Сначала Пайпер подумала, что кто-то оставил на дороге мешок с мусором. Подъехав ближе, поняла, что это тело.
Она так быстро вылезала из машины, что упала на колено и поцарапала его. Когда встала, увидела не одно тело, а два: матери и малыша. Ребенок по крайней мере был жив, слабо размахивал ручками.
Она подбежала к ним, перевернула женщину на спину. Молодую, вроде бы знакомую, но точно не ее прихожанку. С синяками на щеке и лбу. Пайпер вытащила ребенка из сумки-кенгуру, а когда прижала к себе и погладила по мокрым от пота волосам, он хрипло заплакал.
Глаза женщины от этого звука открылись, и Пайпер заметила, что ее штаны промокли от крови.
– Литл Уолтер, – просипела женщина, и Пайпер неправильно истолковала ее слова.
– Не волнуйтесь. В машине есть вода. Лежите тихо. Ваш ребенок у меня, с ним все в порядке. Я о нем позабочусь.
– Литл Уолтер, – повторила женщина в окровавленных тренировочных штанах и закрыла глаза.
Пайпер побежала к своему автомобилю. Сердце билось так сильно, что удары, казалось, отдавались в глазных яблоках. Во рту появился медный привкус. Господи, помоги мне! – молилась она, больше ни о чем не думая и только повторяя: Господи, ох, Господи! Помоги мне помочь этой женщине.
Кондиционер в «субару» она не включила, несмотря на жаркий день; вообще редко включала. По ее разумению, работающий кондиционер оказывал негативное воздействие на окружающую среду. Но тут включила на полную мощность. Положила ребенка на заднее сиденье, подняла стекла, закрыла все двери, вновь направилась к лежащей в пыли женщине, но внезапно в голове сверкнула ужасная мысль: вдруг ребенок сумеет перебраться на переднее сиденье, нажмет не ту кнопку и заблокирует двери?
Господи, я такая глупая. Самый худший священник в мире, если случается настоящий кризис. Помоги мне не быть такой глупой.
Она поспешила назад, снова открыла водительскую дверцу, посмотрела на заднее сиденье, увидела, что малыш лежал там, где она его и оставила, но теперь, глядя вверх, сосал большой палец. Его взгляд на короткое время сместился на нее, а потом вновь вернулся к потолку, будто он видел там что-то интересное. Возможно, мультики, открывшиеся только ему. Нижняя рубашка под комбинезоном пропиталась потом. Пайпер крутила брелок дистанционного управления из стороны в сторону, пока не оторвала его от кольца, на котором он висел. Потом побежала к женщине, пытавшейся сесть.
– Подождите! – Пайпер опустилась рядом с ней на колени, поддержала ее рукой. – Не думаю, что вам…
– Литл Уолтер, – прохрипела женщина.
Черт, я забыла про воду! Господи, почему Ты позволил мне забыть про воду?
Женщина уже пыталась подняться. Пайпер ее намерения не нравились, они противоречили всему, что Либби знала о первой помощи, но что она могла поделать? Дорога пустынна, и Либби не могла оставить женщину под палящим солнцем. Поэтому, вместо того чтобы вновь уложить женщину на асфальт, Пайпер помогла ей встать.
– Медленно, – говорила она, держа женщину за талию и направляя ее к автомобилю. – Медленно и не напрягаясь. Тише едешь – дальше будешь. В машине прохладно. И есть вода.
– Литл Уолтер. – Женщину повело в сторону, но она выпрямилась, попыталась прибавить шагу.
– Вода, – кивнула Пайпер. – Совершенно верно. Потом я отвезу вас в больницу.
– Здор… Центр.
Это Пайпер поняла и решительно покачала головой:
– Ни в коем случае. Вам прямая дорога в больницу. Вам и вашему ребенку.
– Литл Уолтеру, – прошептала женщина. Она стояла, покачиваясь, с падающими на лицо волосами, пока Пайпер открывала дверцу со стороны пассажирского сиденья. Потом помогла женщине сесть.
Пайпер взяла с консоли между сиденьями бутылку воды «Поланд спринг», скрутила крышку. Женщина выхватила у нее бутылку, прежде чем Пайпер успела ее предложить, принялась жадно пить, вода выплескивалась на шею, с подбородка капала на футболку.
– Как вас зовут?
– Сэмми Буши. – И потом, пусть ее желудок и раздулся от воды, та самая черная роза вновь начала расцветать перед глазами Сэмми. Бутылка выпала из ее рук на коврик перед сиденьем, забулькала выливающаяся вода, а Сэмми потеряла сознание.
Пайпер ехала, как могла, быстро, то есть очень быстро, учитывая, что Моттон-роуд пустовала, но, прибыв в больницу, узнала, что доктор Хаскел умер днем раньше, а фельдшера Эверетта нет на месте.
Сэмми осмотрел и принял известный медицинский специалист Дуги Твитчел.
Пока Джинни пыталась остановить вагинальное кровотечение Сэмми Буши, а Твитч ставил капельницу с физиологическим раствором сильно обезвоженному Литл Уолтеру, Расти Эверетт спокойно сидел на парковой скамейке на городской площади, с той ее стороны, что примыкала к зданию муниципалитета. Скамейку поставили под раскидистыми ветвями голубой канадской ели, и он полагал, что в такой солнечный день тень делала его невидимым. Если, конечно, особо не шевелиться. А он сидел тихо.
И видел много интересного.
Расти собирался прямым ходом пойти в склад-хранилище, который находился за зданием муниципалитета (Твитч называл его сараем, но на самом деле речь шла о более серьезном сооружении, длинной деревянной постройке, где также стояли четыре снегоочистителя Милла), и проверить, как обстоят дела с пропаном, но тут подъехала одна из полицейских машин, за рулем которой сидел Френки Дилессепс. Из нее вышел Ренни-младший. Они поговорили минуту-другую, а потом Дилессепс уехал.
Младший поднялся по ступеням здания полицейского участка, но, вместо того чтобы войти, сел наверху, потирая виски, словно его донимала головная боль.
Расти решил подождать. Не хотел, чтобы кто-то увидел, как он проверяет городские запасы пропана, – особенно сын второго члена городского управления.
В какой-то момент Младший достал из кармана мобильник, раскрыл. Послушал, что-то сказал, вновь послушал, опять сказал, закрыл мобильник. Продолжил потирать виски. Доктор Хаскел что-то говорил об этом молодом человеке. Вроде бы мигрень? Да, точно мигрень. Расти судил не только по потиранию висков. Младший, похоже, старался не поднимать голову.
Чтобы максимально избегать яркого света, подумал Расти. Наверное, оставил имитрекс или зомиг дома. При условии, что Хаскел прописал ему какой-то из этих препаратов.
Расти уже поднялся, собираясь пересечь аллею Благополучия и подойти к муниципалитету сзади – Младший определенно не тянул на бдительного часового, – когда заметил еще одного человека и снова опустился на скамью. Дейл Барбара, повар блюд быстрого приготовления, которому, по разговорам, присвоили звание полковника (согласно некоторым, по указу президента), стоял под навесом «Глобуса», прячась в тени, как и Расти. И Барбара, судя по всему, тоже наблюдал за Младшим.
Любопытно.
Вероятно, Барбара пришел к тому же выводу, что и Расти: Младший не караулил, а ждал. Возможно, чтобы его куда-то подвезли. Барбара пересек улицу и, как только здание муниципалитета скрыло его от глаз Младшего, остановился, чтобы прочитать объявление у двери. Потом вошел в муниципалитет.
Расти решил, что посидит еще какое-то время. Под деревом ему нравилось, да и хотелось узнать, кого дожидается Младший. Люди все расходились из «Дипперса» (некоторые задержались бы и дольше, если б продавали спиртное). Большинство из них, как и молодой человек, сидевший на лестнице у полицейского участка, опустили головы. Не от боли, предположил Расти, а в унынии. А может, в сложившейся ситуации боль и уныние являли собой одно и то же. Об этом стоило поразмыслить.
Но тут появилось огромное, раздутое черное страшилище, которое Расти хорошо знал: «хаммер» Большого Джима Ренни. Послышался нетерпеливый гудок: три человека, шагавших по мостовой, торопливо, как испуганные овцы, отскочили на тротуар.
«Хаммер» остановился перед полицейским участком. Младший поднял голову, но не встал. Дверцы раскрылись. Энди Сандерс вылез из-за руля, Ренни – с пассажирского сиденья. Ренни позволил Сандерсу управлять своей любимой черной жемчужиной? Расти вскинул брови. Насколько он мог вспомнить, за рулем этого чудовища всегда сидел только Большой Джим. Может, он решил повысить Энди из ишаков в шоферы? – подумал он, но, наблюдая, как Большой Джим поднимается по ступеням к тому месту, где сидел его сын, изменил свое мнение.
Как и большинство медиков с серьезным опытом, Расти мог поставить достаточно точный визуальный диагноз. Он никогда не стал бы основываться на нем при назначении лечения, но мог только по походке определить: то ли человеку шестью месяцами раньше заменили тазобедренный сустав, то ли он на текущий момент страдает от геморроя; мог сказать, что женщине продуло шею, если она поворачивалась всем телом и не оглядывалась; знал, что в летнем лагере ребенок подцепил вшей, если тот постоянно чесал голову. Большой Джим уложил руку на верхнюю часть своего внушительного живота, когда поднимался по лестнице, и это однозначно указывало, что недавно он потянул плечо или верхнее предплечье, а может, и первое, и второе. И уже не приходилось удивляться тому, что Сандерсу доверили управление чудовищем.
Трое поговорили. Младший не встал, зато Сандерс присел рядом с ним, порылся в кармане и достал что-то блеснувшее в дымчатом солнечном свете. На зрение Расти не жаловался, но расстояние составляло никак не меньше пятидесяти ярдов, и он не смог разглядеть, что это за предмет. Стекло или металл – больше сказать ничего не мог. Младший убрал его в карман, и все трое еще какое-то время поговорили. Ренни указал на «хаммер» – сделал это здоровой рукой, – и Младший покачал головой. Тогда Сандерс указал на «хаммер». Младший отклонил и его предложение, опустил голову, вновь принялся массировать виски. Двое мужчин переглянулись. Сандерсу пришлось задрать голову, потому что он сидел. И в тени Большого Джима, как отметил Расти. Ренни пожал плечами, раскинул руки, как бы говоря: Что тут поделаешь? Сандерс поднялся, и мужчины вошли в полицейский участок. Большой Джим задержался лишь для того, чтобы похлопать сына по плечу. Младший не отреагировал. Остался на прежнем месте, будто собирался пересидеть вечность. Сандерс послужил Большому Джиму и швейцаром – распахнул дверь и вошел следом.
Едва два члена городского управления покинули сцену, из муниципалитета появился квартет: пожилой мужчина, молодая женщина, девочка и мальчик. Девочка держала за руку мальчика, а в другой руке несла шахматную доску. Мальчик выглядел чуть ли не таким же несчастным, как Младший… и тоже потирал висок свободной рукой. Все четверо пересекли аллею Благополучия, а потом прошли мимо скамьи Расти.
– Привет! – радостно поздоровалась с ним девочка. – Я Элис. Это Эйден.
– Мы собираемся поселиться в доме сущенника, – мрачно сообщил Эйден. Он все еще потирал висок и выглядел очень бледным.
– Как интересно, – улыбнулся Расти. – Иногда я мечтаю о том, чтобы пожить в доме сущенника.
Мужчина и женщина догнали детей. Они держались за руки. Отец и дочь, предположил Расти.
– Мы просто хотим поговорить с пастором Либби, – поправила Эйдена женщина. – Вы не знаете, она еще не вернулась?
– Понятия не имею.
– Что ж, мы пойдем и подождем. У дома сущенника. – Произнося последнюю фразу, она улыбнулась пожилому мужчине. Расти решил, что они, возможно, не отец и дочь. – Так нам посоветовал уборщик.
– Эл Тиммонс? – Расти видел, как Эл запрыгнул в кузов пикапа «Универсального магазина Берпи».
– Нет, другой, – пояснил пожилой мужчина. – Он сказал, что преподобная сможет помочь нам с жильем.
Расти кивнул.
– Его звали Дейл?
– Если не ошибаюсь, он не назвал нам своего имени, – ответила женщина.
– Пошли! – Мальчик отпустил сестру и потянул женщину за руку. – Я хочу поиграть в другую игру, о которой ты говорила. – Но в голосе звучало скорее недовольство, чем предвкушение. Результат, возможно, легкого шока. Или какой-то болезни. Если второй вариант, Расти надеялся, что обычная простуда. Чего не хватало сейчас Миллу, так это эпидемии гриппа.
– Они остались без мамы, по крайней мере временно, – тихим голосом пояснила женщина. – Мы о них заботимся.
– Это хорошо, – искренне произнес Расти. – Сынок, у тебя болит голова?
– Нет.
– Горло не дерет?
– Нет. – Мальчик, которого звали Эйден, очень серьезно посмотрел на Расти. – Знаешь, что? Если в этом году мы не будем играть в «сладость-или-гадость», я не огорчусь.
– Эйден Эпплтон! – воскликнула Элис, потрясенная до глубины души.
Расти между тем чуть дернулся, стал все больше беспокоиться, ничего не мог с собой поделать. Но он улыбнулся:
– Не огорчишься? Почему?
– Потому что нас водит мама, а мама уехала за продуктами.
– Он хотел сказать – продуктами, – поправила брата Элис.
– Она поехала купить вупы. – Выглядел Эйден маленьким старичком. Маленьким встревоженным старичком. – Я боюсь идти на Хэллоуинин без мамочки.
– Пошли, Каро, – сказал мужчина. – Мы должны…
Расти поднялся со скамьи:
– Могу я поговорить с вами, мэм? Отойдем на пару шагов.
На лице Каролин отразилось недоумение и тревога, но она отошла с ним за голубую ель.
– Судорожной активности вы у мальчика не замечали? – спросил Расти. – К примеру, он внезапно прекращал какое-то свое занятие… вы понимаете, застывал на месте… или смотрел в одну точку… или чмокал губами…
– Ничего такого, – ответил подошедший к ним мужчина.
– Да, да, – согласилась Каролин, но выглядела она испуганной.
Мужчина это заметил, хмуро взглянул на Расти:
– Вы врач?
– Фельдшер. Я подумал, возможно…
– Конечно же, мы ценим вашу заботу, мистер…
– Эрик Эверетт. Зовите меня Расти.
– Мы ценим вашу заботу, мистер Эверетт, но я уверен, тут вы волнуетесь напрасно. Не забывайте, что дети остались без матери…
– И провели две ночи практически без еды, – добавила Каролин. – Они пытались добраться до города самостоятельно, когда эти двое… полицейских, – она поморщилась, словно от этого слова дурно пахло, – их нашли.
Расти кивнул.
– Возможно, объяснение в этом. Но маленькая девочка вроде бы в норме.
– Дети реагируют по-разному. И нам пора. А то они убегают, Терс.
Элис и Эйден бежали через площадь, подбрасывая ногами упавшие листья. Элис размахивала шахматной доской и во весь голос кричала:
– Дом сущенника! Дом сущенника!
Мальчик старался от нее не отстать и тоже кричал.
Мальчик на мгновение задумался о своем, ничего больше, подумал Расти. Остальное – совпадение. Нет, дело даже не в этом. Какой американский ребенок не думает о Хэллоуине во второй половине октября? В одном Расти не сомневался: если этих людей потом спросят, они вспомнят, где именно и когда они видели Эрика Эверетта по прозвищу Расти. Вся секретность насмарку.
Седоволосый мужчина возвысил голос:
– Дети! Дети!
Молодая женщина оглядела Расти. Потом протянула руку:
– Спасибо за вашу озабоченность, мистер Эверетт. Расти.
– Возможно, чрезмерную. Профессиональная вредность.
– Вы полностью прощены. Это был самый безумный уик-энд в истории человечества. Готова подписаться.
– Это точно. Если я вам понадоблюсь, загляните в больницу или Центр здоровья. – Он указал в направлении «Кэтрин Рассел», которую они бы видели, если бы не оставшаяся на деревьях листва. И кто знает, опадет ли она.
– Или на эту скамью. – Женщина улыбнулась.
– Или на эту скамью, точно, – заулыбался и Расти.
– Каро! – В голосе Терса слышалось нетерпение. – Пошли!
Она попрощалась с Расти взмахом руки – даже не взмахом, только чуть шевельнула кончиками пальцев – и побежала за остальными. Бежала легко, грациозно. Расти задался вопросом: известно ли Терсу, что девушки, которые могли бегать легко и грациозно, практически всегда убегали от своих пожилых любовников, рано или поздно? Может, он это и знал. Может, такое с ним уже случалось.
Расти наблюдал, как они пересекают городскую площадь, держа курс на шпиль церкви Конго. Со временем деревья скрыли их из виду. Когда он посмотрел на полицейский участок, Ренни-младшего там уже не было.
Расти посидел несколько секунд, барабаня пальцами по бедрам. Потом принял решение и встал. Проверка склада-хранилища у муниципалитета на предмет нахождения там пропавших из больницы контейнеров с пропаном могла и подождать. Его больше интересовало другое: что делал в муниципалитете один и единственный на весь Милл офицер армии США.