Глава 8
Отбившееся от стаи облачко мертво зависло в мутно-горячем небе. Оно никуда не двигалось, не росло и не таяло. Облачку было лень заниматься хоть чем-нибудь.
Даже сельва, вечно шевелящаяся, непрерывно пожирающая сама себя и тут же возрождающаяся, – и та притихла. Прилив миновал, примитивная плоть побесилась и успокоилась, замерли подвижные растения, затаились болотные гады. Панцирные твари заякорились за деревья или легли на дно. Скользящие лианы лишь вяло шевелились, делая вид, что их совсем не интересует пища. Пройдут часы, а если повезет, то даже дни, и все изменится, но пока сельва притворялась миролюбивой. Такое время – самое безопасное и самое продуктивное для работы «в поле», разве что охраннику скучно торчать в катере без дела. Но охранники на это не жалуются. А ты – наплюй на график, подбадривай себя стимуляторами, работай столько времени, сколько нужно, и сделай столько, сколько успеешь.
Так должно было быть. Но было иначе.
На космодроме техники готовили к взлету грузовой шаттл. В мастерских рабочие спешно заканчивали ремонт всех катеров, вызывавших сомнения. Часть летающих платформ уже была переброшена из Эстели на северо-восток, поближе к границе Нового Пфальца. Бригады добровольцев получали вооружение и учились повиноваться командирам из армейских унтер-офицеров. Те чрезвычайно задирали носы и, не церемонясь, гоняли шпаков до седьмого пота, попутно вколачивая им, если это требовалось, понятие о дисциплине с помощью старинных унтер-офицерских методов, но ни один доброволец не пошел на попятную. Я понимал их. Им посулили то, на что они уже почти не надеялись: скорое возвращение на Землю с заработанными деньгами и, конечно, нешуточными премиальными. Добровольцев нашлось даже больше, чем требовалось, пришлось отбирать самых сильных и толковых.
Я плохо выполнил работу: подоплека заговора открылась мне слишком поздно. Проклятые стереотипы! Чего ждали от восстания твердиане? Свободы. Чего ждали бы от восстания (допустим, что оно возможно) человеческие отбросы с Саладины? Нажраться от пуза. А на что надеялась верхушка Преисподней?
На лучшее, конечно же, – в ее понимании. Она просто была куплена и продалась с удовольствием.
Формально большинство колоний Прокны находилось под юрисдикцией Земной Федерации, однако добычей и вывозом металла из Преисподней занималась компания Спейс Минералз, а из Нового Пфальца – Сириус Груп. Компании конкурировали, что не раз приводило к стычкам в спорных районах на границе двух территорий – как положено, со стрельбой, жертвами и долгими бесполезными разбирательствами в Межзоне. По-моему, только отсутствие крупных месторождений непосредственно на границе до сих пор удерживало вооруженные силы обеих территорий от серьезной войны. И все же шаткий мир не мог быть вечным.
Я мог лишь гадать, чем конкретно Спейс Минералз побудила к действиям верхушку администрации Преисподней, – надо думать, помимо кнута использовался и довольно сладкий пряник. Я не знал и не мог знать, какой конкретно особи достались пакеты акций, какой – новые посты, а какой – просто наличные деньги. Зато план операции, часть которого была сообщена мне буквально накануне и о второй части которого я догадался сам, прямо-таки восхитил меня великолепным цинизмом.
Восстания как такового не планировалось – оно играло роль наживки для множества недовольных и, конечно, ширмы для истинного смысла операции. Тысячам дураков, мечтавших о возвращении на Землю, мало-помалу вдолбили в головы: их судьба в их руках. Нечего ждать, шептали им. Администрация за вас, ребята, но сама ничего не может сделать. Межзона и Врата – там, за территорией Нового Пфальца. Он препятствует мирным полетам из Нового Сальвадора в Межзону. Недавно у границы опять была подбита летающая платформа, и пилот только чудом сумел вернуть ее на базу. Пусть недоверчивые спросят тех, кто находился на ее борту, – так ли это? Переговоры с этими наглецами из Нового Пфальца ни к чему не ведут, а Земля фактически поддерживает Сириус Груп…
Придется пробиваться силой.
Агитаторы почти открыто распространяли байки о Тверди и некоторых других колониях, завоевавших независимость. Работягам с Земли, чей срок контракта истек, было глубоко наплевать на все эти истории о дикарских восстаниях где-то на другом конце Галактики. Они хотели домой, только домой. Но если иного пути нет, то…
Не, парни, почему бы нам, в самом деле, не пострелять немного? Наше дело правое! Пусть администрация решает свои проблемы, пусть устраивает всепланетную революцию и нападает на Межзону! Нам – плевать, но мы поможем ей, а она поможет нам! В Межзоне – Врата! Чик – и мы дома. Что?.. Обман? Какой может быть обман, когда нам дают оружие, транспорт да еще платят такие деньжищи? Кто как, а я уже взял аванс. Обман, ха! Сказанул! Дурак ты, и уши у тебя холодные. Еще раз вякнешь такое – не обижайся…
Как легко обвести вокруг пальца тех, кто прямо-таки напрашивается на это!
– У нас недостаточно сил, чтобы одним ударом захватить Новый Пфальц, – признался мне Овечко. – К тому же сделать это надо молниеносно, парализовав управление колонией, а главное, промышленная инфраструктура не должна сколько-нибудь серьезно пострадать. Сложившаяся ситуация просто вынуждает нас привлечь дополнительные силы…
Вот тут-то последний кусочек мозаики лег на свое место. Я был прав, считая, что революция не имеет перспективы. Никакой революции и не планировалось – планировался вульгарный захват одной компанией собственности другой компании с помощью вооруженной силы, словом, довольно обычное дело в колониальной практике.
Если Сатана существует, думал я, и если он когда-нибудь вознамерится скупить души местных набобов хоть оптом, хоть в розницу, то он не разорится на этой сделке.
План был по-своему великолепен. Набитый десантниками шаттл просил вынужденную посадку и садился на единственном космодроме Нового Пфальца. Серьезного сопротивления там не ожидалось. Через минуту-другую флайдарты наносили удар по системе ПВО противника, а боевые платформы закрепляли успех. Захват административных центров и предприятий планировалось осуществить в течение максимум часа, после чего оставалось нейтрализовать лишь мелкие пограничные гарнизоны. Чтобы последние не помешали основному удару, требовалась отвлекающая операция – вот тут-то и нужны были вооруженные чем попало бутафорские вояки на тихоходных посудинах. Чем не мишени?
Обманутые контрактники шли на смерть в полной уверенности, что пробиваются в Межзону с полного согласия администрации Преисподней и при поддержке военных. В то же время в Министерстве по делам внеземных колоний должны были увериться в том, что в Новом Сальвадоре имеют место гражданские беспорядки локального масштаба, затронувшие, к великому сожалению, и Новый Пфальц. Внешняя разведка Земли имела данные о готовящемся восстании на твердианский манер. А речь шла всего-навсего о пошлом переделе собственности!
Боже, как убого…
И ради этого убожества должны были погибнуть люди.
Я наотрез отказался взять на себя командование одним из реальных боевых отрядов. Эксперт, консультант – это пожалуйста. Если угодно – с выездом в любое место, находящееся в пределах досягаемости предоставленного мне антиграв-катера. Но не более того.
Эдгар уже должен был получить мое донесение. В нем содержались только факты и краткая оценка администрации Нового Сальвадора. Импульс длиной в десять миллисекунд унес мое донесение на спутник. Я мог умыть руки: работа была сделана.
Я просто обязан был умыть руки – и как агент, и как мусорщик. Мне не хватало Вилли, он мог бы дать ценный совет. Впрочем, я заранее знал, что Вилли настоятельно порекомендовал бы мне не делать глупостей. Мусорщик может быть хорошим или плохим, но даже хороший мусорщик вовсе не обязан любить мусор.
Так-то оно так, но…
Земля вмешается и остановит это безумие, твердил я себе. Потом приходили сомнения. Чего ради ей вмешиваться в спор двух компаний о праве на клочок болотистой территории где-то у черта на рогах, если добываемый там металл в любом случае будет поступать на Землю? Для споров о собственности существует суд, при чем тут военно-полицейские акции? Противнее всего было то, что мое донесение подталкивало Землю как раз к выжидательному ничегонеделанию. Это ведь неплохо, если две могущественные корпорации сцепятся между собой, ибо, действуя сообща, они стали бы непомерно влиятельны…
Правда, погибнет множество людей, ну так что же из того? Человеческий материал имеет ценное свойство самовоспроизводиться, его под рукой довольно много, а дураки всегда остаются в дураках, разве когда-нибудь было иначе? В крайнем случае впоследствии можно будет найти стрелочника и примерно наказать.
Кстати, я вполне годился на роль такого стрелочника. Биография подходящая.
Мысленно я ругал Вилли на все корки – где он пропадает? Отнял у меня корабль… Одно появление черного корабля над Эстели, возможно, заставило бы местных комбинаторов задуматься, а уж если бы корабль начал действовать…
Я бы придумал как. Я бы начисто отбил у подлецов охоту швырять в огонь обманутых людей. Пусть глупых, но ведь людей!
Возможно, из меня никогда не выйдет хорошего мусорщика, думал я и почему-то совсем не огорчался этому.
Вилли так и не появился. Реакции Земли тоже не последовало. Накануне дня атаки на Новый Пфальц я продублировал сообщение на спутник. Никакого результата.
Эдгар говорил, что меня будут подстраховывать. Кто, где? Если в Новом Сальвадоре работал еще один его человек и если он имел связь, то Эдгар должен был получить аналогичную информацию и от него. И что же?
А ничего.
Вывести из строя шаттл – пожалуй, только так я мог помешать планам Спейс Минералз. Без шаттла вся затея с нападением на Новый Пфальц трещала по швам, операция наверняка была бы отложена, а за это время тайное имело отличные шансы стать явным для всей Прокны. Но на космодром меня не допускали. Я познакомился с одним техником и вел с ним осторожные разговоры. Техник принадлежал к той породе жучков, которым только плати, и они все сделают, если им будет обеспечена безопасность. Заплатить жучку я мог. С безопасностью было хуже, и я изобретал способы загнать шаттл в ремонт хотя бы на несколько дней, притом так, чтобы никого не угробило при аварии и чтобы никто не усомнился в естественном характере поломки.
Одно только: катастрофически не хватало времени. Последний камешек мозаики встал на место слишком поздно. Какой смысл ругать себя за недогадливость, если ругань не поможет делу?
Последние две ночи я не спал. К тому времени как я нашел безупречный во всех отношениях план диверсии против шаттла, мне уже было ясно: я опоздал. Техников перевели на казарменное положение, и никто из них не мог выйти за проволоку. Почему-то самые лучшие мысли приходят в голову тогда, когда уже никак не могут быть реализованы. Зачем тогда они возникают в голове?
Работа в департаменте была заброшена. То и дело я отвечал на вопросы Овечко, интересовавшегося моим мнением по той или иной детали плана:
– Нет-нет, оба командных пункта – главный и резервный – должны быть нейтрализованы одновременно, – вещал я. – Да, это можно сделать уже после начала операции по захвату космодрома… Нет, ракетный удар по объекту «А» недопустим – там ядерный реактор без серьезных средств внешней защиты. У нас тут и без того высокий естественный фон. Вам что, хочется заразить территорию в полмиллиона квадратных километров?..
И так далее, и тому подобное.
– Вот здесь у них радары, тут и тут. – Я тыкал пальцем в монитор. – И еще два вот здесь. Судя по пакетам волн, дальность их действия порядка двухсот километров. Надо выяснить, не остановлен ли какой-нибудь из них на профилактику. Это нам очень помогло бы. Если надо, я сам могу слетать. Пойду низко и медленно, меня примут за обычную посудину на воздушной подушке…
Овечко кивал: так, мол, и сделаем. Слетаешь – вот и молодец, хорошо, что сам предложил, мы это ценим, сразу видно, что ты свой, а за нами не пропадет…
Катер нес аппаратуру для пассивной локации, но не имел вооружения. Я всерьез собирался повредить обшивку шаттла таранным ударом – скользящим, но достаточным, – и дать деру в Межзону.
Горячее небо. Одинокое облачко. Притихшая сельва.
Развернув катер, я направил его в сторону Эстели, с раздражением сообщив по радио: вынужден вернуться из-за перегрева маршевого двигателя. Любой, кто слышал меня, не усомнился бы: я здорово разозлен, прямо-таки взбешен, киплю и извергаюсь. Подумать только, что грозит выйти из строя, – маршевый двигатель! Что может быть проще и надежнее элементарного реактивного движка? А вот поди ж ты… Говорят, что раз в сто лет и палка стреляет.
Под брюхом катера мелькали кроны деревьев, временами в зеленом пологе открывался провал с мертво застывшей коричнево-зеленой топью. Вяло, нехотя шевелились лианы. Дерево-капкан раскинуло ветви-щупальца, притворяясь добропорядочным растением. Мелкие твари на плавучем островке деловито суетились вокруг дохлого панцирного гада, прикидывая, очевидно, с какой стороны лучше начать вскрывать эту гигантскую консервную банку. Большая псевдоптица вильнула в сторону, избегая встречи с реактивной струей моего катера. Словом – тишь. Идиллия.
Затишье перед бурей.
Завтра все изменится. Еще до рассвета стартует шаттл, и тогда уже будет поздно что-либо предпринимать. Только сейчас, другого шанса мне никто не подарит.
До Эстели оставалось минут пятнадцать лету. Через пять минут, когда меня должны были засечь радары базы, я собирался сообщить о неполадках в системе управления и запросить аварийную посадку. Под эту легенду меня, пожалуй, не попытались бы сбить и при появлении в воздушном пространстве над космодромом, а там… Риск, конечно. Но разве я не удачлив от рождения? Сделаю дело и унесу ноги. В Межзону. Горючки хватит.
– Семьдесят первый, ты на радаре. – Незнакомый голос оживил горошину в ухе. – Доложи ситуацию.
– Справляюсь. – Я набирал высоту неуверенно, рывками. На подлете к Эстели пойду со снижением, но хаотично рыскать начну лишь секунд за пятнадцать-двадцать до цели. – Нет повода для беспокойства. Но прошу не отвлекать.
– Понял. Удачи тебе.
В голосе прозвучали теплые нотки. Хороший, наверное, парень. В другое время я бы с ним выпил чего-нибудь крепкого, но сейчас был вынужден врать ему напропалую. Сколько хороших людей спокойно и бездумно позволяют играть собой! После всего, что случится, администрация, конечно же, найдет стрелочника, и первым кандидатом будет диспетчер базы. Нетрудно представить себе, какие слова он скажет по моему адресу…
Я не успел как следует повертеть в голове эту мысль. Был сокрушительный удар. Небо, облачко, сельва – все бешено закрутилось перед моими глазами и сменилось чернотой. Я не успел понять, что камнем падаю в топь.
И сейчас же откуда-то сверху донесся голос Вилли:
– Очухался?
Вряд ли мое мычание он мог принять за членораздельный ответ. Но то был ответ по существу.
– Сейчас тебе станет лучше. Лежи.
Я стал лежать. Хорошее занятие, если ничего другого не можешь сделать, всем рекомендую. Мало-помалу в бездонную черноту перед моими глазами вплыли алые и желтые круги, покрутились немного и разогнали тьму. Тогда я увидел над собой лицо Вилли.
– Лежи, – повторил он. – Имей немного терпения.
Я был в корабле. Несомненно, он занимался моим врачеванием. Черт возьми, я был рад, рад, рад…
– Что… это… было?.. – сумел я вымучить спустя несколько минут.
– Взрыв это был, – фыркнул Вилли. – Кто-то заложил мину в твой катер. Ты случайно не знаешь кто?
– Овечко приказал, – сказал я слабым голосом, но с уверенностью. – А кто… кто сдал меня? Эдгар?
– Не думаю. Может, тот тип, которого ты подначивал вывести «шаттл» из строя?
Я закусил губу.
– Ты и это знаешь?
– Работа такая, – буркнул Вилли.
Силы быстро возвращались ко мне. Набатным колоколом гудела контуженая голова, но так и должно было быть, а еще ужасно чесалась правая голень. При попытке пошевелить ногой я ощутил острую боль, а Вилли прикрикнул на меня, чтобы я не ерзал. Наверное, голень была сломана, и сейчас корабль сращивал мои кости. Я знал, что он справится с этой работой довольно быстро – вот если бы я сломал хребет или основание черепа, дело могло бы затянуться на целый час.
Вилли спас меня, без него сельва, хоть и сонная, сожрала бы мое бесчувственное тело, не оставив ничего, – и все же я злился на Вилли. Он наблюдал за мной в течение как минимум нескольких дней, он мог бы помочь! Почему он не вмешался раньше?
Я знал ответ. Мусорщику нет и не должно быть дела до отдельных людей и целых их групп, если только они не интересуют Ореол. Но куратор поставит мусорщику в вину бездействие, если тот допустит гибель обученного персонала, способного еще приносить пользу Ореолу. Пусть даже в таком третьестепенном для Ореола деле, как контакты с человечеством. Вот Вилли и вмешался, не дав мне упасть в топь.
Завыть хотелось от такого ответа.
И ведь логически Вилли был прав, вот что грызло меня больнее всего. И сам-то я хорош! Что мне люди? Либо им было наплевать на меня, либо они пытались использовать меня в своих интересах. Даже Дженни, если подумать хорошенько, просто-напросто развлекалась с туземным пареньком. А человечество – что это вообще такое? Да существует ли оно на самом деле как нечто реальное – или это мнимая величина? Похоже, что именно мнимая, раз уж оно никак не избавится от привычки разбиться на кучки и перегрызться друг с другом из-за чрезвычайно важного повода: честолюбия либо алчности какого-нибудь двуногого гада… Для людей это естественно, как дыхание. С какой стати вмешиваться в естественные процессы?
И все же – психологический раздрай. Мусорщик не ореолит, он несовершенен. Я ожидал, что Вилли по своему обыкновению вырастит на столике бутылку глисса и постепенно напьется в зюзю, мрачнея с каждым новым бокалом и жалуясь заплетающимся языком на то, что он рожден второсортным. Потом он свалится на пол, и корабль высосет из его крови спирты и альдегиды. Вилли проснется трезвым и пробурчит мне, что пора заняться делом: устроить судьбу какого-нибудь типа, интересующего Ореол гораздо больше, чем все остальные единицы мусорной кучи, именующей себя человечеством. И мы примемся за работу.
Мы?
Черта с два. С текущими заданиями Ореола справится один Вилли. Пусть попотеет. А я еще не кончил свою работу в Преисподней.
Мало-помалу я сумел сосредоточиться. Метаморфоза происходила снаружи «бунгало», но Вилли мгновенно ее почувствовал.
– Что это ты делаешь? – поинтересовался он. – Впрочем, молчи, знаю. Ты растишь катер. Дурак. Неисправимый дурак. И к тому же энтузиаст.
– Это мое дело, – отрезал я.
– Будешь спасать обманутых кретинов, которых толкнут под лучеметы?
– Это мое дело.
– Никто не бывает обманут, если сам этого не хочет. Да что с тобой говорить…
– Вот и помолчи.
С минуту Вилли прислушивался к внутренним ощущениям – у него всегда лучше, чем у меня, получалось ощущать корабль как часть самого себя. Он говорил, что за год этому не научишься, вот лет за пятнадцать-двадцать – другое дело.
– Остановись, – вдруг сказал он. – Я доделаю.
– Я и сам могу…
– Не можешь. Ты нервничаешь.
– Глупости, – сказал я сердито. – Не мешай. Что ты понимаешь в катерах?
– В таких допотопных, – съязвил он, – действительно мало что.
От возмущения я дернулся, и боль в недолеченной ноге заставила меня зашипеть по-змеиному. Вилли тотчас перехватил инициативу – спустя секунду корабль выполнял уже его задание, а не мое. Ладно… Пусть развлекается. Не понравится – переделаю.
Теперь уже я прислушивался к ощущениям. Кажется, Вилли в самом деле растил катер, а не уничтожал его. Зачем? Чтобы выпустить меня в полет и еще раз выручить, наглядно показав мне, какой я все-таки еще придурок и как трудно научить меня уму-разуму?
Наверное.
Я не должен был делать того, что выходило за мои обязанности мусорщика. Я не должен был делать того, что выходило за пределы моего задания как агента земной разведки. Я просто должен был лежать на полу «гостиной» и ждать, когда корабль залечит мне ногу. Заботливый корабль, предоставленный мусорщику заботливыми сверхлюдьми, честно и безотказно делал свое дело. Плевать ему было на то, что готово свершиться на кружащейся под ним ничтожной планетке.
Почему-то я думал, что мы находимся на орбите. Но, превратив часть пола в обзорный экран, я с удивлением обнаружил: ничего подобного. Корабль завис на высоте нескольких километров над Эстели, я отчетливо видел внизу большой застроенный остров и рядом с ним остров поменьше – с космодромом. Я даже видел шаттл – он стоял вертикально на стартовом столе, устремив в горячее небо тупой нос. Стометрового размаха крылья казались несуразно короткими по сравнению с его длинной и толстой тушей. Со стороны они смахивали скорее на плавники, чем на крылья.
Не в моих силах будет остановить операцию, когда шаттл взлетит. Как мне преградить путь десяткам летающих платформ с добровольцами, согласившимися от безнадеги и тоски зеленой повоевать за свое кровное? Убеждением? Поздно. Да и не поверили бы они в то, что им отведена роль пушечного мяса в отвлекающей операции. Силой? Это при помощи одного-единственного катера?
А может быть, Вилли согласится задействовать и корабль – хотя бы сделать его видимым, чтобы внизу ошалели и забегали, а потом призадумались?
– Готово, – сказал Вилли, и я почувствовал: да, готово. Новенький катер был выращен и не нуждался в предполетной подготовке. Мертвый и глупый, в отличие от корабля, он превосходил то, что пытался вырастить я, как атлет превосходит гиподинамичного задохлика. Не видя катера, я ощущал его присутствие и любовался им.
– Ресурс мал, – все-таки нашел я к чему придраться.
– А он и не нужен, – отрезал Вилли.
Я шевельнул ногой – больно. Подождать еще?
– Поможешь мне добраться до катера? – спросил я.
– Еще чего…
– А что?
– Тебе еще рано в рай, – буркнул Вилли. – Лежи смирно. Чини ногу, потому что твою голову уже никто не починит, нечего и стараться. Я сам слетаю.
Такого я не ожидал и вытаращил на него глаза. Мне даже показалось, что я ослышался.
– Почему это ты?
– Потому что мне так хочется, – объявил Вилли. Теперь он был очень серьезен. – Ты ведь окажешь мне эту маленькую услугу?
Вилли, спасающий людей, был возможен. Но Вилли, делающий это демонстративно, чуть ли не напоказ и без стыдливости, скрываемой за сарказмом в мой адрес, не укладывался у меня в голове. Я помялся, прежде чем спросить:
– Ты уверен, что тебе этого хочется?
– Более чем.
– Все-таки это мое дело, – напомнил я.
– А ты не жадничай, – усмехнулся он. – Поделись.
Мне очень не хотелось, чтобы он летел. Не стану врать, в ту минуту я еще ничего не заподозрил. Просто не на все сто процентов верил, что он сделает все как надо.
Но Вилли все равно поступил бы по-своему. А у меня еще не срослись кости.
– Черт с тобой, – сдался я. – Лети.
Он присел рядом со мной на корточки.
– Знаешь, что я хочу тебе сказать?.. Не бери в голову. Все, что происходит в мире людей, – чепуха. Запомни это. А если уж вмешиваешься, то делай это не потому, что надо, а потому, что хочется. Ты верно сказал: хочется. Так и делай. Понял?
Я хотел сказать, что не вполне понял, но он встал и быстро вышел.
Буквально через пять секунд от «бунгало» отстыковался катер. Он сразу нырнул вниз – стремительный, потрясающе красивый. Он валился на цель сверху, как крылатый хищник, атакующий наземную дичь. Невидимая струя от маршевого двигателя превратила его в быстро уменьшающееся дрожащее пятно. Я прибавил увеличение.
Катер падал вниз. Он шел точно на стартовый стол, на замершую на нем толстую тушу шаттла. Я пробормотал ругательство: либо Вилли серьезно переоценивал свои возможности, либо вообще не был асом. На его месте я атаковал бы шаттл в горизонтальном полете – так проще всего стукнуть обшивку скользящим ударом, не угробив катер, и уйти безнаказанным. Да что же он делает?.. Это же не атака, это чистое самоубийство…
Иногда навесишь ярлык наобум, а потом поражаешься, насколько попал в точку. Только это не всегда радует.
– Вилли!!! – заорал я.
Было поздно что-либо предпринимать. Уже никто не успел бы перехватить катер. Даже корабль ореолитов, способный, казалось, на все, не поспел бы к месту столкновения. Во всем мире не существовало силы, способной предотвратить то, что задумал мой наставник.
– Вилли… – прошептал я.
Не хочу рассказывать о том, что мне довелось пережить в последнюю секунду перед неизбежным. Катер снес хвостовое оперение шаттла и на мгновение вспух ярким цветком. Потом повалил дым, к стартовому столу шустрыми букашками помчались пожарные машины…