КАПИТАН ВЕЗЕРБОРН И ГЕКТОР НАВАРРО вернулись на виллу лишь после ужина. Хассан пригласил их и остальных стражей в библиотеку и рассказал им, что показала ему на агоре Кхепри.

– Божий огонь. – Капитан Везерборн произнес это слово словно проклятье, на его лице была тревога. – Как они вообще заполучили такое оружие?

– Кхепри говорит, что они могли найти его на алтаре древнего храма в пустыне. Точно узнать нельзя, но нам известно, что они хотят использовать его против оставшихся одаренных в Назире, – сказал Хассан. – И в остальном мире тоже, если мы не остановим их сейчас. Иерофан не станет ждать, когда свершится остальная часть пророчества, а будет действовать. Мы тоже не можем бездействовать. Если хотим остановить его.

– Нет, – твердо сказал Петроссиан. – Проявилось лишь два предвестника. Если мы постараемся остановить Иерофана прежде, чем узнаем остальную часть пророчества, мы можем в итоге помочь ему привести век тьмы.

– А в это время мой народ находится в его власти. – Страх вскипел в горле Хассана при очередной мысли о матери и отце. Образ обгоревшего тела Резы вспыхнул в его голове, и юношу затошнило.

– Я понимаю твое желание действовать, но мы не можем рисковать. Вдруг свидетели схватят тебя прежде, чем мы узнаем остаток пророчества, – твердо сказал капитан Везерборн.

От Хассана не ускользнула ирония происходящего – чтобы предотвратить разрушение, сначала он должен позволить ему начаться. Но он не мог верить, как делали паладины, что конец пророчества откроется ему. Век тьмы нависала над ними, и Хассан не знал, как ее остановить. Он понятия не имел, с чего начать.

– Вы просите меня повернуться спиной к моему народу, – сказал он.

– Нет, – ответил капитан Везерборн. – Я лишь прошу о терпении. Мир ждал сотню лет, чтобы ты родился. Мы ждали еще шестнадцать лет, чтобы найти тебя. Мы все можем еще немного подождать, пока не разведаем дорогу.

– Возможно, – сказал Хассан, поднимаясь на ноги, – если бы вы что-то делали помимо ожидания, мы бы не оказались здесь сейчас.

Хотя он знал, что не Орден виноват в перевороте, было приятно высказаться. Но, увидев, как побледнел капитан Везерборн, Хассан пожалел о жестоких словах.

– Может, лучше продолжить этот разговор утром? – спросила Пенроуз, делая шаг к ним.

Капитан Везерборн кивнул.

– Уже поздно. – Его взгляд метнулся в сторону, где, скрестив руки на груди, стоял паладин Гектор. – Нам всем бы не помешал сон.

Но в ту ночь сон избегал Хассана. У него не получалось заснуть на всю ночь со времен переворота, но сегодня беспокойство было намного сильнее. Он не желал покоя сна, он не хотел избавляться от чувства вины за то, что спит в кровати на вилле тети, пока его люди живут в страхе и сражаются за свои жизни в Назире. Каждый раз закрывая глаза, он испытывал ту же обжигающую злость, которую почувствовал на ступенях храма Палласа, столкнувшись со свидетелями. Злость на них, на Орден, на себя.

Было уже поздно, а Хассан все еще лежал без сна, перечитывая третий том ученого Харуна «Истории шести пророческих городов», который взял из библиотеки тети в первый же день визита в Паллас Атос. Когда его мысли начинали кружиться, он перечитывал любимые главы книг «Зимний цветок Эндарриона», «Договор шести», «Последний бой генерала Эзели». У него дома была коллекция первых изданий томов, подаренных ему на четырнадцатый день имени главным библиотекарем Назиры. Но эти книги остались позади, как и многое другое.

Сегодня ночью Хассан листал главу, которую перечитывал так много раз, что почти знал наизусть: «Основание Назиры». Нить, связывающая прошлое в две тысячи лет с настоящим Хассана. Видение башни света, горящей в море Пелагоса, привело пророчицу Назиру к берегам южного Пелагоса в устье великой реки. Женщина сделала свое пророчество на той земле – в нем говорилось, что скоро она станет центром знаний, учений и мудрости в Пелагосе, королевством многих народов, привлекающим ярчайшие умы и самых могущественных одаренных. И пока на его берегах будет стоять маяк, род Сэйфов будет править этой землей, королевством Херата.

Перед уставшими глазами Хассана мир помутнел, и он отложил книгу. Маяк Назиры все еще стоял, но род Сэйфов пал. Пророчество было нарушено, как сказал служитель Эмир. Свидетели сделали это.

Назиру вырвали из рук Хассана. Пророчество его предков пало в тот день. Но могло ли это все значить то, что сказал служитель – что судьба Хассана важнее, чем то, что пророчица Назира увидела два тысячелетия назад? Что его собственное пророчество проложит новый путь к будущему?

Он закрыл глаза, пытаясь успокоить бушующий разум и дать себе заснуть. Образы маяка, золотых лавровых корон и флагов, развевающихся над дорогой Озмандит, закружились вместе со словами последнего пророчества, когда сон стал брать над ним верх.

Под ним раскинулась Назира. Это была не та Назира, которую покинул Хассан, – этот город был переполнен страхом и тенями. Фигуры маячили между фасадами зданий вдоль основной дороги Озмандит. На них были белые плащи: идущие несли факелы белого пламени, отбрасывающие призрачные тени на улицы из песчаника.

Божий огонь.

Над факелами клубился дым, поднимаясь от процессии и прикрывая некогда блестящие купола и минареты Назиры.

Хассан уперся руками в твердый каменный парапет перед собой. Он поднял взгляд и понял, что стоял на обсервационной площадке маяка Назиры. Пламя мерцало у него за спиной, лицо Хассана было обращено к гавани. Слева стояла Кхепри, изогнутый меч покоился у нее на бедре, глаза яростно горели. С другой стороны стоял служитель Эмир, его мягкое лицо светилось от жаркой надежды.

Солдат и человек веры. Между ними Хассан, их лидер. Последний пророк.

В бухте стояли сверкающие корабли с парусами того же цвета, что и лунный свет, отражающийся на гладкой темной воде. Солдаты высыпали с кораблей на берег. Их силы столкнулись с процессией свидетелей и солдат-перебежчиков, наемников: море зеленого, золотого и темно-синего поглотило черно-белое. Пламя, горевшее в руках свидетелей, замерцало подобно умирающим звездам.

Хассан моргнул и обнаружил себя в тронном зале Херата. Позолоченные колонны, на которых были изображены цветные сцены из великой истории Херата, высились вдоль прохода, ведущего к трону на вершине золотой пирамиды. По всем четырем сторонам вода вырывалась из пастей, вырезанных в форме животных, раструбов и лилась в ров внизу. За пирамидой на задней стене раскинул свои крылья нарисованный сокол, коронованный золотым, льющимся в комнату солнечным светом.

Наступил рассвет.

Вокруг него на колени перед троном Херата встали подданные со всего королевства. А на троне сидел сам Хассан, на его голове лежала корона из золотого лавра, а в руке он держал королевский скипетр.

Назира снова принадлежала ему.

– Принц Хассан! Хассан!

Он вздрогнул и проснулся. Раскаленная лампа возле кровати отбрасывала неясный свет. Кто-то крепко сжимал его правую руку, и когда Хассан со стоном перевернулся, то увидел, что это Летия в серебристо-синем шелковом ночном халате. На ее лице читалась тревога. Она стояла на коленях рядом с его кроватью.

Его сердце колотилось как барабан. Он заметил, что позади Летии застыла Пенроуз.

– Что происходит? – спросил Хассан, садясь на постели. Его уже один раз так резко будили – в последний раз, когда он проснулся во дворце Херата.

– Ты метался, – сказала Летия, кладя худую ладонь ему на щеку. – Меня прислала Пенроуз. Тебе снился сон?

Сердце стало колотиться еще сильнее.

– Я… я видел…

Пенроуз подошла к кровати и встала рядом с Летией.

– Что вы видели? – спросила она. Ее глаза сияли в свете лампы.

– Назиру, – ответил Хассан. Он закрыл глаза, вспоминая увиденное. Оно нахлынуло на него, яркое, настоящее. – Я видел Назиру. Я стоял на вершине маяка, наблюдая за тем, как армия – моя армия – одерживает победу над свидетелями. Я видел себя на троне. Это был сон, но он казался настоящим. Было такое чувство, что он настоящий.

Он открыл глаза и увидел, что Пенроуз подошла ближе, словно мотылек, привлеченный пламенем этих слов.

– Что такое? – спросил он, пытаясь угадать ее реакцию. – Это было… что это было? Это не просто сон. Это…

«Тень над будущим будет развеяна».

Хассан это видел. Рассвет, расцветающий над Назирой. Конец тьмы, принесенной свидетелями.

– Это было видение, – сказала Пенроуз, а на ее лице отразилось восхищение. – Ты видел, как остановишь век тьмы.