Глава 7
Медвежий праздник
Прошедший вечер Аюна вспоминала с ужасом. Не то чтобы хмельное ударило ей в голову, но через какое-то время после начала пира свирепые лица вендов слились для нее в одно огромное лицо. Оно глядело на нее с хищным прищуром и скалилось, будто желая перекусить ее пополам, точно птичью кость. До нее то и дело доносились обрывки вендских фраз. Она не понимала их, но, судя по обращенным к ней взглядам, ничего доброго вчерашней ночью о ней сказано не было. И Станимир! Ладно — все прочие, но он…
Когда царевна наконец отправилась в постель, сон еще долго не шел. Ей все казалось, что злобные дикари притаились за дверью и ждут, только когда она заснет, чтобы ворваться. На пиру она сколько могла не показывала страха, но он пропитывал ее от пальцев на ногах до кончиков золотистых волос. Зарывшись с головой в пушистые шкуры, съежившись в комок, она глотала слезы и мечтала о родном доме, куда ей, похоже, не суждено было вернуться.
Ясным солнечным утром все эти темные страхи показались ей далекими и беспричинными. Однако когда, одевшись и отослав служанок, царевна решила было прогуляться по двору, то у порога своей горницы вдруг остановилась, понимая, что не желает далее ступить и шагу. "Бояться нечего, — пыталась убедить она себя. — Венды хоть и были недовольны, а все же склонились перед волей Станимира! Он заставил их замолчать… Значит, они не так уж и страшны. Пусть себе присматриваются и ворчат — ничего, привыкнут… Лишь бы он сам…" Что "он сам", царевна не могла определить даже для себя. Стал таким, каким она желала его видеть? Но ведь это невозможно…
Пока Аюна стояла перед дверью, убеждая себя выйти, с другой стороны послышался стук.
— Ступай, мне ничего не нужно! — воскликнула царевна, бросив взгляд на засов и невольно прикидывая, долго ли он выдержит натиск.
— Это я, — послышался снаружи голос Станимира.
Что бы Аюна себе ни думала о князе, а все-таки тяжесть сразу свалилась с ее сердца. Она быстро отворила дверь, впуская предводителя вендов.
— Рад видеть тебя в добром здравии, — поклонился тот.
— И тебе поздорову, — искоса глянув на него, склонила голову Аюна. — Проходи, к чему на пороге стоять?
Вождь прошел в горницу, встал у окна и поглядел на Аюну так, что у нее часто застучало сердце.
— Мне бы стоило тебя спросить, понравился ли тебе вчерашний пир, — заговорил он. — Однако полагаю, что он не принес тебе радости. Сперва Бурмила оскалился на меня… Потом Шерех вздумал петь… — Станимир вздохнул. — Я думал, всем понятно, что ты — не просто знатная девица, захваченная в набеге… Но они и не желают понимать!
— Ты ответил им вчера как должно, — тихо ответила царевна. — И мне тоже…
— А что мне оставалось?! Шерех очень надеялся посеять между нами рознь. Он считает, что я теряю себя… Что забыл о мести ради прекрасной дочери царя арьев…
— А это не так? — дрожащим голосом спросила Аюна.
Станимир не стал ей отвечать — лишь впал в мрачную задумчивость.
— Все это может кончиться скверно, — пробормотал он наконец.
— Исварха все видит, — холодея, ответила царевна. — Он защитит меня от людской злобы. Но скажи, отчего ты позволяешь своим людям возвышать голос в твоем дому? Мой отец никогда бы не допустил ничего подобного!
Станимир вздохнул:
— Что до твоего отца… Прости за прямоту, моя прекрасная гостья, — его удавили спящим, и он не смог этому помешать. А власти у него было куда больше, чем у меня. Твои предки царствовали над Араттой — дед твой, и прадед, и многие поколения в глубь времен…
— А ты?
— У нас, вендов, нет царей. Я лишь военный предводитель, первый среди равных, — напомнил вождь лютвягов. — Причем на время. Многому я научился в ваших землях, многому здесь. Удача доселе не оставляла меня в бою. Но только род лютвягов признает меня своим вождем по праву рождения. Над прочими же я стою по общему выбору, да и то пока за моей спиной боги.
— То есть если завтра все эти… — Она вовремя прикусила язык, чтобы не назвать сородичей Станимира так, как они заслуживали. — Если меня решат принести в жертву — отдать богам, ведь так они вчера предлагали? — ты что же, будешь стоять и глядеть, как оскверняют мое тело и душу?!
— Погоди! — На лице Станимира промелькнуло волнение. — Для того я и пришел, чтобы навсегда отобрать кость у волка!
— О чем ты?
— Те, кто вчера мутил воду на пиру, и многие другие считают, что ты лишь пленница, которой не место за столом с вождями. Однако ты из рода земного воплощения Исвархи — бога солнца, чтимого во всех землях. Смерть твоего отца породила смуту и грозит нашему миру гибелью. Твой брат, наследник престола Аюр, похищен, и никто не ведает, жив ли он. Да, ходят слухи, что он появляется то там, то сям, — но всякий раз это лишь пустые толки. Твой бывший жених Ширам объявил себя царем Накхарана и сейчас идет с войском на столицу. Даже если твоему зятю удастся остановить его, в землях Аратты не останется никого, кто сможет оживить ее кровоточащий труп…
— Чего же ты хочешь?
— Спаси тебя и спасти Аратту. Спасти весь наш мир.
— Но почему ты смотришь на меня так? — растерянно спросила царевна. — К чему клонишь?
Станимир шагнул к ней навстречу и крепко сжал ее запястье:
— Пришло время действовать! Объяви меня карающим мечом в своей руке! Думаешь, тебя отдали на съедение Шираму ради того, чтобы установить мир? О нет! Накхи бы не приняли тебя. Даже пожелай саарсан видеть тебя своей женой, они лишь окропили бы твоей кровью свои каменные жертвенники. В моих силах — поднять знамя Солнца и сплотить вендов против общего врага…
— Я с тобой… Но все же не пойму, чего ты желаешь, — в замешательстве пробормотала Аюна, отнимая руки. — Назначить тебя наместником лесного края?
— Лесные земли не принадлежат Аратте, — напомнил Станимир. — Я и так ими правлю. Я хочу вернуть тебе отцовский престол.
Царевна отшатнулась, побледнев:
— Мне?! Но у меня нет прав на престол! А как же Аюр?! Да и блюститель престола — Киран, муж моей старшей сестры…
— Это пока, — усмехнулся Станимир. — Завтра, когда его войска сойдутся в бою с накхами, кто останется жив? И останется ли кто-нибудь? Тут придем мы — и сбережем то, что эти двое пытаются разрушить своей рознью…
"Когда это венды что-то сберегали?" — чуть не вырвалось у Аюны.
Теперь, когда она наконец уразумела смысл предложения Станимира, ей стало еще страшнее, чем давеча в пиршественном чертоге. Она молчала, не зная, что ответить. За окнами послышался скрип открываемых ворот. Станимир вмиг оказался у оконца и выглянул во двор.
— Власко? — удивленно произнес князь вендов. — Так скоро? Что-то случилось… — Он повернулся к Аюне. — Прости, царевна, мне нужно идти.
Аюна едва сдержала вздох облегчения.
— А ты все же подумай над моими словами, — с неожиданной резкостью произнес Станимир. — Только думай быстрее. Нельзя держать волка за шкирку, заговаривая ему зубы, — рано или поздно он вырвется, и тогда никому не сдобровать!
Когда дверь за Станимиром затворилась, Аюна подскочила к окну. Во двор один за другим въезжали оружные воины — те самые, которых князь вендов оставил на другом берегу, при обозе. Царевна заметила, что многие были ранены. Впереди ехал старый знакомец — толмач Власко — с рукой на перевязи. Снаружи за стеной виднелся хвост обоза. Но как ни пыталась царевна разглядеть возок со своими служанками, ничего не выходило.
Наконец во дворе показался Станимир. При виде его Власко спешился и быстро склонил голову. Затем они обнялись, и Станимир спросил:
— Что там случилось?
— Мы их нашли, — ответил воин. — Вот они.
Он сделал знак. Двое следовавших за ним всадников отвязали от седла большой короб, подошли к вождю и вывернули его содержимое наземь. Аюна невольно отпрянула от окошка — под ногами Станимира очутилось шесть отрубленных голов, измазанных кровью. Длинные черные косы не оставляли сомнений, кому принадлежали головы.
— Это все?
— Все. Мы напали на их стан. Они были не готовы.
— Небывалый случай! — хмыкнул Станимир. — Как вам удалось найти их?
— Почти случайно. Мы встретили на пути травницу. Она указала нам место.
— Что еще за травница? — удивился Станимир.
Власко обернулся к стоящему позади воину и приказал привести помощницу.
— У нас было время приготовиться, — добавил он, погладив ожерелье из волчьих клыков. — Мы принесли жертву Матери, призвали малых братьев и навалились всей силой.
"Что еще за малые братья?" — подумала Аюна, внимательно вслушиваясь в беседу.
— Велики ли наши потери?
— Убито трое, семеро ранены. Малых тоже потрепали. Мы им отдали всех накхских коней — будет у серой родни славная тризна!
— Шестеро… — Станимир толкнул носком сапога одну из голов. — Шестеро — это мало… Верно, есть еще.
— На стоянке были только эти. — Власко оглянулся. — А вот и помощница наша.
Увидев подходившую к вождям русоволосую девушку в скромной вендской одежде, Аюна от неожиданности чуть не вскрикнула, но вовремя зажала ладошкой рот.
"Янди?!"
— Я прежде уже видел тебя? — донеслось до царевны.
— У доблестного Вейлина замечательная память!
Ошибки быть не могло — этот звонкий, уверенный голос принадлежал именно Янди.
— Где же мы встречались? — спросил вождь вендов, внимательно рассматривая травницу.
— У меня на родине, в землях дривов.
Станимир прищурился:
— А, я узнал тебя, красотка. Ты была любовницей ублюдка Кирана.
— В то самое время, когда ты был сотником его стражи, — ничуть не смущаясь, ответила девушка.
Станимир помолчал. Затем до Аюны долетел раскатистый хохот.
— Верно, так все и было! А теперь ты какими судьбами в моих землях?
— Шла к тебе — как и многие прочие. Со всех вендских земель в твою столицу стекаются ненавидящие арьев и мечтающие о мести за родичей! Все, кто узнал, что ты собираешь войско для похода на Аратту…
"Она была наложницей Кирана?! — мысленно повторила пораженная Аюна. — И уж верно, не только в дривской земле — если потом жила в его доме в столице! Знает ли об этом сестра? Но что она там сказала о войске, которое Станимир собирает "для похода на Аратту"? Не может быть! Ведь он сам только что просил меня объявить его "карающим мечом"… Выходит, он уже и войско собрал?! А мое согласие ему нужно, чтобы придать набегу видимость справедливого деяния? Как же я замечталась! — с горьким стыдом подумала царевна. — Как могла поверить в его любовь и преданность…"
Пока эти мысли мелькали в ее сознании, Аюна с надеждой смотрела на вождя вендов. Быть может, Станимир сейчас возмутится? Какие, мол, войска?
— И с чем ты ко мне явилась? — донеслось со двора. — Ты, кажется, не воительница?
— Ты, как всегда, зорок, храбрый Вейлин! Однако вчера в схватке с накхами семеро твоих людей получили раны. Моими усилиями ни одна рана не загноилась, ни один раненый не умер. Кто раньше, кто позже, все они вернутся к тебе на службу.
— Что ж, полезное умение. Лекарки мне понадобятся. Есть ли у тебя еще какие-нибудь дарования?
— Об этом тебе лучше спросить ублюдка Кирана, — последовал лукавый ответ.
* * *
Дверь приоткрылась.
— Солнцеликая госпожа!
В светлицу, позабыв о дворцовых правилах, вбежала Суви.
— Прости, я так счастлива снова видеть тебя! Мы все здесь, все целы и ждем распоряжений…
Девушка склонила колени перед Аюной и поцеловала ее тонкие пальцы.
— Вчера был ужасный день! — без умолку лепетала она. — Мы натерпелись такого страха — особенно я…
— Однако, хвала Исвархе, все кончилось благополучно, — прервала царевна, невольно улыбаясь при виде любимой служанки. — Не стрекочи как кузнечик, говори по порядку.
Суви глубоко вздохнула. По знаку царевны они обе сели — Аюна на лавку, Суви примостилась у ее ног.
— Сначала меня захватили накхи… — начала девушка.
— Да, я знаю, — кивнула Аюна. — Они приняли тебя за меня. Я упрекнула князя Станимира, что он не послал людей выручать тебя, а он сказал, что незачем, — скорее всего, тебя отпустят…
— Он был прав, госпожа. Накхи, хоть и раскрасились как змеи, ничего плохого мне не сделали. Их вожак отпустил меня, велев передать Станимиру требование вернуть тебя саарсану…
Аюна лишь горько улыбнулась.
— Когда я вернулась к ночной стоянке, — продолжала Суви, — тебя уже не было. А наутро Власко, который остался за старшего, объявил, что обоз поедет другой дорогой. Я должна была надеть царское платье и подменять тебя. Лишь только мост навели заново, мы двинулись на другой берег. Но далеко отъехать не успели. Власко вдруг забегал, остановил обоз, собрал десяток воинов, и они вместе ушли куда-то в лес, оставив коней. А потом, о святое Солнце! — оттуда послышался такой ужасный вой, будто дивы вылезли из-под земли, чтобы пожрать нас! Девушки прижались друг к другу почти без памяти от страха и уже думали, что пришел наш последний час. Но это было лишь начало!
— Начало чего?
— Со всех сторон полезли волки! Много, наверно десятки. Мы стояли на дороге, а волки бежали прямо между возами, будто и вовсе нас не видели. Лошади чуть с ума не сошли… А волки все шли на зов, дорога стала серой от их спин… — Суви перевела дыхание, стискивая ладони. — Затем где-то в лесу разгорелся бой…
— Откуда ты знаешь?
— Так Власко рассказал. Он тоже бился там и был ранен. Сперва на накхов напали дикие звери. Накхи отдыхали, их застали врасплох. Власко говорил, схватка была безжалостная. Лютвяги убили шестерых…
— Да, я видела головы, — медленно проговорила Аюна.
— Но накхов было не шестеро, а больше. Когда меня похитили, я насчитала не меньше дюжины. Потом Власко вернулся из леса к дороге. Он забрал почти всех стражников и возчиков, чтобы перенести к дороге раненых и убитых. А пока они ходили — откуда ни возьмись появилась Янди в одежде вендской простолюдинки. Она забралась к нам в возок, вытащила из рукава нож и заявила, что мы ее впервые видим. Если хоть одна служанка проговорится — она прирежет всех… — Суви прерывисто вздохнула и прошептала: — Я ее очень боюсь. Мы все боимся. Она даже страшнее, чем те волки…
— Ну, не преувеличивай, — рассмеялась царевна. — Она опасна лишь для моих врагов. Янди верно мне служит, как и все вы. Она способна на многое…
Аюна осеклась и нахмурилась, вспомнив о Киране. Прямо скажем — куда на большее, чем она предполагала!
Суви склонила голову и ничего не стала отвечать.
* * *
Небо над столицей вендов в тот день было хмурым, окрестные леса затянул туман. Зима приближалась, с деревьев ливнем сыпались желтые листья, обнажая черные ветви. Небо точно ждало, пока Аюна со Станимиром доберутся до места, чтобы окончательно усмирить летнее буйство холодом и унылыми дождями.
Однако после полудня морось прекратилась, в разрывах туч проглянуло солнце. За крепостной оградой послышались смех, веселые голоса и выкрики, а затем — звуки гусельных наигрышей. Когда стало вечереть, к Аюне вновь пришла Суви и прочие служанки. Они принесли жаркую душегрейку из бурой медвежьей шкуры и меховую шапку с медвежьими ушами, которую Аюна нашла очень забавной.
— Станимир велел передать, чтобы сегодня ты надела их вместо соболей, — объяснила девушка. — Начинаются дни Проводов медведя. Это у вендов большой праздник…
— А сам он где? — спросила царевна. — Почему не пришел?
— Князь сказал, чтобы сегодня его не ждали. К завтрашнему полудню вернется.
— Мне он ничего не говорил… Ты сама его видела?
— Да, госпожа.
— И что же, он был взволнован? Встревожен чем-то?
— Вовсе нет. Как я поняла, они с воинами собираются в лес, что-то там праздновать…
Аюна поджала губы, почувствовав себя уязвленной. Не предупредил, ничего не объяснил…
— Что ж, обойдемся без него! — наконец сказала она, скрывая невольную досаду. — Вот только как мы будем говорить со здешним людом?
— Мой Власко будет переводить, — зарумянилась Суви. — Он был подранен во вчерашней схватке — один из накхов резанул по руке. Поэтому Станимир на мужской праздник его с собой не взял.
— Вот и отлично. — Аюна лихо нахлобучила на голову медвежью шапку. — Идем, я готова!
Над окрестными лесами и башнями стольного града догорал закат, а царевна со свитой гуляла по обширной площади, где обычно располагалось торжище, а теперь горели костры и шумела веселая толпа вендов. Досада на Станимира быстро прошла, да и тревога отступила. Гуляя от лотка к лотку, от котла к котлу, Аюна была готова признаться себе, что давно так не веселилась. Чего стоил один столб с бочонком меда наверху, куда тщетно пытались взобраться вендские парни, да все соскальзывали вниз под хохот и вопли зевак! Аюна с девицами тоже кричали и хлопали в ладоши, подбадривая молодцов. Потом, когда глазеть надоело, они пошли купить себе медовых сластей. Со всех сторон пахло дымом, медом, свежей выпечкой, пряными травами и почему-то вареным мясом.
— Не хочешь ли медвежатинки отведать? — предложил ходивший с девицами Власко. — Утром был еще один обряд, но он не для всех…
— Что за обряд?
— А внучка к предкам отправили. Целый год его растили, кормили, ублажали, чтобы он пошел к своим дедам и рассказал, как ему хорошо жилось у лютвягов…
— Внучка?!
— Медвежонка! — расхохотался венд. — Вон, видишь?
Власко указал на поводыря, окруженного толпой детишек. Поводырь вел подросшего медвежонка — нарядного, в красивом наморднике, всего в бусах, лентах…
— Этот маленький еще — на следующий год отправится к дедушке… Видишь, как ему весело?
— Да уж… — Аюна повернулась туда, где у котла с медвежатиной несколько мужчин и женщин, помешивая бурлящее варево, пели протяжную песню. — Что они поют?
— "Не мы тебя убили — копье тебя убило! — перевел Власко. — Не мы твое мясо едим — сороки его едят!"
Завершив песню, женщины начали всем желающим наливать в миски густую мясную похлебку. Венды толпились вокруг со своими посудинами, готовя липовые ложки.
— Сердце и печень отдали воинам, а остальным мясом по кусочку угощают всех. Хочешь, царевна? Кто медвежатины вкусит — в того войдет дух медведя, его сила… Того Лесной Старик за своего примет и весь год будет к нему милостив…
— Нет, я не буду, — решительно отказалась Аюна. — Что мне ваш Лесной Старик? Мой бог — Исварха! — Она оглянулась на своих служанок. — Лучше давайте накупим сдобных "медвежат" на меду! Возьмем сбитня, сядем вон там на завалинке и будем смотреть на пляски! Власко, чем платить? Тут ходят деньги Аратты или беличьи шкурки?
— Царевна, бери что хочешь, — широко повел рукой толмач. — Ты же в гостях у князя.
Солнце зашло. Небо становилось все темнее, костры — ярче, а веселье — шумнее. Дети и старики ушли спать, а прочий люд толпой повалил туда, откуда раздавался визг дудочек и гудение струн.
— А там что?
— Там медвежья борьба в обхват, — объяснил Власко. — Самые могучие мужи силой мерятся.
— Идем глянем! Верно, Станимир там?
— Нет, — сдержанно ответил толмач. — Бороться на торгу — не княжье дело. А глянуть можно… — Он повернулся и сделал девушкам знак следовать за ним. — Ну-ка, расступись!
Завидев Власко, местные жители почтительно освобождали ему путь. Должно быть, лютвяжского грамотея здесь хорошо знали.
В кругу, огороженном вервием, друг против друга стояли два силача, упершись и крепко обхватив противника за плечи. Хоть вокруг уже смеркалось, было видно, как напряжены их ручищи. По полуобнаженным телам стекал пот. Они рычали сквозь зубы и пучили глаза, а вокруг стоял неимоверный крик, свист и улюлюканье. Борцы топтались на месте, стараясь хоть немного сдвинуть друг друга, но силы их были примерно равны, и потому ни одному из них не удавалось одолеть.
— Что они делают? — прокричала толмачу Аюна. — В чем смысл?
Приветственные крики вокруг заглушили ее вопрос.
— Каждый пытается вытолкнуть другого из круга или сдавить так, чтобы противник свалился без памяти либо запросил пощады, — послышался прямо за ее спиной знакомый, чуть насмешливый голос.
Аюна резко повернулась и увидела Янди в скромной одежде вендской простолюдинки.
— Ты здесь! — обрадовалась было царевна.
— Тихо, тихо, — одними губами шепнула та. — Для здешних дикарей мы с тобой незнакомы. Я лишь знахарка при войске твоего красавца… Как по мне, — вновь возвысила голос она, глядя на силачей, — довольно унылое зрелище. Конечно, в этакие медвежьи лапы лучше не попадать, но, думаю, в настоящем бою от них толку мало…
Заметив, что толмач смотрит на них, Янди ласково улыбнулась ему:
— Храбрый Власко, и ты здесь! Как твоя рука, не болит ли?
Обменявшись приветствиями с толмачом, Янди что-то зашептала на ухо царевне. Затем перевела взгляд на прильнувшую к лютвягу сияющую Суви.
— Сердце радуется, на вас глядя! Кстати… — Она подхватила служанку под руку и тихо сказала: — Я тут снимаю тихий домик на дривском подворье… Если устанете с милым гулять, можете там отдохнуть…
Суви покраснела, с беспокойством поглядела на Янди, а затем на царевну.
— Ступайте, — с улыбкой кивнула Аюна. — Я что-то устала, пойду спать. Тут же совсем близко, вон башня! Да и девушки со мной. Мы сами дорогу найдем…
— Я провожу, — поспешно добавила Янди.
— Только до самого крыльца доведи, не оплошай, — почти умоляюще попросил Власко, прижимая к себе Суви.
— Да уж не сомневайся.
Глава 8
Ночь Медейны
Пройдя деревянную надвратную башню вместе с толпой спешащих на ночлег вендов, Аюна огляделась и увидела впереди у обочины ждущую ее "знахарку". Та вышла чуть раньше, чтобы стражники не заподозрили, будто они идут вместе. Молча пройдя по дороге до леса, они свернули с большака, и Янди перевела дух.
— Наконец-то можно говорить без лишних ушей, — негромко сказала она.
Царевна скинула с головы вендский плат, который Янди дала ей еще в городе.
— Ну теперь рассказывай, что задумала! Для чего я отсылала служанок и выбиралась из дворца, как воришка? Только поспеши — скоро Власко начнет искать меня…
— Не скоро, — хмыкнула Янди. — Слушай — Аоранг со своим зверем здесь неподалеку. Если хочешь, можем скрыться прямо сейчас.
— Аоранг здесь? — в замешательстве повторила Аюна, остановившись. — Так ты для этого меня позвала за ворота?
— Кажется, мои слова не обрадовали тебя, госпожа, — заметила Янди, внимательно наблюдая за растерянной царевной.
— Конечно обрадовали! Но…
Аюна пыталась понять, что она чувствует, но отчетливо вдруг осознала лишь то, что злится.
"Где ты был раньше?! Сколько раз я вспоминала тебя, с тех пор как нас захватили венды? Почему не пришел, не спас, когда меня тащили через лес, когда везли через реку?! И вот теперь Исварха услышал мои мольбы — ты явился! Аоранг, что мне теперь с тобой делать? Как поступить?"
— Я встретила его за рекой, — будто вторя мыслям царевны, сказала Янди. — Дальше мы шли вместе. Аоранг готов на все ради тебя, госпожа…
— Я знаю, — буркнула царевна, отводя взгляд.
Янди скривилась, глядя на нее. Затем согнала ухмылку с лица и кротко сказала:
— Ты — госпожа, я — лишь служанка. Мое дело предложить. Желаешь ли ты сейчас бежать?
Царевна задумалась.
— Нет, — ответила она. — Я сейчас не желаю бежать.
И невольно замерла — такой ответ даже ей показался чересчур резким и необдуманным. Вчера она отказалась бы увереннее. До их последней беседы со Станимиром все было иначе. А теперь…
— То, что у меня было с Аорангом, было в прошлой жизни, — сумрачно произнесла она, глядя в темный лес. — Я была дочерью повелителя и самоуверенно считала, что могу делать все, что пожелаю. Ты помнишь, к чему все это привело. После гибели отца я приняла решение не думать больше о своем счастье, но лишь о благе Аратты…
— Я пыталась ему это объяснить, — кивнула Янди. — Но если мохнач что-то вбил себе в голову — убеждать его бессмысленно. Хорошо бы тебе самой ему все это сказать. А то ведь пока ты направлялась к Шираму, твоя великая жертва имела смысл. Ну а здесь-то тебе оставаться зачем? — Янди развела руками. — Выбор невелик. Либо ты поведешь этих бородатых дикарей истреблять твой народ и грабить твои же земли. Либо тебя принесут в жертву, как того требуют жрецы Лесного Старика и кое-кто из местной знати. Ну или попросту станешь одной из наложниц Станимира…
Царевну передернуло.
— Нет, все не так!
Она понимала, что Янди говорит то, что думает, но верить в это не желала. Лазутчица судит по себе и по своему опыту. Она воительница и всех вокруг считает такими же хищными зверями…
— Станимир предан мне, — твердо сказала Аюна. — Он лишь хочет моим именем восстановить мир в Аратте…
— Это ты так думаешь или он тебе сказал? — прищурилась Янди.
— Конечно он!
— Святое Солнце! Я его недооценивала. Сотник вендской стражи нацелился на престол! И как же далеко пойдет дочь повелителя, чтобы угодить честолюбивому венду?
Аюна высокомерно вскинула голову:
— Какое ты имеешь право укорять меня?
— Никакого, — пожала плечами Янди. — Если прикажешь — я буду наблюдать со стороны, как все покатится к голодным дивам.
— Ты что, пытаешься насмехаться?
— Ну что ты, пресветлая госпожа! Ты же дочь государя. Как бы я посмела?
— Так же, как посмела забраться в постель к мужу другой его дочери! — выпалила Аюна.
Янди лишь расхохоталась:
— Хорошая шутка! Если тебе и впрямь любопытно, мне не понадобилось залезать в его постель. Он овладел мной прямо на полу, а уж на постель мы перебрались потому, что доски показались нам слишком жесткими…
— Замолчи! — гневно оборвала Аюна.
— Надеюсь, Станимир не столь изыскан в любовных утехах…
— Довольно! — рявкнула царевна и замахнулась, что отвесить Янди пощечину.
Та со смехом уклонилась.
— Как, неужели венд до сих пор не прикоснулся к тебе? Ха! Ну до чего коварен!
— Не смей обсуждать меня!
— Царевна, прошу, потише! Ты кричишь на весь лес! — Янди указала клокочущей от ярости спутнице на уходящую в заросли тропку. — Если вдруг на нас нападут разбойники, для них не будет особой разницы, кто твой отец, а кто мой. Нас могут убить сразу или с собой утащить. Вся разница между нами лишь в том, что тебя сейчас хотят принести в жертву, а меня — нет.
Аюна тяжело дышала, стараясь успокоиться. "Я прикажу тебя казнить", — хотелось заорать ей. Однако она понимала, что эти слова будут пустыми и жалкими здесь, в вендском лесу, бесконечно далеко от столицы, где ее приказы что-то значили.
— Солнцеликая, я же стараюсь тебе помочь, — укоризненно продолжала Янди. — А ты мне указываешь, чего я смею, а чего нет. Так вот, не смею я лишь одного — убить тебя. Потому что тогда все уже сделанное и то, что предстоит сделать, превратится в ничто. Ну что, пресветлая госпожа, желаешь остаться у вендов или мы вернемся к делу, ради которого ты была готова рисковать жизнью и бросила Аоранга с его клыкастой кошкой? Кстати, он славный парень, хоть простак, каких свет не видывал… Давай, тебе решать.
— Я и решаю, — упрямо наклонив голову, ответила Аюна. — Ты что, думаешь, все то время, пока мы ехали сюда, я не присматривалась к Станимиру? Да, он временами ведет себя как сущий дикарь — ну так он ведь и есть дикарь! Несправедливо было бы порицать его, что он мстит за родню, как принято в его племени… Да, князь вендов честолюбив — так чем же это плохо? Посуди сама. Мой отец мертв. Жив ли Аюр — никому не ведомо. Я верю, что жив. Если так, Станимир займет высокое место, подобающее ему по уму и доблести. Если же Аюр не найдется — значит я взойду на престол, а Станимир будет моим мужем и полководцем. Да, такого не случалось прежде. Значит, будет впервые…
Аюна прервалась: не насмехается ли над ней Янди? Но та, склонив голову набок, молча слушала.
— Если Станимир станет моей правой рукой, мы заключим долгожданный мир между Араттой и вендскими землями. Вместе мы сможем дать достойный отпор злодеям-накхам и всем прочим, кто пожелает попробовать Аратту на зуб.
— А что ты намерена сделать с Кираном?
— Он лишь блюститель престола. И, судя по всему, плохо справляется. Моя сестра будет только рада, если ее супруг станет почаще бывать в женских покоях. Я выделю им обширные земли…
— Я восхищена, — проговорила Янди. — Ты все отлично продумала. Вот только Станимир…
— Что — Станимир?
Лазутчица вздохнула:
— Он не станет плясать под твою дуду.
— С чего ты так решила? Ты его совсем не знаешь!
— Никто ни о ком всего знать не может. Но сейчас, моя госпожа, ты сможешь узнать о своем избраннике кое-что новое. Затем я тебя и позвала… — Янди указала на уходящую в чащу тропинку, возле которой они стояли. — Пойдем. Только тихо.
* * *
Тропинка петляла между деревьями, едва различимая в кромешной тьме. Если бы на небе в разрывах туч не проглядывала луна, озаряя чащобу мертвенным светом, Аюна бы спотыкалась на каждом шаге. "Куда она ведет меня? — гадала царевна, и ее гнев на дерзкую охранницу понемногу угасал, сменяясь беспокойством. — Я же сказала, что не хочу бежать!"
Наконец Янди, бесшумно шагавшая впереди, остановилась и подняла руку.
— Остановимся здесь, — тихо сказала она. — Вон там, в стороне, поваленная сосна — видишь надломленный ствол? Взберемся по нему повыше и затаимся. Дальше идти опасно.
— Почему опасно? Зачем ты меня пугаешь?
— Лучше уж бояться и оставаться живым, чем бесстрашно подохнуть. Идем, но очень тихо! Следи, куда ступаешь. Им не до нас, но они все же могут услышать…
Царевна с удивлением огляделась. Вокруг царила тишина, лишь ветер тихо шевелил кроны сосен. Ночной лес казался совершенно безлюдным.
— "Им"? О ком ты?
— О Шерехе, его людях. И твоем Станимире.
Янди белкой взлетела по наклонному стволу упавшей сосны. Царевна значительно медленнее вскарабкалась следом. Девушки притаились среди густых колючих ветвей. Янди придирчиво оглядела убежище, особое внимание уделив тому, откуда дует ветер. Аюна осторожно раздвинула мелкие ветки и выглянула наружу.
Лесная прогалина была залита лунным светом. Посередине стоял обнаженный по пояс светловолосый воин. По обе стороны поляны сидели его соратники. Царевна увидела, как с противоположной стороны прогалины молча появился Шерех, ведущий человека со связанными руками. Можно было разглядеть, что это белобрысый молодой парень в домотканой вендской одежде. Его вытаращенные глаза блестели, ноги подламывались…
Возле высокого мертвого пня с облезшей корой, торчащего у самого края, Шерех на мгновение остановился, вытащил из ножен клинок и с силой вогнал его в ствол.
— Что он делает? — прошептала Аюна.
— Погоди. Сейчас увидишь. Кажется, мы как раз вовремя.
Доведя пленника до середины поляны, Шерех остановился, размотал путы и что-то приказал. Аюне не было слышно что, но она увидела, как двое вендов поднялись и подали пленнику пару заточенных турьих рогов. Парень затрясся так, что было видно даже с дерева, и попытался отбросить самодельное оружие. Шерех тут же с размаху влепил ему увесистую оплеуху и толкнул вперед, навстречу воину, неподвижно стоявшему в середине поляны. Пленник с бессвязным криком ринулся вперед, но его противник и глазом не повел. Лишь развернулся, пропуская мимо себя нападающего, и отвесил тому мощный подзатыльник. Юноша пробежал еще несколько шагов и рухнул на колени.
— Я здесь! — крикнул светловолосый, оборачиваясь.
— Станимир? — прошептала царевна.
— Он самый, — змеей прошипела Янди.
Пленник затравленно оглянулся, вскочил и снова бросился вперед. Вождь лютвягов в последнее мгновение скользнул у него под рукой и ударил противника под колено. Тот вскрикнул и с размаху рухнул на спину. Станимир между тем неторопливым шагом отправился к высокому пню, из которого торчал нож. Разозленный парень вскочил и, хромая, бросился за ним, целясь одним из рогов между лопаток. Но вождь вендов шагал, как будто позабыв о неприятеле.
— Он же сейчас убьет… — в отчаянии зашептала Аюна.
Она чуть привстала, но Янди схватила ее за плечо и надавила, заставляя оставаться на месте. Расстояние между поединщиками все сокращалось. В тот миг, когда казалось, что турий рог вот-вот вонзится в спину, Станимир рывком выдернул клинок из пня, развернулся и полоснул недруга по горлу.
Кровь из рассеченной яремной вены с силой ударила, заливая все вокруг. Пленник выронил оружие и упал бы, когда б грозный лютвяг не схватил его за волосы, удерживая над землей. Затем левой рукой, будто ковшом, он зачерпнул крови и провел ею по своему лицу и груди.
— Ч-что он делает? — заикаясь, пробормотала Аюна.
— Начинает обряд.
— Так?!
— А как иначе? Погоди, сейчас будет следующий.
Янди не ошиблась. За первым противником последовал еще один, потом еще. С каждым перерезанным горлом на теле Станимира оставалось все меньше незакрашенных мест. Аюна уже видела, что в стороне за деревьями навалена куча бездыханных тел. Лицо и руки Шереха, да и прочих воинов, сидевших вкруг поляны, также были покрыты черными пятнами и полосами — теперь царевна поняла почему.
— Кого убивают лютвяги? — тихо спросила Аюна.
— Тебе-то что? — фыркнула Янди.
— Их пленники похожи на вендов…
— Это и есть венды — хлапы-землепашцы с той стороны реки. Лютвяги считают их трусами и предателями, продавшимися арьям за землю и скот. После набегов они отбирают сильных и ловких парней, потом готовят к обряду.
Аюну колотила дрожь. Ее радовало, что Станимир снова и снова выходит победителем из опасных схваток. Однако измазанное кровью тело бывшего сотника вендской стражи наводило на нее ужас.
— Зачем они это делают? — чуть слышно спросила она.
— Я же сказала — готовятся. Когда луна встанет высоко, они будут взывать к Медейне, Матери-Волчице. Скоро упадут последние листья, медведь заляжет в берлогу. Наступит волчья пора — время их силы, — до нового пробуждения Когтистого Старика…
— А для чего все это кровопролитие?
— Ты когда-нибудь видала голодную волчицу? — Янди поглядела так, что царевну почему-то пробрала дрожь. — Дружине Станимира нужна мощная защита от Медейны, иначе они сами займут место жертв. Свежая вражья кровь даст им такую защиту и позволит остаться в живых во время обряда…
— Что за обряд?
— Мы не будем его смотреть. Поверь, с тебя и этого хватит… Так, что это там?! — Янди с интересом подалась вперед. — Твоему Станимиру привели нового противника. И он явно не из хлапов…
— Исварха Всемогущий, я его знаю, — быстро зашептала Аюна, вглядевшись в стройного юношу, чьи волосы золотились даже в холодном свете луны. — Это же Ишан, племянник Артанака! Мы были знакомы еще детьми… После того как раскрыли заговор его дяди, он сбежал из дворца и бесследно исчез…
— Как видишь, нашелся, — хмыкнула Янди. — Уж и не знаю, что для него было бы лучше — сложить голову там или здесь…
Тем временем молодой арий спокойно вышел в середину утоптанной поляны, взял из рук Шереха турьи рога, примерился к ним и замер, не двигаясь с места. Шерех попытался было его пихнуть вперед, но Ишан мигом развернулся и коротко ткнул одним рогом. Опытный воин быстро отпрыгнул и что-то недовольно проворчал. Но это недовольство вызвало лишь ухмылку на лице знатного юноши.
То, что происходило дальше, больше напоминало не поединок, а танец. Станимир пытался обойти ловкого и быстрого противника, но тот не подпускал его к воткнутому в пень ножу, всякий раз оказываясь у него на пути с острыми рогами наготове. В какой-то миг Станимир изловчился, толкнул противника, а когда тот попробовал было отступить на шаг, бросился ему в ноги, подхватил под колени и опрокинул на спину. Затем кинулся к пню.
Но едва он выдернул нож из ствола, едва развернулся, как острый рог выбил оружие у него из рук. Еще движение — и обезоруженный Станимир еле увернулся от смертоносного удара…
Что произошло спустя мгновение, Аюна не успела разобрать. Все на поляне на миг потеряло свои очертания, будто царевна смотрела сквозь поросшее ряской болотное оконце. Она лишь заметила большую черную тень, метнувшуюся к Ишану. Тот упал, пронзительно закричал и затих. Марево тут же развеялось. Над мертвым арием на корточках сидел Станимир. Он тяжело дышал, бездумно глядя на растерзанное тело противника. Затем, отдышавшись, провел по его горлу ладонью, набирая крови, и вновь измазал свое лицо.
— Идем. — Янди потянула царевну за руку. — Хватит, пора уходить…
— У Станимира не было ножа, — медленно, едва находя слова, прошептала оцепеневшая Аюна. — Он что, загрыз Ишана?!
Аюна вдруг почувствовала, что у нее темнеет в глазах. Она схватилась за горло, подавляя рвоту, и начала соскальзывать со ствола. Янди поймала ее, беззвучно выругавшись, и крепко прижала к дереву.
— Успокойся! Никого он не загрыз, это был волк… — Янди оборвала себя и замерла как изваяние, бледнея прямо на глазах. — Проклятие… Они, кажется, услышали…
Аюна приподняла голову и чуть снова не потеряла сознание — от страха. Станимир и Шерех смотрели в их сторону. Одинаковым движением они подняли голову, закрыли глаза, начали принюхиваться…
Янди отпустила царевну и потащила нож из рукава. Но в этот миг венды отвернулись и о чем-то тихо заговорили.
— Они нас не учуяли. Хвала Исвархе, все-таки ветер не от нас! — прошептала лазутчица. — Идем отсюда скорее. Больше нам здесь делать нечего…
Почти волоком она потащила царевну прочь. Аюна не помнила, как они спустились на землю, как возвращались через лес к большаку. Она пришла в себя только у городских ворот.
— Солнцеликая, ты убедилась, что отсюда нужно бежать?
— Я должна поговорить со Станимиром, — пробормотала Аюна. — Завтра тебе отвечу…
Янди нахмурилась:
— Поутру ты с ним не поговоришь: лютвяги будут отсыпаться. А вечером может уже быть поздно…
— Я никуда не уйду, пока он все мне не объяснит!
— Что ж, поговори, моя госпожа. Только прошу, не упоминай, что это я отвела тебя в лес. И вообще обо мне молчи. Иначе останешься тут одна среди волков.
Глава 9
Волчий оберег
Илень хмуро глядел на ряженых, с протяжным пением водивших хоровод вокруг костра. На тех были медвежьи головы и лапы, украшенные разноцветными лентами, которые так и мелькали в отблесках пляшущего пламени. После тихих, уже заснеженных дривских лесов здешние яркие краски и неуемное веселье раздражали его, а удалые песни гулко и болезненно отзывались в голове, как в пустой бочке. Особенно после вчерашнего княжьего пира. Илень и сам не помнил, сколько выпил ночью, и сейчас понимал, что хватил лишку. А лютвяги, чтоб им пусто было, все никак не угомонятся!
— Что грустен, воевода? — послышался рядом нежный голосок.
Илень удивленно повернулся. Стоявшая перед ним незнакомая светловолосая девушка произносила слова так, как на его родине.
— Я тебя знаю? — сипло спросил он.
— Нет. А я тебя знаю. Ты Илень, родич прежнего дривского владаря.
— Ты что, из наших? — оживился воевода. — Вроде твое лицо мне знакомо…
— Здесь меня зовут Векша. Ты мог меня видеть в Мравце, когда наместник Киран забрал меня к себе в дом. Мою деревню арьи пожгли… — Янди прерывисто вздохнула. — Мне в ту пору и четырнадцати не было. Помню, возвращались мы с братцем домой и вдруг из лесу выехали всадники. Я таких людей в жизни не видывала — смуглые, златовласые… В первый миг они показались мне прекрасными, как боги! Но потом они начали убивать… Я помню, как горели избы… Помню крики, что неслись из пламени…
— Я тоже помню, — сквозь зубы процедил Илень, сжимая кулаки.
— А златовласые сидели в седлах и смотрели. И лица у них были… этакие скучающие…
Дривский воевода скрипнул зубами.
— Я не выдержала, закричала, бросилась к родной избе… Тут меня и схватили. Думала, тоже бросят в огонь, но старший из арьев велел привязать меня к седлу и отвез к наместнику Кирану. Тот счел, что я вполне пригожая, чтобы греть его постель… — Девушка вновь вздохнула, опустив глаза. — Когда я прискучила наместнику, мне удалось сбежать. Одна ведающая женщина приютила меня и выучила понимать силу трав и корений. Ныне я врачую раны воинов Станимира… Вижу, ты занедужил?
— Пустяки. — Илень угрюмо кивнул и тут же поморщился. — Перебрал чуток.
— Если пожелаешь, дам тебе снадобье от этой хвори.
— Приму с радостью.
Янди достала из поясной сумы полую кость, заткнутую древесным сучком и залитую воском.
— Добавь в пиво, перемешай и испей.
— Сперва сама испей, — опасливо покосившись на "землячку", буркнул Илень.
— Отчего ж с тобой-то не испить, славный воевода, — с улыбкой отвечала та. — Пошли, вон там как раз из бочки наливают…
Предложенное девушкой зелье обладало резким и не слишком приятным вкусом, однако вскоре Илень в самом деле почувствовал, что тяжесть в голове отступает и мысли проясняются.
— Добрая настойка, — утирая вислые усы, кивнул он. — Ишь, сразу как пробило!
— Только часто к ней прибегать не стоит, — предупредила лекарка. — Нутро пожжешь.
— Чего уж там, — отмахнулся воевода. — В наших землях с этим делом нечасто побалуешь. Учай порядок завел, что как в дело, так хмельного ни-ни. А с Учаем лучше не шутить.
— Учай? Кто это? — насторожилась девушка. — Прежде о таком не слыхивала!
— Никто прежде не слыхивал. Еще в том году на торжище в Ладьву ездили, никто и имени его не знал. Ныне слава о нем гремит по всем изорянским землям, а теперь и по нашему болотному краю покатилась.
— Он изорянин, что ли?
— Так и есть.
— Вот диво! Те дикие лесовики жили потаенно и отродясь не воевали… Расскажи, коли не торопишься!
Векша взмахнула длинными ресницами и почтительно поглядела на Иленя. Тот, довольный возможностью явить осведомленность миловидной собеседнице, сдвинул брови.
— Люди сказывают, араттский наследник Аюр, путешествуя с охотой, назначил Учаева батюшку наместником всех изорских земель. Потом что-то случилось, и арьяльцы того вождя погубили, а Учай поклялся о мести.
— Сулился комар быка закусать, — горько усмехнулась девушка.
— Многие так думали, да ошиблись. Учай соколом в небо летит, волком по земле рыщет. Дружина у него молодец к молодцу, сам умен да грозен не по летам. Если кого невзлюбил, пощады не даст. И ведь что чудно — по виду в нем лютого воителя нипочем не признаешь…
Янди внимательно слушала, широко распахнув зеленые глаза.
— А каков он из себя, этот князь изорянский?
— Юнец тощий, белоголовый, даже бородка не выросла. Этак глянешь — тьфу, чихом с ног сбить можно. Но мысли его как стрелы бьют в цель, ни одна промаху не дает. Если что сказал — так оно и выходит.
— Ишь ты!
— Так и есть. Сколько мы в дривских землях против арьяльцев бились, сколько наших полегло да казнено было! Изгара уж на что храбр да умел, но осилить врага не смог. А пришел Учай — и одним махом, за осень управились!
— А этот, хмурый такой, который тут вчера бродил по торжищу, — проговорила Янди. — Он из людей Учая? На дрива-то совсем не похож…
— Да, это Марас, его побратим. Учай желает одним плечом с нами выступить против Арьялы. В знак чистоты помыслов он все взятые мечом земли дривов отдает Станимиру.
— Да разве такое бывает? — хмыкнула Янди. — Мечом взял и за так отдал? И что же, ничего взамен не хочет?
— О том у Мараса спрашивай, ему больше ведомо, — уклончиво ответил Илень.
— Ты ведь привез его — и не знаешь?
— Я одно знаю: Учай себе царевну Аюну забрать желает.
— Вот как… Значит, земли отдает Станимиру, а взамен хочет его царевну в жены? — призадумавшись от таких новостей, протянула Янди.
— Мнится, не о женитьбе там речь…
* * *
Янди неторопливо шла по рядам, рассматривая товары на лотках и прилавках и раздумывая над услышанным. Память услужливо подсказала, где прежде ей уже доводилось слышать имя нового вождя изорян. Не так давно — а вроде бы жизнь назад. В путевой веже по дороге из полуночных земель к столице, где она устроила засаду на царевича и ненавистного ей Ширама.
Рыжий жрец из столичного храма, беседуя с Аорангом, рассказывал о невзгодах Великой Охоты и худшим из бедствий называл молодого Учая. По всему видать, этот изорянин — очень опасный враг, если перебил отряд жезлоносцев и заставил спасаться бегством самого саарсана накхов. И не просто воитель, а хитрец, каких поискать! Иначе бы не стал просить одну девчонку, пусть и царскую дочь, в обмен на огромный болотный край…
"Понять бы, что он задумал? Ну да это, может, и не важно… Главное — как теперь поступит Станимир…"
— Девица-краса, глянь, какие бусы!
Янди подошла к прилавку с украшениями и принялась пропускать сквозь пальцы нитку стеклянных бус, явно привозных.
"Отдаст Станимир царевну изорянам или не отдаст? Аюна ведь ему и самому нужна. Да и дурак он будет, если поведется на эту игру! Однако как не отдать? Дривы ему — самая ближняя родня. Мать Станимира из дривских владарей. Оттолкнуть руку, которая возвращает ему земли дедов, взамен на какую-то чужеземную девчонку, пусть и царского рода? Решится ли Станимир на такое, если останется один против всех? Ох и хитер Учай! Не получит царевну — так посеет рознь между дривами и лютвягами…"
— А вот кому вареные раки? — раздался крик с другой стороны.
"Ну а если все же Станимир откажет ему? Тогда…"
Янди ухмыльнулась и положила нитку бус на место.
"Тогда самое время для оленьих боев. Как там звали старого буяна, который пытался выгнать с пира Аюну и со Станимиром разлаялся на пиру…"
Она припомнила ходившие на торгу сплетни. Кажется, Бурмила… Что ж, самое время ему постоять за единение вендских земель!
Кто-то с силой дернул Янди за рукав. Она с трудом удержала себя от желания ткнуть невежу пальцем в глаз и только улыбнулась в ответ на слова зазывалы:
— Свет-ясна девица, о чем задумалась, что на мое узорочье не глядишь? Если бусы арьяльские не по нраву, так погляди на литые перстни и зарукавья! А вот еще птички изорянские: ты идешь, они звенят — песенки поют… А вот очелье, крытое жемчугом… И так ты глазам отрада, а уж с ними краше всех станешь! Выбирай, для тебя цена и вовсе не цена, так лишь, малость, мне на память. Я ведь от души — не всякий день такая прелестница у меня наряжается…
— Красно говоришь, — промурлыкала Янди, вновь склоняясь над разложенным на широких досках товаром. — Вот это ожерелье из алатыря давай…
— Добрый выбор — алатырь от всех болезней тебя обережет!
— И вон те серьги из златоискра.
— И это славно выбрала, красавица! Кто златоискр на себе носит, тому каждый день любовные речи слышать доводится…
— И еще вон тот оберег с волчьими клыками.
Торговец опешил:
— Для чего тебе, дева, воинский оберег?
— Не себе, любушке моему.
— А, — с опасливым уважением покосился на нее купец. — Тогда иное дело. Не всякий воин такое на себя надеть решится…
Он с подчеркнутой осторожностью взял лежащий отдельно тяжелый кожаный, усаженный острыми клыками подвес.
— Эта вещица не абы какая, ее просто так даже лютвяги не носят. Только перед боем надевают. Сказывают, если вражьей кровью не напоить, оберег с хозяина ее требовать начнет… Я этакую страсть сам ни в жизнь не надену, но тебя предупредить должен, чтобы ты себе зла не наделала. И любушке своему передай.
— Будь покоен, — кивнула Янди, выкладывая на прилавок арьяльский золотой из приданого Аюны. — Непременно передам.
* * *
Найти Бурмилу оказалось делом несложным. Тот сидел в кружале поблизости, одну за другой осушая чары. Рядом расположились несколько воинов его рода. Янди устроилась поблизости и прислушалась. Разговор крутился вокруг Станимира. Вождя лютвягов вполголоса ругали: дескать, чересчур много себе власти забрал, ведет себя не как от предков заповедано. Упоминали и царевну: мол, а ну как пожелает Станимир ради златовласой чужачки Аратту к рукам прибрать, пойдет губить своих и чужих, не щадя родичей и друзей…
Соваться в мужскую беседу девушке показалось неразумным. Но по всему видать, Бурмила собирался сидеть в кружале весь день до самого заката. А значит, оставалось лишь подождать, когда нужда заставит его покинуть застолье. Выждав миг, когда тот завозился, поднимаясь с лавки, Янди выскочила во двор, огляделась, бросила на землю приманку и укрылась за углом.
Старый вождь, прогулявшись в задок, неспешно возвращался к столу. Вдруг на земле перед ним что-то ярко блеснуло. Бурмила наклонился и увидел золотой кругляш. Но только протянул руку, чтобы поднять ее, наперерез ему бросилась девушка:
— Нет, остановись! Не трогай!
Бурмила выпрямился и с удивлением взглянул на незнакомку:
— Твоя, что ли? Так забирай…
— Не моя, да брать ее не надо! — Девица пугливо оглянулась и взволнованно зашептала: — Это колдовство! Изорян на торгу видел? Это они все! Испокон веку так от своих бед избавляются. Добрый человек поднимет, злосчастье на него и перейдет!
— А ты откуда знаешь? — спросил изумленный Бурмила, переводя взгляд с девушки на золотой и обратно.
— На севере жила, рядом с ними — что же не знать. Только сейчас видела, как один такой проходил, нашептал и бросил…
— Ну спасибо, что от порчи уберегла…
— На здоровье, — фыркнула Янди. — А ты запомни, вождь, — где изоряне, там беды и несчастья…
— А ты сама-то кто такая? — спросил вождь, внимательно разглядывая пригожую северянку.
По годам ей давно пора быть замужней, с выводком детей, но волосы убраны по-девичьи. Речи смелые, взгляд дерзкий…
— Здесь меня Векшей зовут. Я знахарка, пришла сюда из дривских земель, — назвалась девушка. — А тебя здесь все знают — ты Бурмила, нарочитый муж. Позволь спросить тебя об одном деле?
— Ишь, спросить… Что ж, говори, коль хотела.
— На торгу тебя все хвалят, — дескать, вчера ты у Станимира на пиру против чужестранки за весь наш род да за отцовские и дедовские обычаи выступил?
Бурмила вспомнил пир, Аюну, отповедь вождя лютвягов — и помрачнел.
— Что я сказал — дело мое, — ответил он сварливо. — Тебе-то, девка, что за дело до княжеских бесед?
Янди склонила голову, чтобы скрыть презрительную ухмылку. Этот пьяный старый тюк с сеном решил, что он здесь за главного? Ну что ж, даже тряпичная кукла в руках лицедея может представлять владыку Аратты.
— Прости, что спрашиваю, однако дело касается моего родного дома…
— Да говори уже, мне недосуг тут торчать!
— Еще я нынче на торгу слышала, будто приехал посол из земель изорян. Хочет царевну за тамошнего повелителя взять. А Станимиру в обмен сулит отдать наши дривские земли. Я ведь из тех самых земель, и сердце мое всякий день туда рвется! А Станимир, как сказывают, царевну отдавать не желает…
— Царевна! — злобно скрипнул зубами Бурмила. — Не изорянину ее надо отдать, а волкам на поживу! Да и теперь еще не поздно…
— Вот и я о том, заступник ты наш, — закивала Янди. — Станимир, говорят, из-за нее сам не свой. Со старшими, с именитыми ссорится! Присушила она его, что ли? А прочие молчат, будто так и надо, — пригорюнилась она. — Так что же, не видать нам дривских вотчин?
Затуманенный взгляд Бурмилы на мгновение обрел ясность.
— Кому это — вам? Ты что ж, думаешь, я воинские дела с девкой возле кружала обсуждать буду? — рявкнул он. — Да скорее вода из Даны в небо потечет! Пошла отсюда!
— Как скажешь, Бурмилушка, — пристально глядя на него, процедила Янди. — Ты умный, тебе видней. Куда уж мне, с моей девичьей косой, до твоей бородищи! Я свои никчемные слова при себе придержу. А там уж Сварге виднее, чему быть…
Она развернулась и направилась прочь со двора.
— Эй! — послышалось за ее спиной. — Как там тебя… Векша, а ну, стой!
Янди остановилась, на всякий случай потянувшись к ножу в рукаве.
— Вроде как ты девица пригожая… Да и порчу от меня отвела…
Бурмила, пошатываясь, подошел к ней, повернул к себе и приподнял толстым пальцем ее подбородок. Янди молча ждала, что будет дальше.
— Бойкая не в меру, но для красной девки это разве изъян? — довольно продолжал вождь. — А приходи, как стемнеет, в мои палаты. Внакладе не останешься!
Янди улыбнулась и нащупала за поясом волчий оберег.
— Чего ж темени-то ждать? — игриво спросила она. — Мой домишко тут под стенами, недалеко… Если пожелаешь, так и тянуть не будем…
Бурмила шагнул к девушке, с силой облапил ее и впился в губы смачным поцелуем. Янди выгнулась, чуть отстраняясь.
— Ты муж сильный, видный, — проворковала она. — По всему видать, с девицами в обращении искусен. Ступай за мной. Я чуток впереди, а ты не отставай.
— Идем, — с жадностью глядя на нее, отозвался вождь. — Ух как ты мне по нраву, Векша…
* * *
Той ночью Аюна почти не спала. А когда глаза ее наконец смыкались, ей снился все тот же ужасный сон. Ишан, приятель ее детских игр, стоит подле постели с собственной головой в руках. Голова шевелит губами, зовет царевну по имени, ищет взглядом… Аюна вскакивает, пытается укрыться, но, куда бы она ни бежала, везде ее встречает обезглавленный юноша.
"Зачем ты меня преследуешь?!" — кричит наконец она.
И тут же понимает — зря она это сделала. Мертвец останавливается, голова теперь смотрит прямо на нее.
"Аюна, я пришел за тобой".
"Я никуда не пойду!"
"Это воля богини. Ты нарушила запрет. Ты должна идти".
"Именем Господа Солнца — развейся!"
"Исварха ночью покидает мир. Ты не дозовешься его. Идем со мной…"
Мертвая рука тянется к ней. Царевна с криком просыпается.
А когда спустя долгое время она вновь начинает задремывать, то обнаруживает себя в лесу — у той самой сломанной сосны, где прятались они с Янди.
…Неведомая сила тянет ее на поляну, где Станимир убивал жертв. Аюна видит широкие ступени, ведущие в никуда. Перед ними темнеет гора мертвых тел. Вокруг неподвижно стоят мужи, измазанные в крови. Лица их закрашены так, что Шереха от Станимира не отличить.
"Так вот зачем они пачкали лица кровью, — понимает вдруг Аюна. — У них теперь нет ни имен, ни лиц. Богиня не узнает их…"
На верхней ступени лестницы, ведущей в никуда, как будто прямо из косматых еловых ветвей, возникает высокая — вдвое выше обычного человека — женщина. Она в черном платье, на голове плат, низко надвинутый на лицо…
Лютвяги склоняют голову и становятся на колено. Из-под черного покрывала богини светятся зеленые точки. Аюна запрокидывает голову, широко распахнутыми глазами глядя прямо ей в лицо…
Лицо?! Вместо него у женщины — волчья морда!
Распахивается клыкастая пасть. Аюна кричит и просыпается…
Окончательно проснулась царевна уже на рассвете, измученная так, будто всю ночь и в самом деле провела в лесу. На робкий вопрос Суви, что произошло ночью, она лишь молча скривилась, будто от зубной боли, и приказала немедленно принести ушат с холодной водой для умывания. Едва служанки одели и причесали царевну, она нетерпеливо приказала Суви:
— Ступай к Станимиру на подворье, передай, что я жду его.
Суви вернулась очень скоро.
— Не вели казнить, госпожа, князь еще почивает…
Царевна засопела от гнева.
"Да как он может спать?! После того, что натворил ночью…"
Поймав любопытные взгляды служанок, она заставила себя успокоиться. Их это не касается! Что ж, спит так спит… Она потребовала завтрак и велела Суви ждать пробуждения Станимира, а как только проснется — сразу звать на разговор.
День тянулся невыносимо медленно. Вождь лютвягов появился, лишь когда уже начало смеркаться, — свежий и радостный, с белозубой улыбкой на лице.
— Ты звала меня, солнцеликая? — склоняясь перед дочерью Ардвана, спросил он.
— Да, я хотела с тобой говорить. И это очень важно!
— Что ж… — Станимир подал знак служанкам выйти из горницы и закрыть дверь. — О чем хочешь спросить меня?
Аюна пристально посмотрела на него, но вождь лютвягов не опускал взгляда. Как он спокоен, как возмутительно безмятежен!
— Я видела тебя этой ночью! — обвиняюще заявила она.
— Во сне?
— Я бы очень желала, чтобы увиденное было сном! Хотя и тогда это был бы ужасный сон… Но я видела тебя своими глазами в лесу!
Станимир явственно напрягся:
— Ты была в лесу? И долго?
— Не знаю. Но мне хватило!
— Должно быть, недолго, иначе бы мы с тобой сейчас не беседовали, — пробормотал он. — Люди могут кого-то не заметить, но от взора Медейны ничто не укроется… Что же именно ты видела ночью?
— Ты убивал людей и мазал себя их кровью!
Как ни удивительно, но царевне показалось, что на миг на лице лютвяга мелькнуло облегчение. Затем он вперил в царевну тяжелый изучающий взгляд. Затем кивнул:
— Да, убивал. Я был быстрее и ловчее. И если ты все видела своими глазами, то знаешь, что каждый из моих противников в начале поединка был вооружен, а я — нет. Все они тоже могли убить меня. Это был честный бой.
— Ты это называешь честным боем?!
— Но если я ответил на твой вопрос, ответь и ты на мой, — холодно произнес Станимир. — Как ты попала ночью в лес?
— Это не важно, — отрезала Аюна. — Главное — что я видела.
— Ты видела древний обряд. В наших лесах — свои боги. Если я и далее желаю вести свой народ, то обязан почитать их всех. Так все же ты не ответила. Кто отвел тебя в лес?
— Меня отвели мои ноги. Я шла за тобой…
— Нет, не шла. Я очень хочу узнать, кто и зачем надоумил тебя за мной следить.
— А я тоже очень хочу узнать, кто надоумил тебя приносить в жертву арьев! — закричала Аюна. — Что ты скрываешь от меня? Какой ты на самом деле? Я поверила твоим словам о том, что мир меняется и мы рождены, чтобы обновить его… Это и есть твое обновление?
— Там был один арий, это верно, — нахмурился Станимир, будто пытаясь что-то вспомнить. — Он был ловкий боец, весьма ловкий… Мне все же удалось его осилить, — правда, я не помню как…
— Ты лжешь! — воскликнула царевна, и ее золотистые глаза потемнели. — Ты загрыз его!
— Загрыз? — удивленно повторил вождь лютвягов. — Должно быть, ты что-то путаешь.
— Я говорю о том, что видела сама. Не пытайся юлить!
— Я говорю как есть. Не помню ничего такого.
От беспомощности и отчаяния глаза царевны вдруг наполнились слезами.
— Ишан был моим родичем, — срывающимся голосом выговорила она. — Мы знали друг друга с детства…
— Мне, право, жаль, — склонил голову молодой вождь. — Если бы я только знал…
Царевна отвернулась, уткнулась лицом в ладони и разрыдалась, сама не зная отчего. То ли от жалости к Ишану, то ли от жалости к себе. Ее синеглазый Станимир, которому она была готова довериться всей душой, — такой же кровожадный оборотень, как Шерех, а все его слова — ложь…
Станимир чуть помедлил, а затем шагнул вперед, привлек девушку к себе и начал гладить по голове. Аюна уткнулась ему в грудь, заливаясь слезами.
— Мы — лютвяги, дети Матери-Волчицы, — заговорил он. — Когда Исварха уходит в дальние пределы небесных полей, землю укрывает темнота и сковывает лед, а леса наполняются нечистью, алчущей тепла человеческих жизней. Кто защитит людей, как не я и мои воины? Чтобы сражаться с тьмой, надо и самому быть страшным… Это так, царевна, и тебе придется это принять. Не прячь лицо, Аюна! Только ребенок при виде зверя закрывает глаза и считает, что теперь он в безопасности. Открой глаза и посмотри на меня. Для тебя я не опасен.
— Откуда мне знать? — всхлипнула царевна. — Ты убил семью Кирана… Ишана загрыз… Может, ты и меня…
— Клянусь Солнцем, я никогда тебя не обижу!
Руки князя скользили по ее спине и волосам, лучше всяких слов убеждая царевну в его правдивости и любви. Аюна подняла на него взгляд и улыбнулась сквозь слезы:
— Я тебе верю… Вейлин.
В этот миг дверь открылась без стука. На пороге горницы возник Шерех — еще мрачнее обычного.
— Что-то стряслось? — повернулся к нему Станимир, выпуская Аюну из объятий.
— Да, — кратко ответил тот.
— Только что из лесу принесли мертвого Бурмилу. Тело нашли у самой дороги, возле тропинки… — Шерех исподлобья взглянул на вождя. — Горло разорвано волчьими клыками.
Станимир стиснул челюсти. Аюна вспомнила свой сон, и ей стало так жутко, что даже в глазах потемнело, как тогда ночью на сосне. Что же это? Неужели и это ее вина? Лесная богиня мстит?!
— На торжище шепчутся о Волчьем круге, — продолжал Шерех. — Болтают, дескать, только Бурмила правду на пиру тебе в глаза сказал, а ныне уже за это поплатился…
— Ты видел тело? Клыки на горле и впрямь волчьи?
— Клыки-то волчьи, да только прикус не волчий.
— Значит, так поступим. Возьми своих людей, по торжищу пройдешь. Может, люди что видели или слышали. Бурмила не пичуга, упорхнуть не мог.
— Уже начал, — буркнул Шерех. — Под вечер Бурмила сидел в кружале с сородичами, глаза заливал. А потом по нужде вышел, да так и не вернулся.
— Не вернулся — ладно… Раз мертвым за стенами нашли, стало быть, отчего-то сам ушел, — быстро обдумывая положение дел, проговорил вождь лютвягов. — Небось через ворота его силком не тащили. Надо узнать, с чего это он вдруг, не попрощавшись, подался из города. Кто с ним был, налегке ушел или нет. Не ограбил ли кто. Все разузнай! Тот, кто Бурмилу прикончил, целил в нас… Ступай.
Шерех наклонил голову и молча вышел из горницы.
Станимир повернулся к царевне:
— А ты мне ничего не хочешь рассказать?
— О чем? — настороженно спросила царевна.
Хотя Шерех и его вождь говорили на своем языке, она уже поняла, что случилось нечто очень нехорошее.
— О смерти Бурмилы — того самого, кто вчера против тебя на пиру речь держал.
— Я об этом ничего не знаю! Да и какое мне дело до злобного дикаря?
— За этим… дикарем стоит большой и сильный род, — сухо заметил вождь. — Сильней моего!
— Я не убивала его!
— И не догадываешься, кто бы мог это сделать?
— Откуда бы?
— Понятно…
Станимир открыл дверь:
— Шерех, вернись!
Хмурый верзила, ушедший было из терема, снова поднялся по лестнице.
— Подбери кого-нибудь из своих людей, — заговорил Станимир, переходя на язык лютвягов. — Завтра поутру отвезите царевну на мою охотничью заимку. Но только тихо, чтобы никто не прознал.
— Отвезу, — кивнул тот, бросив хищный взгляд на девушку.
— Все, ступай. — Станимир повернулся к недоумевающей Аюне. — Я отошлю тебя, пока не уляжется шум. Побудешь в одном тихом, уединенном месте.
— Но…
— Не сомневайся, о тебе позаботятся.
Брови Аюны сошлись над переносицей.
— А меня ты решил не спрашивать?!
— Если желаешь, могу спросить. Но завтра ты все равно туда отбудешь.
Глава 10
Излом
Станимир сидел один в большом чертоге своего дворца, погруженный в раздумья. Помимо прочего, чертог предназначался для приема послов. Конечно, он не мог сравниться с тронным залом Лазурного дворца. Но для тех, кто не видел убранства царских покоев, здешние резные столбы и расписные балки с узорами, исполненными глубокого и тайного смысла, казались настоящим чудом.
Однако Марас, посланник и родич изорянского вождя Учая, на красоты Станимирова дворца даже не взглянул. Уставившись прямо на вождя своими рыбьими глазами, бесстрастно изложил предложение Учая — такое неслыханно щедрое на первый взгляд, но по сути больше походившее на хитрую и подлую ловушку…
Выслушав Мараса, вождь лютвягов, как много раз прежде, сделал суровое лицо и сообщил, что хорошо обдумает его слова, а затем даст ответ. По разочарованному виду изорянина было ясно, что тот ожидал совсем иных речей, и Станимира это порадовало. Однако перечить Марас все же не посмел, лишь нахмурился и вышел.
Илень, служивший толмачом в беседе, намеревался было уйти вслед за ним, но Станимир попросил его вернуться. И вот теперь ждал. От их беседы зависело очень многое…
Когда дривский воевода вновь появился в резном чертоге, Станимир поднял голову и с улыбкой подозвал к себе:
— Иди сюда, Илень. Садись рядом, вот кресло… Я тут велел на торжище порасспросить о вашем Учае, и кое-что меня удивило…
— Что же?
— Правду ли говорят, что он, хоть и совсем юн годами, хитер, как седой лис?
— Истинная правда, — кивнул Илень, садясь в кресло. — Такого быстрого и изворотливого ума, как у этого парня, я отродясь не встречал. Все свои победы, а их было уже немало, Учай одержал более хитростью, чем силой и доблестью.
— А правда ли, что при Учае состоял жезлоносец по имени Джериш?
— И это правда. Именно Джериш обучал его войско.
— Так и мне рассказали, — пробормотал Станимир. — А еще говорят, будто этот Учай поныне называет себя наместником Затуманного края. И будто бы Джериш был к нему приставлен из столицы, дабы присматривать и наставлять…
— Это уловка, — отмахнулся Илень. — Она помогла нам взять Мравец. Тамошние арьи были уверены, будто мы идем к ним на помощь.
— Хитро… А еще мне поведали, будто жена Учая открыто жила с тем самым Джеришем. А Учай, зная о том, даже вида не подавал…
— Ишь… — буркнул Илень. — И о том прознал!
— Это было несложно. Отвечай, да или нет.
Илень долго мялся, будто думая, говорить или нет. Станимир молча ждал.
— Тут видишь какое дело… Учай, он парень непростой. Слыхал, как его величает Марас? "Учай, сын Шкая". А отца-то его на самом деле звали Толмай.
— Гм… А кто такой Шкай?
— Это у них бог грозы. Стало быть, Учай сам себя зовет сыном бога и другим велит. Оттого земными девками вроде как брезгует. Ходят слухи, что к нему благосклонна некая изорянская богиня. Ясное дело, после богини даже царевна, не говоря уже о жене, соломенным чучелом покажется…
— И что же за богиня? — с любопытством спросил Станимир. — Кто-то видел ее?
— Нет, но он носит ее лик на груди и после всякой битвы жертвует ей кровь врагов… — Илень, невольно оглянувшись, добавил шепотом: — Болтают, он и жену свою той богине отдал… — Он откашлялся и сказал громко: — А может, и ерунда все это. Да уже и не важно. Мина с Джеришем в битве за Мравец оба голову сложили…
— Ну да, конечно, — кивнул вождь лютвягов. — А теперь выслушай меня, друже. И если я вдруг околесицу какую понесу, ты, как в прежние времена, честно о том скажи.
— Давай, — удивленно ответил Илень.
— Стало быть, Учай завоевал для нас с тобой, для всех тех, кого арьяльцы именуют вендами, дривские земли. И теперь желает отдать их под мою руку…
— Верно.
— Погоди, я не закончил. Нынче там у вас, поди, уже снег лежит.
— Да, когда уезжали, вовсю мело.
— Пока холода да метели, арьяльцы к вам не сунутся. Да и не до того им сейчас, на них с юга накхи лезут… А вот представь — снег сойдет, половодье схлынет, дороги высохнут, и придут из столицы войска отбирать Мравец. И кого они там встретят?
Илень почесал в затылке:
— Нас?
— То-то и оно. Учая там уже нет, — рассуждал молодой вождь. — Вместо него — ты. Да может, и я, если соглашусь принять земли. Как дальше дело складываться будет?
— Понятно как — вновь сойдемся в сече.
— Во-от, — протянул Станимир. — Ясное дело, без боя родную землю не отдадим. Но одним управиться будет трудновато.
— Ну так у нас же Учай будет в союзниках, — возразил дривский воевода.
— И то верно. Но если б ты сказал, что союзником будет Изгара, я бы в тот же миг поверил. А Учай, как мы помним, хитрее седого лиса… Как придет с войском под Мравец да как ударит не по арьяльцам, а по нам! Ведь он все еще арьяльский наместник Затуманного края.
— Гм… Как-то оно все…
— А если мы еще и царевну ему отдадим, — продолжал Станимир, — так он явится под стены не один, а с Аюной. И будет рассказывать, как хитростью освободил ее из наших рук.
— Ох ты елки мохнатые, — пробормотал Илень, хватаясь за голову. — Как оно у тебя все скверно складывается! Как рыбья чешуя, одно к одному!
— Вот и мне так представляется. Я бы еще поверил, что Аюна изорянину сама по себе надобна. Может, он видел ее или слышал о ее небесной красоте от Джериша. Но только, как ты сам подтвердил, Учай на девок вовсе не глядит. А раз так — зачем она ему? Тут явно какой-то расчет…
— Расчет тоже имеется, — подумав, ответил воевода. — Учай на царевича Аюра ужас как зол. Тот вроде как его батюшку на охоте загубил. Думаю, месть он задумал.
— Мстить тоже по-всякому можно… Вот что тебе скажу. Как бы то ни было, царевну ему отдавать нельзя. Однако и от его предложения отказываться неразумно. Надо выждать — а тем временем разведать получше, что наш новый союзник затевает на самом деле… — Станимир наклонился в кресле и негромко сказал: — Поступим так. У Аюны есть служанка, смышленая и схожая с ней ликом, с красивой золотистой косой. Она хорошо знает порядки государева двора, сумеет прикинуться царевной…
— Но Марас уже видел царевну!
— Марасу скажем так: мы с радостью готовы выполнить условия Учая, но для столь высокой гостьи нужно устроить должный прием. А пока вперед самой царевны мы посылаем часть ее свиты. И намекни ему, что я пытаюсь одурачить вендских вождей. Марас на это пойдет — куда ему деваться? Сама Аюна до времени поживет у меня, в тайном месте. А мы устроим царевне пышные проводы в изорянские земли. Так мы выиграем время, чтобы разобраться, друг нам Учай или хитрый враг. Заодно успокоим родню Бурмилы.
— Ну а когда Учай узнает, что вместо царевны ему отправили челядинку? — нахмурился Илень. — Ох, не завидую я девке… Что он с ней сделает?
— А нам какое дело? Куда важнее, чтобы он не разгадал нашу игру.
* * *
Власко кипел от ярости и какого-то нового жгучего чувства, которому не мог найти названия. Вот уже несколько лет, как он пошел под руку Станимира и вполне заслуженно считал себя ближником князя. Как же мог Станимир, почитаемый им как отец, так поступить?!
Когда тот призвал Власко к себе, потребовал доставить к нему Суви и объяснил зачем, у толмача аж волосы на загривке зашевелились. Заметив, насколько ошарашен соратник, Станимир удивленно смерил его взглядом:
— Что происходит?
— Не губи, владче!
— Да вроде и не думал.
— Не отдавай в изорянскую землю Суви! Любую другую возьми из свиты. Вон их сколько…
— Ты, Власко, все ж не заговаривайся, — недовольно ответил вождь. — Накх тебя по руке полоснул, а не по голове. Я что, совет с тобой держать буду, как мне надлежит поступить? Если я сказал, что поедет Суви, то перед тем всяко подумал.
— Ясное дело, подумал! Но мне она дороже жизни!
— Похоже, по голове все же прилетело, — вздохнул Станимир. — Власко, ты что, с умом поврозь? Как она может быть тебе дороже жизни? Она пленница. Наша добыча, как и все они. Вот эта золотая пряжка — тоже добыча, пояс твой — добыча… И Суви ничем не лучше.
— Ясное дело, что добыча. Мне ее Шерех еще там, в лесу, отдал. Я иного себе и не спросил…
— Э, нет, так не пойдет, — нахмурился Станимир. — Царевна и все, что при ней — платья, гребни, зеркала или девки, — это моя добыча. Уже я от щедрот могу ими наделять.
— Разве плохо я тебе служил, разве прогневал чем? — Толмач устремил молящий взгляд на князя. — Прошу, не отнимай Суви. Люба она мне.
— Ты, брат, не дури. Нынче эта люба, завтра иная. Вот скоро пойдем в земли арьев, хоть десяток себе наловишь…
— Мне эта нужна.
— Уйди с глаз моих, не зли! Сказано — поедет к Учаю, стало быть, поедет. Ступай, умишко проветри. Экую блажь себе забрал! Ни одна девка жизни твоей не стоит. Запомни это. Не для того я тебя в прежние годы от казни в столице спас, чтобы нынче ты мне такой навозной кучей расплылся… — Станимир вдруг оборвал себя. — Как же я сразу-то не сообразил! — Он вплотную подошел к воину. — Мне ли не знать, как могут увлекать арьяльские девы! Неужели тебя совсем лишила разума златовласая чаровница?
— Разум при мне, — буркнул Власко.
— А лучше бы ты сказал — да, лишила… — В голосе вождя лютвягов больше не слышалось сочувствия. — Стало быть, разум был при тебе в ту ночь, когда ты потерял вверенную тебе царевну? — Станимир вонзил взгляд между бровями соратника; тот невольно попятился. — Вчера, перед тем как уйти из города, не поручил ли я тебе сопровождать Аюну и ни на шаг от нее не отходить?
— Я был с ней, — пробормотал Власко. — Мы ходили на торжище, царевна и ее девушки веселились там, отведали медовых пряников…
— И как, понравились ли ей пряники? — зловеще спросил Станимир.
— Понравились…
Князь сгреб Власко за ворот рубахи, синие глаза стали ледяными.
— А мне не нравится, когда мой приказ забывается ради прекрасных глаз столичной девчонки! Вчера ночью — ты слышишь, ночью! — Аюна оказалась в лесу. И не просто в лесу, где на нее мог наткнуться какой-нибудь упившийся стражник или задрать кабан. Она видела обряд — ты понимаешь?
Власко явно услышал, поскольку побледнел как мертвец.
— К счастью, не весь, — добавил Станимир. — Где ты был в это время? А точнее — с кем? Ну да, глупый вопрос! Ты ведь проводил ночь с этой самой Суви?
— Да, — выдавил толмач.
— И ты хочешь, чтобы после этого я оставил ее здесь? Ее стоило бы казнить, и тебя вместе с ней!
— Если я и отлучался на время, с царевной оставался надежный человек…
— Что еще за надежный человек?
— Травница Векша — та, что сдала нам убежище накхов.
— Травница? Любовница Кирана? — изумился Станимир. — С чего ты решил, что она надежна?
— Она врачевала наши раны…
— Это лишь способ проникнуть в город, не привлекая внимания. — Станимир принялся ходить взад и вперед по чертогу. — Где она сейчас? Ее следует немедленно найти!
— Но ты же сам взял ее в войско!
— Да. У нас были раненые, а она назвалась травницей. Кто знает, как бы она поступила, если бы мы ее прогнали. Она хитра и изворотлива, как куница… Ее надо найти, и как можно быстрее!
— Я сделаю это!
— Прежде иди простись с Суви.
— Вейлин, не губи! Прошу тебя…
— Власко… — сквозь зубы процедил Станимир. — Я могу тебе дать с ней проститься — или ничего не дам. Суви поедет к изорянам. А ты должен изловить Векшу. Не найдешь — берегись! Ступай.
Станимир повернулся спиной к соратнику, всем видом показывая, что разговор закончен.
— Не губи, — еще раз тихо произнес Власко.
Но повелитель лютвягов не оглянулся.
Толмач, понурившись, вышел из резного зала и побрел со двора. В памяти его всплывали образы былого. Вот он совсем мальцом взят в прислуги в особняк знатного ария. Вот местная детвора глумится над ним, презираемым чужаком из лесу. И драки, драки каждый день… Сперва побои, затем яростные схватки до кровавых соплей, и драное рубище вместо одежды. Когда ему исполнилось тринадцать, хозяйский сын вздумал плетью поучить вендского волчонка. Но едва свистнула плеть, едва ожгла его плечи, мир заволокла пелена… А когда Власко снова начал различать свет и тьму и услышал вокруг человеческие голоса, то увидел хозяйского сына, лежащего с разорванным горлом…
Не видя и не слыша ничего вокруг себя, он шел через торжище. Накхская рана на предплечье жестоко саднила. Проклятый саконский клинок прорубил наруч из воловьей кожи, будто домотканый рукав. Не успей венд в последний миг повернуть руку — валялась бы, отсеченная, там, на лесной поляне.
"Будь она неладна, эта травница, — думал Власко. — Ее снадобья хорошо помогают. А как ни крути, придется ее задавить…"
Неужели Векша в самом деле была лазутчицей Кирана? После всего, что он с ней сделал? Быть не может! Скорее уж Аюна пожелала узнать, куда подевался среди ночи Станимир. А травница — она от снега до снега по лесу бродит. Вот и решила услужить царевне, отыскать след да проводить…
"Теперь ей конец. Станимир спуску не даст, пока не вытянет все. Лучше уж быстро ее прикончить… Но сперва пусть промоет рану. Накхи своим клинкам еще и змеиного яду порой добавляют…"
Толмач свернул в проулок между лавками и зашагал к дривскому подворью, где в укромной клетушке поселилась Векша.
— Эй, волколак! — услышал он совсем рядом. — Куда прешь, людей перед собой не видишь?
Власко поднял глаза — перед ним, загораживая путь, стояли трое дюжих парней из рода Бурмилы и смотрели на него с откровенной ненавистью.
— Я гляжу, ты руку поранил? Не с Бурмилой ли на тропе схлестнулся? Ну-ка, зубки покажи! Сейчас проверим, не ты ли нашего дядю загрыз…
— Проваливайте, — процедил Власко, чувствуя, как накипавшая в груди ярость вот-вот отыщет себе выход.
— Слышь, ты, вымесок собачий…
Один из парней попытался было толкнуть толмача в грудь. Власко почувствовал даже какую-то благодарность к этому ражему детине. Чуть отклонившись назад, Власко с размаху ударил лбом вражину в переносицу и тут же отпустил его, не мешая падать наземь с разбитым лицом. Опешившие было приятели его жертвы ринулись вперед. Мощный пинок остановил первого, и тот с воем упал, держась за сломанную ногу. В то же мгновение локоть толмача саданул по скуле второго парня, едва не угодив тому в висок. Чуть выше, и не носила бы его уже земля. Но и того хватило, чтобы преграждавший дорогу обеспамятел.
Власко оглянулся — не видел ли кто расправы. По всему получалось, что не видел. Да и кто бы заметил, вряд ли успел бы понять — так быстро все произошло.
— Ваше счастье, что я уже отобедал, — прорычал толмач. — А то бы ваши обглоданные кости по торжищу псы гоняли!
Не дождавшись ответа, он зашагал дальше, чувствуя, что ему несколько полегчало, и борясь с гложущим желанием вернуться и добить недругов.
На дривском подворье толмача узнали и впустили без вопросов.
— Векша дома? — спросил он у одного из слуг, возившихся на конюшне.
— У себя. — Юнец указал на дальний конец обнесенного частоколом двора, примыкавшего к городской стене.
— Одна?
— Нет, гостья у нее, не из наших…
— Гостья? — недовольно пробормотал Власко, направляясь к клетушке травницы.
Временное жилище Янди на подворье числилось одним из самых захудалых. Но по мнению травницы, оно было просто замечательным. В дальнем от ворот конце двора никто из прибывших дривов селиться не желал, так что поблизости не было лишних ушей и глаз. Кроме того, ветхая крыша легко разбиралась. Заметив это, Янди радостно вселилась в клетушку. Впрочем, с чего бы бедной травнице привередничать?
Из-за двери слышался негромкий женский голос:
— Царевна волнуется… Ее хотят увезти куда-то в лес. Царевна сказала, что ее повезет Шерех. А он, как известно, давно на госпожу зуб точит…
— У него и так зубы острые, — хмыкнула Янди. — Можешь поверить, сама видела.
— Вольно тебе шутить! Погоди, сюда идут…
Сердце Власко замерло — он узнал голос Суви.
— Эй, это я! — отозвался он.
Наперсница царевны вскочила и приоткрыла дверь.
— Хорошо, что ты здесь! Векша, перевяжи мне рану! А я пока рассказывать буду.
Он вошел внутрь и запер дверь на засов.
— Хорошо, что ты здесь, — вновь повторил он, глядя на Суви.
— Я пришла за снадобьем для царевны, — чуть запинаясь, проговорила Суви. — Разволновалась она.
— Ей бояться нечего. — Толмач скривился, когда Янди принялась деловито разматывать повязку. — Кто-то прикончил Бурмилу. Род его лезет на рожон, требует выдать им душегуба головой. На Станимира указывают, на царевну косятся. Вот ее и решили пока спрятать… Другое плохо. Да что там плохо… — Власко нахмурился и сжал кулаки. — Хуже некуда.
— Что стряслось? — испугалась Суви.
— Станимир вздумал обвести родичей Бурмилы вокруг пальца. Сказать, что царевну отдает изорянам в обмен на дривские земли, как того их вождь, Учай, пожелал. А на деле вместо нее… он тебя решил туда отослать.
— Меня? — пролепетала изумленная челядинка. — Но почему меня? Как же так?
Власко почувствовал, как на его загривке вновь вздыбилась шерсть.
— Я им не отдам тебя, Суви. Волчьим солнцем клянусь, не отдам! Кто бы мне что ни повелел. Ты мне только верь, я все сделаю!
— Я тебе верю, — глухо отозвалась Суви. — Я не хочу в изорянские земли! Там всегда зима, там дикари на лосях скачут. Изоряне нашего царевича Аюра едва не загубили, хотели медведям скормить…
— Я все сделаю. — Власко с силой привлек девушку к себе. — Ничего не бойся.
— Не хотела бы мешать вам, — вклинилась Янди, — но мне нужно приготовить отвар. Я пока в лес схожу за корешками. А вы, если желаете, тут оставайтесь.
— Не выйдет тебе сейчас идти в лес, — возразил Власко. — Велено никого не выпускать без дозволения Станимира.
— Но я-то при чем! — всплеснула руками Янди. — Куда уж мне с Бурмилой справиться? Это, видать, воинов касается…
— Помолчи и меня послушай… — Толмач понизил голос. — Станимир меня за тобой послал!
— Никак захворал? — обеспокоилась травница.
— Захворал. И от той хвори одно лекарство — выдать тебя головой.
— Нешто князь о бревно ударился? Я-то ему зачем?
— А ты глаза большие не делай. Наш князь кто угодно, но не глупец. Ты зачем царевну в лес водила?
Янди промолчала. "Неужто Аюна меня выдала? Святое Солнце, как можно быть такой дурой?!"
— Да ты на меня так не пялься, — хмыкнул Власко. — Князю все ведомо.
— А ты чего желаешь? — чуть слышно вымолвила девушка, прикидывая, как унять визг Суви после того, как ее красавчик-толмач рухнет здесь с проломленной гортанью. Пожалуй, ее тоже придется убить…
Власко поглядел на травницу и вздохнул. Отплатить черной неблагодарностью этой хрупкой девушке, которая лечила его раны?
— Бежать тебе надо, — сказал он. — И как можно скорее. Пойдем к воротам, стражу я отвлеку. Уходи и не объявляйся здесь больше.
