Пламя постепенно угасло. Бойцы сопротивления – триста людей из цитадели, двести искупленцев и примерно триста кочевников – собрались у входа в туннель и, на протяжении оставшейся ночи, обсуждали вопрос о том, что следовало делать с загнанными под землю меками. Когда взошло солнце, бывшие обитатели Хейгдорна, чьи дети и сожительницы еще оставались в цитадели, вывезли их оттуда с помощью серафимов. Вместе с беженцами прибыла группа джентльменов, в том числе Бодри, О. З. Гарр, Иссет и Ауре. Они приветствовали старых знакомых, Хейгдорна, Ксантена, Клагхорна и других – кратко и с некоторой суровой отстраненностью, свидетельствовавшей о потере престижа теми, кто дрался с меками, тем самым в каком-то смысле приравнивая себя к противникам.

«Что будет теперь? – спросил Бодри у Хейгдорна. – Меки в западне, но вы не можете заставить их выйти. Скорее всего, у них есть сироп, оставшийся в самоходных фургонах. Они могут прожить в туннелях несколько месяцев».

О. З. Гарр, оценивавший ситуацию с точки зрения стратега-теоретика, предложил план действий: «Спустите вниз пушку – или поручите это подчиненным – и смонтируйте ее на самоходном фургоне. Когда паразиты достаточно ослабнут, подкатите пушку в туннель и спалите всех меков, кроме тех, что понадобятся для обслуживания цитадели: раньше на нас работали четыреста меков, этого достаточно».

«Ха! – воскликнул Ксантен. – Мне доставляет огромное удовольствие сообщить вам, что это невозможно ни в коем случае. Если какие-нибудь меки выживут, они отремонтируют звездолеты и объяснят нам методы их обслуживания, после чего мы перевезем меков и смердов на родные планеты».

«Каким образом, в таком случае, мы будем жить?» – холодно поинтересовался Гарр.

«У вас есть генератор сиропа. Заведите себе мешки и пейте сироп».

Гарр откинул голову назад и взглянул на Ксантена свысока: «Вы, и только вы, способны выражать столь оскорбительные мнения! Послушаем, что скажут другие. Хейгдорн – вы когда-то были джентльменом. Вы тоже считаете, что цивилизация должна погибнуть?»

«Она не погибнет, – ответил Хейгдорн, – если все мы, вы в том числе, будем работать. Рабов больше не должно быть. Я в этом убедился».

О. З. Гарр развернулся на каблуках и поспешил вверх по дороге в цитадель, сопровождаемый самыми упорными традиционалистами. Некоторые джентльмены, однако, отошли в сторону и стали тихо переговариваться, изредка бросая мрачные взгляды на Ксантена и Хейгдорна.

С бастионов цитадели неожиданно послышался возглас: «Меки! Меки в цитадели! Проникают через подземные проходы! Нападайте, спасите нас!»

Стоявшие внизу испуганно смотрели вверх. Тем временем ворота входных порталов цитадели захлопнулись.

«Как это может быть? – недоумевал Хейгдорн. – Могу поклясться, что мы загнали всех меков в туннели!»

«Все очень просто, – с горечью ответил Ксантен. – Пока они вырабатывали утес, они проложили туннель вверх, к подземным уровням цитадели».

Хейгдорн импульсивно сделал шаг вперед – как если бы хотел взобраться по утесу в одиночку – но остановился: «Мы должны их выгнать. Они разграбят и разрушат все в цитадели – это немыслимо!»

«К сожалению, – возразил Клагхорн, – стены препятствуют нам не меньше, чем они препятствовали мекам».

«Надо послать наверх отряды с упряжками серафимов! Собравшись наверху, мы сможем отогнать и уничтожить меков!»

Клагхорн покачал головой: «Они будут ждать на бастионах и на посадочной палубе, станут расстреливать серафимов по мере их приближения. Даже если нам удастся захватить плацдарм, последует недопустимое кровопролитие – один из нас заплатит жизнью за жизнь каждого мека. И после этого их все еще будет в три или четыре раза больше».

Хейгдорн застонал: «Меня тошнит от одной мысли о том, как они будут разбрасывать мое имущество, рвать мои наряды, разбивать фляги с моими эссенциями!»

«Слушайте!» – прервал его Клагхорн. Сверху доносились хриплые человеческие крики, треск лучевых пушек. «Кто-то там, по меньшей мере, удерживает бастионы!»

Ксантен подошел к ближайшей группе серафимов, испуганных и подавленных последними событиями. «Поднимите меня над цитаделью – так высоко, чтобы нас не могли подстрелить. Хочу посмотреть, что там делается!»

«Осторожно, осторожно! – прокаркал один из серафимов. – В цитадели творятся жуткие дела!»

«Не думайте об этом! Поднимите меня над бастионами!»

Серафимы подняли его в повозке, взлетев по широкой дуге вокруг утеса и оказавшись высоко над цитаделью – там, где меки не могли их подстрелить. Рядом с еще функционирующими пушками сгрудились мужчины и женщины, человек тридцать. Между многоэтажными чертогами, Ротондой и дворцом Хейгдорна – всюду, куда нельзя было направить пушку – сновали меки. Площадь была усыпана телами джентльменов, леди и детей – телами тех, кто решил остаться в цитадели.

У одной из пушек стоял О. З. Гарр. Заметив Ксантена в небе, он издал истерический яростный вопль, повернул пушку и выпустил разряд. Серафимы завизжали, пытаясь круто повернуть в сторону, но разряд уничтожил двух шестикрылых существ. Серафимы, повозка и Ксантен стали падать, смешавшись в кучу. Каким-то чудом выжившие серафимы в последний момент сумели восстановить равновесие в сотне метров над подножием утеса, со стонами замедлили падение, прилагая лихорадочные усилия, на несколько мгновений зависли в воздухе и опустились на землю. Ксантен выбрался из запутанных строп. К нему бежали люди. «Вы уцелели?» – спрашивал Клагхорн.

«Да. Здорово перепугался, однако». Ксантен глубоко вздохнул и отошел в сторону, чтобы сесть на каменный уступ.

«Что происходит там, наверху?» – спросил Клагхорн.

«Все погибли, – сообщил Ксантен. – Все, кроме двадцати или тридцати человек. Гарр сошел с ума. Он стрелял в меня из пушки».

«Смотрите! Меки на парапетах!» – воскликнул А. Л. Морган.

«Люди! – закричал кто-то другой. – Они прыгают! Нет, их сбрасывают!»

С головокружительно высокой стены с ужасной медлительностью падали люди – некоторые вместе с меками, которых стащили за собой – падали и разбивались. Падения прекратились. Цитадель была в руках меков.

Ксантен рассматривал сложный силуэт цитадели на фоне неба – такой знакомый и такой странный: «Их положение безнадежно. Достаточно уничтожить солнечные батареи, и они не смогут синтезировать сироп».

«Сделаем это сразу, – сказал Клагхорн, – прежде, чем они об этом догадаются и начнут палить по нам из пушек! Серафимы!»

Он пошел давать указания, и сорок серафимов поднялись в воздух – каждый держал в лапах камень величиной с человеческую голову. Хлопая крыльями, они стали летать кругами над цитаделью и через некоторое время вернулись, сообщив, что солнечные батареи разбиты.

Ксантен сказал: «Остается только заблокировать входы туннелей, чтобы меки не попытались сделать внезапную вылазку и застать нас врасплох. А затем – терпеливо ждать».

«Как насчет смердов в стойлах – и фанов?» – с безнадежным отчаянием спросил Хейгдорн.

Ксантен медленно покачал головой: «Тому, кто не был искупленцем, теперь придется им стать».

Клагхорн пробормотал: «Они могут выжить месяца два, не дольше».

Но прошли не два и не три, а четыре месяца, прежде чем однажды утром огромные ворота портала распахнулись, и наружу, пошатываясь, вышел изможденный мек. Он поднял руку: «Люди! Мы голодаем. Мы сохранили ваши сокровища. Сохраните нам жизнь – или мы уничтожим все, что у нас под рукой, прежде чем умрем».

Клагхорн ответил: «Наши условия таковы. Мы сохраним вам жизнь. Вы должны покинуть цитадель, но предварительно соберите и закопайте трупы. Вы должны отремонтировать космические корабли и научить нас всему, чтó о них знаете. Затем мы перевезем вас на Девятую планету Этамина».

Через пять лет Ксантен и Глисса Тиволга, проживавшие вместе с двумя детьми на берегу Песчаной реки, ехали на север по делам и воспользовались возможностью навестить цитадель Хейгдорн, где теперь обосновались только две или три дюжины людей, в том числе Хейгдорн.

Ксантену показалось, что Хейгдорн сильно постарел. Его волосы поседели, некогда упитанная добродушная физиономия стала костлявой и мертвенно-смуглой. На первый взгляд трудно было сказать, в каком настроении находился бывший предводитель джентльменов.

Они стояли в тени орехового дерева; цитадель громоздилась на нависшем над головами утесе.

«Теперь это гигантский музей, – говорил Хейгдорн. – Я – его куратор, и таковы будут обязанности Хейгдорнов, которые последуют за мной, ибо нам надлежит охранять и содержать бесчисленные сокровища. Мы уже чувствуем, как цитадель окутывается пеленой древности. Чертоги полнятся призраками. Я часто их вижу, особенно по вечерам в те дни, когда раньше проводились фестивали… А, старые добрые времена! Разве вы о них не сожалеете, Ксантен?»

«Да, конечно», – сказал Ксантен. Он погладил по голове двух детей: «Тем не менее я не хочу возвращения былого. Теперь мы – настоящие люди, это наш собственный мир – такой, каким он никогда не был раньше».

Хейгдорн вынужден был неохотно согласиться и взглянул наверх, на гигантские сооружения цитадели так, словно впервые их видел: «Люди будущего – что они подумают о цитадели Хейгдорн? О ее драгоценностях, книгах, камзолах?»

«Будут приходить и дивиться чудесам прошлого, – отозвался Ксантен. – Почти так же, как я это делаю сегодня».

«Здесь есть чему подивиться. Не желаете ли зайти внутрь, Ксантен? У нас осталось еще много фляг с благородными эссенциями».

«Нет, благодарю вас, – отказался Ксантен. – Не хочу, чтобы меня слишком тревожили воспоминания. Мы поедем дальше, не задерживаясь».

Хейгдорн печально кивнул: «Хорошо вас понимаю. Мне самому часто не дают покоя воспоминания. Что ж, прощайте! Желаю вам приятного путешествия и спокойного возвращения домой!»

«Так оно и будет, Хейгдорн. Спасибо – и до свидания!»