Фарр не видел никого из попутчиков, пока «Андрей Симиц» не оказался в космосе – капитан явился с салон, чтобы зачитать правила, как это всегда делалось на звездолетах такого типа. Вместе с Фарром капитана слушали семеро исзиков, девятеро землян, три мудреца-монага, три пилигрима с Кодейна, совершавших ритуальное паломничество по населенным мирам, и пятеро других представителей различных миров, в большинстве своем продолжавших путь и остававшихся на Исзме не дольше, чем звездолет оставался в космопорте. За исключением Омона Божда, исзики носили золотистые и черные ленты торговых агентов – суровые представители высокой касты, они выглядели более или менее одинаково. Фарр допустил, что двое или трое из них, скорее всего, работали на Сзекр. К числу землян относились два болтливых молодых студента, супруги Эндервью, инженеры Ральф и Виллеран, а также Карто и Мод Влевски – парочка, совершавшая свадебное путешествие.

Фарр оценил эту группу, пытаясь представить себе каждого в роли возможного убийцы – и вынужден был признать неправдоподобность такого предположения. Тех, кто уже находился на борту до посадки корабля на Исзме, по всей видимости следовало автоматически исключить из числа подозреваемых, так же как пилигримов с Кодейна и херувимов-монагов. Совершенно нелогично было бы подозревать исзиков, в связи с чем оставались только земляне – но почему бы кто-нибудь из них намеревался причинить ему вред? Почему вообще он должен был ожидать нападения от кого бы то ни было? В недоумении Фарр почесал затылок – и тем самым потревожил рану, заживавшую с тех пор, как его сбросили в камеру через полый корень дерева в Тжиере.

Монотонные часы полета прерывались только едой и сном – по расписанию, согласованному с ритмом жизнедеятельности пассажиров. Чтобы скоротать время – просто потому, что скучал и не мог найти себе другое занятие – Фарр начал невинно флиртовать с госпожой Эндервью. Ее супруг погрузился в сочинение объемистого отчета о достижениях своей миссии в Дапа-Кури на планете Мэйзен, и его можно было встретить только в трапезной, что предоставляло госпоже Эндервью более чем достаточное время для бесед с Фарром. Изящная женщина с полнокровным ртом, она умела привлекать внимание провокационной полуулыбкой. Фарр, со своей стороны, не позволял себе ничего больше некоторой предрасположенности к ней, теплоты тона и пары многозначительных взглядов – впрочем, не слишком пламенных. Тем больше он удивился, когда госпожа Эндервью, которую он знал только по фамилии, однажды вечером тихонько проскользнула к нему в каюту, озарив его довольно-таки дерзкой улыбкой.

Фарр, лежавший на койке, сел и недоуменно протер глаза.

«Можно зайти?»

«Вы уже зашли».

Госпожа Эндервью медленно кивнула и задвинула за собой дверную панель. Фарр внезапно заметил, что она была гораздо привлекательнее, чем он позволял себе сознавать раньше, причем от нее исходил неопределенно-сладостный аромат духов, напоминавший одновременно об алоэ, кардамоне и лимонене.

Она села рядом.

«Мне так скучно! – пожаловалась госпожа Эндервью. – Мерритт только и делает, что пишет – день за днем, каждый вечер одно и то же. И думает только о своем бюджете. А мне… мне нравится развлекаться».

Приглашение вряд ли могло быть более прямолинейным. Фарр рассмотрел возникшую ситуацию сначала с одной стороны, затем с другой. Слегка порозовевшая госпожа Эндервью наблюдала за ним; он прокашлялся.

Кто-то постучался в дверь каюты. Фарр вскочил на ноги – он уже чувствовал себя виноватым. Слегка приоткрыв панель, он увидел снаружи Омона Божда.

«Саинх Фарр, не могу ли я поговорить с вами? Тем самым вы оказали бы мне большую услугу».

«Как вам сказать… – замялся Фарр. – В данный момент я занят…»

«Дело не терпит отлагательства».

Фарр повернулся к ожидавшей его женщине: «Подождите минутку, я скоро вернусь».

«Поспешите!» – госпожа Эндервью очевидно теряла терпение. Фарр удивленно взглянул на нее и начал было говорить, но она приложила палец к губам: «Шш!»

Фарр пожал плечами и вышел в коридор.

«В чем дело?» – спросил он Омона Божда.

«Саинх Фарр… вы хотите жить?»

«Разумеется, я хочу жить, – ответил Фарр. – Но…»

«Пригласите меня к себе в каюту», – Божд сделал шаг вперед.

«Там вы практически не поместитесь, – возразил Фарр. – Кроме того, так или иначе…»

Исзик серьезно поинтересовался: «Вы распознаёте закономерность, не так ли?»

«Нет, – признался Фарр. – Хотел бы знать, о чем вы говорите – но, признаться, не понимаю».

Омон Божд кивнул: «Забудьте о галантности. Давайте зайдем в каюту. Времени почти не осталось». Отодвинув дверную панель, исзик вступил внутрь. Фарр последовал за ним, чувствуя себя последним дураком – но не будучи уверен в том, почему именно ему следовало так себя чувствовать.

Госпожа Эндервью вскочила на ноги. «О! – ахнула она. – Господин Фарр!»

Фарр беспомощно развел руками. Госпожа Эндервью решительно направилась к выходу, но Божд загородил ей дорогу.

Исзик оскалился: его бледные губы разошлись, обнажив серое нёбо и арку остроконечных зубов: «Прошу вас, не уходите, госпожа Эндервью. Ваша репутация в безопасности».

«У меня нет времени!» – резко заявила она. Фарр неожиданно осознал, насколько она была непривлекательна, какими злыми и корыстными стали ее глаза.

«Пожалуйста! – повторил Омон Божд. – Подождите немного. Присядьте, будьте так любезны».

В дверь снова постучали. Снаружи послышался охрипший от ярости голос: «Откройте! Эй, там! Откройте!»

«Заходите!» – пригласил Божд, отодвигая панель. В дверном проеме стоял, выпучив глаза, Мерритт Эндервью, державший в дрожащей руке пистолет-разрядник. Как только он увидел Божда, его челюсть отвисла, плечи опустились.

«Прошу прощения, никак не могу пригласить вас зайти, – сказал Фарр. – Вчетвером мы тут не поместимся».

Страстный гнев проповедника испарился: «Что здесь происходит?»

Госпожа Эндервью протиснулась в коридор. «Ничего! – произнесла она гортанным, напряженным тоном. – Ничего здесь не происходит».

Омон Божд безразлично обратился к Мерритту Эндервью: «Для вас здесь нет ничего любопытного. Возможно, вам пора последовать за своей супругой».

Эндервью медленно повернулся на каблуках и удалился.

У Фарра дрожали колени. Перед ним разверзлись глубины, которые он не в силах был измерить, сплетения ускользавших от понимания побуждений и целей… Он опустился на койку, понимая только одно, и это понимание вызывало жгучую обиду: его провели на мякине, он попался на удочку.

«Прекрасный предлог для того, чтобы убить человека, не правда ли? – заметил исзик. – По меньшей мере в рамках законов и представлений, принятых на Земле».

Фарр быстро поднял глаза – замечание Божда носило явно иронический характер. Но ему пришлось ворчливо признать: «Надо полагать, вы спасли мою шкуру, чего бы она ни стоила».

Божд сделал такое движение, будто рассматривал Фарра через несуществующий лорнет: «Все это несущественно».

«Не с моей точки зрения, – возразил Фарр. – Мне дорога моя шкура».

Исзик собрался уходить.

«Подождите! – остановил его Фарр и поднялся на ноги. – Я хотел бы знать: чтó происходит?»

«Разве это не ясно?»

«Может быть, я глуп».

Исзик задумчиво посмотрел Фарру в лицо: «Пожалуй, находясь в центре событий, вы не видите ситуацию со стороны».

«Вы работаете на Сзекр?» – спросил Фарр.

«За пределами Исзма каждый исзик работает на Сзекр».

«Так чтó же происходит? Почему супруги Эндервью решили заманить меня в ловушку?»

«Рассмотрев все „за“ и „против“, они решили, что опасность, которую вы собой представляете, перевешивает вашу полезность».

«Уму непостижимо! Что это значит?»

Омон Божд сосредоточил на Фарре все сегменты глаз и ответил так, словно размышлял вслух: «Каждый момент существования – новое чудо. Подумайте о бесчисленных вариантах и возможностях, подстерегающих нас каждую секунду – о перспективах, ведущих в будущее. Мы идем только по одному пути, а другие… кто знает, куда они ведут? Таково вечное чудо сознательной жизни, величественная неопределенность каждого следующего мгновения, тогда как прошлое – непрерывно разворачивающийся ковер, обнажающий орнамент бытия».

«Да-да», – буркнул Фарр.

«Наши умы притупляются, привыкая к чудесам бытия – они слишком настойчивы и разнообразны, слишком многочисленны для нашего сознания, – Божд наконец отвел глаза от Фарра. – И с этой точки зрения все, что произошло – не больше и не меньше одного вдоха и выдоха».

Фарр сдавленно произнес: «Дышать я могу сколько угодно. Умереть я могу только однажды, и это создает определенную разницу в практическом отношении. По-видимому, вы тоже так считаете – и я не могу не признать, что я у вас в долгу. Но… почему?»

Омон Божд снова взмахнул воображаемым лорнетом: «Конечно же, исзики мыслят не так, как земляне. Нам свойственны, однако, некоторые общие инстинкты – в том числе уважение к жизни и стремление помогать тем, кого мы знаем».

«Понятно, – отозвался Фарр. – Значит, вы действовали, исходя исключительно из дружеских побуждений?»

Божд поклонился: «Можете рассматривать это таким образом. А теперь позвольте пожелать вам спокойной ночи». Он вышел из каюты.

Обессиленный, Фарр опустился на койку. За несколько минут супруги Эндервью превратились из доброжелательного, хотя и несколько замкнутого проповедника и его привлекательной супруги в пару безжалостных убийц. Но почему? Почему?

Фарр качал головой – он ничего не понимал. Субкомендант Сзекра упомянул о ядовитом шипе и отравленном виски: по-видимому, агенты-исзики уже трижды спасли ему жизнь. Фарр раздраженно вскочил, подошел к двери, отодвинул ее и выглянул наружу. Справа и слева блестела полоса серого стекла. Над головой тянулась такая же полоса коридора, ведущего к каютам верхней палубы. Фарр потихоньку выскользнул в коридор, прошелся до конца помоста и заглянул в салон через арочный проход. Два молодых туриста, инженер-сантехник и пара исзиков играли в покер. Исзики очевидно выигрывали: нижние сегменты их глаз сосредоточились на картах, тогда как верхние наблюдали за лицами противников.

Фарр отвернулся и взобрался по лестнице на верхнюю палубу. Здесь царила тишина – если не считать привычных приглушенных корабельных звуков: вздохов насосов, бормотания циркулирующих потоков воздуха, неразборчивых фраз, доносившихся из салона.

Фарр нашел каюту с табличкой «Мерритт и Антея Эндервью» на двери. Он колебался. Прислушиваясь, он не уловил никаких голосов, никаких шорохов. Подняв руку, чтобы постучаться, Фарр задержался, вспомнив рассуждения Омона Божда о чудесах бытия и о бесконечном разнообразии путей, ведущих в будущее… Он мог постучаться – или вернуться к себе в каюту. Он постучался.

Никто не ответил. Фарр взглянул направо, налево – вокруг никого не было. Он все еще мог вернуться к себе. Фарр попытался открыть дверь. Панель отодвинулась. В каюте было темно. Фарр нажал локтем на выступ стены: каюта ярко осветилась. Оцепеневший Мерритт Эндервью сидел на стуле, глядя прямо перед собой широко открытыми немигающими глазами.

Фарр понял, что проповедник мертв. Антея Эндервью лежала на нижней койке, спокойная и собранная.

Фарр не нуждался в ближайшем рассмотрении – она тоже умерла. Низкочастотная вибрация пистолета-разрядника превратила в месиво их мозги, все их мысли и воспоминания исчезли в этой коричневатой каше, все их пути, ведущие в будущее, оборвались. Фарр неподвижно стоял спиной к открытой двери. Он пытался задержать дыхание, но знал, что сделанного не поправишь. Отступив на шаг, он задвинул дверь. Через некоторое время стюарды найдут тела. Тем временем… Фарр стоял и думал, в нем нарастало беспокойство. Его могли заметить. Дурацкий флирт с Антеей Эндервью мог уже стать притчей во языцех; может быть, кто-то даже подслушал сцену, которую Мерритт устроил у входа в каюту Фарра. О его визите в каюту супругов Эндервью нетрудно было узнать. Молекулярная пленка, нанесенная его дыханием, уже покрывала каждый предмет в этой каюте. В суде такая улика служила неопровержимым доказательством: никому другому из пассажиров и команды звездолета не свойственно было дыхание с теми же характеристиками.

Фарр повернулся и направился в салон. Судя по всему, за ним никто не следил. Он взобрался по лестнице на мостик и постучал в дверь капитанской каюты. Капитан Дорристи отодвинул панель – коренастый молчаливый человек с вечно прищуренными черными глазами. За спиной капитана стоял Омон Божд. Фарру показалось, что мышцы щек исзика подернулись, что его ладонь повернулась – так, как если бы он крутил в воздухе лорнет.

Фарр внезапно успокоился: ему удалось уклониться от удара, который готов был ему нанести Божд.

«Два пассажира убиты – супруги Эндервью».

Омон Божд обратил на Фарра все сегменты глаз – с холодной враждебностью.

«Любопытно! – сказал Дорристи. – Заходите».

Фарр вступил в каюту. Божд отвел глаза в сторону.

Дорристи тихо произнес: «Божд сообщил мне, что вы убили супругов Эндервью».

Фарр повернулся и взглянул на исзика: «Кому еще понадобилось бы об этом врать? Он сам их убил».

Дорристи усмехнулся: «Исзик говорит, что вы волочились за женой проповедника».

«Я проявлял к ней вежливое внимание. В полете было скучно. До сих пор».

Дорристи взглянул на исзика: «Что скажете, Омон Божд?»

Исзик взмахнул воображаемым лорнетом: «Нечто большее, чем вежливость, привело госпожу Эндервью в каюту Фарра».

«Нечто большее, чем альтруизм, привело Омона Божда в мою каюту, чтобы Мерритт Эндервью не смог меня застрелить», – парировал Фарр.

Божд притворился удивленным: «Я ничего не знаю о ваших связях».

Фарр сдержал гнев и повернулся к капитану: «Вы ему верите?»

Дорристи снова невесело усмехнулся: «Я никому не верю».

«Вот что случилось. Этому трудно поверить, но все было именно так, – Фарр подробно изложил события. – После того, как Божд ушел, я задумался. Хотел раскопать подноготную происходящего, так или иначе. Решил навестить каюту Эндервью. Открыл дверь и нашел их – мертвых. После этого я сразу пришел сюда».

Дорристи ничего не сказал, но теперь направил изучающий взор на Омона Божда, а не на Фарра. Наконец капитан пожал плечами: «Мы запломбируем каюту. Вам обоим придется потерпеть, пока мы не прибудем на Землю».

Омон Божд прикрыл нижнюю половину глаз и взмахнул несуществующим лорнетом. «Я выслушал свидетельства Фарра, – беззаботно произнес он. – Меня впечатляет его искренность. По всей видимости я ошибся. Маловероятно, чтобы он был виновен в убийстве. Я отзываю свое обвинение». Исзик вышел из капитанской каюты. Фарр смотрел ему в спину с гневным торжеством.

Дорристи взглянул на него: «Вы их не убивали, конечно?»

Фарр фыркнул: «Конечно, нет!»

«Кто же тогда?»

«Надо полагать, кто-то из исзиков. Зачем? Не имею ни малейшего представления».

Дорристи кивнул и проворчал сквозь зубы: «Что ж, посмотрим. Приземлимся в Барстоу, а там посмотрим». Покосившись на Фарра, он прибавил: «Буду очень признателен, если вы будете держать язык за зубами. Ни с кем не обсуждайте эту историю».

«У меня не было такого намерения», – сухо отозвался Фарр.