«Снайпер» – простая как полет пули история Криса Кайла – американского снайпера номер один, застрелившего за 1000 дней своих четырех иракских командировок 160 человек. Но 84-летний Клинт Иствуд снял его с такой мрачной и злой мощью, что – при всем своем гиперреализме – «Снайпер», мягко говоря, двусмысленный фильм: Иствуд не опускается до объяснений, как зрителям относиться к герою-антигерою.
В тот день, когда Крис (Брэдли Купер) застал жену в койке с посторонним мужиком, взорвались посольства США в Кении и Танзании – любитель родео подался в армию. Стоило ему переспать с Таей (Сиенна Миллер), как рухнули башни-близнецы. Ну а в день свадьбы Крису был дан приказ «на восток», в Ираке он прикрывал морпехов на зачистках и вел многолетний поединок со своим «черным двойником» Мустафой.
Так что когда Тая рожает первенца, невольно ждешь ядерного гриба над Фалуджей.
Фильм называется «Американский снайпер» (в российском прокате «Снайпер»), а мог бы – «Американский психопат». Первая жертва героя – ребенок: Крису показалось, что мать передала ему гранату, и Крис не ошибся. Когда в последней командировке Крис следит в оптический прицел за другим мальцом, силящимся поднять базуку – в два раза больше его самого, – он шепчет: «Ну, давай». Понимайте в меру своей испорченности: молится ли Крис об избавлении от необходимости нового детоубийства или не в силах уже терпеть зуд в пальце на спусковом крючке. Мальцу повезло, но, если б не повезло, его смерть вряд ли откорректировала бы ответ Криса на вопрос психиатра, жалеет ли он о содеянном в Ираке: «Это не ко мне! Я защищал своих людей, наших солдат. Перед Всевышним я готов ответить за каждый свой выстрел».
Давненько Иствуда не честили «фашистом»: «Снайпер» – отличный повод возродить практику леваков 1970-х, впадавших в истерику при упоминании «Грязного Гарри». Но никому уже не сбросить – слабо – Клинта с парохода современности. Слишком долго слишком громкий хор критиков объяснял: он не милитарист, он – пацифист. Врали и те и другие. Иствуд – не «фашист» и не «гуманист». Он – режиссер: честно, как снайпер, смотрит на мир. Его казус повторяет казус Луи Маля, ославленного «фашистом» за «Лакомба Люсьена» (1974), клиническую хронику превращения сельского парубка в гестаповца. Бесстрастность режиссера, никак не синонимичная бесстрастности героев – с ними, в конце концов, никто не обязан себя идентифицировать, – рискованная опция. «Снайпер» рискует быть понятым и как гимн слепой военной мощи, и как ее обличение.
Иствуд смотрит в «прицел» на войну. Любая война, какой бы подлой она ни была, отменяет любую рефлексию. Актуальны лишь рефлексы: кто выстрелит первым, тот и прав. Было бы смешно, если бы «морские котики» в бреду Ирака осмысляли подлость и бессмыслицу войны, на которой умирают. Героям соцреализма это было бы к лицу, а в жизни все просто: «Парни! Обезвредьте этого варвара! Возьмите его за жопу!»
Любая война монотонна, но монотонность войны, за время которой успевают подрасти дети, сюрреалистична. Каждый новый выезд Криса на фронт – липкое дежавю. Опять, как и год, и два назад, врываешься в какой-то дом, опять избиваешь хозяина, учтиво именуя его «сэром», опять попадаешь в засаду, упускаешь свою «дичь», умираешь и улетаешь в отпуск. И вот уже штабист с проницательным взглядом информирует: эксперты считают, что единственный шанс победить – строительство стены между хорошими и плохими парнями, вот только ее никак не построить, поскольку плохие цинично отстреливают строителей.
Стена, она же – фронтир, она же – железный занавес: сквозной мотив американской истории. А Иствуд, чего никто не замечает, только тем и занимается – не оповещая об этом весь мир, как Оливер Стоун, – что ведет летопись американской истории. От «Джоси Уэйлса – человек вне закона» (1976) до «Флагов наших отцов» (2006) и «Дж. Эдгара» (2011). От «Перевала разбитых сердец» (1986), «Птицы» (1989) и «Белого охотника, черного сердца» (1990) до «Полночи в саду добра и зла» (1997) и «Подмены» (2008). В общем-то, и великий Джон Форд, с которым Иствуда сравнивают уже автоматически, тоже был летописцем вечной войны во имя вечного мира, которую Америка ведет, прежде всего, со своей собственной мечтой.
Главный вопрос «Снайпера» – зачем эти парни пришли на эту войну, как пришли бы, не задумываясь, на любую другую. Иствуд отвечает на него на языке не манифеста, но изображения.
Вроде бы чередующиеся сцены баталий и мирного быта Криса в увольнительных контрастны. Крис поносит обывателей, озабоченных одним лишь шопингом, знать не желающих, что их страна воюет: это мы уже слышали, это такая ветеранская автотерапия. На самом деле потребительское, маскулинное, агрессивное самодовольство Техаса, малой родины не только Криса, но и обоих президентов Бушей, предполагает кошмар Ирака. Не для того же, чтобы его сын никого в жизни не убил, отец Криса, священник, объяснял детям, что люди делятся на «овец, волков и овчарок», и кто не овчарка – тот не человек.
Мы говорим «Техас», подразумеваем «Даллас». То есть убийство Кеннеди, сделавшее само слово «снайпер» синонимом безликого кошмара Америки. Иствуд работал с этим кошмаром. В «Грязном Гарри» (1972) его герой охотился за снайпером-садистом, а «На линии огня» (1993) терзался тем, что не уберег Кеннеди, но любой ценой обязан спасти от безумного стрелка Буша-старшего. Реабилитирует ли ныне Иствуд фигуру снайпера или уравнивает условного «Ли Харви Освальда» с Крисом?
Иствуд – метафизик. О Жорже Гинемаре, неуязвимом французском асе Первой мировой, ходит такая легенда. Бойцы его эскадрильи уверились, что этот ангел смерти выживает за счет жизней своих однополчан, и составили против него смертоносный заговор. Крис напоминает Гинемара: в каждой из операций погибает тот, кто рядом с ним, а он неуязвим.
Иствуд не показал, хотя и снял эту сцену, как ветеран Крис застрелил двух угонщиков: это было бы слишком в духе «Грязного Гарри». Не показал – ограничившись лаконичным титром, более красноречивым, чем любая реконструкция, – гибель самого Криса, расставившую точки над «i». На гражданке Крис посвятил себя реабилитации инвалидов-ветеранов. Его терапия заключалось в совместных выездах на стрельбища. На таком вот выезде один подопечный Криса застрелил и его, и его друга, объяснив, что, если бы он не убил их первым, они бы убили его.
Логика безупречная: родина научила своих снайперов: убей, если не хочешь быть убитым.