покрыт. Тогда вы поймете, что это сорняки, но будет — увы! — поздно…
Есть писатели, которые пытаются обойти это правило исключения наречий, накачивая стероидами сами атрибутивные глаголы по самые уши. Результат знаком любому читателю криминального чтива в бумажных обложках.
— Брось пушку, Аттерсон! — проскрежетал Джекил.
— Целуй меня, целуй! — задохнулась Шайна.
— Ты меня дразнишь! — отдернулся Билл.
Пожалуйста, не делайте так. Умоляю вас, не надо. Лучшая форма атрибуции диалога — «сказал», вроде «сказал он», «сказала она».
Не слишком ли много правил? — спросите вы. Но вы ведь помните: самое главное правило — нет никаких правил. Нужны наречия или нет, решать вам. Просто не забывайте, что диалоги — отличный маркер качества всего текста. Редактор читает диалог и видит там — «…обзывающе произношу я». И закрывает файл с текстом.
И последнее о диалогах — проговаривайте их. Так написанное станет звучать как «живая» речь. «Живая» в кавычках — потому что, напомним, подлинную живую речь в роман не вставишь, в ней много лишнего и несовершенного. «Для проверки диалога стоит его прочитать вслух, а еще лучше — попросить кого-то прочитать вам, и очень хорошо, если это будет человек с актерскими способностями. Обратите внимание, не возникнут ли у читающего проблемы с построением фраз или идиомами. Не все, что писалось легко, можно так же легко прочитать», — пишет Найджел Воттс. Подводит итог Чак Паланик, рассказывающий о пользе писательских мастер-классов и семинаров: «Читая вслух, вы слышите каждое неудачное решение в вашем тексте. Вы слышите, где падает темп и теряется энергия. Где у вас все расплывчато. Или где вы поторопились вставить банальные фразы-клише. Вы слышите, что там, где должно было быть смешно, ваши коллеги-писатели не смеются, или вздыхают, или ворчат — вот это и есть подлинная обратная связь мастер-классов. Как и непроизвольное аханье, и быстрое, прерывистое шмыганье носом, когда человек изо всех сил старается не заплакать».
Напоследок — небольшая шпаргалка для оценки качества ваших диалогов:
«Чем дольше живешь, тем отчетливее понимаешь, что речь — способ уходить от действия. В России, стране логоцентричной, — то, что сказано, уже как бы и сделано».
«Диалог — способ непрофессионального писателя раскрыть душевную жизнь героя, показать его мысли или избежать действия. Все выбалтываются и ничего не делают. Настоящая жизнь в литературном произведении не состоит из болтовни».
«Горький учил, что начинать с диалога — дурной тон».
«В хорошей пьесе непонятно, что происходит на сцене первые десять минут. В великой — первые двадцать пять минут. Чем меньше понятно из стартовых диалогов, тем лучше».
«Попробуйте написать роман без диалога. Любая форма коммуникации — распродажа своего “я”».
«Когда герои говорят одно, а думают другое, получается значительно более интересный текст. Художественный текст, построенный на контрасте, сильнее и ярче».
Войти с помощью соц. сетей: