Книга: Запруда из песка
Назад: 21. Западня
Дальше: 23. Лунное членистоногое

22. Отдел 334

Я сетую на то, что колода плохо перемешана, только до тех пор, пока мне не придет хорошая карта.
Джонатан Свифт
Звездный городок в ближнем Подмосковье, как ни странно, уцелел при Московском импакте. Ну не чудо ли?
Может, и чудо, а может, и не очень. В любом случае — определенный показатель. Если допустить, что, уничтожая Москву, чужие целились в Кремль как естественный центр города, то они промахнулись метров на восемьсот. Все равно, конечно, потрясающая точность, учитывая природу снаряда, но все же отклонение внушало некоторую надежду и здравую мысль, подкрепленную точными расчетами: чужие не всесильны. Они могут швырять в нас горами, но, по-видимому, бессильны уменьшить естественное рассеяние. Ха-ха! — с горечью крякнут многие. Велика ли разница, куда свалится гора — на Кремль или на Якиманку? Все равно ведь чужие уничтожили город, так какое значение имеют эти мелочи?
Имеют. Выполнить обещанное можно двояко: либо тяп-ляп, как обычно и делают, либо со скрупулезной точностью, от чего у получателя «гостинца» глаза на лоб. Великая точность нужна не сама по себе — она вызывает уважение, если не суеверный трепет. Одной мощи недостаточно. Небрежных господ могут бояться, но уважать не станут.
Москва с ее концентрической структурой позволила уточнить практические возможности чужих. Да, они могущественны и продвинуты, но не равны богам. А значит, надежда не погасла.
Отклонение астероида к югу имело еще одно следствие, менее существенное: умеренно пострадавший от импакта Звездный городок был все-таки не перенесен и не создан с нуля на новом месте, а частью реконструирован, частью отстроен заново. В то время как практически все население еще до удара покинуло пригороды мегаполиса и не вернулось впоследствии, в Звездном кипела жизнь. Я бывал в нем студентом и практикантом. Я приехал туда вновь.
Люди возводят стены; может быть, это получается у них лучше всего. А природные катаклизмы, другие люди или чужие, которые вовсе не люди, эти стены ломают. Но люди все равно строят стены и настилают кровли.
Моему приезду предшествовали два месяца суеты. Сорокина и Штейница я больше не видел, генерала Марченко тоже. Враньем будет сказать, что я скучал по ним. Я хотел дела, а от набранных с бору по сосенке групп редко бывает толк — вот так, сразу. Да и потом, со временем — еще как сказать… Тут нужен особый подход к подбору людей, а нет подхода — нет и группы. Есть я, да Магазинер, да балласт, да бестолковый скрипучий богомол в роли начальника, а это не группа. Это два человека, которым все мешают.
Словом, я был рад. Кажется, я вступил в такую полосу, когда человеку деятельному удается все подряд. К тому времени как Настасья с сыном вернулась домой, похорошевшая и торжествующая — настоящая молодая мать, — я разобрался с выкладками Магазинера, нашел в них ошибку и тоже восторжествовал, но только тайно. Знай наших! Фрол Пяткин не в дровах найден, у него прекрасная наследственность. Не лучший из математиков? Пусть так, зато универсальный ум и вообще голова!
Настасья, по-моему, здорово удивилась, когда я показал себя образцовым отцом, а я просто жил старой памятью и старался компенсировать то, что не смог дать тогда. Экипаж не требовал от меня великих дел, а денежное довольствие шло. Сорокин не давал о себе знать, и затребованный им отчет по Колумбийскому суботсеку я, конечно, не написал. Разок позвонил Моше Хаимович, но лишь для того, чтобы поинтересоваться, все ли у нас в порядке и не нужна ли какая помощь. Ваня не доставлял нам особых хлопот — ну просто идеальный здоровый младенец с хорошим аппетитом, нормальным стулом и не крикун. Знакомые с аналогичным опытом обещали, что это временное явление и крик начнется месяца через три, ну так и три месяца тишины — тоже немало! Хотите верьте, хотите нет, но подчас я даже имел время заняться любезной моей душе космологией и обмозговать кое-какие уравнения, выведенные мною еще до «Крота». Перерывы в работе иной раз бывают полезны: как взглянешь на свою работу свежим взглядом, так сразу видны все натяжки. Словом, это были плодотворные дни, полные настоящего дела, любви и согласия. Я отлично знаю, чего не хватает мужчинам, ревнующим жен к младенцам, — дела им не хватает! У кого оно есть, тот и женскую послеродовую депрессию переживет как мужчина, а не как невротик.
Я не высыпался, давая выспаться Настасье, и был счастлив, потому что не терял времени даром. Космология — это вам не экспериментальная физика или химия, космологу нужен лишь компьютер и к нему голова. А недосып был привычен и Михайле Васильевичу, не то что Фролу Ионовичу. Ничего не попишешь: как бы ни развивалось человечество, на какие высоты не взлетало бы, в сутках все равно будет двадцать четыре часа и ни минутой больше. Если времена изменились, то для меня лишь в одном: никто не требовал от меня виршей. Правда, еще до Эры Экипажа в науке уже можно было подняться высоко, не сочиняя высокоторжественных од коронованным бабам и мальчишкам. И ладно бы те оды всегда нравились адресатам!
А все-таки они здорово помогали. Стал бы Шувалов, а впоследствии Орлов покровительствовать мне, кабы не мои ямбы! Ага, жди. Что мои благодетели понимали в науке? Им нравились мои вирши, а что они не нравились Пушкину, так это его проблемы… Кстати, не очень-то он был и не прав.
Но к делу. В один прекрасный день мне пришел вызов, «и носило меня, как осенний листок». Брюссель, Харьков, Новосибирск, Осака, Канберра, Ванкувер… Настасья огорчилась, а я, не зная, где буду завтра и когда вернусь, посоветовал ей взять сына и пожить пока у моих родителей в Торжке — мама уж точно будет рада понянчить внука. Да и дышится там лучше.
Отдел 334 — так называлась контора, пославшая мне вызов. Даже я никогда не слыхал о ней прежде, что уж говорить о простых смертных. Отдел какого подразделения Экипажа? Неизвестно. Но начальник отдела отчитывался непосредственно перед первым заместителем Капитана и сам входил в Капитанский Совет. Начальника звали Николя Роже Карон, был он француз с узким коричневым лицом, смахивающим в профиль на циркулярную пилу с грубыми зубьями, и уделил моей персоне ровно одну минуту — так, между делом, и не в кабинете, а в коридоре. «Вы пройдете спецподготовку», — только и сказал он с мягким акцентом, а когда я, слегка оскорбившись, начал было перечислять, чему я уже обучен и на что годен, попросту повернулся ко мне спиной. Тот еще фрукт. Много о себе мнит, это точно. Уж я таких повидал! Прыщи на ровном месте.
— Не верьте первому впечатлению, — подмигнул мне мой куратор Ангел Станев, когда облаченная в выглаженный китель спина Карона удалилась на достаточное расстояние. — Вы еще измените свое мнение о нем. И он прав, вам необходимо пройти спецподготовку. Ну и вообще… войти в курс дела.
Против последнего я не возражал и мало-помалу успокоился. Но что они, черт побери, подразумевают под спецподготовкой? К чему это я не готов? Трудно предположить, чтобы отдел 334 занимался диверсионной деятельностью или чем-нибудь вроде этого. А если нет, то зачем называть подготовку специальной?
Но из замечания Ангела я вывел, что плохо владею своим лицом: что чувствую, то на нем и отражается. Если хороший спец подучит меня владеть идеомоторикой, я возражать не стану.
Представьте, угадал. Целую неделю со мной занимался именно психолог и — не поверите — учил скрывать эмоции. Тут-то я и понял, что ученья без мученья не бывает.
За непринужденной болтовней он мог внезапно влепить мне пощечину — и требовал, чтобы я не только не пытался переломать ему кости, ревя зверем на все здание, но и продолжал как ни в чем не бывало вести милую беседу. Были упражнения и похуже. Я зверел и изо всех сил пытался скрыть, как хочется мне отволочь психолога в уборную и расколотить его головой два-три унитаза. И самое противное: он не велся на мои то настойчивые, то осторожно-хитроумные попытки выяснить, для чего все это надо. Отшучивался, либо молчал, либо переводил разговор на другую тему. А на прощание сказал, вручив мне диск-монетку:
— Вот здесь записаны упражнения. Посвящайте им хотя бы полчаса в день, и тогда вам не придется проходить курс обучения повторно. Удачи.
Пусть меня поезд переедет, если я мечтал еще раз оказаться у него в качестве обучаемого!
С тренировкой памяти проблем не возникло — я оказался подходящим «сырьем». Никогда не жаловался на память и склерозом головного мозга не страдал. Существенного улучшения памяти после курса обучения я не заметил, но спец уверял, что оно есть.
Потом — нет, вы только представьте себе! — я подвергся курсу обучения мыслительным способностям. Это я-то! Если бы психолог не выдрессировал меня скрывать эмоции, ох, досталось бы тому спецу на орехи!
Но я ошибся. Эти ребята были фанатиками идеи усиления интеллекта человека путем электрической и химической стимуляции мозга — либо всего целиком, либо отдельных его участков, что получалось лучше. Никаких электродов мне не вживляли (я бы и не позволил, что я им, белая крыса?) — выяснилось, что эти методы суть каменный век. А вот сложные аппараты — как громоздкие, занимающие целые шкафы, так и миниатюрные, закрепляемые в волосах или на ушной раковине — были. Я выполнял тестовые задания и сильно удивился, обнаружив, что со стимуляцией справляюсь с ними быстрее, чем без нее. Другой бы пожал плечами: чему, мол, тут удивляться? Наверное, во мне сильны пережитки палеолита.
А что такое восемнадцатое столетие по сравнению с двадцать первым, как не палеолит, если, не отвлекаясь на социальщину, рассматривать лишь науку? Палеолит и есть, ну, от крайности, мезолит.
Я научился работать с электрическими стимуляторами и получил право выбрать себе один в постоянное пользование. Взял самый простой и маленький — «клипсу». Нацепишь ее на левое ухо — улучшишь способность к запоминанию больших массивов информации, нацепишь на правое — повысишь творческий потенциал. Батарейка на год непрерывной работы. И под волосами «клипсу» можно скрыть, поскольку цепляется она не на мочку, а выше. Удобно!
Ну, обо всем я вам рассказывать не буду — сами понимаете, что такое секретность. Подразделения 334-го отдела были разбросаны по всем отсекам, так что под конец я уже скрипел зубами, увидев аэровокзал или просто самолет в небе. Но спустя полтора месяца я осел в Звездном городке. В нем мне предстояло приобрести более серьезную подготовку, чем где бы то ни было.
Потому что меня намеревались включить в группу по изучению лунного артефакта.
— А что, доставить его на Землю — никак? — спросил я и получил исчерпывающие объяснения. Да, к артефакту придется лететь и разбираться с ним на месте. А для этого — пройти сокращенную программу подготовки космонавтов.
На лунной станции «Аристотель» не было сотрудников 334-го отдела. Их предстояло подготовить. Два человека из отдела уже месяц проходили программу подготовки.
Мне надлежало догнать их. Веселенькая задачка! Зато полная занятость и никаких выходных. И никаких посторонних мыслей — в теории.
На практике они были, и злые. Мне казалось, что я даром убиваю время. Хотел ли я на Луну? Пожалуй, да, но ведь для этого незачем перемещать туда мое тело, а раз так, то можно было смело отменить все физические тренинги и добрую половину психологических! Существует же технология копирования человеческой личности в электронную форму, и, конечно же, существует соответствующая машинерия!
Наземный космонавт — обидное прозвище. Попасть в их число никто особенно не стремится. Наверное, еще и поэтому, а не только из-за учета опыта реальной работы в космосе, в наземники попадают главным образом те, кто уже слетал хоть раз. Но не только. Забракованные по медицинским показателям кандидаты обычно имеют выбор: все-таки оказаться в космосе хотя бы в виде набора файлов, вбитых в компьютерные потроха, — или вообще отказаться от мысли когда-нибудь увидеть звезды такими, как они есть, а не сквозь атмосферную муть. Понятно, что они выбирают.
И я бы выбрал то же.
Слепок — электронная копия человеческого мозга, находящаяся в оперативной памяти бортового компьютера. Имея «глаза» и органы управления, пользуясь подсказками компьютера и собственным интеллектом, Слепок в ряде случаев прекрасно заменяет живого человека. Лишь полному дилетанту надо объяснять, насколько это выгодно. Громоздкие системы жизнеобеспечения — долой! Запасы пищи, воды, воздуха — долой! Слепок не ест, не пьет, не ходит по нужде и мало боится космических лучей. Уменьшается — и намного — стоимость аппаратов. Уменьшается и нагрузка на природу при их запуске.
Надежность же — увеличивается.
Я и раньше знал, что по меньшей мере часть аппаратов, запущенных в Главный пояс астероидов, пилотируется Слепками. Когда радиосигнал идет до ЦУПа десятки минут да столько же обратно, управлять аппаратом дистанционно — не самая простая задача. Давно решенная, она все же трудна. Место того, кто принимает решения, — в аппарате, а не на Земле.
Разумеется, время от времени проводятся сеансы связи а-ля беседа с alter ego. «Наземный космонавт» принимает через церебральный шлем всю информацию от Слепка, включая мысли и личные впечатления, и сам делится тем, что накопилось в его личности. Все это смахивает на шизофрению, но работает. Само собой разумеется, для связи наземников с их Слепками выделена широченная частотная полоса — иначе не перекачать за приемлемое время гигантские массивы информации. И без того сеансы связи порой тянутся долгие часы. Я присутствовал при этих посиделках под шлемом — скучное зрелище, — зато видел глаза наземников по окончании сеанса. Ну а если программа полета не подразумевает возвращения аппарата на Землю, то последний сеанс завершается командой на стирание Слепка. Гуманно?
Как сказать.
По мне ли это?
Я так и не решил для себя этот вопрос. Не стал и решать: меня-то готовили к настоящему полету. Один лишь раз я задумался над тем, что должен чувствовать Слепок, летящий в космической бесконечности совсем один, лишенный чувства голода, холода, жажды и многого другого, что свойственно человеку, но сохранивший человеческую суть, — и ужаснулся. Не столкновения с метеоритом он должен бояться, а выхода из строя систем связи и бесцельного дрейфа в пространстве вплоть до случайной гибели или отключения из-за физического износа. Многие годы существования в полном одиночестве — и ведь нет даже спасения в сумасшествии, поскольку Слепки не сходят с ума… Бр-р!
Я черствый человек и знаю это. Но с воображением у меня все в порядке, поэтому тут даже меня пробрало. На минуту, не больше. Слишком уж насыщенной оказалась программа подготовки, чтобы я мог позволить себе думать о ненужном. Насыщенной и мучительной. Одна центрифуга чего стоила. А бассейн в гидролаборатории с имитацией выхода в открытый космос и теми или иными работами снаружи корабля? Тоже не подарок. Учебный скафандр устроен так, что в воде притворяется, будто он настоящий в вакууме. Чтобы просто согнуть руку, надо приложить усилие в несколько десятков килограммов. Я не хлюпик, но и не силач-гиревик; после трех-четырех часов в бассейне меня можно было выжимать и вешать для просушки. Где уж тут сочувствовать наземникам и их Слепкам! Мне бы кто посочувствовал!
Здесь работали прекрасные люди, а у меня и времени-то не было пообщаться с кем-нибудь из них вне службы. Скорость! Быстрота и натиск. Плюс секретность высшего уровня.
Может быть, этот уровень и привел к тому, что вскоре мне присвоили старшего лейтенанта — буднично и деловито. Обмыть звездочки? С кем? И когда?!
Так и не обмыл, утешив себя тем, что уж майорские точно обмою. Вряд ли это время за горами. Странно и подумать, что когда-то между старлеем и майором втискивался капитанский чин, а полтора века назад — еще и штабс-капитанский. Эра Экипажа уменьшила число офицерских чинов, ликвидировав капитана, потому что Капитан — один. Капитан Корабля. С прописной буквы. Есть, конечно, еще капитаны торговых судов и всяческих сейнеров, но они же не офицеры…
Нам, трем субъектам из 334-го отдела, подвизавшимся в Звездном, преподаватели не задавали лишних вопросов. Мы не пересекались с ребятами из отряда подготовки космонавтов. Нас просто учили — сухо, деловито и так интенсивно, как только можно было. Многое казалось странным, нелепым, ненужным. Мы изучали лунный корабль наскоро, тяп-ляп, мы считались пассажирами, а не командой, а я считал, что и этого изучения много. Я поглощал горы информации, отрабатывал всевозможные нештатные ситуации и чувствовал, что при всей полезности практической космонавтики как науки зря теряю время. Его можно было потратить с бо́льшим толком.
Артефакт! Где-то там, к западу от кратера Анаксагор на невидимой с Земли стороне Луны в труднодоступной местности лежало нечто и ждало… кого? Больше всего я боялся, что кто-нибудь доберется до артефакта раньше меня, потому и учился прилежно, как образцовый школяр. Ради этой цели можно было и не то стерпеть.
Да и кто выходит из игры, когда идет хорошая карта?
Назад: 21. Западня
Дальше: 23. Лунное членистоногое