Пайпер вернулась домой и обнаружила ждущих ее Каролин, Терстона и юных Эпплтонов. Обрадовалась, увидев их, потому что смогла отвлечься от мыслей о Сэмми Буши. По крайней мере временно.
Она выслушала рассказ Каролин о припадке Эйдена Эпплтона, но мальчик вроде бы прекрасно себя чувствовал и все глубже зарывался в упаковку печенья с финиками «Фиг ньютонс». На вопрос Каролин, не нужно ли показать мальчика врачу, Пайпер покачала головой:
– Если повторения не будет, мы можем предположить, что причина в голоде и эмоциональном возбуждении, вызванном игрой.
Терстон печально улыбнулся:
– Мы все испытывали эмоциональное возбуждение. Хорошо проводили время.
Когда речь зашла о крыше над головой, Пайпер прежде всего подумала о доме Маккейнов, который находился рядом. Только она не знала, где они прячут запасной ключ.
Элис Эпплтон сидела на полу, скармливая Кловеру крошки «Фиг ньютонс». Овчарка тыкалась мордой ей в лодыжки, показывая, что лучшей подруги у нее нет и быть не может.
– Самая лучшая собака, которую я только видела, – поделилась девочка с Пайпер. – Как бы мне хотелось, чтобы у нас была такая.
– У меня был дракон, – сообщил всем Эйден, уютно устроившийся на коленях Каролин.
Элис пренебрежительно улыбнулась:
– Его придуманный Д-Р-У-Ж-Б-А-Н.
– Понимаю, – кивнула Пайпер. Решила, что при необходимости можно разбить окно в доме Маккейнов; если уж прижимает к стенке, то все средства хороши. Но когда она поднялась, чтобы проверить, как там кофе, в голову пришла более удачная идея: – Думегены! Мне следовало сразу о них подумать. Они уехали в Бостон на конференцию. Корали Думеген просила меня поливать цветы, пока их не будет.
– Я преподаю в Бостоне, – вздохнул Терстон. – В Эмерсоне. И редактирую текущий номер «Плугов». – Снова вздох.
– Ключ под цветочным горшком слева от двери, – объяснила Пайпер. – Не думаю, что у Думегенов есть генератор, но дровяную печь на кухне вы найдете. – Она замялась, подумав: Люди-то из большого города. – Сможете вы приготовить еду на дровяной печи, не устроив пожара?
– Я вырос в Вермонте, – ответил Терстон. – До того как уехал в колледж, растопка обеих печей, в доме и амбаре, лежала на мне. Такие навыки не забываются. – Очередной вздох.
– Я уверена, в кладовой еды хватит, – добавила Пайпер.
Каролин кивнула:
– Уборщик в муниципалитете нам так и сказал.
– А еще Мла-а-а-адший, – влезла Элис. – Он коп. Хитрый.
Уголки рта Терстона опустились.
– Хитрый коп, Элис, ударил меня. Он или второй. Я их различить не могу.
Брови Пайпер поднялись.
– Ударил Терса кулаком в живот, – подтвердила Каролин. – Обозвал нас масснюками – мы вообще-то действительно из Массачусетса, смеялся над нами. На меня это произвело самое ужасное впечатление – как копы смеялись над нами. Они повели себя лучше, когда привезли детей, но… – она покачала головой, – они вышли из-под контроля.
Этого хватило, чтобы Пайпер вспомнила Сэмми. На виске запульсировала жилка, медленными, сильными ударами, но голос преподобной еще оставался ровным:
– Как звали второго полицейского?
– Френки, – ответила Каролин. – Младший называл его Френки Ди. Вы знаете этих парней? Должны знать.
– Знаю, – подтвердила Пайпер.
Она объяснила вновь образованному семейству, как пройти к дому Думегенов (находился он рядом с больницей – немалый плюс, случись у мальчика еще один припадок), и какое-то время посидела за столом, с чашкой чаю. Пила его медленно. Маленький глоток – и ставила чашку на стол. Кловер заскулил. Он знал ее, как никто другой, и Пайпер предполагала, что пес чувствовал ее ярость.
Может, она меняет идущий от меня запах. Может, тот становится более горьким или каким-то еще.
Начала формироваться общая картина. Не очень-то приятная. У этих новых полицейских, очень молодых полицейских – не прошло и двух суток, как их привели к присяге, – уже отказали тормоза. Что они и продемонстрировали с Сэмми Буши и Терстоном Маршаллом. Генри Моррисон и Джекки Уэттингтон, копы-ветераны, никогда бы на такое не пошли – так она, во всяком случае, думала, – но Фред Дентон? Тоби Уилен? Возможно. Вероятно. При Герцоге эти парни не выходили из рамок. Без нареканий не обходилось, они могли наговорить лишнего, остановив тебя за превышение скорости, но не более того. И разумеется, никого лучше городской бюджет позволить себе не мог. Но как говорила ее мать: «Задешево дорогого не купишь». И теперь, когда начальником полиции стал Питер Рэндолф…
С этим что-то следовало сделать.
Только от нее требовалось сохранить контроль над своей вспыльчивостью, чтобы вспыльчивость не контролировала ее.
Она сняла поводок с гвоздика у двери. Кловер тут же поднялся, замахал хвостом, уши встали торчком, глаза заблестели.
– Пошли, увалень. Нам предстоит подать жалобу.
Овчарка еще слизывала прилипшие к шерсти крошки печенья, когда Пайпер повела собаку к двери.
Пересекая городскую площадь – Кловер держался у ее правой ноги, – Пайпер чувствовала, что контролирует вспыльчивость. Чувствовала, пока не услышала смех. Он донесся до нее, когда она с Кловером приближалась к полицейскому участку. Пайпер увидела тех троих, чьи имена назвала ей Сэмми Буши: Дилессепса, Тибодо, Сирлса. Присутствовала и Джорджия Ру, та самая Джорджия, которая, по словам Сэмми, науськивала их: Трахните ее. Компанию им составлял Фредди Дентон. Они сидели на верхней ступеньке лестницы, пили, похохатывая, газировку, болтали. Герцог Перкинс никогда бы такого не допустил. Он, если бы увидел подобное из могилы, начал бы вертеться в гробу так быстро, что его останки воспламенились бы.
Мел Сирлс что-то сказал, и они вновь загоготали, хлопая друг друга по спинам. Тибодо обнимал свою подругу, кончики его пальцев ласкали Джорджии грудь. Она что-то сказала, и они засмеялись еще громче.
Пайпер подумала, что причина смеха – изнасилование (как классно у них все вышло), и после этого совет отца забылся напрочь. Ту Пайпер, которая пользовала бедных и больных, освящала брак и отправляла в последний путь, а по воскресеньям проповедовала о милосердии и терпимости, грубо затолкали в глубины сознания, откуда она могла наблюдать за происходящим лишь сквозь мутное стекло. Власть взяла другая Пайпер, та самая, что крушила свою комнату в пятнадцать лет, роняя слезы ярости, а не печали.
Муниципалитет и новое кирпичное здание полицейского участка разделяла вымощенная каменными плитами площадь Военного мемориала. В центре стояла статуя отца Эрни Кэлверта, Люсьена Кэлверта, которого за проявленный в Корее героизм посмертно наградили медалью «Серебряная звезда». На пьедестале этой статуи выбили имена всех жителей Честерс-Милла, погибших на полях сражений всех войн начиная с Гражданской. Тут же находились два флагштока, на вершине которых обычно развевался звездно-полосатый флаг государства и флаг штата с изображениями фермера, моряка и лося. Теперь же флаги понуро обвисли в красноватом свете близящегося заката. Пайпер Либби прошла между двумя флагштоками словно во сне. Кловер, навострив уши, по-прежнему держался у ее правого колена.
«Патрульные», сидевшие на верхней ступени, вновь расхохотались, и Пайпер подумала о троллях из сказки, которую среди прочих читал ей в детстве отец. Троллях в пещере, злорадствующих на кучах нечестно нажитых сокровищ. Тут вся компания увидела ее и затихла.
– Добрый вечер, преподобная. – Мел Сирлс встал, подтянув при этом ремень.
Вставать в присутствии женщины, подумала Пайпер, этому научила его мать? Вероятно. А вот утонченное искусство изнасилования он освоил где-то еще.
Мел все еще улыбался, когда она добралась до ступеней, но потом улыбка увяла, и во взгляде появилась неуверенность: вероятно, он увидел, какое у нее лицо. Сама Пайпер не знала, какое именно. Судя по внутренним ощущениям, лицо превратилось в маску. Застывшую.
Она увидела, что самый здоровенный из них пристально наблюдает за ней.
Он, как Кловер, чувствует этот запах. Запах ярости.
– Преподобная, все в порядке? – спросил Мел. – Или есть проблемы?
Она поднялась по ступеням, не быстро, но и не медленно. Кловер по-прежнему держался у ее правой ноги.
– Будь уверен, проблема есть. – Она смотрела на него.
– И что…
– Вы! Вы – проблема.
Она толкнула его. Мел этого не ожидал. Он все еще держал стаканчик с газировкой. Взмахнул руками, чтобы сохранить равновесие, но плюхнулся на колени Джорджии Ру. На мгновение выплескивающаяся газировка зависла на фоне краснеющего неба.
Джорджия вскрикнула от неожиданности, когда Мел приземлился на нее. Подалась назад, пролив свой стакан. Газировка полилась по широкой гранитной площадке, которая вела к дверям.
До носа Пайпер долетел запах виски или бурбона. Свою колу они сдобрили тем, что другие горожане купить не могли. Так что не стоило удивляться их громкому смеху. Красная брешь в ее голове добавила ширины.
– Вы не имеете… – заговорил Френки и начал подниматься со ступенек.
Пайпер толкнула и его. В одной далекой, далекой галактике рычал Кловер, обычно добрейшая из собак.
Френки упал на спину, его глаза широко раскрылись от удивления, и на мгновение он очень уж напомнил Пайпер ученика воскресной школы, каким когда-то был.
– Изнасилование – проблема! – прокричала Пайпер. – Изнасилование!
– Заткнись! – отчеканил Картер. Он по-прежнему сидел и, хотя Джорджия трусливо жалась к нему, сохранял спокойствие. Мышцы бугрились под синей рубашкой с короткими рукавами. – Заткнись и немедленно проваливай отсюда, если не хочешь провести ночь в камере внизу…
– Это ты проведешь ночь в камере! – оборвала его Пайпер. – Вы все!
– Заставь ее заткнуться. – Джорджия еще не хныкала, но дело к этому шло. – Заставь ее заткнуться, Карт.
– Мэм… – Фредди Дентон сидел с выпущенной из-под пояса рубашкой, и от него пахло бурбоном. Герцог уволил бы его тут же. Уволил бы их всех.
Фредди начал подниматься, но, как и все остальные, предпринявшие такую попытку, тут же повалился обратно. При других обстоятельствах изумление, отразившееся на его лице, могло вызвать смех. Хорошо, что они сидели, а она стояла. Это многое упрощало. Но боль с такой силой билась в висках.
Пайпер повернулась к Тибодо, самому опасному из них. Он по-прежнему взирал на нее с вызывающим бешеную злобу спокойствием. Словно перед ним стояла очередная участница «Шоу уродов», за просмотр которого Тибодо заплатил четвертак. Но он смотрел на нее снизу вверх, и в этом заключалось ее преимущество.
– И та камера будет не внизу. – Теперь Пайпер обращалась непосредственно к Тибодо. – Она будет в Шоушенке, и там с вами будут проделывать то же самое, что вы проделали с девушкой.
– Ты – глупая сука, – произнес Картер спокойно, будто говорил о погоде. – Мы и близко не подходили к ее дому.
– Это точно. – Джорджия уже сидела прямо. Кола пузырилась на ее щеке, где виднелась остаточная подростковая сыпь (вроде бы уже сходила, но цеплялась за последние островки кожи). – А кроме того, все знают, что Сэмми Буши – лживая лесба.
Губы Пайпер растянулись в улыбке. Она повернулась к Джорджии, которая отпрянула от этой безумной женщины, внезапно появившейся на ступенях, когда они так весело встречали закат.
– И как ты узнала имя этой лживой лесбы? Я его не называла.
Рот Джорджии в ужасе раскрылся, превратившись в букву «О». И впервые что-то мелькнуло на спокойном лице Картера Тибодо. Пайпер не могла сказать – страх или раздражение.
Френк Дилессепс осторожно поднялся:
– Вам бы лучше не разбрасываться обвинениями, которые вы не можете подтвердить, преподобная Пайпер.
– И не нападать на сотрудников полиции, – добавил Фредди Дентон. – На этот раз не буду предпринимать никаких мер – нервы у всех на пределе, – но вы должны воздержаться от подобных обвинений. – Он помолчал, потом, запинаясь, добавил: – И перестать толкаться, разумеется.
Пайпер продолжала сверлить взглядом Джорджию, крепко сжимая правой рукой черную пластмассовую ручку поводка Кловера. Собака рычала, раздвинув передние лапы и наклонив голову. Словно где-то неподалеку на холостых оборотах работал мощный навесной лодочный мотор. Дыбом стоявшая на шее шерсть полностью скрывала ошейник.
– Откуда тебе известно ее имя, Джорджия?
– Я… я… я просто предположила…
Картер схватил ее за плечо и сжал:
– Заткнись, крошка! – А потом обратился к Пайпер, по-прежнему не вставая (Потому что не хочешь, чтобы тебя вновь усадили, трус): – Не знаю, какая муха вас укусила, но прошлый вечер мы провели вместе на ферме Олдена Динсмора. Пытались вытянуть хоть слово из оловянных солдатиков, которые несли вахту на Сто девятнадцатом, но не смогли. А Буши живет совсем в другой части города. – Он оглядел друзей.
– Точно, – кивнул Френки.
– Точно, – подтвердил Мел, недоверчиво поглядывая на Пайпер.
– Да! – воскликнула Джорджия. Рука Картера вновь обнимала ее, и все сомнения исчезли. Она воинственно уставилась на Пайпер.
– Джорджи предположила, что вы кричали о Сэмми, – продолжил Картер все с тем же бесящим спокойствием. – Потому что всем известно, что второй такой лживой подстилки в городе нет.
Мел Сирлс загоготал.
– Но вы не предохранялись. – Сэмми об этом говорила, и напрягшееся лицо Тибодо подтвердило ее слова. – Вы не предохранялись, а в больнице взяли мазки. – Пайпер понятия не имела, взяли или нет, да ее это и не волновало. По их раскрывшимся глазам она поняла, что ей поверили, а другого и не требовалось. – И когда сравнят ваши ДНК с тем, что нашли…
– Достаточно! – оборвал ее Картер. – Заткнись!
Она яростно ему улыбнулась:
– Нет, мистер Тибодо. Мы только начинаем, сын мой.
Фредди Дентон потянулся к ней. Она тычком его усадила и тут же почувствовала, как ее левую руку схватили и выкрутили. Повернулась и взглянула в глаза вставшего на ноги Тибодо. Спокойствие из них ушло, они сверкали от ярости.
Привет, брат мой, бессвязно подумала она.
– Пошла на хрен, гребаная сука! – И на этот раз толкнули ее.
Пайпер повалилась вниз, инстинктивно попыталась сложиться, чтобы не удариться о каменные ступени головой, зная, что они разобьют ей череп. Такой удар мог ее убить или – еще хуже – оставить овощем. Вместо этого она ударилась левым плечом, ощутив всплеск боли. Знакомой боли. Однажды, лет двадцать назад, на футбольном поле Пайпер вывихнула плечо и могла поклясться, что вывихнула его вновь.
Ноги перелетели через голову, она выполнила обратный кувырок, чуть не сломав себе шею, и приземлилась на колени, содрав кожу с обоих. Наконец шлепнулась на грудь и живот. Потом сползла до нижней ступеньки. Кровоточила щека, кровоточил нос, кровоточили губы, болела шея, но, ох, Господи, сильнее всего болело плечо, выгнувшееся бугром, неестественно вывернутое, каким Пайпер его хорошо помнила. Только в прошлый раз этот бугор обтягивал красный нейлон футболки «Диких кошек». Тем не менее она поднялась, слава Богу, ноги ее еще слушались; такое падение могло привести и к параличу.
В какой-то момент поводок она потеряла, и Кловер прыгнул на Картера, собачьи зубы рвали грудь и живот под рубашкой, рвали рубашку, овчарка повалила Тибодо на гранитную площадку, добираясь до его внутренностей.
– Оттащите его! – кричал Картер. От его прежнего спокойствия не осталось и следа. – Он меня убьет!
И да, Кловер пытался. Его передние лапы стояли на бедрах Картера, которые поднимались и опускались, потому что тот пытался вырваться. Казалось, немецкая овчарка катит на велосипеде. Пес изменил направление атаки и укусил Картера в плечо, вызвав у того новый крик. А потом попытался вцепиться ему в шею. Картер едва успел упереться руками в грудь собаки, чтобы уберечь горло.
– Остановите его!
Френк попытался схватить поводок. Кловер повернул голову и щелкнул зубами возле его пальцев. Френк отпрыгнул, и пес вновь сосредоточился на человеке, который сбросил его хозяйку с лестницы. Пасть открылась, обнажив два ряда сверкающих белых зубов, и овчарка предприняла вторую попытку добраться до шеи Тибодо. Тот поднял руку, а потом закричал от боли, потому что Кловер впился в нее зубами и начал трясти, как одну из своих любимых тряпичных игрушек. Только игрушки не кровоточили, в отличие от руки Картера.
Пайпер с трудом поднималась по лестнице, прижимая к животу левую руку. Лицо превратилось в кровавую маску. Кусок выбитого зуба прилип к уголку рта, как крошка хлеба.
– ОТОРВИТЕ ЕГО, ГОСПОДИ, ОТОРВИТЕ ОТ МЕНЯ ЭТОГО ГРЕБАНОГО ПСА!
Пайпер уже открыла рот, чтобы приказать Кловеру отойти, когда увидела, как Фред Дентон вытаскивает пистолет.
– Нет! – закричала она. – Нет, я его остановлю!
Фред повернулся к Мелу Сирлсу, указал на собаку свободной рукой. Мел выступил вперед и ногой ударил Кловера под задние лапы. Ударил сильно, как когда-то (и не так давно) бил по футбольному мячу.
Кловера потащило в сторону, он отпустил кровоточащую, изорванную руку Тибодо, два пальца которых торчали в стороны под неестественным углом, как наклонившиеся стойки указателей.
– НЕТ! – вновь закричала Пайпер, так громко, что перед глазами все застлала серая пелена. – НЕ ТРОГАЙТЕ МОЮ СОБАКУ!
Фред не обратил на эти крики ни малейшего внимания. Как и на Питера Рэндолфа, который появился в дверях с выпущенной из штанов рубашкой, расстегнутой молнией и номером «Аутдорс», который читал, сидя на толчке. Фред нацелил пистолет на собаку и выстрелил.
На небольшой площадке между двумя зданиями выстрел прогремел громовым раскатом. Верхнюю часть головы Кловера снесло, выплеснулась кровь с осколками костей. Пес шагнул к кричащей, залитой кровью хозяйке, сделал второй шаг и упал.
Фред с пистолетом в руке направился к Пайпер и схватил ее за больную руку. Бугор на плече протестующе взревел. Однако она не отрывала глаз от трупа собаки, которая попала к ней еще щенком.
– Ты арестована, свихнувшаяся сука! – Фред, глаза которого на бледном потном лице чуть ли не вылезали из орбит, наклонился к ней так близко, что до нее долетала его слюна. – Все, что ты скажешь, может быть использовано против твоей чокнувшейся задницы.
На другой стороне улицы из «Эглантерии» выбегали люди, среди них Барби, в фартуке и бейсболке. Но первой прибыла Джулия Шамуэй.
Она увидела все сразу и по отдельности: мертвая собака; толпящиеся копы; окровавленная кричащая женщина, одно плечо которой поднималось выше другого; лысый коп – Фредди чертов Дентон, – трясущий ее за руку, идущую от поврежденного плеча; кровь на ступеньках, говорившая о том, что Пайпер упала с них. Или что ее столкнули.
И Джулия повела себя как никогда прежде: сунула руку в сумочку, достала бумажник, раскрыла и поднялась по лестнице, крича во всю мощь:
– Пресса! Пресса! Пресса!
И Фред хотя бы перестал трясти руку Пайпер.