Книга: Что за рыбка в вашем ухе?
Назад: 6. Свободное владение: вы действительно владеете родным языком?
Дальше: 8. А со словами вообще беда

7

Значение – вещь непростая

Независимо от того, кто сделал перевод – носитель языка L1 или L2, – адекватный перевод передает значение высказывания, сделанного на иностранном языке.

Это звучит довольно прямолинейно и полностью соответствует описанию услуги, которую предлагают современные устные и письменные переводчики. Однако это не обеспечивает адекватного понимания того, что такое перевод, потому что значение высказывания – вещь неоднозначная. То, что мы говорим или пишем, значит сразу много всего. Высказывание имеет массу разнообразных значений. Значение значения – звучит пугающе, но невозможно изучать переводы, обходя эту тему стороной. Это может показаться философской головоломкой, но на самом деле каждый перевод ее решает.

Очевидно, что значение – это больше, чем просто значение слов. Вот вам наглядная иллюстрация. Джим отправился в поход с друзьями. Он отстал от группы, сбился с пути, заблудился в лесной чаще – но вдруг почувствовал запах кофе. Что это значит? Это значит, что лагерь неподалеку. Для Джима это имеет подлинное и огромное значение – но оно никак не связано со словами.

Значения, которые вещи имеют сами по себе, называются симптоматическими. Запахи, звуки, физические ощущения, присутствие того или иного естественного или искусственного объекта всегда имеют симптоматические значения. В повседневной жизни мы сталкиваемся с тысячами такого рода ключей, но обращаем внимание лишь на те, которые снабжают наш мир интересующими нас значениями. Аналогичным образом любое высказывание имеет симптоматическое значение уже по одному тому, что оно произнесено. Если я захожу в кафе и заказываю эспрессо, что это значит? Симптоматическое значение этого: я говорю по-английски, бариста говорит по-английски и так далее. Это очевидно. Чаще всего симптоматическое значение высказывания слишком очевидно, чтобы обращать на него внимание. Но не всегда.

В фильме «Большой побег», снятом Джоном Стёрджесом в 1964 году, рассказана почти реальная история массового побега заключенных из немецкого лагеря для военнопленных. Руководитель заговора майор авиации Бартлетт, хорошо владеющий французским и немецким, вместе с капитаном авиации Макдональдом, который говорит только по-английски, через туннель добираются до побережья Ла-Манша. Одетые как французские бизнесмены, они стоят в очереди на автобус, который должен повезти их дальше. Происходит проверка документов. Бартлетт успешно проходит ее, объясняясь на хорошем французском и немецком. Он уже начинает входить в автобус, когда хитроумный полицейский желает им обоим счастливого пути – по-английски! Стоящий на ступеньке Макдональд оборачивается и, улыбаясь, выпаливает тоже по-английски: «Спасибо!» – что кладет конец его большому побегу. Беглецов ловят не из-за лингвистического значения слов полицейского или ответа Макдональда, а из-за симптоматического значения используемого языка.

Симптоматическое значение используемого языка невозможно воспроизвести ни на каком другом языке. Нельзя, к примеру, воссоздать значение «английской реплики во время побега из немецкого лагеря» с помощью финского. Во французской версии фильма пожелание полицейского и ответ беглеца остаются на английском – предполагается, что французский зритель распознает английскую речь и поймет симптоматическое значение использования английского в Германии военного времени. Но тем зрителям, которые воспринимают английский, французский и немецкий как некий «средний западноевропейский», невозможно передать значение происходящего ни переведя этот диалог, ни оставив его без перевода (как для французов) – поскольку использование любого другого языка, кроме английского, ничего не даст. Придется добавить еще один канал коммуникации, например субтитры. Дополнительное сообщение должно заключать в себе металингвистическое описание высказывания, например: «Немецкий полицейский говорит по-английски» или «Полицейский использует родной язык беглеца, который опрометчиво отвечает на нем же». Будет ли такое описание считаться переводом? Должно, конечно, потому что его цель и практический смысл состоят в том, чтобы дать быстрый доступ к значению произведения на иностранном языке. Однако оно не подпадает под прямолинейное определение перевода, данное в начале главы. Субтитры не воспроизводят точное значение фразы, произнесенной на другом языке. Они просто содержат информацию, которая позволяет понять не столько что именно сказано, сколько что при этом происходит.

Чтобы что-то понять, всегда необходимо соотнести сказанное («Спасибо» Макдональда) со значением того факта, что это сказано. Это основа всех коммуникативных актов. Беда в том, что связь сказанного со значением того, что оно сказано, непостоянна и часто очень туманна. В конце концов английский беглец был бы пойман независимо от того, что он ответил полицейскому, если этот ответ был на английском. В этом конкретном контексте можно утверждать, что «Спасибо!», «Иди к черту» и «Вы – настоящий джентльмен» имеют одно и то же значение, – и это немыслимое утверждение можно обосновать тем, что китайские субтитры будут идентичными.

Если вернуться к истории с заблудившимся в лесу Джимом и добавить ему в пару Джейн, то, почувствовав волшебный аромат кофе, один из них мог бы сказать: «Ага! Пахнет кофе!» или «Ты чувствуешь тот же запах, что и я?», «Ты тоже чувствуешь запах кофе?». С точки зрения синтаксиса эти три предложения различаются по значению, однако в этой ситуации все они имеют общий смысл: лагерь рядом, Джим и Джейн не потерялись, сейчас они присоединятся к своим и т. п. При переводе синтаксическая разница между этими предложениями вряд ли имеет значение. Тут важно передать смысл высказывания, и именно в умении сделать это на другом языке состоит мастерство переводчика. В разных языках и связанных с ними культурах могут значительно различаться уровни формальности при общении, а также нормы отношений между потерявшимися в лесу мужчинами и женщинами. В истории с Джимом и Джейн задача переводчика – передать смысл этого высказывания при данных обстоятельствах в той форме, которая приемлема в целевом языке и культуре. При этом не важно, сохраняется ли синтаксическое значение высказывания Джима.

Конечно, Джим мог бы передать значение того факта, что он почувствовал определенный запах, не словами, а улыбкой, движением ноздрей, взмахом руки. Во многих подобных обстоятельствах невербальная коммуникация может иметь тот же смысл, что и высказывание. Это неудобный для переводоведения факт, но значение присуще не только словам. Разбираясь в том, что́ то-то и то-то означает и какое значение было получено, трудно провести четкую грань между языковыми и внеязыковыми средствами коммуникации: в истории с Джимом и Джейн – между улыбкой, движением ноздрей, взмахом руки и речью. Между языком и всем остальным нет четкого водораздела – лишь размытая неровная полоса.

Симптоматические значения и невербальные дополнения к вербальным выражениям лежат на краю или даже за краем поля перевода, которое охватывает лишь языковые формы, – но у каждого высказывания помимо языковой формы есть многое другое. Вот почему нельзя четко определить, где кончается один тип, вид или уровень значения и начинается другой. Если посмотреть сцену у автобуса из фильма «Большой побег» без звука, то видно, как человек в кожаном пальто прощается с двумя штатскими, один из которых дружелюбно прощается в ответ и вдруг внезапно бросается бежать. Ничего не понятно. А если прослушать звуковую дорожку этой сцены, не видя ситуации, в которой один говорит «Счастливого пути» с легким немецким акцентом, то все кажется еще непонятнее. Сама ситуация ничего не говорит о смысле высказывания, если вы его не слышите. И наоборот, высказывание не несет необходимой информации, которая позволила бы восстановить ситуацию. Необходимо и то и другое.

Фильмы – хороший инструмент для исследования разнообразных путей, какими передается значение. То, что мы понимаем из кадра или сцены, складывается из различной информации, полученной нами с помощью разных технических средств. Угол камеры и глубина кадра, декорации, одежда персонажей, мимика и движения тела, предметы в кадре, звуковые эффекты и наложенная фоновая музыка – все это вносит свой вклад в те значения, которые мы извлекаем из сцены или кадра. В наиболее совершенных фильмах ни один из потоков не может быть отделен от остальных. Они работают в совокупности, и их распределение во времени тоже важно. Каждый поток значения – составная часть контекста, который придает значимость всем остальным потокам и обязательно отражается на тех значениях, которые они имеют.

Что наглядно видно на примере фильма, верно и для человеческого общения вообще, включая самые проходные и простые высказывания. Для перевода и для всех нас значение – это контекст.

Предложение «Один двойной макиато с собой», которое я произношу почти ежедневно примерно в восемь утра, значит то, что оно значит, если клиент обращается в кофейне к бариста. Ситуация (кофейня) и участники (клиент и бариста) – необходимые и неотъемлемые составляющие его значения. Представьте себе, что вы говорите то же самое в два часа ночи в постели с любимым человеком. Или что это говорит пересекающий Сахару фанат-велосипедист по прибытии в палаточный лагерь туарегов. Слова те же самые, но факт их произнесения будет означать нечто совершенно иное. Симптоматически он может означать, что вам приснился кошмар или что велосипедист сошел с ума от обезвоживания. Любой эпизод речевого поведения, даже простой заказ кофе, приобретает иное значение при изменении ситуации.

Эту мысль стоит повторить: значение высказывания для его автора и адресата зависит не только от значения произнесенных слов. Два основных фактора, влияющих на передачу высказыванием значения (и на само значение, которое передается этим высказыванием), – это, во‐первых, ситуация, в которой оно произносится (время, место, знание о стандартном поведении людей в этом месте в это время), а во‐вторых, личности и взаимоотношения участников. Лингвистическое значение произнесенных слов тоже важно (двойной макиато и капучино с обезжиренным молоком – это разные напитки), но оно охватывает лишь часть того, что происходит при произнесении высказывания. Может показаться, что только эта часть была переведена, но на самом деле это далеко не все, что было сказано.

В своем классическом труде по языкознанию философ Дж. Л. Остин указывал, что некоторые типы английских глаголов не описывают действия, а сами являются действиями в момент, когда их произносят. «Предупреждаю тебя, чтобы ты держался подальше от края скалы» – это предупреждение, потому что говорящий сказал: «Предупреждаю тебя». В английском есть целый ряд таких перформативных глаголов, хотя не все из них работают одинаково. Но если пытаться рассматривать promise, warn, advise, threaten, marry, christen, name, judge как отдельный класс глаголов, возникает масса сложностей. Прежде всего, лишь немногие из них выполняют описанные ими действия, если не соблюден ряд нелингвистических условий. Слова «Я нарекаю этот корабль “Королевский нарцисс”» производят нужный эффект (то есть некое реальное судно получает реальное имя), только если человек, имеющий право спускать корабль на воду, произносит их во время реального спуска корабля со всеми сопутствующими ритуалами – разбиванием бутылки шампанского о нос корабля, убиранием упоров и так далее. Если они сказаны при других обстоятельствах, например в шезлонге на пляже, то от этого никакой корабль имени не получит. Остин называет эти сопутствующие условия, необходимые для успешного выполнения действия перформатива, «условиями успешности». Разумеется, существует уйма способов преуменьшить или исказить действия перформатива за счет манипуляции с его «условиями успешности». Но это не отменяет главного утверждения Остина – что эффект высказывания зависит не только от значения входящих в него слов. Нелингвистический антураж лингвистического выражения – такой-то человек говорит в присутствии такого-то в определенное время, в определенном месте и так далее – вот что позволяет пользователям языка производить действия словами.

Многие действия можно выполнить словами, не произнося глаголы, которые якобы производят действия. Я могу пообещать жениться на ком-то, сказав: «Да, конечно» в ответ на просьбу, и это так же меня обязывает, как слова: «Я обещаю». Я могу предупредить указанием: «Держись подальше от края!» – а могу угрожать фразой: «Пойдем выйдем», произнесенной соответствующим тоном. Эффект высказывания определяется не только значениями входящих в него слов. Во многих случаях трудно даже доказать, что он вообще с ними связан, если основываться исключительно на лингвистических фактах.

Намеренное изменение одного или нескольких основных контекстуальных признаков высказывания часто превращает осмысленное высказывание в белиберду. Но можно достичь и обратного эффекта: изменив контекст, можно придать смысл белиберде. В начале своего революционного труда «Синтаксические структуры» (1957) Ноам Хомский привел бессмысленную фразу, призванную объяснить фундаментальную, по его мнению, разницу между осмысленным и грамматически верным предложением. Предложение «Бесцветные зеленые идеи спят яростно» было приведено в качестве грамматически правильного предложения, у которого не может быть никакого смысла. Через несколько месяцев хитроумные студенты умудрились доказать, что Хомский неправ, и вскоре в Стэнфорде начали проводить соревнования по изобретению текстов, в которых предложение «Бесцветные зеленые идеи спят яростно» не только грамматически правильно, но и осмысленно.

Вот один из текстов-победителей:

Возможно, только мысль о том, что наступит пора цветения, заставляет нас осенью покупать эти спящие белые комки зелени, покрытые коричневой бумажной кожей, с любовью сажать их и ухаживать за ними. Для меня чудо, что под этим покрытием они незримо трудятся с такой скоростью, чтобы неожиданно подарить нам потрясающую красоту весенних цветущих луковиц. Во время царствования зимы земля почивает, но эти бесцветные зеленые идеи спят яростно.

В наше время выражение «бесцветные зеленые идеи» могло бы относиться к темам, обсуждавшимся на саммите по изменению климата, проходившем в декабре 2009 года в Копенгагене. Сказать, что они «яростно спят», – это всего лишь констатировать жалкие итоги конференции. Смысл моих слов не в том, что люди играют с языком и часто не оставляют камня на камне от авторитетных обобщений. Важно иное: ни в одном языке нельзя построить грамматически правильное предложение так, чтобы для него невозможно было найти контекст, в котором оно имело бы смысл. Из этого также следует, что любое письменное или устное высказывание – даже полную чепуху – можно (в какой-то момент) перевести. Verdi idee senza colore dormono furiosamente.

Перевести высказывание, которое самим своим произнесением позволяет произвести определенное действие (поздороваться, сделать заказ, отдать команду), можно только в том случае, когда в принимающем языке существуют аналогичные соглашения в отношении действий, которые можно произвести словами. Однако в разных культурах и языках люди действуют словами по-разному. Обещание – всюду обещание, но «условия успешности», а также языковые обороты, используемые для дачи обещаний, могут значительно различаться, допустим, в Японии и США. Нужно переводить вовсе не лингвистическое значение фразы I promise, cross my heart and hope to die, чтобы дать такое же обещание на принимающем языке. Повторюсь: высказывание, письменное или устное, – не единственный и даже не главный объект перевода, когда важен эффект высказывания, а он важен всегда.

Эти соображения справедливы не только для глаголов, которые Остин назвал перформативами. Спектр действий, которые можно выполнить словами, выходит далеко за рамки привлекших внимание философа обещаний, предупреждений, посвящений, именований и прочего, так что эти вполне обыденные английские глаголы просто помогают расширить наше представление о сферах применения языка. Когда, встретив знакомого, я говорю ему: How are you? – я приветствую его так, как принято в нашем обществе, с помощью соответствующей формулировки. Использую ли я для этого перформативный глагол (как в «селям, ваше высочество, нижайше приветствую вас») или нет (как в «Привет!») – высказывание, играющее роль приветствия, справляется с ней только благодаря действию, которое я с его помощью выполняю. «Приветствие» можно рассматривать как тип, стиль или жанр использования языка. Легко видеть, что для перевода How are you? на другой язык нужно перевести процедуру приветствия, а не сами слова how, are, you. Но то, что считается общепринятым в отношении выражений, входящих в туристические разговорники, не менее верно и во многих других ситуациях перевода. Описание вязального узора, не следующее стандартам таких описаний в принимающем языке, совершенно бесполезно. Точно так же перевод угрозы отомстить, который не соответствует угрозам в принимающей культуре, не является ни угрозой, ни переводом.

Летом 2008 года в «Уолл-стрит джорнэл» была опубликована новостная статья под заголовком GOP VEEP PICK ROILS DEMS. Чтобы понять его смысл, нужно многое знать об американских политических событиях в ходе подготовки к президентским выборам 2008 года, включая прозвища двух основных партий, а также о словесных играх, в которые играют по ночам манхэттенские выпускающие редакторы. Стоит ли пожалеть бедных иностранных переводчиков, которые должны суметь мгновенно передать содержание новости? В общем-то, нет. Значения слов в этом заголовке не важны. Важно, что они играют роль заголовка. Как и любой заголовок в англоязычной прессе, заголовок GOP VEEP PICK ROILS DEMS расшифровывается в самой публикации, написанной менее сжатым языком. Задача переводчика – если сочинением заголовков занимается именно он, а не редактор, – сначала понять суть истории, а потом изобрести для нее подходящий заголовок в соответствии с правилами составления заголовков в принимающей культуре. Например, заголовок Le choix de Madame Palin comme candidate républicaine à la vice-présidence des États-Unis choque le parti démocrate хорошо соответствует французскому стилю составления заголовков и вполне адекватно передает скрытую издевку «Уолл-стрит джорнэл». Оригинал и его перевод должны соответствовать общим правилам составления заголовков в соответствующих культурах, потому что заголовок – это особый жанр (определенный способ использования языка, обусловленный контекстом), точно так же, как обещание, угроза и так далее.

Сколько всего существует жанров? Бессчетное множество. Откуда вы знаете, к какому жанру принадлежит конкретная фраза? А вы и не знаете – в том-то и проблема. Ни одно предложение не содержит всей информации, необходимой для его перевода. Один из важнейших уровней информации, которого не может быть в предложении, рассматриваемом просто как грамматически верная последовательность лексически допустимых слов, – это его жанр. А жанр можно узнать только из контекста высказывания. Конечно, если высказывание устное и сделано прямо при вас, то контекст его произнесения вам известен. Про письменные тексты вы часто тоже многое знаете. Обычно переводчик не соглашается взяться за текст, если ему заранее не скажут, что это: железнодорожное расписание, стихотворение, выступление в ООН или отрывок из романа (да и на родном языке мало кто приступит к чтению любого из этих текстов, не узнав предварительно из описания на титульном листе, суперобложке или еще из какого-то сопроводительного материала, что за текст он читает). Чтобы выполнить задание, переводчик должен знать, что это за задание.

Технически возможно перевести что-то «с нуля», без подготовки или, как выразились бы некоторые литературоведы, «перевести текст как вещь в себе». В конце концов, в некоторых университетах на выпускных экзаменах студентов просят сделать именно это. Но это нельзя назвать честным заданием. Его можно выполнить, только угадав жанр и контекст высказывания. Даже если вы угадаете правильно и даже если считать, что это признак большой эрудиции и тонкого ума, вы все равно просто играете в игру.

У многих жанров в большинстве языков и культур есть узнаваемые формы: кулинарные рецепты, ярмарочная реклама, приветствия, выражения соболезнования, провозглашение новобрачных мужем и женой, судебные заседания, футбольные правила и торговые переговоры встречаются в мире почти повсеместно. Лингвистические формы для этих жанров разнятся, и порой существенно, но если переводчик знает, какой жанр он переводит, и знаком с его формами в целевом языке, перевод не вызывает особых затруднений. Трудности чаще возникают из-за того, что пользователи перевода возражают против словесных «сдвигов», являющихся неотъемлемой частью адекватного перевода. Переводчики не переводят китайские кулинарные рецепты «на английский». Настоящий переводчик переводит их на язык кулинарных рецептов. Аналогично, если нужно перевести титры в фильме, то должны получиться титры, а не ответы на экзамене.

It’s Complicated – это мелодрама с Мэрил Стрип и Алеком Болдуином в главных ролях. У их персонажей в залитой солнцем Санта-Барбаре возникает романтический порыв, несмотря на то что они уже несколько лет в разводе. К упомянутым в названии фильма осложнениям относится изящная и подозрительная молодая жена Болдуина, ее пятилетний сын с невероятно острым слухом, а также трое детей бывших супругов (в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти). Смогут ли родители по-настоящему восстановить семью? Как говорит Болдуин в заключительных кадрах, качаясь на качелях в саду перед домом: It’s complicated. Вырванная из контекста, эта фраза может быть адекватно переведена на французский как C’est compliqué. На школьной контрольной за это поставили бы высший балл.

В контексте киноэпизода, в котором произносится эта фраза, ее вполне можно перевести на французский так же: C’est compliqué. Но во французском прокате фильм не назван C’est compliqué. Прокатчики предпочли назвать его Pas si simple! (Не так-то просто!)

Разница в значении не очень велика. И не то чтобы ситуация, в которой произносится фраза, сильно меняла ее значение: названия фильмов по самой своей сути лишены всякого контекста – на то они и названия. Заглавие нового произведения объявляет и само создает контекст, в котором произведение приобретает значение. Иными словами, сочинение заглавий – это особое использование языка, отдельный жанр. Как и в любом другом жанре, переведенное заглавие является переводом, только если должным образом выполняет свои функции, то есть является заглавием в рамках правил создания заглавий на целевом языке. Точно так же можно сказать, что при переводе комплимента самое главное – сохранить те функции речевого поведения, которые позволяют считать его комплиментом.

Если общества и их языки очень близки – как у Англии и Франции, – то предложения, сходные по форме и словесному составу, часто имеют в этих языках и сходные жанровые характеристики. Часто, но не всегда. Задача переводчика – понять, когда следует отойти от оригинала.

В современном разговорном французском у compliqué есть коннотации, которых нет у английского слова complicated. В некоторых контекстах его значение приближается к осложненный и неправильный. Более естественный способ отложить решение, разрядить напряжение, пожаловаться на житейские сложности – сказать: все не так просто. Конечно, в соответствующем контексте можно так сказать и по-английски. Но можно ли так назвать фильм? Название Not so simple! не достигает цели – именно по этой причине, без сомнения, продюсеры фильма его так не назвали. А французский его эквивалент как раз попадает в цель и при этом лишен намека на неправильность, присущего выражению C’est compliqué. Рассуждения такого рода требуют от переводчика не только владения языком на уровне носителя. Он должен быть хорошо знаком с жанром.

Подведем итог: письменные и устные выражения в любом языке не имеют значения сами по себе, вне контекста. Перевод отражает значение высказывания, и в этом смысле он – прекрасный способ понять, что может означать выражение, используемое в этом высказывании. Вообще, единственный способ наверняка выяснить, есть ли у высказывания хоть какое-нибудь значение, – попросить, чтобы кто-то его для вас перевел.

Назад: 6. Свободное владение: вы действительно владеете родным языком?
Дальше: 8. А со словами вообще беда