Пока генератор еще работал – без дополнительных баллонов с пропаном он долго не протянет, – Бренда Перкинс сумела включить принтер мужа и распечатала все документы из папки «ВЕЙДЕР». Невероятный список преступлений, составленный Гови – и, вероятно, смерть застала его в тот момент, когда он собрался действовать, – на бумаге казался ей более убедительным, чем на экране. И чем дольше она смотрела на этот список, тем больше перечисленные в нем преступления соответствовали тому Джиму Ренни, которого она знала с давних, давних пор. Бренда всегда считала, что он – монстр; только не ожидала, что такой ужасный.
Даже материалы о коггинсовской церкви Пляшущего Иисуса об этом говорили… хотя, если она прочитала все правильно, то была не церковь, а большой святой «Мейтэг», который отмывал деньги, а не одежду. Деньги, полученные от производства наркотиков, причем производства, по мнению ее мужа, «возможно, одного из самых крупных за всю историю Соединенных Штатов».
Но имелись проблемы, наличие которых признавали и начальник полиции Гови Перкинс по прозвищу Герцог, и генеральный прокурор штата. Именно из-за этих проблем этап сбора информации в операции «ВЕЙДЕР» так затянулся. Джим Ренни был не только ужасным, но и умным монстром. Потому и предпочитал оставаться вторым членом городского управления. Энди Сандерс прокладывал для него путь.
И служил мишенью. Долгое время. Вещественными доказательствами Гови располагал только против Энди. Номинально всем руководил он, этот веселый, вечно улыбающийся тупица. Первый член городского управления, первый дьякон церкви Святого Искупителя, первый в сердцах горожан, и именно его подпись стояла на корпоративных документах, след которых в конце концов терялся в финансовых болотах Нассау и острова Большой Кайман. Если б Гови и генеральный прокурор штата поторопились, именно Энди сфотографировали бы для уголовного дела. Возможно, только его, если бы Энди поверил обещаниям Большого Джима и не сказал ни слова. А кто мог молчать лучше чурбана?
Прошедшим летом, однако, ситуация начала меняться, и Гови почувствовал, что дело близится к концу. Фамилия Ренни начала появляться на документах, которые смог добыть генпрокурор штата, главным образом невадской корпорации «Таун венчурс». Деньги «Таун венчурс» уходили на запад, а не на восток, не в Карибское море, а на материковый Китай, в страну, где ключевые составляющие для производства синтетических наркотиков могли закупать в больших объемах, вызывая минимум вопросов, а то и никаких.
Почему Ренни так подставился? Гови Перкинс смог выдвинуть только одну причину: деньги стали слишком большими для одной святой прачечной, и произошло это слишком быстро. Фамилия Ренни появилась в учредительных документах еще полдесятка фундаменталистских церквей Северо-Запада. «Таун венчурс» и эти другие церкви (не упоминая полдесятка религиозных радиостанций, в том числе и в АМ-диапазоне, пусть и не таких мощных, как ХНВ) стали первой серьезной ошибкой Ренни. Он оставил свободно болтающиеся концы. За такой конец можно потянуть и рано или поздно – как правило, рано, – распутать весь клубок.
Ты не мог остановиться. Бренда сидела за столом мужа и всматривалась в бумаги. Ты заработал миллионы – может, десятки миллионов, – риски становились все выше, но ты по-прежнему не мог остановиться. Как обезьяна, которую ловят, потому что она не может выпустить из руки еду. Ты сидел на огромных деньгах и все равно жил в старом трехэтажном доме и продавал автомобили в своем паршивом салоне на 119-м. Почему?
Но на самом деле она знала ответ. Ренни держали не деньги, его держал город. Принадлежащий ему город. Сидя где-нибудь в Коста-Рике или разъезжая по охраняемому поместью в Намибии, Большой Джим превратился бы в Маленького Джима. Потому что человек, лишенный цели в жизни, пусть даже его банковские счета ломятся от денег, – всегда маленький человек.
Если бы она пришла к нему с этими документами, удалось бы ей с ним договориться? Заставить его уйти с должности в обмен на ее молчание? Уверенности у нее не было. И она боялась этого противостояния. Ужасного, может, и опасного. Она бы хотела, чтобы при этом с ней была Джулия Шамуэй. И Барби. Да только Дейл Барбара сам ходил под дамокловым мечом.
Голос Гови, спокойный, но твердый прозвучал у нее в голове: Ты можешь позволить себе немного подождать – я ждал, пока не получил неопровержимых улик, – но слишком долго я бы ждать не стал, дорогая. Потому что чем дольше будет отрезан город, тем опаснее будет становиться Ренни.
Она подумала о Гови, который уже поехал, но потом остановился, чтобы под ярким солнечным светом прижаться к ее губам своими губами, этот рот Бренда знала как собственный и любила его. Чтобы погладить ее по шее. Словно он знал, что конец грядет и другого случая не представится. Незамысловатая и романтическая идея, но она почти в это поверила, и ее глаза наполнились слезами.
Внезапно бумаги и изложенные на них махинации потеряли важность. Как и сам Купол. А что стало действительно важным, так это дыра, внезапно образовавшаяся в ее жизни и высосавшая все счастье, которое она воспринимала как должное. Бренда задалась вопросом: испытывал ли Энди Сандерс то же самое? Предположила, что да.
Я подожду двадцать четыре часа. Если Купол завтра вечером никуда не денется, я пойду к Ренни с этими бумагами – с копиями этих бумаг – и скажу, что он должен уйти в отставку, уступив свое место Дейлу Барбаре. Скажу ему, что он прочитает о своих делишках с наркотиками в газете, если этого не сделает.
– Завтра, – прошептала она и закрыла глаза. Двумя минутами позже уже спала на стуле Гови.
В Честерс-Милле наступил час ужина. Что-то (включая сотню порций «Цыпленка от Барбары») готовилось на электричестве и на газу, спасибо тем генераторам, что еще работали, но многие воспользовались дровяными печами, то ли экономя газ, то ли не имея генератора. Так что дым поднимался в стоячем воздухе из сотен труб.
И расползался.