* * *
Хаста глядел на Аюра, разом узнавая и не узнавая его. Перед ним, несомненно, был тот самый царевич, с которым они путешествовали в землях ингри — и уже не он. Куда подевался мальчишка в алом, расшитом золотом плаще, свысока глядевший на всех вокруг? Теперь перед Хастой стоял очень молодой и все же взрослый мужчина.
"Хоть благодари Светоча, право слово, — думал жрец. — За то время, что Аюр провел в его обществе, паренек изменился сильнее, чем за все пятнадцать лет в Лазурном дворце! Где заносчивость, где нелепое стремление все время лезть на рожон и непременно поступать по-своему? С ума сойти, старших слушает! И вообще кого-то слушает. Не пропускает мимо ушей все, что ему не нравится… И он притащил ведро!"
Последнее поразило Хасту больше всего: Аюр, направляясь к дому, увидел у родника берестяное ведро с водой, подхватил его и принес на крыльцо, будто так тому и следовало быть.
"У сестры Ширама лицо в крови, — сказал он. — Возьми, умой ее…"
Хаста даже не нашелся что ответить.
А еще — вспоминались слухи об остановленной большой волне, о поверженном морское змее и всякое прочее… В Яргаре, да и в других местах, сказания о чудесах, творимых Аюром, уже распевали под гусли на торжищах. Хаста счел бы их полной брехней, если бы своими глазами не видел летающих камней в святилище Вармы. И он хорошо помнил, что рассказал ему Аюр о падении в ледяную трещину. Но прежде все происходило без воли царевича, будто вышние силы оберегали его. А вот если юноша в самом деле приказал морю — и оно повиновалось…
"Надо будет непременно расспросить его, — решил Хаста. — А лучше — обоих! Если, конечно Светоч пожелает со мной разговаривать…"
Глава Северного храма нарушил затянувшееся молчание.
— Как старший, я скажу первый, — произнес он. — И буду честен: я не рад приветствовать вас всех в Бьярме.
— Признаться, это удивляет меня, — тут же ответил Хаста. — Исварха рад приветствовать всякого, кто верен ему. Аюр, его солнцеликий сын, радостно бросился мне навстречу. Но Северный храм чурается посланца святейшего Тулума. Разве мы не одной веры? Разве не стремимся мы все к величию Аратты?
— Что тебе ведомо о величии?
Рыжий жрец открыл было рот, но Марга накрыла его руку своей, призывая умолкнуть.
— Старик, я не знаю, кто ты, и не особо хочу знать, — властно заговорила она. — У меня нет никакого желания слушать тебя, кем бы ты ни был. Мой брат, саарсан накхов, — друг и соратник юного государя Аюра. Он объединил в своем знамени Предвечного Змея и лик Исвархи. Ширам послал меня и вот его, — она указала на Хасту, — чтобы найти царевича и доставить в безопасное место. Когда Аюр прибудет в Накхаран, вокруг него сомкнется нерушимая стена! И да услышат меня ваш Исварха, наш Отец-Змей и с ними Мать Найя — мы не остановимся, покуда Аюр не воссядет на трон своего отца! Такова клятва саарсана, и она должна быть выполнена. Если Аюр зачем-то пожелает, чтобы ты его сопровождал, — что ж, мы будем кормить тебя по дороге. Тебе дадут теплый плащ и коня. Не хочешь — оставайся здесь или возвращайся к себе в храм подобру-поздорову…
— Я не ослышался, ты мне угрожаешь? — улыбнулся Светоч.
— Где в моих словах была угроза? Я обещала тебя кормить!
Верховный жрец вперил в нее немигающий взгляд:
— Твоя щедрость не знает границ…
Марга вдруг поперхнулась, вскинула руку и схватилась за горло. Ее лицо побагровело.
— Неужели кусок в горле застрял? — посочувствовал Светоч.
Хаста вскочил на ноги и сдернул плащ, собираясь накинуть его на голову злокозненному старцу, но царевич опередил его.
— Остановись, Невид! — гневно крикнул Аюр. — Немедленно прекрати!
Накхини глубоко вздохнула, перестала кашлять и опустила руку. Но лицо ее оставалось багровым — теперь уже от ярости.
— И ты остановись! — потребовал Аюр, когда она выхватила из-за наруча метательный нож. — Именем Ширама приказываю повиноваться!
Марга скрипнула зубами и с размаху вонзила нож в столешницу.
— Я благодарен твоему брату и моему другу Шираму, — заговорил Аюр, обращаясь к девушке. — Я всегда верил ему, и он моего доверия не обманул. Я благодарен и тебе, Невид, за то, что увидел державу своими глазами, за все то, что узнал и прочувствовал за эти месяцы в Бьярме… И тебе, Хаста, я благодарен — за то, что ты всегда оказываешься рядом, когда нужно. Не знаю, как это у тебя получается, но, видит Исварха, это так. А теперь я скажу, как будет. Да, мне самое время вернуть священный престол. Но здешний люд верит в меня как в бога. И я уже защищал его от ярости моря. Я не могу просто бросить здесь все и уйти — Бьярма ведь тоже моя земля. А значит, Марга, я прошу и повелеваю — пошли весть Шираму: я жив и благословляю его знамя. Мы вместе пойдем на столицу — только с разных сторон — и встретимся там. Надеюсь, сама ты останешься со мной. Твои воинские умения наверняка мне пригодятся. — Аюр повернулся к Светочу. — Очень надеюсь, что ты, как и прежде, будешь сопровождать меня, оставшись мне добрым другом и советником. Нам следует еще немало потрудиться во спасение этого края и всей державы. Без тебя, полагаю, мне не управиться… — Светоч скривился, собираясь возражать, но Аюр уже обратился к молодому жрецу: — Хаста! Ведь ты не оставишь меня? — И, не дожидаясь ответов, закончил: — Я полагаю, все решено. Такова моя воля. А теперь позовите остальных. Я приму их присягу.
Глава 6
Слезы Змея
Аршалай окунул заточенное гусиное перо в чернила из дубовых орешков, расправил лоскут тонкой кожи ягненка и начал аккуратно выводить:
"Славнейшему блюстителю престола ясноликому Кирану — привет, пожелания здоровья и множества побед…"
Он снова окунул перо и задумался. Стоит ли писать, что присланный блюстителем престола Каргай ничего не добился в Бьярме? Царевича не нашел, его воины лишь творят разбой, как на недавнем празднестве у Спящего Бобра… Нет, пожалуй, так писать нельзя. На прошлые жалобы наместника Киран вовсе не ответил. Еще неизвестно, какие повеления дал своему ловчему блюститель престола на самом деле…
За окном виднелись ворота, остроконечные зубцы частокола, лес вдалеке… Крепость, возведенная Аршалаем поблизости от Великого Рва, была весьма необычна, и сейчас наместнику было особенно приятно осознавать, что он находится за ее крепкими стенами. Слишком быстро все менялось нынче в Бьярме; каждый новый день приносил известия, грозящие смертью. И если наместник не будет достаточно ловок…
Как понять, на чьей стороне сила? Киран далеко, царевич неведомо где…
"Господь Солнце, ты видишь с небес каждую былинку! Дай мне безопасно пройти над смоляными пропастями и горящими преисподними Хула по паутинке, сплетенной нашей доброй матерью Тарэн… Святое Солнце, что я несу… Но именно так молились бы бьяры и были бы правы — увы, все мы качаемся сейчас на той паутинке…"
Аршалай покусал кончик пера.
"Напишу-ка, что опрометчивые действия Каргая взбаламутили бьяров и мне теперь приходится использовать войско, чтобы усмирить их… Да, пожалуй, так! Если даже не удастся настроить Кирана против ловчего, то, по крайней мере, можно будет потом объяснить ему, почему я не заковал в цепи Данхара…"
Доверенный слуга из небольшого бьярского племени арсури, ценимый наместником за готовность решительно на все, постучал, чуть приоткрыл дверь и остановился на пороге.
— Чего тебе? — Аршалай недовольно повернул голову.
— Господин, приходил жрец Исвархи…
— Какой еще жрец?
— Из Яргары, господин. С ним в округе всякий знаком. Он много лет собирает сказки и предания…
— А, кажется, припоминаю, — откладывая перо, проговорил Аршалай. — Такой улыбчивый старичок… И с чем он ко мне явился?
— Сказал, ходил за ягодами…
— Что? — Наместник широко усмехнулся. — За ягодами?! В лесу снега навалило чуть не по колено! Не поздновато ли?
— И я его спросил о том же. Старый жрец на это сказал… — Слуга склонил набок голову, вспоминая: — "Для того, на чьей стороне Создатель самого времени, нет слов "слишком поздно"".
Аршалай перестал ухмыляться:
— И где сейчас этот жрец?
— Ушел. Но оставил подарок.
— Какой еще подарок? Туес с клюквой?
Слуга приблизился к столу и с поклоном поставил на столешницу простенький глиняный кувшинчик, заткнутый деревянной пробкой. Аршалай настороженно поглядел на вещицу, не торопясь брать в руки:
— Это что такое?
— Жрец сказал, лекарство.
— А разве я чем-то болен? — хмурясь, произнес Аршалай. — Он хоть сказал, от какой болезни это снадобье?
— Да, господин, — кивнул арсури. — От змеиных укусов.
Наместник озадаченно уставился на кувшинчик.
— Беги за жрецом! — выпалил он вдруг. — Догони его, приведи сюда!
* * *
Тем же вечером пронзительный звук рожка заставил Аршалая поднять голову и отложить перо. Весь день он просидел над расчетами, и сейчас у него ломило шею, а в глазах рябило от букв. Строительство пожирало деньги, как пламя — березовую кору. Наместник изо всех сил пытался изыскать пути сократить расходы, но не находил их — все, что можно, уже было урезано. Он с ужасом представлял, что будет зимой. Кто бы ни пришел в итоге к власти, строительство не должно останавливаться ни на день. Заминки просто нельзя допустить! Люди подождут, но Змеево море ждать не станет…
За окном послышался стук копыт по доскам. Аршалай перевел взгляд с тщательно вычерченного плана Великого Рва к узкому, вырезанному в бревенчатой стене слюдяному оконцу.
— Кого еще принесло в неурочный час?
Наместник свернул тонкую кожу с чертежом, встал, со стоном расправил затекшую спину и выглянул на двор.
— Данхар? — пробормотал он, глядя на въехавшего под свод ворот всадника. — Что бы это ему тут сейчас понадобилось? С виду зол, как голодный волк… — Он хлопнул в ладоши, и ждавший распоряжений слуга тут же возник на пороге. — Принеси угощение для меня и моего друга. Наверняка маханвир устал и проголодался.
Слуга удалился, Аршалай же старательно натянул личину радушного хозяина. За дверью послышался шум и звук удара, — должно быть, поднимавшийся по лестнице накх отшвырнул слугу со своего пути.
"Определенно что-то произошло", — подумал Аршалай, готовя улыбку.
Через мгновение Данхар вошел в светлицу.
— Друг мой! — сияя, направился ему навстречу Аршалай. — Ты не представляешь, как я рад, что ты приехал! Здесь решительно нечем заняться! Я тут совсем истосковался без наших веселых пирушек и охот… А в этой глуши не с кем даже умным словом перекинуться, не говоря уже о том, чтобы разделить трапезу. Я как раз приказал накрыть…
— Погоди ты с трапезой, — оборвал его Страж Севера. — Как бы нас самих тут не сожрали!
— Что такое? Ты меня пугаешь!
— Я никого и никогда не пугаю! — отчеканил собеседник. — Думал, спровадил Каргая в глухомань за крашеным царевичем и можно Исварху возблагодарить — да за пиры?
— Ну вот опять! — смутился Аршалай. — "Крашеный царевич"! Такого не следует говорить даже с глазу на глаз…
— Замолчи и слушай!
"Ого", — подумал наместник, но, сделав удивленное лицо, приготовился внимать.
— В Бьярму прибыла Марга, дочь Гауранга, сестра мятежника Ширама, объявившего себя повелителем Накхарана.
Аршалай задумчиво склонил голову:
— Важная новость…
— И тебе об этом, разумеется, неизвестно, — прищурился накх.
— Конечно нет, откуда бы? Боюсь ошибиться, но, кажется, она твоя родственница?
— Даже не вспоминай об этом, — скрипнул зубами маханвир. — Я кинул ее в яму, но она ухитрилась переманить моих людей. Эта тварь захватила мою лесную крепость! Со мной остались только воины рода Хурз. Я расположил их заставами. Если Марга вдруг решит идти сюда или на Майхор, дозорные предупредят нас…
— Друг мой, ты, несомненно, поступил разумно, — растерянно отозвался наместник. — Но отчего ты решил, что твоя… прости, что сестра Ширама решит идти на Майхор? А уж тем более сюда…
— Не прикидывайся, будто ничего не знаешь! — возмутился Данхар. — Ширам уже захватил все южное левобережье Ратхи. Его поддержал брат государя, верховный жрец Тулум. Теперь все вспыхнет и у нас! Марга наверняка пожелает взбунтовать здешние земли, чтобы прихлопнуть Кирана, точно комара меж ладоней…
— И впрямь, друг мой, ты привез очень скверные известия, — с дрожью в голосе ответил Аршалай. — Иной бы сказал — негодяй, как ты мог допустить такое?! Ты же Страж Севера! Почему не прикончил девицу, пока сила была на твоей стороне? Ты столько лет слыл грозой бьярского края, а на поверку оказался никчемным слизняком! — Аршалай покосился на побледневшего от гнева накха и с любезной улыбкой добавил: — Но я ничего такого не скажу — ибо знаю, как переменчива бывает судьба. Расскажи, друг мой, что же нам следует теперь сделать, чтобы спасти свои головы?
— Разве у нас есть выбор? Я вернусь и разнесу крепость по бревнышку! Я разорву деревьями каждого, кто поднял против меня оружие! А Маргу… — Данхар огромным усилием задавил приступ бешенства и угрюмо спросил: — Сколько людей я могу у тебя взять?
— Сколько сочтешь нужным! — Наместник развел руками. — Конечно, часть придется оставить для охраны Великого Рва, чтобы ссыльные не разбежались. Если они как-то прознают, что стражи не стало, боюсь, завтра все разбредутся по домам… Еще часть воинов следует оставить в городе. Ты, как воевода, сам бы отругал меня, если бы я оставил стены Майхора без защиты… Зато всех остальных можешь взять!
— Так сколько? — недобро глянул на него Данхар.
— Ну, всех прочих. Откуда мне знать, сколько их там? Ты же Страж Севера, не я…
В просторную светлицу заглянул слуга-арсури.
— А вот и обед, — обрадовался Аршалай. — Какие могут быть дела на пустой живот! Давай сперва потрапезничаем. Тем более у меня есть и добрые вести!
— Откуда?
— Из столицы. Но для начала отобедаем, выпьем славного накхаранского вина. Возможно, скоро оно станет редкостью…
Аршалай отошел в дальний угол, открыл резной поставец и вскоре вернулся с кожаной бутылью, искусно изготовленной из козьей ноги.
— Вот, из моих собственных запасов. Угощайся.
Наместник выдернул пробку и начал разливать вино по серебряным чашам.
— Послушай… — покосившись на собеседника, проговорил он. — Как я понимаю, саарсан поднял мятеж именем Аюра. Значит, Марга тоже ищет царевича, чтобы вернуть ему престол? Получается, мы с ней вроде как заодно?
— Не болтай о том, в чем ничего не смыслишь, — перебил Данхар. — Даже если бы она сама была воплощением Аюра, я бы прикончил ее!
— Вот как? — Аршалай, пропустив грубости мимо ушей, поднял чашу. — Что ж, не станем больше заводить этот разговор, если он тебе неприятен. Пусть же сбудется все, что благословлено Исвархой!
Он неторопливо отхлебнул вина. Данхар в пару глотков осушил кубок и утер рукавом губы:
— Даже если сам Исварха прислал сюда племянницу, она должна умереть!
— Ты говоришь страшные вещи, друг мой. Если бы я не знал тебя столько лет, я бы, пожалуй, решил, что ты от злобы лишился рассудка… Но мы слишком давно знакомы. Угощайся. — Аршалай указал на стоящие на столе закуски. — И все же я не могу понять — откуда такая ненависть? Это тайна?
— Какая уж теперь тайна, — буркнул Страж Севера. — Между нашими семьями кровь. Гауранг убил мою младшую сестру и обесчестил род Хурз. Были те, кто утерся и ныне продолжает служить Афайя. Старейшины решили: ссориться с Гаурангом себе дороже, и согласились замять это дело. Но мы, дети Равана, втайне решили мстить… — Он стиснул кулаки. — Увы, я был молод и глуп! Шираму в то время не было восьми лет, а его сестры были еще моложе. Я пожелал явить великодушие и сказал, что не стану брать с них кровь за отца. "Ты делаешь большую ошибку и еще поплатишься за нее, — сказала старшая сестра. — Ненависть дольше человеческой жизни, а дети вырастут быстро…" Как же права она оказалась! Годы пронеслись стрелой, и вот пришла Марга, чтобы ударить меня в спину. Но я отвечу на удар ударом…
Данхар поднял кулаки и вдруг поморщился.
— Что такое? — сочувственно глядя на друга, спросил Аршалай.
— Во рту какое-то жжение, — удивленно ответил накх.
Слова его прозвучали медленно и неуверенно.
— Да, — вздохнул наместник. — Жжение. И язык немеет, чувствуешь? Ничего, скоро рот онемеет полностью.
Дахнар вдруг затрясся, точно от блошиных укусов.
— Мурашки по всему телу, — продолжал наместник, быстро обходя стол, чтобы он оказался между ним и накхом.
Данхар шагнул следом и потянулся к рукояти меча. Аршалай резво отпрыгнул назад, отметив:
— Зрачки уже расширились.
Страж Севера еще раз шагнул, покачнулся и тяжело оперся о столешницу. Он пытался выхватить меч, но пальцы лишь скользили по коже рукояти.
— Вижу, мое вино не пошло впрок. Я почти удивлен. Неужели Слезы Первородного Змея тебе не по вкусу?
На лбу Данхара выступил пот. Он со стоном схватился за живот и рухнул на колени.
— Так-то, — холодно глядя на него, сказал Аршалай. — Как последнюю милость, по нашей старой дружбе я прикончу тебя до того, как тебя начнет рвать и ты перепачкаешь мне чистые скобленые полы. Негоже столь грозному воителю умирать в собственном дерьме и блевотине… Но послушай меня до того, как сдохнешь. Я всегда терпеть тебя не мог! Гадючий выродок, почти двадцать лет державший в страхе весь край! Ты стоял у меня за спиной, как смерть, занесшая свой меч! Каждый день я помнил, что ты можешь отправить меня на плаху… Ты тоже знал это — и делал в Бьярме все, что хотел, будто это ты, а не я, имеешь здесь власть! — Аршалай наклонился к искаженному судорогой, мертвенно-бледному лицу накха. — Но и я многое о тебе узнал, — прошипел он. — Я знал, как ты величаешь меня в разговорах со своими родичами… Знал, что ты спишь с моей женой, — не то чтобы мне было до нее большое дело, а все же как-то неприятно… Но я никогда не прощу тебе ту жареную белку! И гнусную рыбу, которую ты мне предложил, сперва изваляв ее в золе, я не забуду! "Уж я его попотчую", — мечтал я тогда. И вот настал мой черед. Что, не по нутру угощение? Ну прости! — Он протянул руку к корчившемуся от боли Данхару и выдернул из ножен один из его клинков. — Каково накху погибать от своего же меча? — Аршалай с любопытством оглядел сверкающее лезвие из небесного железа. — Признаюсь, никогда раньше не рубил голов. Однако, надеюсь, удара в два-три управлюсь. Я же не виноват, что у тебя такая бычья шея.
* * *
Спустя недолгое время Аршалай, почти такой же бледный, как еще недавно Страж Севера, распахнул дверь и крикнул слуге:
— Позови жреца!
Собиратель сказок из Яргары сразу появился на лестнице, будто только и ожидал приглашения.
— Данхар мертв, — объявил наместник. — Твое лекарство сделало свое дело. Можешь передать тем, кто тебя послал, что я неуклонно верен государю и готов исполнить любой его приказ.
Старый жрец молча кивнул. Потом спросил:
— Ты принял, что я тебе сказал?
— Да, — утирая со лба пот, ответил наместник. Руки его дрожали.
— Тогда все будет хорошо. На, выпей. — Старик протянул Аршалаю еще один небольшой сосуд. — Это зелье поможет твоему сердцу стучать сильно, как перед долгожданной любовной встречей. Весь нынешний день пей побольше подсоленной воды. И ничего не бойся.
— Легче сказать, чем сделать, — пробормотал наместник.
Он никогда не был слишком чувствительным человеком, но перед ним все еще стояло перекошенное лицо Данхара, в полузабытьи пытающегося уползти от его неловкого меча. На подкашивающихся ногах наместник начал было спускаться по лестнице, но вдруг, что-то вспомнив, остановился и махнул рукой слуге:
— Передай мой приказ страже. Здесь могут появиться накхи с серыми лентами в косах. Улыбаться, открывать ворота — вести себя как обычно. Но лишь они окажутся во внутреннем дворе — убейте всех. В бой не вступать! Стреляйте в спину — так надежнее.
Глава 7
Отец и сын
Три всадника неспешно ехали по дороге. Изредка встречавшиеся им навстречу возы сразу отворачивали в сторону, возницы спускались на землю и почтительно стягивали шапки. И неудивительно — один из всадников, богато разодетый, с длинными светлыми волосами, был явно из столичных арьев, каких редко видели в Бьярме. То был Анил, вновь везущий важное и тайное послание. Сопровождали его два накха — один из бывших воинов Данхара, хорошо знающий окрестности Великого Рва, и Вирья.
— Нынче к вечеру будем у наместника, — сообщил Анилу накх, оглядывая лес по обе стороны дороги.
— Хорошо бы! Я уже устал ночевать возле костров. Не знаю, как вам, но мне до колик хочется заночевать в тепле под крышей. Отведать горячей похлебки, а не глодать сухие лепешки и соленое мясо…
Средних лет накх, давным-давно ощущавший себя местным жителем, пожал плечами:
— Большинство здешних людей пекут лепешки из осиновой коры, примешивая к ним немного ржи. А мясо так и вовсе едят сейчас лишь по праздникам.
— Почему? — удивился Анил. — Леса полны дичи. А бьяры наверняка неплохие охотники…
— Верно, неплохие. Да только в селениях остались лишь колченогие старики и бабы с детьми. Всех мужчин согнали на Ров. Наместник очень торопится — ему надо непременно управиться с рытьем до весны. Уж не знаю, сколько народу он готов положить, — зимы здесь лютые… — Воин указал на уходящую в лес накатанную дорожку. — Вот сюда свернем. Если Гуляй-крепость наместника не перетащили дальше, значит она где-то здесь.
— Как это "перетащили"? — не понял Анил.
Накх усмехнулся:
— Известно как. У Аршалая на каждом бревне вырезан особый знак. Хоромы всегда стоят в середине, вокруг службы и частокол. Как дальше прокопают Великий Ров, всю крепость по бревнышку разбирают и везут на новое место. И там собирают заново. За считаные дни наместник уже сидит в новом месте, как будто и не выходил.
— Толково, — кивнул Анил. — Кто ж такое придумал?
Воин удивленно глянул на спутника:
— Аршалай и придумал, кому же еще? Он тут много чего придумал и построил. И мосты навел, и болота близ Великого Рва осушил… И как только все успевает! До него здесь была дикая чаща и шалаши из коры. А теперь где что построено — либо он сделал, либо он научил.
Юный арий с невольной гордостью приосанился, будто сам был к этому причастен.
Дорога вдоль Великого Рва выглядела поразительно ухоженной. Конечно, снег лежал и тут, но колея от постоянно ездивших возов и следы от саней наводили на мысль, что этот путь весьма оживленный. Укрыв землю снегом, низкие тучи еще вчера уползли куда-то на запад, и над лесами, точно желая напоследок порадовать жителей Бьярмы, голубело высокое небо.
Анил глядел вверх, возвращаясь памятью в совсем недалекие времена, когда вот так же он стоял во дворе дедовского дворца и думал о встрече с отцом. Теперь-то она уж точно будет скорой. Но как долог оказался путь, в ту пору представлявшийся простым и легким. Сколько всего пришлось пережить…
Юноша усмехнулся. Он сегодняшний, пожалуй, куда старше того Анила, которого Киран послал с письмом на север. Даже царевич — хотя нет, уже не царевич, а молодой государь — заметил это. Там, в прокопченной избушке старой колдуньи, где произошла их встреча. Когда юный вельможа, низко склонившись, вошел в сумрачную избу, Аюр уставился на него, будто не веря своим глазам, а потом радостно воскликнул:
— Я же знаю тебя! Ты Анил, внук судьи Рашны! Мы вместе учились в храмовой школе.
— Да, это я, солнцеликий, — в свою очередь пожирая глазами Аюра, ответил тот. — Я рад, что ты узнал меня.
— Ты сильно возмужал с той поры, когда мы встречались в Лазурном дворце, — разглядывая старого знакомого, отметил царевич.
Анил едва не выпалил: "И ты тоже".
Всю дорогу сюда у Анила нет-нет, а проскальзывала мысль — вдруг они едут к очередному самозванцу? Но сейчас перед ним действительно сидел Аюр. Уже совсем непохожий на того взбалмошного мальчишку, какого Анил последний раз видел в столице. Царевич был все тот же большеглазый красавчик с тонкими чертами, но теперь его лицо казалось твердым, взгляд — спокойным и уверенным. И казалось, появилась новая, властная складка в уголках губ…
Все то время, пока бывшее Данхарово воинство двигалось к Замаровой пади, Анилу представлялось, что он едет на верную гибель. Если накхи в самом деле как-то разведали, где скрывается настоящий царевич, тогда, убедившись в этом, Анил выхватит лук и одним движением пустит стрелу в Маргу. Конечно, потом его немедленно зарубят, порвут на части, как кусок мяса. Но, умирая, он успеет выкрикнуть: "Спасайся, государь!" Конечно, спастись от таких следопытов, как накхи, дело непростое, но Анил выполнит свой долг, а там уж Исварха защитит своего сына.
Однако при виде того, как склоняются перед государем высокородная Марга и ее воины, сердце юноши полнилось ликованием. Он видел, что Аюр обнимает рыжего жреца, будто старого друга. "Значит, Хаста мне не лгал! — думал Анил. — Накхи и впрямь на стороне государя! Что же это, выходит, накхов обвинили в измене зря? Тогда эта война — безумие! Какой же злодей ввел в заблуждение блюстителя престола? Ведь Киран больше всех желает возвращения государя, он сам говорил мне об этом! Надо как можно скорее вернуться в столицу и рассказать ему обо всем, спасти Аратту от бессмысленной распри! И я сделаю это! Ибо Исварха направляет мои стопы и укрывает незримым щитом…"
Анилу вспомнился разговор, случайно подслушанный в крепости накхов, перед самым отъездом. Ну как "случайно подслушанный" — сестра Ширама совершенно не трудилась понижать голос. Этот разговор запомнился Анилу от слова до слова, будто вбитый в голову молотком чеканщика.
"Что будем делать с желтоволосым? Давать провожатых, чтобы добрался до Каргая или в Майхор, я не намерена. Лишних воинов у меня нет. Отпустить одного — так он забредет в очередное болото или потеряется в лесу. Оставить в крепости? Данхар вскорости сюда явится с подмогой и наверняка запытает мальчишку насмерть…"
"Именно так", — задумчиво подтвердил Хаста.
"Поэтому я предлагаю его убить. Я сделаю это быстро и небольно. Он даже не почувствует, что умер…"
"Святое Солнце, зачем?!"
"Как — зачем? Я же тебе только что объяснила".
"Нет! Анил поедет с нами".
"Придворный? — хмыкнула Марга. — Он не выдержит зимней дороги. Арьи слишком любят тепло. У нас есть меховая одежда, которая подойдет тебе и моим девочкам, но она не налезет на этого дылду".
"Ничего. Дайте ему пока теплый плащ, а по пути что-нибудь добудем у бьяров".
"Зачем он тебе сдался?"
"Марга, он живой человек, как ты и я! Солнце радовалось, когда он пришел в этот мир. Часть священной силы Исвархи живет в этом юноше, как в тебе и во мне…"
"Никак не возьму в толк, о чем ты. Видно, что-то жреческое".
"Анил — хороший лучник!"
"И что с того?"
"А еще он сын наместника Аршалая. И это может нам пригодиться".
"Сын наместника? — фыркнула она. — Ну надо же! Данхар знал об этом?"
"Знал".
"И хотел утопить Анила в болоте? Ха! Мой родич совсем спятил! Но это ничего не меняет — мальчишка здесь не нужен".
"Пусть его жизнь будет твоим подарком мне", — пустил в ход Хаста последний веский довод.
"Мог бы с этого начать, — усмехнулась Марга. — Забирай. Но кормить и одевать его будешь сам".
Всю дорогу Анил ловил на себе холодный взгляд Марги. "Ты еще жив? Не сдох?" — как бы спрашивала она. Юный арий гордо отворачивался и представлял — вот одна его рука выдергивает лук, вторая — стрелу из тула, бросает на тетиву… Выстрел! Накхини со стрелой в затылке падает наземь. И тут же — мучительная, но славная гибель во имя государя…
* * *
Резкий голос Вирьи заставил Анила очнуться от воспоминаний и вернул из глубин бьярских лесов на окраину Великого Рва.
— Смотрите! У развилки — кровь на земле!
Всадники становились и спешились.
— Точно, — сказал накх, изучая пятна. — Пролита совсем недавно. Кровь сверху, снег выпал вчера. Чуть потемнела, но не впиталась…
— Здесь были всадники, — сказала Вирья, хмурясь. — Один конь накхский.
— Это по чему видать? — спросил Анил, наклоняясь над истоптанным снегом.
— Сам погляди, — сказал накх. — У местных лошадок копыта побольше. А наши будто пляшут на цыпочках, и копыта у них маленькие. Неужели Данхар опять ловил беглецов?
— О чем ты?
— Нас всегда посылали ловить беглых работников. Сейчас людей у Данхара почти не осталось — видно, местных набрал. Вон тело здесь лежало. Не просто кто-то нос расшиб.
— Выходит, Данхар тут поблизости? — напрягся Анил.
— Даже не сомневайся. Они с Аршалаем только что не побратимы. На все друг ради друга готовы.
— Тогда у крепости вы чуть приотстаньте, — подумав, сказал Анил. — Я вперед поеду.
— А если Данхар тебя схватит и меж согнутых берез подвесит? — спросила Вирья.
— Не подвесит. — Анил сжал кулаки. — Мне бы только до наместника добраться…
— Как скажешь, — кивнул накх. — Саари Марга велела нам доставить тебя к наместнику — значит доставим.
— Даже если придется ночью лезть и крышу разбирать, — усмехаясь, добавила Вирья.
Дорога начала медленно подниматься в гору.
— Туда, налево, ко Рву, — пояснил накх. — А прямо — наверх, к крепости. Сейчас вон до той приметной сосны доберемся, оттуда уже видны ворота.
Анил ударил пятками бока своего коня. Едва он проехал склонившуюся над дорогой сосну, на покатом холме и впрямь открылась ладная крепость. Ее окружал палисад из наклоненных заточенных кольев. За ним на расстоянии в половину полета стрелы возвышались деревянные стены. Анил чуть придержал коня. Сердце его взволнованно застучало. Неужели он сейчас увидит отца?
"Что он мне скажет? — мелькали мысли юноши. — Дед твердил, что он гнусный барсук: чуть зазеваешься — выскочит из норы, безжалостно искусает — и в бега…"
Но эта крепость была мало похожа на нору. Может, и отец вовсе не таков, как Анилу с детства твердили?
Юноша еще раз задумчиво смерил взглядом стены. Между зубцами в проемах бойниц вдруг замелькали вооруженные люди.
"Нас заметили, — подумал Анил. — Но мы уж точно не похожи на войско, которое пришло взять крепость в осаду! Зачем поднимать стражей, да еще тихо, без трубы…"
Он поднял руку, останавливая сопровождавших его всадников:
— Погодите. Похоже, тут засада. Если начнут стрелять — разворачивайтесь и скачите прочь.
— Как же ты? — нахмурившись, спросила Вирья.
— Я попытаюсь вступить в переговоры. Но если это не поможет, главное — дайте знать государю, что в крепости враг.
Анил широко развел руки и медленно направился к воротам.
— Аршалай! — закричал он, подъезжая к стенам. — Отец! Я твой сын, Анил! Я приехал из столицы, чтобы повидать тебя! Открой ворота, впусти меня!
* * *
— И еще один, — объявил стражник, вводя под уздцы гнедого маленького коня на задний двор Гуляй-крепости.
Конь хрипел, раздувал ноздри и упирался, норовя ударить копытом. Хозяин коня лежал поперек седла. Длинная черная коса с серыми лентами тащилась по земле. Спина была утыкана стрелами.
— Сбрасывайте, — приказал Аршалай.
Мертвец рухнул в грязный снег.
— Вроде последний, — пробормотал наместник. — Отведите этого смешного конька на конюшню и ступайте на стены.
— Не последний, — возразил один из стражников. — Еще один накх ушел в лес.
— Так почему его не ловят?!
— Ловят, господин, — склонился стражник. — Он ранен, и конь его тоже — далеко не уйдут.
— И не возвращайтесь, пока не отыщете его! Что встали? Поезжайте!
Аршалай, сердито сопя, глянул в сторону, где кучей лежали убитые накхи Данхара, ободранные до исподнего. Даже граненые шипы, которые они вплетали в косы, были вырваны и рачительно сложены в стоящую на крыльце корзинку.
Когда воины ушли, наместник кивнул стоявшему за спиной доверенному слуге:
— За дело.
Арсури наклонился, привычным движением взрезал короткий, подбитый мехом росомахи кожух.
— Хорошая вещь, — бормотал он. — Жаль, попортили… Смотри, господин, — все как и у тех. Там, где кольчуга, стрелы едва спину оцарапали. Вот тут стрела выше, в шею, прилетела — хороший выстрел! А здесь, видать, совсем с близи стрелу пустили — кольчугу не пробила, но в ребра вдавила вместе с подкольчужником. Похоже, сломанное ребро ему нутро проткнуло, он кровью и захлебнулся…
— К чему ты мне все это рассказываешь? — поморщился Аршалай. — Мне хватает того, что он мертв.
— Разве ж не любопытно, какую мы добычу взяли? — буднично сообщил подручный, работая ножом. — Кольчужка-то, господин, погляди — саконской работы! Она одна стоит столько, сколько те семьсот лопат, на которые нам в прошлый раз не хватило казны…
— Вот кольчугу и сними. И все оружие. — Аршалай наклонился, приподнял руку накха в блестящем наруче, разочарованно уронил обратно. — Нет, не серебро — бронза посеребренная… Хотя тоже пойдет. И накосник не забудь.
Створка ворот заднего двора приоткрылась. Один из привратных стражников появился в проеме:
— Ясноликий господин, у палисада всадники.
— Кто такие?
— Два накха и какой-то молодой арий.
Аршалай нахмурился:
— Еще два? И откуда они все лезут? Ладно, как велено — открывайте, улыбайтесь…
Стражник поклонился и повернулся, чтобы уходить, но вдруг спохватился:
— Молодой арий говорит, что он твой сын!
Лицо Аршалая перекосилось, будто в свежайшем, выпеченном нарочно для него хлебе он обнаружил дохлого таракана.
— Это еще что за вражьи уловки? — пробормотал наместник Бьярмы. — Не стрелять! Погляжу сперва.
Сквозь бойницы в надвратной башенке открывался прекрасный вид на засеку. Именно для того наместник и велел натыкать в землю заостренных кольев — чтобы кто попало не мог подобраться к стене вплотную. Аршалай выглянул в бойницу. И впрямь, дозорный говорил правду — возле узкого проезда между кольями гарцевал на прекрасном боевом коне рослый рыжеватый юноша. Позади него, едва заметные на спуске с холма, маячили двое накхов. Аршалаю показалось, что одного из них, нередко сопровождавшего своего маханвира, он даже узнал.
Хуже было другое… Аршалай вгляделся в юношу и прикрыл глаза, чувствуя, как по коже побежали мурашки. Перед ним будто возник начищенный до ослепительного блеска серебряный диск и его собственное лицо, отраженное в этом диске. Не то, которое он видел там теперь, — обрюзгшее, с залысинами и мешками под глазами, — а то, какое являло ему зеркало лет двадцать назад.
"Исварха Всевидящий! Что же это происходит? Зачем его сюда принесло? Что мне теперь с ним делать?!"
— Отец, я знаю, ты слышишь меня! — долетел зычный голос из-за частокола. — Я проехал полстраны, чтобы встретиться с тобой! Что же ты держишь меня перед запертыми воротами?
"Проклятие! Если его мать жива, а уж тем паче если жив дед, милая выходка отпрыска может мне дорого обойтись!"
Аршалай весьма смутно помнил мать мальчишки — когда в последний раз он видел ее, она была в тех же годах, что нынче сын. Бывшего тестя наместник запомнил гораздо лучше: высокая стать, твердая размашистая поступь, надменное лицо, полное презрения к ничтожному зятю.
В памяти наместника зазвенели гневные слова…
"…Какой-то худородный сурья, охотник на сусликов из дикой степи, смеет входить в мой дом, спать с моей дочерью и заявлять, что он мне ровня?!"
"Мой отец усердно служил Ардвану, строя мосты и крепостные стены, — возразил молодой Аршалай. — И мне он передал это искусство. Я учился в храмовой школе у самого святейшего Тулума и был среди лучших. А что до худородности — разве твои предки, почтенный Рашна, не пришли в Аратту из степей восхода, точно так же как и мои?"
"Что?! Мои предки спустились с неба! Не смей равнять себя с царскими родичами, дерзкий выскочка! Государь Ардван обратил на тебя милостивый взор, ты был допущен в мой дом — и вот чем отплатил! Ты что же, думаешь, если моя дуреха вздумала в тебя влюбиться, и я заключу тебя в объятия? Ни крошки с моего стола не получишь!"
"Я и не прошу ни крошки!"
"Ты, подлец, мне еще и прекословишь?! Проваливай, видеть тебя не желаю!"
Это был их первый и последний разговор. Вскоре Тулум объявил о начале строительства рва для спасения от ярости Змеева моря, и Аршалай с радостью убрался из столицы в Бьярму. Тогда он и подумать не мог, что ее туманные леса станут ему домом на много-много лет. Конечно, он знал, что в столице у него растет сын, но ни разу его не видел, да, признаться, и не вспоминал о нем…
И теперь сын вдруг объявляется под воротами его крепости и дерет горло, требуя выйти и обнять его. "Исварха умудряющий и дающий силы! Как его хоть зовут-то… Ну да ладно, медлить дальше нельзя…"
— Открывай ворота, — приказал Аршалай начальнику стражи.
— А лучники?
— Пусть будут наготове.
Наместник Бьярмы спустился по лестнице и, едва приоткрылись створки ворот, вышел навстречу.
— Ты искал меня? — величественно спросил он. — Ты меня нашел.
Юноша глядел на него блестящими от волнения глазами:
— Здравствуй, отец! Я кое-что тебе привез.
"Хорошее начало, — подумал Аршалай. — Но как же тебя все-таки зовут?"
— Так и собираешься разговаривать со мной, сидя в седле? Спешивайся и заходи. Пусть твоя свита тоже приблизится.
Анил спрыгнул с коня на утоптанный снег и зашагал навстречу наместнику, ведя коня в поводу.
— Я привез тебе вести от повелителя.
— От кого? — поднял бровь наместник, чувствуя, как внутренности сжимаются в холодный ком.
— Вот письмо от блюстителя престола Кирана.
— Гм… Я немедленно ознакомлюсь…
— А это — от нашего государя Аюра, — добавил Анил, доставая еще одно письмо.
Аршалай на миг застыл, а затем распахнул объятия:
— Сынок! Приди ко мне на грудь!
Глава 8
Погоня Каргая
Маган упал в пожухлую сырую траву, уткнулся носом в прелые листья. Лежавшая на земле изморозь холодила лицо. В висках юнца стучало, разбитые в кровь ноги гудели, по щекам непрерывно текли слезы.
— Вставай, сопля! — послышался над головой резкий, как пинок, голос Варлыги.
Юнец привычно дернулся, но подняться не смог. Его ладони обреченно скользнули, сминая траву, и бессильно вытянулись.
— Все, не могу больше… — прохрипел он.
Варлыга кого-то окликнул на своем языке. Юноша почувствовал, что его подхватили, подняли за шиворот, как котенка, и потащили.
— Бросьте меня! — умолял Маган. — Я вам лишь помеха…
— Иди! — Варлыга больно ткнул его кулаком в спину. — И заткнись, чучело крашеное. Тошно от твоего нытья!
В голове юнца мутилось.
— Я не могу идти дальше, — шептал он. — Я помру, бросьте меня…
Он видел, как впереди него мелькает спина проводника-бьяра. Тот будто стелился по перелеску, быстро поглядывая то влево, то вправо. Вдруг он застыл и поднял руку.
— Всем стоять! — рыкнул Варлыга.
Бьяр беззвучно скользнул между деревьями и исчез в лесу. Маган вновь свалился в мох и замер, глотая слезы, радуясь передышке, что бы ее ни вызвало. "Господь Солнце, за что караешь меня? Чем я провинился, за что обрек ты меня на мучения?!"
Поблизости шепотом переговаривались его главный мучитель Варлыга и бьярский колдун Андемо. Маган попытался подслушать, не о нем ли, но эти двое, как назло, перешли на незнакомое наречие. Тут, в Бьярме, что ни племя, то отдельный народ; вроде все говорят на языке Аратты, а порой две соседние деревни друг друга не понимают. Зато каждому роду, помимо господа Исвархи, помогают его собственные боги. А в здешней глуши, куда из-за тяжелых дождевых туч все равно не достигает небесное око, это, может, и поважнее…
Мать, бывало, рассказывала Магану, что их предки были из племени рыболовов-ратхов, живших у берега огромной реки, которая звалась просто Река… Потом пришли арьи, заняли оба берега и объявили, что больше не будет никаких племен — один народ Аратты на земле, один господь Исварха в небесах. И ратхи покорно отринули своих богов и обычаи…
Маган всегда с досадой слушал матушкины рассказы. Какое ему дело до всеми позабытых ратхов? Будь его воля, Маган и вовсе не вспоминал бы своих предков-рыбоедов. Чем он гордился, так это солнечной кровью, частицу которой передал ему знатный отец. Единственный доступный мальчишке удел — стать таким же слугой в богатом доме, как мать, — радовал его, и он не желал для себя ничего иного.
Лежа в заиндевевшей листве и пытаясь разобрать слова полузнакомой речи, Маган впервые осознавал, как огромен мир, как много в нем разных народов. Страшно подумать — некоторые из них не только не жалеют, что рождены в дикости, но как будто и гордятся этим! А встретив на пути благородного ария, вместо того чтобы склониться перед ним, проникаясь сознанием своей ничтожности, скорее треснут его дубиной по темечку или ткнут копьем. "Зверье! — убежденно подумал Маган. — Вот же угораздило меня, несчастного…"
Из зарослей беззвучно, как лесной дух, возник разведчик.
— Дальше не пройти, — тихо сказал он, приблизившись к вожаку вендов.
— Что там?
— Впереди, на берегу ручья, круглоухие падаль жрут. Чуешь?
Бьяр повел носом. Варлыга принюхался, ничего не учуял, но нахмурился.
— Я же говорил, — зашептал бьяр. — Не нужно было сворачивать к Ползучим горам! Нельзя! Здесь — Хулово подворье…
— Сзади погоня, — сердито возразил Варлыга. — Впереди — северный тракт с конными разъездами. Что ж нам, взлететь, как птицам?
— Теперь уж делать нечего, — вздыхая, отозвался проводник. — Где круглоухие — там пещеры. В пещерах можно укрыться от погони. Главное, в ту не попасть, где они живут. Тогда конец…
— А если там медведь?
— Медведь — хорошо, — заулыбался бьяр. — Медведи уже спать легли. Круглоухие туда не сунутся, духу медвежьего боятся. А человек, если хозяина обижать не станет, так под боком у него хоть всю зиму греться может. Тепло с ним…
— Да ладно тебе, — фыркнул Варлыга. — Брешешь!
— И всадники туда не сунутся — кони не пойдут. Самое верное место!
Маган изо всех сил вслушивался в беседу Варлыги с проводником, понимая его через слово. Прежде ему казалось, что он уже утратил способность бояться, — наоборот, только и надеялся: вот бы все поскорее кончилось… Однако то, что он все же понял, наполнило его ужасом. Искать пещеру, где спит медведь?! Если его не загонит насмерть злобный венд, так скормят зверям безумные бьяры!
Юношу охватила нестерпимая жалость к себе. О Исварха, еще совсем недавно жизнь была так прекрасна! Солнце над столицей дарило свет и тепло. Благородный отец, любимец Артанака, обещал, что не оставит побочного сына без опеки. И где теперь Артанак, где отец?! И где он сам? Против воли блуждает по дремучим бьярским чащобам! Который день их преследуют ловчие — несомненно, чтобы схватить и вновь отправить копать Ров. Всего несколько дней назад Маган отдал бы все на свете, лишь бы не возвращаться в полный ледяной грязи котлован, где его ждала лишь скорая смерть от голода и изнеможения. Но то, что ждало их впереди, сейчас казалось юноше гораздо хуже…
Варлыга ткнул его ногой под ребро:
— Вставай!
"Опять, опять, — с болью подумал юнец. — Ну за что мне эта напасть?"
— Вставай — или сдохнешь!
Полукровка встал на четвереньки, затем, ухватившись за корявый ствол, поднялся и из последних сил побрел за беглецами в ту сторону, где на западе над лесом величаво поднимался белый, испещренный рыжими прожилками бок Змеиного Языка.
Венды шли быстро, не останавливаясь. Хватаясь за стволы, Маган плелся за ними. Одно хорошо — путь шел под уклон. Вскоре деревья остались позади, и беглецы вышли к руслу студеной речушки. Юноша чуть выдохнул. Он кинул тоскливый взгляд на воду, быстро текущую в отдалении, — то-то небось холодная, а ведь заставят идти вброд! — и остолбенел. Шагах в ста от него, сгрудившись вокруг чьей-то обглоданной туши, трапезничала стая хищников.
Прежде Маган никогда не видел таких зверей. Короткомордые, круглоухие, высотой в холке чуть ему не по пояс, со встопорщенной черно-рыжей шерстью, твари терзали исполинскую птицу. Порыв ветра, налетевший с той стороны, окутал беглецов омерзительной вонью. Маган зажал нос, его чуть не стошнило, но он не мог отвести взгляда от пиршества. Он явственно видел среди гривастых спин торчащую вверх птичью лапу — она была куда толще человеческой ноги, а когтями могла бы полностью захватить голову. Но сейчас птица была мертва, и гнусного вида создания пожирали ее, рыча и огрызаясь друг на друга.
— Не смотри, — раздался сзади него голос Андемо, замыкавшего цепочку. — Иди дальше! Заметят — решат, что мы хотим у них птицу отнять… Круглоухому тебе ногу откусить — только зубами щелкнуть…
Он напевно зашептал что-то по-бьярски, поминая Хула, видно призывал его защитить от тварей…
Но тут совсем рядом, в стороне, должно быть почуяв жуткий запах, заржал чей-то конь. Тут же отозвался другой.
— Ловчие совсем близко! — вскинулся бьяр.
В этот миг будто что-то лопнуло внутри Магана. Он толкнул в грудь опешившего бьяра, сбил его с ног, развернулся и помчался в лес, не чувствуя под собой ног и выкрикивая:
— Заберите меня! Я свой! Я не хочу к медведям! Меня заставили! Это все наместник придумал, не убивайте, я хочу жить!
Услышав жалобный крик мальчишки, Варлыга отпрянул за ближайшее дерево и обернулся. Крашеный юнец, спотыкаясь и вопя, несся в обратную сторону — туда, где среди деревьев уже мелькали кони преследователей.
"Упустил!" — с досадой подумал венд.
Он схватил за плечо прятавшегося рядом с ним Дичко:
— Сейчас — расходимся. Половину парней берешь ты, вторую — я. Пробежим немного в сторону круглоухих, а потом — как обычно, в разные стороны. Если повезет, ловчие в суматохе налетят прямо на вонючих зверюг. Встречаемся вон на той горе…
Варлыга указал на холм за спинами преследователей.
— Хочешь зайти к ним за спину? — удивился Дичко. — Зачем?
— У крысиного выкормыша на поясе тайнописное послание для Станимира. Его нельзя оставлять ловчим. Давай, бегом!
Маган убегал через лес недолго. Чей-то кулак, вылетев из-за дерева, пришелся ему прямо в лоб, и мальчишка рухнул наземь. Он уже не видел, как над ним склонился одноглазый бьяр в чешуйчатом доспехе.
— Ты что, пришиб его насмерть? — недовольно спросил одноглазый стоявшего рядом воина.
— Нет, маханвир Каргай, он без сознания.
— А где остальные грязееды?
— Удирают к горам. Прикажете догонять их?
— Зачем?
Каргай склонился над перебежчиком. Оглядел его, пощупал длинные волосы.
— Нам нужен был царевич. Вот этот изображал его. Прочие — не мое дело. Пусть их ловят воины Аршалая.
Ловчий задумчиво посмотрел на тощего юнца:
— Но что он там кричал о наместнике?
— Самозванец кричал… — нахмурился воин. — "Все это он придумал!"
— Я спрашиваю не тебя, — оборвал его Каргай. — Я спрашиваю небо! Что вообще происходит?! Аршалай решил заманить меня сюда, чтобы унизить? Или все значительно хуже: он-то и рассылает по всей Бьярме вот таких ублюдков?! — Каргай ткнул пальцем в полукровку. — Грузи его на коня. Позади нас вроде был пригорок. Дело к вечеру — там и заночуем, а завтра поедем прямиком в Майхор. Да выставь двойную охрану. В этих местах что люди, что звери слеплены из Хулова дерьма.
* * *
Боль выдернула Магана из глубокого забытья. Голова раскалывалась, будто он с размаху ударился об угол каменного дома.
"За что меня так? Я же им ничего не сделал!"
Ему вновь захотелось плакать, но горький опыт последних дней подсказывал, что это худшее, что можно сделать. Варлыга, едва заметив слезы "царевича", начинал отвешивать оплеухи и реветь медведем: "Слезы лить вздумал? На, получай! Теперь хоть буду знать, отчего ты тут хлюпаешь!"
Похоже, его "освободители" ничуть не лучше…
— Как он там? — услышал Маган чей-то резкий голос.
Он невольно дернулся от радости, услышав знакомый столичный выговор. Но следующие слова заставили его застыть мерзлой лягушкой.
— Пока не очухался, но дышит…
— Да мне плевать, дышит он или не дышит! Мне нужно, чтобы эта пивная отрыжка Тарэн заговорила. А там может и вовсе не дышать…
Маган прикусил язык. Кажется, здешний маханвир еще похуже вендов… Юноша вспомнил события последних дней. Обманчиво ласковые речи Аршалая… Пойманных и отпущенных с ним беглецов… Даже если рассказать все без утайки, разве этот одноглазый головорез ему поверит?
А раз не поверит — будут снова бить.
"Что же делать? Прикинусь, будто я без сознания, — подумал он, крепко жмуря глаза. — А там ловчие лягут спать. Хотя бы до утра меня никто не тронет… Может, что-то придумаю…"
— Славно ты его приложил, — чуть мягче проговорил маханвир, явно довольный подчиненным. — Хотя можно было и полегче. Как бы не сдох, жабий сын.
Маган дышал через раз, стараясь представить, что происходит по ту сторону опущенных век. Связывать его никто не стал — к чему? Только полному безумцу пришло бы в голову бежать из-под защиты вооруженных людей в предгорьях Змеиного Языка. Тем более ночью, когда просыпаются и выходят на охоту здешние чудища…
Время шло, в лесу стемнело. Маган все так же неподвижно лежал на земле и мерз, не открывая глаз и внимательно слушая, что творилось вокруг. То и дело до него доносились звуки родной речи, — видно, воины беседовали у костров. "Этот одноглазый маханвир — кажется, я видел его в столице, — принялся вспоминать Маган. — Надо встать и самому подойти к нему. Скажу, что я его земляк. Может, тогда он поверит в мою искренность?"
Неподалеку послышался тихий всхлип, а затем шорох, с которым обычно садится человек, не желающий кого-то потревожить. Рядом раздался шепот. Маган насторожился. Шептались на языке вендов. Один из голосов явно принадлежал Варлыге…
"О нет, опять!"
Маган не удержался от стона и приоткрыл глаза, надеясь, что ослышался. Ничего подобного. Возле сосны по соседству, завалившись на бок, сидел стражник — возможно, тот самый, что вышиб из него дух. Сейчас он был определенно мертв. Возле него возились двое чумазых беглецов — молодой венд Дичко и бьяр-следопыт. Они уже стянули с мертвеца пояс с оружием и теперь снимали сапоги. Варлыга стоял поблизости, прячась за толстой сосной и вглядываясь в сумрак.
— Очухался, гаденыш, — процедил Дичко, нависая над полукровкой. — Только вякни, я тебе язык в глотку затолкаю…
— Хорошо, что очухался, — кивнул следопыт, обшаривая мертвеца. — Тащить не надо, сам пойдет…
— Не торопись, — прошептал Варлыга. — Андемо обещал подмогу.
"Исварха, спаси меня! — мысленно взмолился Маган. — Что же делать? Позвать на помощь?!"
Злобный одноглазый маханвир вдруг показался ему почти родным по сравнению с дикарями, которые опять собирались тащить его в лес, в пещеры к медведям. Но что, если венды и ему перережут горло, как стражнику?!
— Дай-ка я его пояс на всякий случай сниму, — предложил Дичко. — Уж больно этот мозгляк шустрый да крикливый…
— Штаны-то не свалятся?
— Руками подержит.
Венд сдернул с Магана пояс с тайным посланием — и в тот же миг из леса со стороны Змеиного Языка донесся испуганный птичий крик. Затем другой, куда пронзительнее.
— А вот и Андемо, — ухмыльнулся Варлыга.
Бьяр-следопыт сложил руки у рта и тоже прокричал неведомой испуганной птицей.
И вслед за этим призывом — у Магана похолодело внутри — темнота наполнилась хохочущим воем круглоухих.
Чуть в отдалении пронзительно загудел рожок. Хохот вонючих тварей был ему ответом. У костров заметались тени, зазвенело оружие. Во мраке со всех сторон вспыхивали звериные глаза. Привлеченные птичьими криками, хищники водили в воздухе уродливыми мордами, ища запах лакомой добычи. Огонь пугал, но жажда крови и плоти была слишком сильна.
— Сейчас ловчим станет не до нас, — довольно кивнул Варлыга. — Вставай, парень! Хватит, отдохнул — пора идти дальше!
"Туда, к круглоухим в лес?! Ну нет!" — подумал Маган.
Он крепко зажмурился, оттолкнулся от земли руками, вскочил и, теряя штаны, бросился к ближайшему костру.
— Засада! — заорал он. — Тут венды!
— Ах ты!
Дичко с Варлыгой метнулись было за ним следом. От костра навстречу выскочил Каргай с несколькими ловчими. Увидев беглецов нос к носу среди собственного стана, воины на миг замерли, а потом с ревом кинулись вперед. Маган радостно свалился Каргаю под ноги. Варлыга, мигом оценив, что творится, крикнул:
— Уходим!
И лазутчики метнулись в разные стороны, исчезая за деревьями.
* * *
Каргай остановил коня у обрыва и покачал головой. Вчерашняя ночь все никак не отпускала его, стояла перед глазами. Еще хорошо, что круглоухие боялись огня. Горящие ветки и головни в руках воинов обратили их в бегство. Но каков был замысел!
И главное, он теперь знал чей…
Вчера главный ловчий собирался разворачиваться и ехать в Майхор, во дворец наместника. Поутру он уже ничего так не желал, как расправиться с наглыми вендами, выставившими его на посмешище. И вот теперь смотрел, как вверх по заснеженному склону Змеиного Языка, к зияющему впереди синеватому провалу пещеры, карабкались люди Варлыги.
Знать бы раньше, кто именно тащит с собой крашеного заморыша! Там, в столице, десятник вендской стражи напал на Каргая исподтишка — подкараулил в переулке, когда тот возвращался после веселой пирушки у Кирана. Что-то орал про свою семью, бросаясь с мечом, да Каргай спьяну толком не понял, чего тот хотел. В болотном краю ловчему и других хлопот хватало, кроме как охотиться на жен и детей мятежников. Тогда Каргай сумел вывернуться, схватился за кинжал, но венд успел ткнуть его раньше. А там и городская стража подоспела…
"Стало быть, этого десятника потом отправили сюда, на Великий Ров… Спасибо тебе, Господь Солнце, что снова свел нас вместе и дал возможность поквитаться за потерянный глаз!"
— Полезем за ними, господин? — спросил один из его ближних людей.
— Подождем. Если Варлыга не полный безумец, он туда не пойдет. Синие пещеры Змеиного Языка — гиблое место. Лучше погибнуть в бою или даже угодить в плен и претерпеть муки, чем самому спускаться в ледяную пасть. Мохначи говорят, в недрах гор живут пожирающие землю огромные черви. Еще я слыхал что-то о Водах Гибели — мохначи боятся их пуще смерти…
Люди, похожие на ползущих по склону муравьев, продолжали цепочкой подниматься к пещере.
— Остановится, отвернет, — следя за ними, бормотал Каргай.
Но Варлыга и его люди не остановились. Один за другим они исчезли в синеющем провале.
— Решил отсидеться, подождать, покуда уйдем, — сжимая рукоять плети, процедил ловчий. — Он же не собрался внутрь Змеиного Языка?
— Я слыхал, там столько подземных ходов, что можно в них войти, а выйти за многие дни пути, совсем в другом месте, — проговорил один из ловчих. — Если, конечно, знаешь дорогу. Заблудишься — там и сгинешь, во тьме и холодине.
— Да откуда им знать? — возразил другой.
— Так с ними же бьяры-проводники идут. Может, взялись их провести пещерами прямо в болотные земли?
Время шло. Беглые венды так и не появлялись.
— Спускаемся, — сердито приказал Каргай. — Сперва пойдем вон туда… — Он указал на широкий ручей в ущелье, шумевший на перекатах. — А затем полезем наверх, к пещерам. Задавим барсука в норе. Я не могу позволить ему уйти!
Склон был нехороший, глинистая земля скользила, а мелкие камни осыпались под копытами коней. Ловчие спускались медленно, проверяя каждый шаг. Это их и спасло.
На полпути к дну ущелья порыв ветра донес до слуха Каргая переливчатый нежный звук, напоминающий далекое пение флейты. Глава ловчих натянул поводья коня и с недоумением прислушался. Однако больше ничего подобного не доносилось. "Должно быть, показалось", — подумал Каргай.
Но только ловчие возобновили спуск, как под ногами у них задрожала земля. Теперь остановились все, вслушиваясь, всматриваясь, пытаясь понять, откуда исходит опасность.
А что опасность нарастала — сомнений уже не было…
В следующий миг со стороны Змеиного Языка долетел отдаленный рокот. Это напоминало грозу. Раскаты грома следовали один за другим, становясь все громче и ближе. К грохоту добавился низкий вой, скрежет, еле уловимый людским ухом визг… От низкого глухого гула завибрировали кости. Вокруг слышалось испуганное ржание коней — животные рвались, стараясь убежать обратно на гору.
Земля тряслась уже так сильно, что люди хватались за все, что попало, лишь бы удержаться на ногах. Сквозь грохот начали пробиваться звуки, похожие на отчаянные крики. Сперва Каргай подумал было, что это зовут на помощь погибающие в ледяных пещерах беглецы Варлыги. Но потом понял, что эти крики издают сами горы.
— Глядите, глядите! — вопили его люди, то ругаясь последними словами, то призывая богов. — Святое Солнце, что делается!
Горная вершина вдалеке раскололась надвое. Одна ее половина начала медленно проваливаться внутрь другой… А из разлома высунулась третья — ярко-голубая!
Грохот стоял такой, что никто даже себя не слышал. Чудо и ужас происходящего заставили людей оцепенеть. Казалось, проснулись древние боги и вступили в последнюю битву. Весь Змеиный Язык шевелился и менял очертания, будто ворочался во сне.
"Вот почему мохначи называют горы Ползучими! — стучало в висках у Каргая. — Будь я проклят, если та гора не ползет прямо к нам!"
Целый склон по ту сторону ущелья наклонился в сторону речки и с невообразимым грохотом рухнул, выплеснув откуда-то потоки черной, блестящей под мутным небом воды. Скалы, казавшиеся вечными, прямо на глазах ошеломленных людей превращались в грязное крошево и исчезали в этой воде. Теперь вместо заснеженного, поросшего редкими кустиками склона, по которому недавно лезли беглые венды, перед ловчими сверкала отвесная, как ножом отрезанная, ровная ярко-голубая стена. Под ней бесновались и кипели вырвавшиеся из подземелий воды.
Еще толчок, треск и грохот — голубой склон разом покрылся трещинами и начал медленно, торжественно распадаться. Сквозь трещины хлынула вода, устремляясь в ущелье…
"Нас сейчас смоет!" — сообразил Каргай. Оцепенение мгновенно пропало.
— Назад! — заорал он, дергая повод коня.
Ловчие, будто очнувшись, кинулись вверх по склону, скользя, спотыкаясь и падая. Земля тряслась, мимо катились камни, со скрипом падали деревья… Не помня себя, отряд Каргая выбрался на край ущелья и скучился поблизости от него на опушке леса. Никто не погиб, все успели выбраться. Прозрачная речушка, через которую они собирались переходить вброд, превратилась в полноводный, полный ледяной каши поток, кативший воды куда-то к югу, в обход Змеиного Языка.
Горы совершенно изменились. Ледяную стену, возникшую на месте плавного заснеженного склона, разрезало несколько ущелий. Из них рвались водопады, питавшие новую реку.
Каргай окинул взглядом ущелье. Конечно — ни следа Варлыги и его беглецов. Никто бы не уцелел в таком месиве.
Позади уже слышался смех. Люди переводили дыхание, садились на землю. Многие, в том числе сам Каргай, все никак не могли отвести взгляда от разрушенного склона и синеватых, будто светящихся изнутри скал.
— Все ж сбежали от нас бунтовщики, — с усмешкой заметил кто-то.
— Ну, им не позавидуешь, — ответил другой ловчий. — Что бы маханвир для них ни готовил, а этакая участь куда хуже. Их там небось размазало, как между жерновами…
— Только об одном жалею, — бросил главный ловчий, — не видал этого воочию! Отдохнули? Уходим! Пора возвращаться в столицу.
Глава 9
Быстрее смерти
Слуга-арсури внес в светлицу Аршалая большую глиняную корчагу, расписанную бьярскими колдовскими крапицами. Держа посудину на вытянутых руках и старательно отводя от нее взгляд, поставил на стол.
— Ты что, боишься мертвецов? — насмешливо глядя на слугу, спросил наместник. — За свою жизнь ты убил немало — тебе ли бояться?
— Тех, кого можно убить, я и не боюсь, — угрюмо отозвался приспешник. — Но мертвяк — он ведь уже мертвый! Не через день, так через год он из-за Кромки до своих убийц дотянется. Ему-то спешить некуда…
Наместник поморщился. Можно было бы напомнить об Исвархе, к которому возвращаются искры отлетевших душ. А кстати уж и о зубчатой линии вокруг горлышка корчаги, клыками преграждающей выход из-за Кромки у бьяров. Но доказывать что-то слуге?
— Ступай, — процедил он.
Слуга начал пятиться к двери, стараясь не поворачиваться спиной к зловещему горшку.
— Проваливай! — уже не сдерживаясь, крикнул наместник.
Когда дверь закрылась за подручным, Аршалай уронил серое лицо в ладони. В последние дни ему было плохо и жутко. Стоило лечь в постель и закрыть глаза, и перед наместником вновь появлялось лицо старого приятеля, искаженное болью и предчувствием смерти. То и дело ему казалось, что где-то поблизости слышится голос Данхара…
Часто ли вспоминал накх, как умер прежний наместник Бьярмы? Тогда ему, Аршалаю, чужая смерть была в новинку. Конечно, ему случалось выезжать в поле и пускать стрелы в бегущих оленей. Но чтобы живой человек, с которым Аршалай еще совсем недавно поднимал заздравный кубок, умер от его руки…
Прежний наместник желал лишь одного — пожить в свое удовольствие. При нем Майхор рос вширь и ввысь, все больше напоминая столицу, а не просто унылый острог среди северных лесов. Что же до "нелепой прихоти Тулума" — Великого Рва, — то наместник слал верховному жрецу сообщения, что готовится к работам, и просил денег. Небольшой котлован он все же выкопал, чтобы никто не уличил его в растрате. Место нарочно выбрал каменистое и все пенял — какая, мол, скверная почва в Бьярме… Туда-то наместник и сверзился с мостков, да прямо головой об камень. Все только руками разводили — то ли мостки прогнившие попались, то ли наместник спьяну оступился…
И лишь глава охраны Данхар тогда выцепил Аршалая из толпы скорбящих и процедил на ухо:
"Крови нет".
"Ты о чем?" — дрожащим голосом пробормотал тот.
"Вчера вечером вы с наместником вместе ужинали. Потом старик зачем-то потащился смотреть котлован, упал на камни и расколол голову, как глиняный кувшин. Все заляпал мозгами — а крови нет. Знаешь почему?"
Аршалай почувствовал, как пальцы Данхара сжимают его кадык.
"Потому что, падая туда, он уже был мертв…"
"Отпусти!" — прохрипел Аршалай.
"С чего бы?"
"А вот послушай. Если ты меня сейчас обвинишь — меня схватят и будут пытать. Я очень не люблю боль, а потому буду громко орать, что именно ты помог мне отравить наместника…"
"Ах ты, падаль…"
"Я не договорил! Но если ты меня не выдашь… Если завтра наместником стану я… Ты будешь не просто главой охраны, а Стражем Севера. Ты станешь моей правой рукой… Ну или я твоей…"
Сделав над собой усилие, наместник поднял деревянную крышку. Изнутри, из-под толстого слоя свежего меда, на него в упор глядела отсеченная голова накха.
— Я знаю, ты злишься, — откашлявшись, заговорил Аршалай. — И хочешь моей смерти. Когда-то я непременно умру, так прошу, не торопи этот день. Посуди сам, — конечно, я тебя прикончил… Но ведь, по сути, я помог тебе! Ты уже был мертвецом. Тебя обложили, как раненого волка. Тебе некуда было бежать, а я, увы, не мог защитить тебя… — Наместник смахнул слезинку. — Но ведь ты погиб от клинка — считай, в бою! А стало быть, отправишься прямиком к своему Отцу-Змею и родишься вновь. Я же знаю, что вы перерождаетесь. Видишь — я помог тебе ускользнуть от врагов! Не держи на меня зла! Ты бы на моем месте поступил так же, и я бы не стал тебе мстить… Договорились?
Данхар не мигая смотрел на него сквозь золотистый мед. Аршалай тяжело вздохнул и закрыл крышку.
Со стороны ворот Гуляй-крепости послышался скрип открываемых створок, затем стук копыт.
— Кого это принесло? — пробормотал наместник, поспешно приникая к оконцу бойницы.
Во двор крепости въезжал всадник — судя по виду, гонец. Аршалай впился в него взглядом, пытаясь догадаться, от кого и с чем он прибыл.
Наместнику было о чем беспокоиться. Во время недавней встречи с сыном он прилюдно объявил о своей преданности молодому государю Аюру и выразил готовность служить ему верой и правдой. Анила он всячески обласкал, окружил заботой и поселил у себя в походном дворце, попутно стараясь выведать у новообретенного сына как можно больше сведений о делах в столице, о том, где сейчас царевич, кто еще его поддержал и каковы вообще его дальнейшие намерения.
Однако почти сразу Аршалая начали изводить сомнения. А не поторопился ли он? Конечно, право Аюра на Солнечный Престол никто не оспаривал — по крайней мере, на словах, — но кто знает, каковы намерения Кирана? Согласится ли он просто так отдать власть мальчишке? Не объявит ли Аюра самозванцем, а его, Аршалая, — предателем и бунтовщиком?!
Аршалай наклонился к бойнице и прищурился, разглядывая гонца. Ну да, старый знакомый. Один из его же собственных вестовых, кого он прежде отсылал в Майхор. Но Аршалай не ждал никаких посланий из столицы. Значит, произошло нечто нежданное… А что, если они уже близко?!
Наместник Бьярмы даже не пытался уточнить для себя, кто такие "они". Враги, желающие его смерти! Кишки болезненно скрутило, колени враз ослабели — наместнику пришлось опереться о стену. Еле-еле взяв себя в руки, он снова приник к оконцу. Вестовой спрыгнул наземь и начал о чем-то расспрашивать подбежавшего конюха.
"О чем они там болтают? Узнать, здесь ли я, — одно мгновение!"
Аршалай вновь передернулся от гадкого ощущения в брюхе. А гонец продолжал разговаривать с конюхом, державшим под уздцы коня. Он явно что-то выяснял и под конец, как показалось наместнику, сделал жест, будто поправлял длинную косу.
"О накхах говорят", — подумал наместник, и ему стало так жутко, будто голова Данхара поднялась из горшка и посмотрела ему прямо в спину.
Между тем гонец направился к хоромам и вскоре уже стоял перед наместником, почтительно кланяясь:
— Приветствую, ясноликий господин. Твоя благородная супруга велела передать это послание.
Гонец протянул наместнику берестяной тул со свитком. Аршалай мысленно перевел дух, размотал кожаный лоскут и начал читать:
"Дражайший муж и господин мой, да осияют тебя лучи господа Исвархи! Спешу сообщить неприятные вести. В Майхор прибыл маханвир Каргай с изловленным им молодым самозванцем, выдававшим себя за царевича Аюра. Сей грозный воин, как мне представляется, невесть почему на тебя сердит. По правде сказать, он пребывает в неописуемой ярости и называет тебя такими словами, повторить которые в письме мне не позволяет женская скромность. По моему указанию глава городской стражи сообщил оному Каргаю, что ты находишься невесть где в дремучих лесах, у Великого Рва, и давно не давал о себе знать. Каргай с войском сейчас остановился в Майхоре, так что, если ты впрямь чем-то перед ним виноват, полагаю, ты можешь приехать и объясниться…"
— Вот еще, — прошипел Аршалай, с раздражением отбрасывая свиток. — Что несет эта полоумная? Мне объясняться с каким-то бьярским полукровкой? Пусть ждет меня в Майхоре хоть до пробуждения Великого Бобра! — Он повернулся к гонцу и внимательно поглядел на него. — Это все?
— Да, мой господин.
— Не смей лгать мне! Ты ведь еще что-то привез?
— Да, но…
— Давай сюда!
— Я должен передать из рук в руки…
— Ты что-то привез для накхов, я знаю!
— …маханвиру Дахнару!
— Давай мне, — ледяным голосом приказал Аршалай. — Я сам передам ему. К тому же он и читать-то не умеет.
Выражая сомнение всем своим обликом, гонец вытащил еще один берестяной тул.
— То-то же, — проворчал наместник. — А теперь ступай, тебя накормят.
Дождавшись, когда гонец уйдет, Аршалай поспешно вытащил новый свиток, начал читать, и его брови полезли на лоб.
То, что оба письма написаны одной рукой, не оказалось для наместника такой уж неожиданностью. Но вот содержимое…
"Мой дорогой! К нам прибыл столичный воевода Каргай и с ним отряд ловчих. Муженек подсунул ему зайца вместо горностая и едва не сгубил в предгорьях Змеиного Языка. Зайца Каргай все же изловил и теперь желает вырвать руки и ноги моему рыжему борову. Жалею лишь об одном — не смогу своими глазами на это взглянуть! Теперь Каргай полагает, что всех зайцев тут запустил мой муженек, и собирается обвинить его в государственной измене. Я знаю, что это не так, но разубеждать его не стала. Надеюсь, когда они встретятся, Каргай привяжет этого жирного хряка за ноги к седлу и волоком потащит в столицу. Опасаюсь, однако, что Аршалай слишком хитер и сумеет как-то оправдаться перед Кираном Прекрасноликим. А раз так, он останется жив и вновь будет терзать мое сердце, принадлежащее лишь тебе! Понимаешь, милый, к чему я клоню? Ловчее войско будет у вас со дня на день. Рыжий обжора наверняка вздумает сбежать, начнет сопротивляться, но ведь ты, храбрейший из воинов, не дашь ему избегнуть справедливого наказания? Жду от тебя сладостных и долгожданных вестей! Вечно твоя…"
Аршалай смял свиток и на миг прикрыл глаза. Теперь он понимал, что это было за жуткое ощущение взгляда в спину, — совсем близко от него прошла Калма-Смерть.
— Видишь, друг мой, как оно бывает? — назидательно проговорил он, повернувшись к корчаге на столе. — Я просто оказался чуть расторопнее. Подумать только, промедли я день-другой, и из горшка выглядывал бы я, а не ты! Ну а теперь времени терять нельзя… — Аршалай шагнул к столу, отыскивая взглядом телячью кожу и чернила. — Надеюсь, твоя голова будет хорошим подарком новому государю!
* * *
Каргай глядел, как вдали в утренней дымке появляется стоящая на утесе деревянная башня Яргары. Он чувствовал, как его радость передается всей едущей за ним длинной веренице уставших, оголодавших воинов, закопченных у походных костров.
"Еще немного, и мы дома. Конечно, это не священный материнский очаг, но все же обустроенный стан. Здесь и запасы еды, и сухие дрова, и мыльни…"
От одной мысли о мыльне у Каргая начинало чесаться все тело. Еще три дня тому назад он надеялся отмыться и распариться в Майхоре. По слухам, Аршалай там выстроил для себя великолепную мыльню — не хуже, чем в столице. Однако главный город Бьярмы ловчего не порадовал. По пути Каргай предвкушал, как явится во дворец наместника, волоча за собой на веревке крашеного самозванца. "Что за измену ты задумал?" — спросит он, взяв пухлого наместника за горло. Если не проделать это быстро и внезапно, примчится его дружок с рваной мордой — Страж Севера, — и тогда уже вопросы не позадаешь…
Каргай так желал встречи, так ярко представлял ее! Однако начальник стражи Майхора, завидев его воинов, хоть и распахнул им городские ворота, зато сам оказался похлеще всяких запертых ворот. По его словам, Аршалая в столице Бьярмы давно не было. Где он? В походном дворце, и где тот дворец, никому не ведомо — на то он и походный.
Но это еще полбеды. Начальник стражи потихоньку сообщил Каргаю поразительную новость — нашелся Аюр! На этот раз, похоже, настоящий. Его поддержали Северный и столичный храмы. Сейчас юный государь, собрав войско, идет к Майхору. А в той рати, говорят, полно накхов — и здешних, и тех, кого прислал Ширам.
Вот тут Каргай обомлел. В том, что накхи присягнут Аюру, он не сомневался, — не зря же саарсан поднял солнечное знамя рядом со своим Змеем. Но то, что истинный Аюр объявился именно тогда, когда его, Каргая, хитростью направили на ложный след, заставили погнаться за пустышкой… Ловчий вспомнил крашеного мальчишку Магана; сбивчивые рассказы о тайной переписке наместника с мятежными вендами…
"Как теперь мне быть?!"
Обдумав все обстоятельства и сделав выводы, Каргай быстро покинул столицу Бьярмы.
"Похоже, сейчас лучше оказаться подальше от наместника. Поеду к себе в Яргару. А там поглядим, как упадут кости…"
— Ясноликий Каргай! — Рядом с ловчим появился один из всадников, высланных в разведку. — Там толпа горожан. Бегут сюда, кричат, на помощь зовут…
— Что случилось?
— Говорят, Яргара захвачена!
— Кем?!
— А вон посадник сюда спешит, сейчас все расскажет…
* * *
Каргай недоверчиво слушал рассказ посадника, почему-то оказавшегося среди прочих беглецов. И чем дальше слушал, тем сильнее выпучивался его уцелевший глаз…
— Никто ж не ждал, никто не догадывался! — со слезой в голосе рассказывал городской голова. — Обычный день, ворота открыты. Возы ездят, люди ходят… И тут этот, чернокосый, на взмыленном коне. Стража при воротах решила, что гонец от наместника прибыл. Вышли ему навстречу… Так я их там потом и нашел — оба без головы. Видно, в один миг срубил — как стояли, так и упали. Торговцы кинулись прятаться от такой лютости. Этот спрыгнул с коня…
— А что делала городская стража?
— Так ее в городе всего шесть человек! Четверо как раз в сторожке сидели, только успели выскочить, и такое началось! Я сам не видел, люди рассказывали, что от них осталось. Один вроде за топор схватился, так рука с топором еще долго у крыльца лежала… — Градоначальник содрогнулся. — Охотник там был на торгу, шкуры привез. Сулицу метнул вражине в спину и даже попал — да только сулица отскочила, будто от заговоренного!
— Саконская кольчуга, вот и весь заговор, — поморщился Каргай.
— А злыдень развернулся, нож кинул — и нет больше охотника!
— Да понял я, понял. Дальше что?
— Ну, как стража полегла, я собрался с духом, вышел злыдню навстречу. Что, спрашиваю, тебе надо-то? А он: "Доброго коня — мой от раны помирает. Еды, теплой одежды…" И где я ему найду коня? Лося ему предложили, он только зашипел от злости. Найдите мне, говорит, коня, не то город сожгу! И ведь сожжет — что ему, упырю! Как только Исварха праведным огнем их змеиное племя еще не спалил!
— Потому вы все и сбежали? — хмыкнул ловчий.
— Я велел всем уходить — полыхнет еще! Решили до твоего приезда пожить за стенами. Ты уж спаси нас, славный маханвир! А мы для твоего войска все по самым лучшим ценам…
— Ступай. Разберемся…
Каргай неспешно поднимался к воротам, придерживая длинный кинжал, при каждом шаге колотивший по бедру.
— Эй, одноглазый! — раздался голос с надвратной башни. — Зачем пришел?
— Говорить с тобой. Если бы желал чего иного, пришел бы не один.
— Ишь, не один! Одно движение — и город запылает, как вязанка хвороста!
— Значит, будет где погреться, — равнодушно ответил ловчий. — Мне наплевать, сгорит Яргара или нет. До моего стана пожар не доберется.
— Твоего стана? Так, выходит, ты Каргай, главный ловчий блюстителя престола?
— Так и есть.
— И пришел сюда без охраны? — усомнился невидимый накх. — Я ведь могу убить тебя.
— Эка невидаль! Всякий живущий может убить другого. А тут мне бояться нечего. Лук вы, накхи, не уважаете, а мои люди как раз хорошо стреляют. Вот ты сейчас со мной говоришь, а может, с другой стороны к городской стене подползает этак сотня моих парней. Как думаешь, справишься?
— А ты попробуй!
— Надо будет — попробую, — оскалился Каргай. — А пока ты свою удаль показывать будешь, другая сотня в ворота войдет. И у меня еще две сотни за спиной останется… Хватит стращать друг друга, будто дети малые! Видишь — говорить с тобой пришел.
Башня промолчала. Каргай продолжил подниматься к городским воротам. Он шагал не спеша, стараясь не выдать волнения. Подошел под самую стену, толкнул створку. Та со скрипом подалась. Главный ловчий зашел внутрь и внимательно огляделся. Накхи были известными любителями смертоносных ловушек, но тут Каргай ничего не заметил.
Около ворот, как и рассказывал градоначальник, бревнами валялись два обезглавленных тела. Седой военачальник поморщился.
— Сам знаю, что надо было убрать, — послышалось сверху, с надвратной башни. — Да все недосуг.
— Зачем ты их вообще убил? Чем помешали? Семерых порешил ни за что ни про что! Злился на кого?
— А ты сам посуди, — хладнокровно отвечал накх. — Приезжаю я в Яргару — по уши в крови, голодный, несколько дней не спал… Еле держался в седле от усталости, конь тоже ранен… Попроси я добром — поесть, умыться, раны перевязать… И что бы сделал городской голова?
— Постарался бы усыпить твое внимание сытной трапезой, а затем велел стражам тебя схватить до разбирательства, — предположил Каргай.
— Вот и я так подумал. Ну и зачем укоряешь, что я их опередил?
Каргай хмыкнул.
— Я бы мог дать тебе коня — доброго, без изъяна, — сказал он. — И еды сколько пожелаешь. И плащ на лисах, чтобы в пути не мерзнуть. Да только к чему? До Накхарана ты все равно не доберешься.
— Это еще почему?
— Из крепости-то я тебя выпущу, да только потом буду обязан схватить как бунтовщика…
— Это я бунтовщик?!
— А кто ж? Думаешь, я не знаю, какую крамолу ваш Данхар с наместником задумали? Мне все известно!
Каргай повернулся, вышел за ворота и помахал рукой. Двое воинов начали подниматься по склону, таща с собой упирающегося Магана. Каргай открыл было рот, чтобы продолжить речь, но с башни раздался дикий хохот:
— Дошел подарочек!
Главный ловчий удивленно поглядел на Магана, затем на башню.
— Ладно, — послышалось сверху. — Поднимайся ко мне, будем разговаривать. Если не возьмешься за оружие, то и я тебя не трону.
— Слово на слово, — кивнул Каргай. — Исварха нас услышал.
* * *
Накха звали Шайн из рода Хурз. Захватив Яргару, он времени не терял и обустроил себе в башне настоящую крепость. Обложил ветошью и хворостом стены, заготовил факелы — теперь достаточно было искры, чтобы здесь все вспыхнуло. Еще он стащил в башню уйму еды и все оружие, сыскавшееся в домах и лавках поблизости.
Ходил Шайн прихрамывая — судя по толстой повязке под штаниной, прямо над высоким сапогом, обшитым бронзовыми накладками, стрела попала ему в бедро. Шея была повязана тряпкой с кровавым пятном. Каргай заметил, что молодой накх морщится, двигая правой рукой, — должно быть, третья стрела задела плечо. Бывший боец Данхара успел поесть и отдохнуть, но лицо оставалось бледным и изможденным. Лишь в глазах горел свирепый огонек, который ловчий вполне оценил.
Теперь Каргай сидел напротив накха и слушал его историю. И чем дальше тот говорил, тем мрачнее становилось лицо одноглазого бьяра, тем сильнее впивались ногти в ладони.
— …А Варлыгу мы для того и ловили, чтобы подсунуть ему для тебя гостинец, — заканчивал тот рассказ о хитрой затее наместника. — Опояску-то на мальчишке нашли?
— Не твоего ума дело, — процедил маханвир.
— Да уж конечно, не моего, — хмыкнул Шайн. — Хотел бы я поглядеть на того, кто прочтет, что там написано!
— Уж не сомневайся, прочтем.
— Не выйдет.
— Это еще почему?
— В тех значках нет никакого смысла. Я был на страже, когда наместник с Данхаром их рисовали. То-то потешались!
— Надо мной? — угрожающе спросил Каргай.
— И над тобой, и над Кираном, если ты к нему все это свезешь.
— Что ж, спасибо. Не повезу. А дальше что было?
— Дальше объявилась Марга, — вздохнул накх. — Сестра Ширама. Бо́льшая часть наших встала под ее руку. С Данхаром остались лишь мы, кровные родичи. Он разделил нас на заставы, перекрыл дороги, сам же помчался к Аршалаю за помощью… — Молодой воин умолк и нахмурился. — А вот что с маханвиром сталось дальше, я бы и сам очень хотел узнать…
— О чем ты?
— Как было условлено, мы дождались темноты и отправились к Гуляй-крепости. Со мной было еще двое. Стража, как всегда, любезно открыла нам ворота. Все улыбались, точно после долгой разлуки. Меня это насторожило. И когда я увидел, как быстро они кинулись закрывать ворота за нашими спинами, я понял, что это западня. Привратники редко так суетятся, если поблизости нет врага. Я крикнул: "Назад!" — и тут со всех сторон посыпались стрелы… Мой старший брат развернул коня и закрыл меня собой. Мы напали на стражу и под градом стрел смогли вырваться из крепости… — Шайн скрипнул зубами. — Если бы не кольчуги, нас бы утыкали как ежей. Но и так я был ранен трижды, а брат упал с коня и погиб на месте. Я должен сообщить старейшинам о том, что случилось, и отомстить Аршалаю за смерть родни! А скорее всего, и за самого Данхара. Коли уж Аршалай пошел на такое предательство, вряд ли он осмелился оставить маханвира в живых…
Каргай молчал. Дело прояснялось. Если Данхар выступил против саарсана и Аршалай коварством прикончил его — значит наместник уже выбрал свою сторону и вот-вот бросится присягать Аюру. И конечно же, поставит себе в заслугу, что убрал подальше тайное войско преданного Кирану ловчего, посланного в Бьярму, чтобы захватить, а может, и убить истинного государя. Поди отвертись от таких обвинений!
Главный ловчий припомнил свою многолетнюю службу. Служил ли он верно и безупречно? Да, без сомнений. Кому он служил все это время? Кирану или государю Ардвану? Конечно государю! Это столь же истинно, как лик Исвархи, сияющий на восходе. О чем тогда рассуждать?
"Надо опередить Аршалая, — вспыхнула мысль. — И присягнуть Аюру первым!"
— Скажи-ка, Шайн из рода Хурз… — наконец выдавил Каргай. — Если ты сначала отомстишь наместнику за предательство, а потом поведаешь о том старейшинам — это ведь будет правильно по вашим законам?
— Так даже лучше!
— Что ж, тогда я готов помочь. Почему бы тебе на какое-то время не пойти ко мне на службу?
Глава 10
Первый указ
Государево погостье неподалеку от святилища Спящего Бобра стояло у самой дороги. Впрочем, как это было принято в огромных землях Аратты, именно сюда дорога и вела. Со всех окрестностей сюда приходили охотники и рыболовы, чтобы снести пушнину и ценимую в столице копченую, соленую и вяленую рыбу, дичь и мед. Сюда же свозилась добытая соль, резная кость и прочее на обмен и продажу. Из Яргары на погостье везли охотничьи снасти, бронзовое и медное литье и много всего полезного и красивого. Кроме расположенных за частоколом складов, тут имелись палаты для сборщиков податей и их охраны.
Однако сегодня на государевом погостье оказалось сокровище, увидав которое местные обитатели просто лишились дара речи. В сопровождении отряда накхов и нескольких жрецов сюда пожаловал сам солнцеликий государь Аюр.
Онемевшие в первый миг сборщики и стражники быстро пришли в себя. Спустя время, едва ли достаточное чтобы пропеть утреннюю хвалу Исвархе, длинный приемный чертог в деревянных палатах был устлан дорогими мехами, в очаге вовсю горел огонь, а хозяева тщились придумать, чем услужить царственному, венценосному гостю: может, клюквенного кваса подать, мыльню истопить…
Аюр, отдыхая с дороги, полулежал на пушистых шкурах, горой наваленных подле очага. В руках он держал "поющий кораблик". Легкое и звонкое дерево, из которого он был выточен, в свете огня казалось в самом деле золотым. Царевич задумчиво перебирал жильные струны, и те отзывались негромким гудением.
"Не идет ни в какое сравнение с читрой, — размышлял Аюр. — Хаста сказал — тут в каждой второй котте простолюдины на "кораблике" играют. Что же в нем такого особенного? Почему вурсы его сберегали?"
Один из сторожей, по виду житель срединной Аратты, с поклоном вошел и встал у двери:
— Солнцеликий государь! Прибыл гонец от наместника Бьярмы.
Аюр перевел на него взгляд, кивнул:
— Отлично — мы ждали вестей от Аршалая. Зови сюда гонца. Да пригласи Хасту, Маргу и Светоча.
Доверенный слуга наместника из племени арсури, сопровождаемый парой воинов, переступил порог зала. Марга, расположившаяся у самой двери, окинула гостей внимательным взглядом, но сочла их не слишком опасными и не шевельнулась, дозволяя приблизиться к Аюру.
— Вернейший Аршалай первым из наместников царя приветствует солнцеликого государя Аюра! Радость и ликование его безмерны! — возгласил гонец. — Он горд и счастлив стать первой ступенькой к восшествию законного государя Аюра на Солнечный Престол!
Гонец с низким поклоном протянул свиток.
— Разверни, — шикнула оказавшаяся у него за спиной Марга.
Слуга Аршалая обернулся, покосился на накхини, но покорно развернул послание. Аюр принял из его рук свиток, исписанный рядами ровных значков.
— Так… Да… — Он принялся бегать глазами по письму. — "Великолепный… Деяния превзойдут… Небывалое могущество…" Вот, о деле. Аршалай со всеми, кто живет и впредь родится в Бьярме, признает законной мою власть и будет рад служить не за страх, а за совесть, покуда бьется его сердце и сердца всех прочих моих здешних подданных… Козни врагов вынуждают его задержаться в Майхоре, но вскорости он прибудет лично, чтобы принести государю священную присягу. А пока в знак безусловной преданности посылает подарок…
Гонец повернулся к одному из сопровождавших его воинов и принял из его рук увесистый горшок.
— Наместник велел передать лично тебе, солнцеликий…
— Открой, — тем же ледяным голосом приказала сестра Ширама.
— Я не смею… Мне велено лишь привезти…
— Тогда поставь на стол и стой рядом, — очень тихо и четко проговорила Марга. — Хаста, открой. — Она посмотрела на рыжего жреца и едва заметно улыбнулась. — Окажи любезность.
Друг и советник государя с трудом вытащил широкую деревянную затычку, закрывавшую горлышко горшка. Светлица начала наполняться душистым медвяным запахом. Жрец заглянул внутрь и от неожиданности отпрянул в сторону. В следующий миг Марга подскочила к арсури. Миг — и его лицо едва не ткнулось в горшок.
— Я не виноват, — залепетал тот. — Я только привез! Наместник Аршалай велел доставить…
Захват ослаб. Марга, не говоря ни слова, отпихнула его и склонилась над "подарком". Из-под слоя прозрачного меда, обернутая косой, на нее глядела отрубленная голова сородича.
— Это Данхар! — сдавленным голосом проговорила накхини.
Аюр быстро встал, подошел к столу, на котором стояла корчага, и с любопытством принялся разглядывать мертвую голову ближайшего соратника Аршалая.
— Уж точно этот накх не так мыслил свою гибель, — пробормотал юный государь.
— На колья-то насадить или развесить вдоль городской стены — совсем другое дело, — заметил Хаста.
— Молчи. Как бы то ни было, в мое отсутствие здесь вершит правосудие наместник. А по словам Марги, да и твоим собственным, Страж Севера многократно заслужил смертную казнь…
Аюр призадумался.
— Выйди, — приказал он посланцу.
Когда арсури и воины, кланяясь, покинули чертог, царевич окинул взглядом присутствующих и неожиданно спросил:
— Стоит ли оставлять Аршалая наместником? Ведь Данхар был его ближайшим другом. Человек, способный так легко расправиться с тем, с кем много лет ел и пил за одним столом, кто был мечом в его руке, — будет ли он хранить верность кому бы то ни было? Сегодня Аршалай клянется служить, но откуда мне знать, не готовит ли он мне такой же прием, как ему? — Юноша кивнул на жутковатый горшок. — А кроме того, за время моих странствий по Бьярме никто о наместнике слова доброго не сказал…
— Вот послушай… — подал голос Светоч, подходя к столу. — Говоришь, тебе не нравится наместник. Что ж, неудивительно. Его в Бьярме мало кто любит. Аршалай измучил жителей непосильными поборами и повинностями, а его обожаемый Великий Ров — проклятие всего края… Но государь должен уметь встать над личными "нравится" и "не нравится". Я, например, всей душой презираю этого хитрого, двуличного корыстолюбца. Но при этом считаю, что никто лучше его не годится на эту должность.
— Почему? — озадаченно спросил Аюр.
— Прежде всего потому, что убери мы сейчас Аршалая — здесь все развалится. Хорошо или плохо, но он правил северными землями много лет. В это сложно поверить, но он немало изменил здесь к лучшему… Ну а то, что он не задумываясь отдал тебе голову человека, с которым дружил почти двадцать лет… — Светоч загадочно улыбнулся. — Откуда ты знаешь, что в самом деле между ними было? Аюр, я насмотрелся на подобных людей. Тебе будет несложно иметь с ним дело. Да, он убил накха, но ведь правильно же поступил…
— И он за это поплатится жизнью, — вставила Марга.
Светоч поперхнулся:
— Что?
— Я должна и буду мстить за Данхара!
Верховный жрец Северного храма с беспокойством посмотрел на сестру Ширама:
— Но разве Данхар не твой враг, почтенная саари? Я слыхал, он хотел убить тебя…
— Что с того? Он был моим дядей. Кровь взывает к мести!
Светоч покачал головой.
— Поразительно, сколь сложно изжить дикость в народе, — проворчал он в сторону. — Накхи уже триста лет на службе у Аратты и все так же…
— Сам ты дикарь! — презрительно фыркнула Марга. — А еще жрец! Вон борода седая, а сам как ребенок! Как ты не понимаешь: если не мстить за родичей, рухнет мир!
— Да ты сама его убить хотела!
— Ну, это другое дело. Если бы удалось, тогда род Хурз мог бы мстить мне…
Аюр хлопнул в ладоши, привлекая к себе внимание. Светоч и Марга тут же умокли.
— Советники, вы отвлеклись! Что мне ответить гонцу?
— Прими клятву верности Аршалая, — предложил Светоч. — Оставь его пока у власти. Можешь быть спокоен — Северный храм проследит…
— Ага, конечно, Северный храм, — буркнула накхини. — Вот оно в чем дело-то. Не вы ли надоумили Аршалая убить моего дядюшку?
Старый жрец взглянул на Маргу с еще большей неприязнью, чем до того.
— Оставь наместника у власти, — с нажимом повторил он, обращаясь к Аюру. — Но повели ему прекратить копать Великий Ров. Это снимет огромное бремя со всей Бьярмы. Люди, что надрываются на строительстве, уйдут по домам, их семьи не умрут с голоду во время грядущей зимы…
— Да! — воскликнул Аюр, вспомнив нищую бьярскую деревеньку, где его принимали за Зарни Зьена. — Это хороший совет. Если я не остановлю стройку, бьяры подумают — чем я вообще отличаюсь от Аршалая?
— Вот именно! — подхватил Светоч. — Простой народ тебя любит как бога-защитника и спасителя! Не надо уподобляться алчным чиновникам…
— Погоди, — вмешался Хаста. — Такие решения не принимаются росчерком пера. Когда святейший Тулум повелел строить Великий Ров, он явно хорошо подумал…
— Тулум здесь даже ни разу не был! Для него это лишь чертеж на телячьей коже. А я уже лет десять с болью наблюдаю, как бессмысленная стройка сосет кровь из народа…
— Ров строится на деньги столицы, — возразил Хаста. — И так ли уж бессмысленна стройка? Она должна послужить спасения Бьярмы от вод…
— Все эти годы она служила лишь набиванию сундуков Аршалая! Он, пожалуй, будет побогаче самого государя…
— Так, послушайте! — воскликнул Аюр. — Я принял решение. Рытье Великого Рва останавливается до весны. Пусть бьяры идут по домам и кормят свои семьи. Кого мы будем спасать весной, если никто не переживет зиму? Тем временем знающие жрецы изучат, как ведется строительство, обоснуют его полезность для Бьярмы и составят для меня отчет о расходах. Я желаю, чтобы среди этих жрецов были и северные, и столичные…
— Столичные? — недовольно поморщился Светоч.
— Да. Скоро — как только я вернусь в Лазурный дворец — я их пришлю, — сказал Аюр. — А пока мы отправляемся в Майхор. Там я приму под свою руку этого вашего Аршалая, хоть он мне и не нравится. До окончания расследования ни в чем обвинять его я не стану.
— Разумное, взвешенное решение, — чуть подумав, кивнул Светоч.
Хаста с сомнением покачал головой. Он прекрасно понимал резоны главы Северного храма, но не мог придумать, что противопоставить им.
Аюр тем временем повернулся к накхини:
— Марга, я жду ответа от Ширама. Ты ведь уже отослала ему письмо, в котором я благословляю его поход?
— Гонцы давно уехали, — нахмурилась Марга.
Она припомнила новости, полученные из Майхора. Смутные, наверняка запоздалые, но все равно тревожные слухи.
Войска Ширама захватили левобережье Ратхи — и остановились. Почему? Ничто не препятствовало им идти на столицу. Может, войска Кирана отбросили их? Нет, ничего подобного…
"Почему наши прекратили наступление? Выжидают? Лишь бы ничего не случилось с братом!" Марга, как никто другой, понимала, насколько шатко сейчас положение Ширама. "Лишь бы саары не перессорились между собой… Мать Найя, только не сейчас, когда все наконец сложилось как должно!"
Аюр тем временем говорил Хасте:
— Подготовь письмо Кирану. Напиши: я, Аюр, сын Ардвана, при полной поддержке обоих храмов и всех народов Аратты, возвращаюсь в столицу, чтобы воссесть на Солнечный Престол моих предков. Пусть Киран устроит торжественную встречу и праздник в мою честь. Пусть будет готов передать престол, который для меня хранил. Если он явит покорность, я… — царевич на миг призадумался, — обойдусь с ним как с родичем. Если нет — он будет казнен за бунт и измену.
— А как же убийство твоего отца? — спросил Хаста. — Есть свидетельства, что Киран может быть к нему причастен.
— Есть также свидетельства, что к нему причастны накхи, — возразил Светоч. — Но наш юный господин принял их на службу.
Аюр кивнул, помрачнев:
— Это гнусное преступление не останется безнаказанным. Оно будет расследовано — после того, как я верну престол.
Светоч вновь одобрительно кивнул:
— Правильно! Первым делом утверди свою власть. А уж потом расследуй. Это темное дело, и его можно повернуть по-разному…
— Всему свой черед, — ответил юноша. — В том числе и правосудию. Ну а когда мы получим вести от Ширама и Аршалай принесет клятву верности и соберет войска — выступаем на столицу!
* * *
Уединенная местность в окрестностях Майхора, которую жители Бьярмы нарекли Долиной Глиняных Кувшинов, пользовалась у горожан недоброй славой. Из-за высокой ограды постоянно валил густой вонючий дым. "Знающие" люди шептались, будто наместник Аршалай сжигал в огромных кувшинах бунтовщиков, принося их в жертву арьяльским огненным дивам. Каждый день в ворота въезжали возы с дровами, углем и какой-то красновато-бурой землей. Сам наместник тоже бывал в долине очень часто. Оставив охрану снаружи, он надолго уходил в это недоброе место.
Поначалу самые храбрые и любопытные бьяры забирались на деревья росшего вокруг долины леса, стараясь разглядеть, что творится за частоколом. Однако, заметив как-то раз соглядатая, Аршалай приказал без всякой жалости застрелить его. И смельчаки быстро перевелись. Рассказывали, что в этой долине стоит множество печей, напоминающих огромные кувшины. Одни врыты в землю, другие стоят прямо посреди двора. У каждого такого "кувшина" хлопочут чумазые люди, что-то засовывая внутрь, запечатывая горлышко, — впрочем, какое уж там "горлышко", если туда и впрямь человек влезет…
Еще рассказывали, что везде там пылают костры, а наместник ходит между ними, постоянно бранясь и чего-то требуя от работников. Даже проклятие среди местного люда появилось: "Чтоб тебе угодить в Аршалаев огненный кувшин!"
В этот день дым над высоким частоколом поднимался как обычно. Аршалай ходил туда-сюда, наблюдая за работой потных ссыльных и рабов. В лесу уже лежал снег, но здесь от жары не было никакого спасения.
— Воздуху, воздуху больше нагнетай! — покрикивал он. — Железу он нужен не меньше, чем тебе! Сколько раз я говорил, солома должна быть сухой, а у вас она как после дождя…
— Так ведь утром и прошел дождь, — осмелился напомнить черный, как головешка, работник, и тут же оплеуха отбросила его в сторону.
— Сказано, солома должна быть сухой — иначе твое лицо будет мокрым от крови и слез!
"Как сказал бы Данхар", — подумал Аршалай, почти въявь услышав свирепый окрик Стража Севера. Наместник горько вздохнул, думая об отправленной Аюру голове старого друга. Как ни удивительно, Данхара ему порой очень не хватало.
— Эй, парни, засыпайте уголь, да поплотнее! Хорошо, так хватит. Теперь руду и сушеную земляную кровь — до этой отметки. А теперь заделывайте.
Работники начали замазывать горлышко "кувшина" глиной. В этот миг к наместнику подошел один из надзирателей.
— Ясноликий господин, прибыл твой человек с письмом, — доложил он с поклоном.
— Зови сюда, — бросил Аршалай, не отводя глаз от плавильной печи.
Закончив делать пробку, работники принялись разводить костер вокруг "кувшина". Лишь тогда Аршалай удовлетворенно кивнул и повернулся к арсури, ждавшему поодаль:
— Что у тебя?
— Новые вести от государя.
Аршалай внимательно поглядел на доверенного слугу:
— Из столицы или от Аюра?
— От солнцеликого государя Аюра, господин.
— Очень хорошо… Столица молчит?
— В последние дни оттуда не было гонцов.
— И это хорошо. Идем. — Он еще раз смерил взглядом лежащую неподалеку гору древесного угля и приказал: — Еще давайте, этого мало. Мне нужно семь сотен новых лопат взамен деревянных, и, клянусь, они у меня наконец появятся! — Аршалай поглядел в небо и внезапно спросил: — Почему они ломаются? Почему саконское железо рубит мягкий камень, а мое ломается, наткнувшись на древесный корень? Эх, мне бы сюда хотя бы дюжину саконов…
— Но… — Арсури развел руками.
— Да сам знаю. Всякий, кто пожелает захватить их горную долину, будет вынужден сцепиться с накхами, а те сдерут с обидчика шкуру и нарежут ее на лоскуты для подтирки своих тощих задниц… Хотя кое-что у меня и у самого уже начало получаться. Пошли, покажу. — Наместник потащил за собой доверенного слугу куда-то за огнедышащие кувшины. — Вот новая печь — я сам ее изобрел. Здесь я обжигаю известняк и получаю совсем новое вещество, названия которому еще не придумал. Вот сюда, — Аршалай с гордостью указал на вкопанную в землю пузатую печь, похожую на закрытую чашу, — я кладу сырую глину. Затем лью воду, а сверху кладу мое тайное вещество. Представь, оно почему-то не тонет. Дальше — железная руда и древесный уголь. А вот железо, которое выходит из этой печи, наоборот, тяжелое — куда тяжелее обычного и намного крепче. Правда, вот беда: от сильных ударов оно раскалывается на части… Но вчера я попробовал перемешивать расплав шестом, как похлебку ложкой, — просто хотел, чтобы он быстрее остыл. Так вот — оказалось, что новое железо значительно легче и прочнее, чем прежде! Мои кузнецы выковали из него полосу — если ее согнуть, она не ломается, а выпрямляется снова! — Аршалай радостно вздохнул. — Если это не случайность, я на пороге настоящего прорыва! Ладно, давай сюда письмо. Негоже заставлять государя ждать.
Он взял опечатанный свиток, взломал воск с оттиснутым знаком Солнца и развернул его. Арсури почтительно застыл поблизости, не смея беспокоить господина.
Но чем дальше Аршалай углублялся в чтение, тем бледнее становилось его лицо.
— Исварха Всевидящий, скажи, что я спятил, — прошептал он. — Скажи, что мне темен смысл прочитанных слов! Скажи, что я умер вчера и все это лишь видения отлетающей души… — Он зажмурился и тряхнул головой, будто пытаясь развеять морок. — Нет, так нельзя! Это же гибель! Для арьев и бьяров, и больших, и малых — для всех! Мы все подохнем!
— Что-то стряслось? — осторожно спросил слуга.
— Солнцеликий Аюр, — насилу выдавил наместник, — повелел остановить строительство Великого Рва.
