Часть 2

Глава 1
Дочь Вепря

Род Карью жил совсем не так, как малочисленные вержане в своем диком лесном заречье. Избы здесь не жались к земле, стараясь притвориться травяными кочками, а крепко стояли на дубовых сваях — просторные, высокие, изукрашенные резьбой. По бурым от непогоды бревенчатым стенам летели утки и катились солнечные колеса. На коньке дома Тумы белел кабаний череп — знак того, что пращур хранит свой род и вождь во всем следует заветам предков.

На просторном дворе Тумы толпились родичи и гости из-за Вержи, ожидая выхода невесты. Отовсюду доносились разговоры, девичье щебетание, смех и шутки парней. Во дворе перед крыльцом стоял сам Тума с женой и семейством, изредка поглядывая в сторону распахнутых ворот, возле которых толпилась кучка вержан — Учай со своими Детьми Грома. Над низкорослыми белоголовыми парнями, словно сосна в березняке, возвышался смуглый красавец Джериш, в надетом ради праздника начищенном до блеска бронзовом доспехе.

Чей-то звонкий голос завел песню:

Во бору я родилась, на солнышке вызревала,
На солнышке вызревала, косу русую чесала…

И вокруг девушки подхватили хором, лукаво поглядывая на дружек жениха:

Вот я, вот я, земляничка твоя!

Учай стоял среди соратников, делая вид, будто все происходящее его вовсе не касается, — он ждал выхода невесты. В свадебной отцовской рубахе, расшитой длинноносыми щуками, в арьяльском боевом поясе — подарке Аюра, с великолепным кинжалом Ширама в ножнах из черной змеиной кожи с серебряными накладками, юный вождь ингри со всех сторон ловил на себе любопытствующие взгляды.

Темные, с полосками ранней проседи волосы Учай с некоторых пор завязывал в хвост на затылке. Так поступали ингри, собираясь на войну с соседями. Учай так теперь ходил все время, в знак того, что он — избранный на совете племен военный вождь — всегда настороже. Глядя на него, и прочие парни начали ему подражать.

Про себя Учай думал, что оделся бы еще наряднее и богаче, благо было во что. Да вот беда — рядом стоял Джериш, который сразу узнал бы свое собственное добро, награбленное в арьяльском стане. Вообще, присутствие Джериша на свадьбе было для жениха сущим наказанием. Но как не позвать его? Наоборот, пришлось уговаривать почтить сговор своим присутствием. Джериш охотно согласился. Учай сильно подозревал, что это неспроста.

Заскучавшие подруги завели новую песню:

Дым над водой, ай, дым над водой,
Ай, дым над водой расстилается!
Жених у ворот, ай, жених у ворот,
Ай, жених у ворот дожидается…

Джериш пихнул вождя ингри в бок:

— Эй, хороша ли собой невеста?

Не успел Учай открыть рот, как за него гордо ответил Кежа:

— Первой красавицей слывет от Вержи до Обжи!

В глазах арьяльца вспыхнул огонек. Он внимательнее глянул на низкую дверку избы, откуда доносились неразборчивые причитания.

— Что они там делают?

— Мина прощается с родным очагом, — начал объяснять Кежа. — Печи кланяется — дескать, ты меня, матушка, кормила, ты меня грела, вовек тебя не забуду… Уголек горячий в крынку положит, в новый дом унесет…

Джериш кивнул, переводя взгляд на могучего Туму:

— Надеюсь, эта красотка пошла в мать, а не в отца! Вот уж воистину сын вепря! А людей-то у него сколько! Учай, как это он решил выдать за тебя дочь?

Жених подумал, стоит ли рассказывать Джеришу, как он поймал будущего тестя в волчью яму и что за этим последовало. Решил, не стоит, и сказал полуправду:

— Я им не чужой. Мина была прежде невестой моего брата Урхо. У нас заведено, ежели старший сын погибает…

— Тихо! Тихо! — зашикали вокруг. — Выходит!

Шутливые песни, болтовня и смех умолкли. Дверь избы открылась, изнутри зазвучало строгое, слаженное, торжественное пение:

Да прорастет зерно, что нами посеяно,
Да пребудет добро, что нами содеяно…

Наружу одна за другой начали, позвякивая подвесками-оберегами, выходить разодетые девушки — подруги Мины. Их длинные рубахи покрывала такая густая вышивка, что шитье топорщились на плечах. Ожерелья из речного жемчуга лежали на груди, как сверкающий весенний снег. С расшитых шапочек спускались вдоль щек нанизанные одна за другой литые подвески-уточки. В роду Вепря девицы ходили в портах до самого замужества, а из-за толстенных белых обмоток на голенях, нарочно повитых яркими шнурами, их за глаза дразнили неуковырами. Впрочем, обжанкам и дела не было — у них это считалось красивым.

Встав по обе стороны от крыльца, подруги запели, глядя на Учая:

Вынесем ему, вынесем,
Вынесем полны короба добра.
Это не твое, это не твое,
Это не твое — это отчее добро!

Через высокий порог, пригнувшись, переступила невеста.

Выведем ему, выведем,
Выведем ему красну девицу.
Это вот твое, это твое,
Это твое, богами суженое!

Пение смолкло. Мина выпрямилась и обвела взглядом двор.

— Ах, огонь небесный! — раздался в тишине восхищенный возглас Джериша.

Вержане пришибленно молчали. Кежа хмыкнул, пробормотал на ухо старому другу:

— Мина-то как с того лета поднялась! Не в мать, а в отца!

"Да как бы не в праотца Вепря!" — в смятении подумал Учай.

Мину, дочь вождя обжанских ингри, давно прочили в жены Урхо. Но пока женитьба слаживалась, старший брат Учая не раз наведывался в гости к будущей жене — относил подарки, гостевал в роду Карью. И каждый раз, возвращаясь, расхваливал свою избранницу, рассказывая, как она хороша собой да какая хозяйка… Учай лишь слушал и кивал, понимая, что подобная удача ему вряд ли выпадет. Сам он видел Мину еще совсем девчонкой, но уже тогда она, хоть и была не старше его, выглядела почти наспевшей девицей.

И вот теперь Мина стояла перед ним во всей красе: ростом едва ли на палец пониже Урхо, широкие плечи горделиво развернуты. В почти мужском наряде обжанской невесты Мина казалась молодым бойцом, готовым выйти на священный круг. Она была очень красива — румяные щеки, прямой нос, широкие светлые брови вразлет над большими серыми глазами. Прямо и смело, без тени девичьего смущения, девушка глядела вокруг, пытясь понять — где же молодой вождь, ее суженый?

Отец почему-то отказался подробно расписать его облик и нрав — лишь сказал, отводя глаза, что дочь не пожалеет. Учай не просто смел и умен, но и особо выделен богами среди прочих ингри. Правда, чем именно выделен — не объяснил…

Признаться, Мина совсем не помнила младшего брата Урхо. Но раз ее жених — избранник богов, то он должен быть еще сильнее и краше брата. Он, несомненно, возвышается над прочими, а в его глазах синеет само небо… Он ничем не похож на обычных ингри…

В глазах девушки вспыхнула радость узнавания. Да вот же он — ее суженый, прекрасный и грозный, будто сам Шкай! Мина улыбнулась и, легко сдвинув бедром вышедшего вперед Учая, шагнула навстречу Джеришу.

Сыны Грома прыснули было в кулак, но благоразумно умолкли. Мина остановилась, удивленно поглядела на вержан, затем вновь на золотоволосого арьяльца:

— Ты — Учай, брат Урхо?

— Э нет, — ответил воин, расплываясь в широкой ответной улыбке. — Я не Учай. За плечом у себя поищи!

Лицо дочери вождя вытянулось. Она медленно повернулась, словно стараясь уверить себя, что кого-то пропустила. Ведь, право слово, не мог же этот безбородый заморыш с кислым лицом победить ее могучего отца?

Но чуда не произошло. Заморыш, обиженно сжав губы, глядел на нее и затем наконец вымолвил высокомерно:

— Ищешь суженого? Вот он, перед тобой!

Мина растерянно поглядела на стоявшего у дверей родного дома отца, на подружек, теснившихся за ее спиной, и нахмурила густые брови.

— Да ты смеешься надо мной, что ли? — воскликнула она. — Правда ли, что ты брат Урхо, отрок?

Сыны Грома дружно закивали, на всякий случай пятясь. Джериш насмешливо скалился, любуясь статной девицей.

— Все так и есть, дочь Тумы, — через силу ухмыльнувшись, подтвердил Учай. — Понимаю, что ты не можешь поверить своему счастью и потому медленно соображаешь. Да, ты назначена мне в жены. Таково слово твоего отца и воля богов!

Дочь вождя увидела его усмешку, и глаза ее гневно загорелись.

— Я, конечно, воли богов не преступлю, — громко сказала она, бросив уничтожающий взгляд на отца и расправляя плечи. — Но коли так уж суждено… Ты должен добыть меня!

Толпа обжан оживилась и зашумела. Подруги за спиной громко зашептались и захихикали, глядя на жениха, который рядом с Джеришем казался особенно тощим и слабосильным.

— Одолей меня и свяжи, по обычаю, — мстительно улыбаясь, продолжала Мина. — И потом унеси на руках со двора! Иначе какой же ты будешь глава рода? — Она властно повела рукой, делая знак родичам и подругам освободить место. — Не будем терять время! — Мина свела в замок руки и вывернула их запястьями наружу. — Давай, суженый! Одолей-ка меня!

Джериш не скрываясь захохотал во всю глотку. Обжане радостно подхватили его смех. Мина, довольная своей находчивостью, игриво улыбнулась арьяльцу.

— Что ж… — процедил Учай, явно не радуясь предстоящему испытанию. — Пусть будет так.

— Пусть будет, — согласилась девушка и, развернувшись, с размаху влепила ладонь в грудину жениха.

Глаза у того выскочили на лоб, он отлетел на руки собратьев и наверняка бы рухнул наземь, если бы Дети Грома не подхватили его.

Все присутствующие разразились громовым хохотом, тыча пальцем в незадачливого вержанина.

— Отец, — не глядя более на наглого юнца, Мина повернулась в сторону крыльца, где стоял Тума, — этот жених слишком хлипок для меня. Он не стоит…

Она не успела договорить. Оттолкнувшись спиной от рук соратников, Учай подскочил к ней сзади, схватил за длинную густую косу, навернул ее на кулак, сорвал с пояса кошель и что есть силы огрел им избранницу по затылку. Та, не охнув, упала ничком в траву.

Обжане ошеломленно замолчали.

— Ты убил ее, что ли? — взревел Тума, и его яростный рев подхватили все обжане. — Ты пришел на свадьбу с оружием?!

— Нет. — Учай склонился над лежащей девушкой, приложил пальцы к горлу, где под кожей билась жилка. — Она жива, просто без чувств. И конечно же, я не нарушил обычаев, ибо это не оружие!

Он развязал кошель, сделал несколько шагов вперед и высыпал перед Тумой на крыльцо горку арьяльских золотых монет — неслыханную редкость в Ингри-маа.

— Это мой подарок отцу невесты! А сейчас прошу всех помолчать и не мешать мне своими криками связывать нареченную! Полагаю, никто не сомневается, что я победил?

* * *

Жилище слепого гусляра и песнопевца Зарни находилось посреди озера. Учай, увидев плот и на нем шатер, покрытый бугристой кожей неведомого зверя, сперва удивился, отчего вдруг этот диковинный человек избрал себе такое диковинное жилье. Но впрочем, как же по-другому? Учай знал, что Тума предлагал вещему певцу лучшую избу — просторную и теплую, — но тот лишь мотнул головой. "Земля — ваша, вода — божья. Мои песни не здесь рождаются. Людские разговоры для них помеха. Плеск волн, шелест листьев — в них слышу я речи вышних…" Тума лишь развел руками и согласился.

Обжане относились к вещему гусляру с величайшим почтением. Старались угодить, чем только могли. Зарни жил на плоту один — его люди расположились в другом шатре, на берегу озера. Причем не только те молчаливые парни, что пришли с гусляром из дривских лесов, но и местные жители. Две-три обжанки уже перебрались в шатры челяди гусляра, готовили, стирали. Прочие им завидовали.

Учай подошел к берегу и окликнул одного из слуг гусляра, удивших рыбу с края плота. Заметив сына Толмая, челядинец встал, заглянул в шатер, затем отвязал челн-долбленку и неспешно погреб к берегу.

— Расскажи о хозяине, — забираясь в долбленку, попросил Учай, стараясь, чтобы его слова прозвучали как распоряжение.

Длинноносый гребец с острыми скулами и будто вечно прищуренными водянистыми глазами ткнул себя пальцем в грудь:

— Не понимать!

Учай пригляделся к челядинцу. Он знал, что Зарни нанял себе помощников в землях дривов. Дривы, жители болотного края к югу от земель ингри, и впрямь говорили на ином языке. Однако в Ладьве они довольно бойко изъяснялись на купеческом наречии, впитавшем в себя все языки, раздававшиеся на торгу. "Врет, поди, — решил про себя Учай. — Говорить не хочет…" И больше обращаться к гребцу не стал.

Дощатый помост плота тихо покачивался под ногами. Учай старался двигаться бесшумно. У входа в шатер он остановился, обдумывая то, что хотел сказать, и тут услышал негромкое:

— Заходи! Что там стоишь? Или тебя заинтересовала шкура зверя, которой покрыто мое жилище?

Учай с досадой сжал губы. Уж конечно, слепец не мог видеть, как он разглядывает бугры и узоры на грубой безволосой шкуре, гадая, чья бы она могла быть. Да и зрячий не увидал бы сквозь стену.

— Здравствуй, почтенный Зарни.

Сын Толмая вошел и на всякий случай склонил голову. Похоже, слепота ничуть не мешала песнопевцу видеть получше многих. Кто его знает, на что он еще способен!

Гусляр был в шатре не один — по соседству острил гусиные перья смуглый слуга в длинной темной рубахе. Когда он увидел Учая, перья выпали у него из рук, и на бритом лице отразился ужас.

— А я все ждал, когда же ты придешь, вождь ингри, — произнес гусляр, поднимая голову.

В сумраке шатра его лицо казалось белым пятном. Длинные седые косы падали на грудь. Обрубки ног, как всегда, были покрыты рысьей шкурой.

— Ждал? — в замешательстве переспросил Учай. — Ах да, конечно. Я должен вознаградить тебя за помощь.

— Когда я захочу говорить с тобой о награде, ты непременно об этом узнаешь. Пока ты пришел разузнать у меня путь. За это добрые люди не берут плату.

— Нет, — возразил Учай. — Я пришел совсем за другим.

— За чем же? — удивился Зарни.

— Сейчас расскажу, — ответил сын Толмая, с любопытством поглядывая на смуглого слугу. — Но сперва скажи, кто этот чужеземец и почему он глядит на меня, как мышь на змею? Кажется, я его где-то видел…

— Вряд ли. Я купил его тут, в Ладьве. Его зовут Варак. Он превосходно знает грамоту. Утверждает, что был дворцовым рабом в Аратте. Возможно, он сбежал оттуда, но мне какое дело?

— Знает грамоту? — прищурился Учай. — Это хорошо… А сейчас пусть выйдет.

Повинуясь знаку Зарни, Варак низко поклонился им обоим и выскользнул из шатра. Когда полог опустился, Учай заговорил:

— В день, когда ты мне помог волшебной песней на собрании вождей, я ощутил силу, какую, верно, никогда не ощущал никто из смертных. Молнии рождались в моих руках! Казалось, мои стопы попирают землю, а на плечах зиждется небесная твердь! А нынче… — Учай порывисто вздохнул, подавляя накатившую ярость. — Дочь Тумы сбила меня с ног! Ударила на глазах у всего люда! Еще немного — и вовсе бы пришибла!

— Но в итоге ты ее одолел, — утвердительно, точно наперед зная ответ, произнес Зарни.

— Да, — ответил Учай, чувствуя благодарность, что гусляр не стал над ним смеяться. — Мне повезло. Я оглушил ее кошелем со свадебными дарами… Но что будет дальше? Не бить же мне ее всякий раз по голове? Скажи, как мне вновь обрести ту силу? Как заставить Мину покориться? Какой стыд, если самого могущественного из вождей ингри будет колотить жена!

— Вот как? — протянул слепец. — Самый могущественный вождь ингри? Так ты себя зришь в будущем?

— Как же еще? — удивился Учай. — Я уже глава рода, а скоро стану первейшим вождем. Я привел с собой пять десятков воинов! Когда я породнюсь с Тумой, то со временем соберу в кулаке все земли Ингри-маа. Мы сможем дать достойный отпор арьяльцам, когда они придут сюда!

— Достойный отпор… — Губы песнопевца сложились в глумливую усмешку.

Он протянул руку, нашарил гусли, положил на колени и начал рассеянно, будто что-то вспоминая, перебирать струны.

— Сожми кулак! — вдруг потребовал он.

— Зачем? — не понял Учай.

— Сожми, как будто ты уже держишь в нем все роды лесного края.

Учай расправил плечи и до хруста сжал кулак:

— Так?

— Тебе виднее.

Зарни умолк, вслушиваясь в текучий перезвон.

— И долго так держать? — спросил сын Толмая.

— Держи.

Песнопевец перестал играть и принялся неспешно подкручивать колки, потом снова вслушался в пение струн… Наконец, будто вспомнив о госте, разрешил:

— Можешь разжать.

Учай со вздохом облегчения встряхнул пястью.

— Что ты чувствуешь? — спросил Зарни.

— Пальцы устали.

— Ты стоял недолго, ничего не делал, а пальцы устали? Как же ты намереваешься держать в кулаке всех ингри? Ты говоришь, что придет войско арьяльцев и ты сразишься с ним. Что ж — может, оно в самом деле скоро придет. Но это вряд ли. Наступают холода, вот-вот пойдут дожди, потом ляжет снег… Арьяльцы не сунутся сюда до тепла. А тебе все это время придется держать кулак сжатым. Иначе твое войско разбежится по домам. Но и под твоей рукой они начнут роптать, потому что ты вырвал их из семей, увел от родных очагов, а взамен не дал ничего. Когда же людям станет известно, что грозного повелителя ингри дома колотит жена, ты не сможешь удержать рядом с собой даже ребенка.

Учай слушал, и в животе у него холодело. Он живо представил себе то, о чем говорил вещун.

— Отрицающий величие обретает ничтожество, — безжалостно продолжал тот. — Ты говорил о молниях, исходивших из твоих рук? Прежде я не знал об этом. Своими песнями я лишь открываю врата небес, но каждый сам зрит, что приходит оттуда. Однако сейчас я могу растолковать тебе, что значит твое видение.

— Я сын Шкая? — робко спросил Учай.

— Нет, ты не сын бога грозы. Ты нечто большее… а может, и нет. Порой боги сходят на землю. Всякий раз они выбирают достойного, в теле которого рождаются. Но человек может принять божественную сущность, а может в испуге отринуть ее. Не сомневайся — если пожелаешь стать просто мелким вождем затерянного в лесах племени, Шкай не простит тебя.

— Но…

У молодого ингри перехватило дыхание.

— Как же тогда… Как же Мина? Наша женитьба?

— Послушай, — вздохнув, как бы нехотя проговорил Зарни, — ты носишь на груди знак великой богини. Знак ее внимания! И ты смеешь думать о какой-то драчливой девице? Ты смеешь представлять, как завалишь ее в клети на шкуры, раздвинешь ей ноги…

Учай зарумянился. Именно так он и представлял себе тот миг, когда он утвердит свою власть над строптивой дочерью Тумы. Мечтал, как эта статная красотка с покорностью будет лежать под ним, безропотно выполняя все, что он ей прикажет.

— Ты в самом деле думаешь, что так и будет?

— Да, — с вызовом сказал Учай. — Я ведь буду ее муж!

Зарни тихо, но обидно засмеялся:

— Я все забываю, что ты едва вышел из отроческих лет. Отринь свои сладкие мечтания, они ничего не стоят. Зачем тебе смертные девицы? Ты — воплощение Шкая! Ты должен быть с той, кто тебе ровня!

— Ровня?! — всплеснул руками Учай. — Ты бы видел ее! Да она… она…

Он искал слова и не мог найти их, чтобы передать тот ужас и восторг, который вызывало у него всего лишь ощущение присутствия страшной и невыносимо прекрасной Богини…

Лицо Зарни было совершенно неподвижно, глаза жутковато белели в сумраке шатра. Зато руки, без устали бегающие по струнам, казалось, живут своей жизнью, будто два огромных голых паука, и это было еще страшнее.

— Я всего лишь певец, — произнес он. — Порой могу приоткрыть пелены, скрывающие от нас лики богов. Хочешь стать мужчиной? Так поступи как мужчина!

— О чем ты?

— Я песней могу открыть тебе путь к ней. Прямо сейчас.

Учай стиснул зубы, чтобы они не стучали.

— Я готов!

Мерно загудели струны. Сумрак внутри шатра наполнился грозными, тревожными и удивительно красивыми звуками, от которых Учая бросило в дрожь. Кровь зашумела громче и застучала у него в висках. Веки Учая вдруг наполнились неподъемной тяжестью. Под его кожей, по спине и рукам волнами разбегались ледяные мурашки. Каждое новое созвучие заставляло его задыхаться, невидимые волны захлестывали его с головой…

И тут Зарни тихо запел, будто руку ему протянул:

— Если ты вопрошаешь небо, от богов ожидая совета,
Если ты призываешь небо взор обратить на тебя,
Может, ты поступаешь мудро или нет — но выбор ты сделал,
Если небо глаза откроет, на тебе не будет доспеха…

Учай шумно вздохнул, глотая воздух, и открыл глаза…

…Он стоял на голой вершине окруженного лесом холма. Черное, усеянное яркими звездами небо висело над его головой так низко, что казалось, можно дотянуться рукой. Вороны, неотличимо черные, будто созданные из мрака, с раскатистым карканьем носились вокруг. И, будто отвечая на их зов, темень небес распахнулась, и ночь в единый миг озарилась ледяным сиянием — столь ярким, что у сына Толмая слезы брызнули из глаз. Он собрался было прикрыться ладонью, но тут увидел ее.

Совершенное тело ее было окутано плащом цвета ранних сумерек. Сердце Учая заколотилось, рот открылся, будто для крика.

— Вечная дева, явившая свет и залившая небо сияньем,
Пальцы твои холодны, но касанье их слаще, чем мед.
Кто опалился страстью твоей — не желает иного удела.
Тот, кто упился негой твоей, — другой не возжаждет вовек…

Учай словно вспыхнул изнутри. Он пылал от макушки до кончиков пальцев на ногах. От прекрасной девы, что шествовала по небесам, веяло спасительной прохладой. Он шагнул к ней, и вдруг тяжесть и жгучая боль исчезли. Тело его окатило волной такого неземного облегчения, что он сам воспарил навстречу Богине.

— Голос твой громом звучит над притихшей землею,
Молнией взгляд твой пронзает своды миров,
Птицы твои рождены из чернейшего мрака,
Ищут добычу тебе и души уносят в когтях.

Она протянула к нему руки — и будто два огромных вороновых крыла распахнулись за его спиной. Он устремился в сверкающее небо, коснулся ее пальцев — и вспышка ярче летнего полуденного солнца залила ночное небо светом от края до края.

Тело Учая сотрясала дрожь, с губ срывались стоны, а Зарни продолжал свою песнь — негромко, но твердо, будто забивая в плашку гвозди.

— Серп занесен твой над миром, над старым и малым.
Каждый живущий безропотно участи ждет.
Двери небес отвори мне, прекрасная дева!
Сердце свое отвори, сердце мое забери!

Сознание покидало сына Толмая. Мир катился по кругу, вращаясь все быстрее, распадаясь на яркие пятна, наполняя все тело немыслимым блажеством. Колени Учая подкосились, он рухнул ничком и начал скрести ногтями шкуры, покрывавшие настил. Зарни смолк и усмехнулся, слушая, как бьется в беспамятстве могущественный вождь Ингри-маа.

Дождавшись, пока Учай наконец перестал метаться, Зарни спросил:

— Ну что, ты по-прежнему желаешь обрести божественную силу, чтобы приструнить дочь Тумы?

— Что я должен сделать? — пробормотал сын Толмая, ошалело поднимая голову.

— Слушай же меня, — размеренно заговорил песнопевец. — Не думай о Мине, не думай о власти над ингри. Все, что ты пожелаешь, придет само. Твой истинный враг — Арьяла! Да не будет тебе покоя, покуда она стоит на твоем пути…

Глава 2
Брачная ночь

Когда Учай вошел в приготовленную для молодых клеть, сидевшая на лавке Мина даже не встала — лишь исподлобья зыркнула на мужа. По обычаю она пришла сюда первая, тайком улизнув со свадебного пира. Родичи старательно делали вид, что не видят, как она уходит. Вскоре после нее удалился и молодой супруг. Вся прочая родня, и старая, и новая, осталась в разубранном овине за длиннющим столом — есть, пить, веселиться. А место Учая и Мины за столом заняли две соломенные куклы в повседневной одежде молодых. Эти куклы призваны были защитить их от сглаза и обмануть злых духов, которые, как осы на мед, слетаются на всякую великую перемену в людской судьбе, будь то уход души к дедам или зачатие новой жизни.

Мина покосилась на устилавшие пол клети священные ячменные снопы, укрытые пушистыми шкурами, и впервые в жизни ей захотелось зарыдать. Но она лишь отвернулась, сжимая кулаки. Дочь Тумы и сама толком не поняла, что произошло утром во дворе. "Ладно, былого не вернуть, впредь умней буду, — подумала она, сдвинув брови. — Пусть только тронет меня еще хоть раз, хитрый мозгляк! Иди-ка сюда, муженек… Ну-ка, повели мне обувку с тебя стянуть…"

Будто чувствуя недоброе, Учай не спешил подойти к ней. Он затворил за собой дверь и остановился, издали глядя на дочь Тумы. Мина даже удивилась — никакой робости в его узком хорьем лице не было, и все же он вовсе не торопился объявить свои права на побежденную.

— Не нравлюсь? — без приветствий и обиняков спросил он.

— Чему уж тут нравится? — вскидывая голову, с вызовом отозвалась Мина. — Треска ходячая! — И добавила, чтобы уязвить его побольнее: — То ли дело твой арьялец — тот хоть на мужчину похож!

Но Учай продолжал стоять с невозмутимым видом, и Мина продолжала, сердясь все сильнее:

— Батюшка сказал, что ты меня одолел. Стало быть, я отныне твоя. Не я, но отец и боги так решили. Перечить им — на весь род беды накликать. Тут с речами, стало быть, и покончим. Подходи, возьми меня, коль посмеешь!

Учай глядел на нее по-гадючьи, не мигая. Будто и не слушая, пропустил злые слова мимо ушей и сказал:

— Ты мне тоже не нравишься.

— Что?!

Мина приподнялась с лавки, вне себя от изумления. Уж ей ли было не знать, как парни и мужики на нее пялились? Отца страшились, он на расправу крут и нравом горяч, но жадные взгляды она ловила на себе ежедневно. Как только стало известно, что Урхо погиб, сразу несколько присватались. Но отец не торопился, все будущих зятьев перебирал. Вот и довыбирался — теперь этот задохлик ею брезгует!

— Зачем сватался тогда? — гневно воскликнула она, вскакивая. — Раз я тебе не люба, так вот дверь и…

— Сиди и слушай! — Резкий голос суженого заставил ее замереть на месте. — Запомни раз и навсегда. Я иным тебя предпочел потому, что отец мой тебя за брата сговорил. Сказывал, ты лучше всех сможешь держать большой дом. А дом у меня будет и впрямь большой, не этому чета. Другого такого в наших землях не найдется. Мне теперь нужно собирать войско, к дальнему походу его готовить. Очень скоро я стану властвовать над землями всех ингри. Пойдешь со мной — станешь и землям хозяйка, и всему народу мать. Будь мне во всем послушна, и я тебя не обижу. Ну, что скажешь?

Он замолчал, ожидая, что ответит та, которую нынче перед всеми собравшимися в селении на Обже назвали его женой. Склонит ли голову или в отместку за поражение плюнет ему под ноги, чтобы постылый муж где-нибудь лесной дорогой свернул себе шею?

— Ты себя с братом-то не равняй, — угрюмо ответила девушка. — Урхо не чета тебе был. Вот он стал бы добрый вождь, а от тебя проку как от ужа шерсти. Владыка всех ингри, слыхана речь! Люди шепчутся, ты богов не чтишь, обычаи не блюдешь. Я сперва не поверила, а теперь и сама вижу. Неспроста тебя вержане из рода исторгли! Что, теперь за нас взяться хочешь? Детей Карью в чужие земли собрался уводить на погибель? Уж я скажу батюшке, что ты задумал…

— Все не так! — вскинулся Учай. — Ты глупа, как лесная свинья! Всем в Ингри-маа скоро понадобится моя защита!

— Твоя? — с нескрываемым презрением скривилась Мина. — Я всю жизнь сама себя защищала.

— Ты сильная, и я рад этому. Но даже сильный не защитит себя один, когда придут арьяльцы…

— А, и это слышала, — глумливо отозвалась Мина. — Мол, Учайка с умишком-то поврозь. О чем ни скажи, только и твердит об арьяльцах, которые вот-вот вернутся. Неужто их вид так поразил тебя, что ныне ты находишь их повсюду? В нужнике тебе арьяльцы не мерещатся?

Учай вспыхнул от гнева:

— В утином кряканье толку больше, чем в твоих речах! Ты еще увидишь, что такое арьяльцы! Вы все увидите. И я посмотрю, кто будет смеяться. А ты нынче свою участь выбрала.

Мина пожала плечами, неприязненно глядя на него.

"Почему не поверила? Должна поверить и послушаться!"

— Ты теперь в моем роду, и, хочешь ли ты того или не хочешь, я твой муж и защитник, — процедил Учай.

— Не нужны мне такие защитники, а мужья и подавно!

Сын Толмая выбрался из клети во двор, едва удержавшись, чтобы не бухнуть дверью. "Нет, так нельзя, — думал он, пытаясь задушить обжигавшую ярость. — Злиться на нее — значит выдавать свое бессилие. Я не злюсь — я просто ушел, потому что все сказал… Неужели она и впрямь так глупа, что не видит, не осознает, кто перед ней?!"

* * *

Ночь стояла еще совсем теплая и безветренная, и тысячи глаз ушедших предков глядели наземь с небосвода. Учай поднял взгляд к небесам, силясь разглядеть в кромешной темени невидимый чертог, где обитала его несравненная возлюбленная. Как ни тщился он прогнать злость после разговора с Миной, ее слова по-прежнему звучали в ушах, жгли крапивой. Несмотря на пьянящие видения, которые насылал Зарни, молодой ингри был вовсе не против, если бы и Мина была с ним поласковей. Почему бы нет? У богов столько жен, сколько они пожелают…

"Теперь-то что с ней делать? — глядя в глаза далеких звезд, думал он. — На что мне эта вздорная девка, которая даже выслушать меня не захотела? А ну как в самом деле отцу начнет на меня наговаривать?"

— Эй, Учай! — послышался рядом негромкий оклик Джериша. Верзила беззвучно выступил из темноты. — Вот ты где! Я думал, ты уже с женой лег, а ты по двору бродишь. Ты чего тут делаешь?

— Богам молюсь, — мрачно ответил Учай.

— Это правильно! — одобрительно хмыкнул Джериш. — Тебе помощь богов сегодня понадобится. Эк ты девку наглую утром уложил! Хитер! Но второй раз она, пожалуй, так не оплошает… Как бы вовсе тебя не прибила! — Произнеся эти слова с насмешливой опаской, Джериш запустил пятерню в длинные волосы, глядя куда-то в сторону. — Я вот подумал… Раз уж ты к жене не торопишься…

Учай хмуро взглянул на арьяльца, наперед зная, что тот скажет.

— Помнишь, когда крепость строили, я рассказывал тебе про обитель священного единения? Сам посуди — чего дожидаться-то? Пока там еще ее построят! Господу Исвархе ведь не важно, где ему поклонятся. "Где огонь, там и жертвенник", — говаривал жрец Хаста. Главное, от души!

Говоря, Джериш для пущей убедительности положил на худое плечо юного наместника Ингри-маа широченную ладонь. Учай согнулся под ее тяжестью и отвел глаза, чтобы воин не догадался, о чем он думает. "Позабавиться захотел? — крутилось у него в голове — Чужой-то кус всегда слаще. Что ж, отведай, попотчуйся. Да только ты еще не знаешь, с кем связался. Сладость эта тебе поперек горла встанет…"

— Ну что скажешь? Или, может, ты против? — с еле заметной угрозой осведомился арьялец.

— Нет-нет, — поднял руки Учай, прекрасно понимая, что даже будь он против — это только послужило бы его унижению. "Высокий гость" уже для себя все решил. — Если на то твоя воля, кто я, чтобы перечить? Все мое — твое!

— Да ты не печалься. — Бывший жезлоносец самодовольно улыбнулся и хлопнул собеседника по плечу, едва не сбивая с ног. — Ты же видел, я ей приглянулся! Иди вон к пирующим да выпей за нас! В каком домишке она ждет — в том?

Он легко отодвинул Учая в сторону и направился в сторону клети.

* * *

Мина стояла у дверей, как будто хотела догнать суженого, однако остановилась, раздумывая над его словами. По правде сказать, она была просто ошеломлена.

Что он за человек, этот Учай? С Урхо все было просто. Тот был улыбчив и силен, как дикий тур. Она родила бы ему крепких детей, и они в свой черед стали бы вождями. Но этот… Ни лица, ни голоса! Где-то он там рос, тихо, будто змееныш под соломой. И вот вылез. И ужалил…

Теперь она припоминала, что и отец был вроде как не рад этому сватовству. Хвалил ей Учайку, будто сам себя убеждал. Хотя, казалось бы, младшему брату заменить убитого старшего, вдобавок объединить два рода — и хорошо, и по обычаю. Мина согласилась, хоть и без особой радости. Когда же она воочию увидела суженого, то почувствовала себя не просто разочарованной, а оскорбленной и униженной. Словно родной отец пожелал выставить ее на посмешище! Ей, дочери могучего вождя, подсунули невзрачного, тощего задохлика!

Но задохлик и впрямь оказался не промах. Хитер. А еще коварен и жесток. Оглушил ее и пусть обманом, но добился своего!

Теперь же она и вовсе не понимала, чего он от нее хочет.

"Сказал, что я ему не нравлюсь! Да как он посмел?!" Девушка стиснула кулаки. Конечно, она наговорила ему лишнего, но мог ли он чего-то другого ожидать, после того как ее унизил?!

И еще… Что-то в нем было такое, в чем Мина не могла себе признаться. Страшное, противное и смертельно опасное для нее… "Он явился мне на погибель", — подумалось Мине. Колючие мурашки пробежали по ее спине — она поняла, что в этот миг с ней говорили боги.

Девушка вздохнула и обхватила плечи руками, будто желая согреться, хотя в клети было тепло. Только на миг радость сегодня вспыхнула в сердце девушки — когда в воротах она увидела арьяльца. Вот он, ее суженый! Не лукавил отец, не абы какой жених у нее! Но марево рассеялось, лишь появившись, — живой насмешкой рядом с красавцем-воином держался ее нареченный.

Теперь, после беседы, мозгляк Учай пугал ее. Говорил нелепицы, однако на дурня не похож. Ловок, да только не по-мужски. Силой добился сговора — и тут же бросил, как объеденную кость… Какая все же жалость, что арьяльский красавец — не тот, кто ей предназначен! Если бы это он к ней присватался — не стояла бы тут одна, кусая губы…

Словно в ответ на ее мысли, дверь распахнулась. В клеть, согнувшись чуть не пополам, вошел Джериш. Выпрямился, сверкнул улыбкой. Он показался Мине таким красивым, что сердце сжалось. Она, сама не понимая, что делает, отступила от двери, давая ему войти.

— Эй, как там тебя… — раздевая взглядом статную девицу, начал арьялец, расстегивая окованный чеканными бляхами широкий боевой пояс. — Нынче ты проведешь ночь со мной, чтобы потом тебе было что в жизни вспоминать. Твой щуплый муженек точно тебя этак не согреет…

Мина вздрогнула и попятилась:

— Чего ты хочешь, арьялец?

— Что за глупый вопрос? Тебя, — с широкой улыбкой сообщил Джериш. — Разве не понятно? Таков обычай, который я ввожу в землях ингри. Всякая жена, прежде чем попасть под своего мужа, ляжет со мной. Ну что ж ты стоишь? Давай раздевайся!

Дочь Тумы глядела на чужака, не веря своим ушам.

— У нас так не делается, — резко сказала она. — Верно, во славу богов гостя подобает в дом пригласить, накормить, спать уложить. Высокому гостю хозяйка может честь оказать, разделив с ним ложе. Да только гость в избу незваный не врывается и чужой жены не домогается без ее и мужниного дозволения. Тот, кто так поступает, — не гость, а захватчик!

— У муженька твоего, что ль, спросить надо было? — удивленно выслушав ее гневную отповедь, ответил Джериш. — Так я спросил. Он вовсе не против.

Лицо Мины залила краска ярости, глаза ее запылали.

"Ах вот как Учай решил со мной расквитаться! Мало ему прежних унижений — чужеземцу меня отдать решил, будто ненужную вещь, чтобы и вовсе детей Карью в пыль втоптать?"

— На лицо ты красавчик, а по сути — вонючая медвежья куча! Пошел вон! И Учайку с собой забери, — процедила Мина и с отвращением отвернулась, показывая, что больше не желает видеть незваного гостя. — Завтра скажу батюшке, чтобы гнал вас всех прочь за реку!

— Эй, да ты что, девка лесная, свихнулась? Как смеешь так говорить с арием?!

Возмущенный Джериш шагнул к девушке и рывком схватил ее за косу, спускающуюся ниже пояса. Мину точно розгой обожгло. Только муж смеет касаться ее волос!

Не помня себя, она развернулась, и ее кулак врезался Джеришу в скулу. Из ссадины под глазом брызнула кровь, но жезлоносец этого даже не заметил — лишь мотнул головой и хищно ухмыльнулся. Уж чего-чего, а драк в его жизни было превеликое множество!

Он ловко убрал голову из-под второго удара, перехватил девичий локоть и крутанулся на месте, посылая Мину лбом в дверной косяк. От удара по избе аж звон пошел. Дочь Тумы без звука опрокинулась навзничь. Но не успел Джериш склониться над ней, как руки Мины взметнулись, схватили его за горло и рванули вниз. Они покатились по полу, по священным ячменным снопам, накрытым шкурами. Джериш навалился на девушку, задрал ей подол и засунул пятерню под рубаху. В следующий миг крепкий кулак до крови рассек насильнику бровь. Жезлоносец невольно отшатнулся. Мина извернулась, сбрасывая его с себя, и обеими ногами ударила его в грудь — да так, что Джериш отлетел, с размаху треснулся затылком о край лавки и упал без сознания.

Едва способность видеть снова вернулась к нему, он увидел в сумраке сверкающие глаза Мины, которая яростно нависла над ним, сжимая кулаки. Будто грозное божество, родительница бури, о которой шептались чумазые пастухи в его вотчине на берегу южного моря, сошло в этот мир, чтобы покарать наглеца.

Мина, тяжело дыша, ждала, готовая бить снова и снова. Но ее противник смирно лежал на полу, не пытаясь пошевелиться. Девушка даже встревожилась немного — не пришибла ли насмерть? Или вражина подманивает, притворяясь беспамятным, а сам… Но нет, арьялец смотрел на нее сквозь спутанные волосы, моргая слипшимися от крови ресницами. Разбитые губы его шевелились.

— Что ты там бормочешь?

— Ты прекрасна! — стараясь собрать воедино плавающие перед глазами образы, шептал Джериш. — Я не знал, что такие бывают…

Мина хмыкнула, разжимая кулаки, выпрямилась и сложила руки на груди.

— Ну-ну, ври дальше. Что еще скажешь?

— Ты меня добыла в бою, — выдохнул Джериш. — Теперь я твой!

Мина невольно улыбнулась. Гнев ее улетучился, будто его и не бывало. Помедлив, она присела рядом с могучим чужаком, убрала с его лица длинные золотистые волосы, вытащила из щели между бревнами клок сухого мха и принялась утирать текущую по его щекам кровь.

А Учай, расставшись с Джеришем, и не подумал возвращаться к пирующим в овине, а свернул совсем в другую сторону. Он перелез через изгородь и рощицей направился на пустынный берег Обжи. Там опустился на колени и вытащил из-за пазухи оберег с вырезанным ликом Богини.

— Ровня или неровня, я люблю тебя. Я твой, только твой — других мне не надо, — шептал он. — Никто мне тебя не заменит! Мои враги, моя добыча, я сам, вся моя жизнь — тебе жертва! Прошу, прими ее…

Пошел дождь, зашумел все громче, превращаясь в долгий студеный осенний ливень. Учай все стоял на коленях, согнувшись в три погибели и прижимая к губам лик Неназываемой. Вождь ингри горел как в огне, через него прокатывались волны жара. Его вышитая свадебная рубаха вскоре промокла насквозь, но он не замечал ни дождя, ни холода. Мысли его мутились от пьянящих видений, и он въяве чувствовал, как Богиня отвечает на его поцелуи.

Глава 3
Двое из-за Кромки

— Где мы? Где дед?! Я пойду за ним…

Мазайка пытался привстать на ворохе листьев. Опираясь на подгибающиеся руки, поднял голову и уставился в сырую лесную темноту. Кирья с тревогой оглянулась на него. Ее друг был насквозь мокрый и бледный, как едва оттаявшая рыба; глаза словно два болотных оконца, смотрят и не видят — или видят, да совсем не то, что следует видеть живому человеку.

— Куда тебе идти! — тихо проговорила девочка. — Сейчас, погоди немного…

Костер был уже сложен огненной коттой — сверху сухие ветки и хворост, внутри береста. Кирья ударила кресалом по кремню, яркие искры летучими звездами посыпались на трут. От него тут же занялась береста, и огненная котта вспыхнула легким трескучим пламенем.

— Сиди! Не отходи от огня!

Мальчишка с трудом приподнялся, попробовал встать, но снова бессильно упал в листья.

— Дед уходит. Надо идти за ним, — бормотал он, словно не в себе. — Иди ты, Кирья, верни его… Я тут передохну немного. И догоню тебя.

— Нет, так нельзя!

Схватив сразу охапку хвороста, она ссыпала его в костер. Сушняк сразу вспыхнул, языки огня метнулись в небо, обдали жаром.

— Ты, главное, согрейся, я сейчас еще наберу…

Мазайку и впрямь трясло — зуб на зуб не попадал. Он вытянул руки в сторону костра, едва не обнимая его. Над его мокрой одеждой потянулись в небо струйки пара. Кирья, спохватившись, принялась раздевать его:

— Снимай мокрое! Все, все снимай! Дай сюда рубашку, у огня повешу. Вот тебе пока мой кожух. Ногу протяни, завязки распутаю…

— А сама-то? — стуча зубами, спросил Мазайка. — В одной рубахе?

— Мне не холодно.

— Да как же…

— А вот потрогай.

Кирья протянула другу руку. Он тронул и с невольным удивлением вскинул на нее взгляд:

— Ого! У тебя жар?

— Это не жар. Сам-то не видишь?

Мазайка взглянул ей в лицо. Оно будто горело изнутри. Глаза сияли так, что мальчишке стало жутковато.

— Ложись и спи, — велела Кирья.

— Нельзя спать. Костер…

Оба они понимали — опасность еще слишком близка. Усни они оба, огонь затухнет, и тут-то от Калминой заводи наверняка полезут темные духи. Не может быть, чтобы старуха так просто смирилась с бегством пленника и кражей костяной дудки. Кирья не забывала о своей добыче ни на миг. Устроив друга поудобнее, она достала дудку из-за пояса и переложила на колени, чтобы можно было в любой миг поднести ее к губам.

— Я не буду спать, — сказала она. — Не хочу. А тебе надо греться и набираться сил… О, погляди! Дядьки нас охраняют!

За кругом света, очерченным костром, поблескивали во тьме зеленые глаза стаи.

Когда костер прогорел и остались лишь рдеющие угли, звери начали подходить ближе. Будто набираясь смелости, один за другим они укладывались вокруг Мазайки. Один даже подошел к Кирье, положил ей голову на колени и свернулся вокруг нее, грея ей спину. Кирья покосилась на друга, убедилась, что он заснул в тепле, и наконец перевела дыхание. Пожалуй, с огнем и такими сторожами врагов этой ночью можно было не опасаться.

В небе светили яркие осенние звезды. Кирья сидела, смотрела на угли и думала. Ей было тепло, как будто над ней не нависали голые деревья, скинувшие листья в ожидании первого снега. Словно не только костер, но и ровное пламя в ее крови грело ее изнутри. И сон не шел, — казалось, она всю ночь может так просидеть, глядя перед собой в огонь немигающим взглядом.

О чем думала Кирья, гладя своего друга по белобрысой голове? О том, что раньше, еще когда отец был жив, она мечтала, чтобы Мазайка стал ей названым братом. Именно к нему она с детства прибегала всякий раз, когда ее кто-то обижал, будто малая сестричка — к надежному защитнику. А теперь поди пойми, кто кого защищает! Нет, меньше любить его Кирья не стала. Наоборот — теперь, когда вытащила его из владений Калмы, связь между ними стала так сильна, что даже страшно…

И сама она изменилась. Кирье казалось, что за эту осень она стала много старше. Порой ей даже чудилось, что она теперь ровня самой Локше. "Ведь я прогнала ее. Значит, я сильнее!" — думала она. А через миг снова чувствовала себя глупой девчонкой, которая ничего не знает и не умеет, — просто ей повезло.

Кирья крепче стиснула костяную дудку. Даже если Калма и не вернется из своих потусторонних лесов, довольная, что захватила Вергиза, — Локша-то здесь, поблизости на острове… Но что-то подсказывало — ни та, ни другая сегодня не явятся.

"Что нам дальше делать? Кому мы нужны на свете?"

Угли костра рдели, по черному и багровому переливались синие огоньки.

"Родичи меня не примут, Вергиза больше нет…"

При мысли о Вергизе угли мигнули, будто на что-то намекая. Да как понять — на что? Локша от бесед с огненными духами ученицу всегда строго предостерегала. Дескать, незачем, опасно…

Именно поэтому Кирья не сводила взгляда с затухающего кострища. Она понемногу задремывала, и чем глубже ее душа погружалась в сон, тем яснее ей мерещилось пение огненных духов.

"Не бойся, сестрица, — пел ей костер. — Мы с тобой — дети священного пламени, сошедшего с небес. Никто не сумеет одолеть нас!"

* * *

Чуть свет Кирья и Мазайка уже были на ногах и направлялись в сторону родной деревни. Впрочем, они оба совсем не были уверены, что им стоит туда идти.

— Мы ведь за Кромкой побывали, — простуженным голосом рассуждал Мазайка. Впрочем, после ночи у костра он чувствовал себя куда бодрее. — Надо очиститься. Сперва к жрецам, потом в баню…

— К жрицам, — фыркнула Кирья. — Уж не к Локше ли?

Мальчик вздохнул:

— Сказал бы — к Ашегу, да он сейчас совсем плох. Когда гнев Вармы погубил Дом Ветра, на Ашега упала с неба каменная глыба. Он теперь почти не видит и заговаривается, аж жуть берет. Эх, к деду бы пойти…

Мазайка скривился, словно собрался плакать. Кирья уже рассказала ему о побоище возле бобрового заплота, когда Вергиз с помощью стаи одолел щучьего ящера, да сам не уберегся.

— Как думаешь, дед жив еще? — глухим голосом спросил мальчик, не глядя на подругу.

— Уж точно не мертв, — уверенно ответила Кирья. — Калма не для того столько лет его выслеживала, чтобы сразу расправиться. Он сейчас там — в ее колдовском лесу за Кромкой…

— Значит, надо его оттуда вызволять. Только как?

— Может, поменять? — предположила Кирья. — На дудку?

— Такую дудку Калма себе еще выточит, — отмахнулся внук Вергиза. — Еще думай…

Кирья насупилась, вспоминая.

— Калма говорила мне, что она на деда крепко обижена, — заговорила она. — Дескать, он ее выманил из отцовского дома обманом, молодость похитил, а потом с дитем бросил…

— Врет она! — сердито ответил Мазайка. — Дед не такой.

— Может, и врет. Но я вот что думаю: если чудовища из-за Кромки лезть перестанут, то, может, и правду сказала.

— Да ты что? Кто Калме-то верит!

— А если нет, — продолжала девочка, — значит дело вовсе не в мести.

Оба они замолчали, думая об одном и том же. Как спасти Вергиза?

— Кто Калмин отец, не знаешь? — спросила вдруг Кирья.

Мазайка развел руками:

— Старые басни говорят — бессмертная старуха Калма сторожит путь за Кромку. А отец ее — Мана, владыка земли мертвых.

Кирья невольно коснулась оберега на груди. А сама вспомнила угрозы, которые выкрикивала ей вслед старуха: "Сыночка за тобой вслед пошлю!"

— Неужто Вергиз украл дочь у самого Маны? — поежился Мазайка.

— Вспомнила! — перебила его подруга. — Калма говорила — "котта моего отца". Выходит, он жил в котте.

— Но в коттах только припасы хранят, — удивился Мазайка. — А люди в них не живут, разве только мохначи, так они не совсем люди…

— А в бьярских землях, значит, живут.

— Где это?

— Не знаю. Но Калма говорила, что она родом из бьярских земель.

— Значит, бьярские земли — это и есть земли мертвецов, — рассудительно ответил Мазайка. — Тогда ясно, отчего котта. Недаром старухи стращают, что жилище Маны из костей сложено, человеческими кожами обтянуто…

— Что же нам, по-твоему, опять за Кромку лезть?

Мазайка усмехнулся:

— За Кромку нам пока рано. А вот к дедкиному дубу сходить не помешает. У деда там много всего спрятано было. Одних оберегов целая укладка. Может, что полезное найдем…

— Я домой хотела… — начала Кирья.

И осеклась. Она вдруг поняла, на что ночью намекал ей костер.

— Ты прав — надо сходить к Вергизову дубу! Там…

Девочка озадаченно замолчала. Она понятия не имела, что там и зачем им опустевшее дупло. Но твердо знала лишь одно — ночью огненные духи советовали ей идти именно туда. Знала, и все тут!

Мазайка удивленно взглянул на нее, ожидая продолжения. Но его подруга стояла, склонив голову набок и глядела перед собой неподвижным взглядом, будто к чему-то прислушиваясь, явно забыв, о чем только что говорила.

Вокруг все светлело. Время от времени с деревьев слетали и, кружась в воздухе, падали последние листья. День обещал быть холодным и ясным. Мазайка поежился:

— Сейчас поесть бы…

— Что-то не так, — вдруг произнесла Кирья, поднимая голову.

— Что?

— Слышишь? Там… — Она указала в сторону, за куст можжевельника.

Казалось, там никого не было, но наметанным глазом Мазайка заметил одного из Дядек. Тот стоял, вздыбив шерсть, и еле слышно рычал.

Внук Вергиза знал, что стая следует за ними, держась неподалеку, но не показываясь. На зов волки по-прежнему приходить отказывались. И вдруг такая встреча!

— Что он тут делает? — пробормотал мальчик. — Ведь рассвело же.

Дядьки были ночными зверями. Заставить их показаться при свете могло что-то очень важное или неприятное. Пока волк стоял молча и неподвижно, его было невозможно заметить. Но теперь он выдавал себя ворчанием, видя или чуя нечто, доступное только ему.

Мазайка огляделся, затем потянул носом воздух. Гарью не пахло. Впрочем, стая вела себя вовсе не так, как если бы где-то занялся лесной пожар.

— Видишь чего? — настороженно спросила Кирья, хватаясь за костяную дудку.

С другой стороны из зарослей вереска встал другой невидимка — вожак стаи. Он поднял голову, принюхался, встал и издал еле слышный тонкий звук, похожий на скулеж. Тут же вокруг будто из воздуха возникла вся стая. Дядьки окружили юных вержан и встали, оскалившись, вздыбив шерсть, будто ожидая врага.

— Зачем нас вперед не пускаешь? — спросил вожака Мазайка.

Тот заступил ему дорогу, поймал его взгляд и мотнул головой. Мурашки побежали по Мазайкиной спине. Парень редко видел своих зверей так близко, да еще при свете солнца, и сейчас было особенно хорошо видно, как на самом деле они мало похожи на обычных волков. Короткие морды с широкими могучими челюстями, лобастые головы и говорящие, почти человеческие глаза.

"Не ходи туда. Там опасно", — понял Мазайка так же четко, как если бы Дядька сказал ему это словами.

Он растерянно глянул на подругу:

— Дядьки что-то очень страшное чуют.

— Они и сами напуганы…

В ближайших кустах внезапно послышался треск, и стремительней вешнего паводка на Кирью и Мазайку вылетела стая зайцев-русаков. Не обращая внимания на Дядек, они мчались прямо меж волчьих лап, перескакивали через напряженные спины. Но и волки, похоже, нынче совсем не интересовались легкой добычей. Тихо рыча, они лишь плотнее обступили Кирью с Мазайкой.

Девочка потянула названого брата за рукав:

— Что-то небывалое творится! Послушай…

Она присела, коснулась рукой земли. Мазайка прислушался и тоже почувствовал дрожь под ногами. Так бывало, когда куда-то сломя голову неслись перепуганные лоси. Но сейчас внуку Вергиза почудилось, что между этими встрясками он ощущает какие-то непонятные, куда более тяжелые толчки. Будто на каждые несколько быстрых шагов кто-то отвечает одним тяжеленным шагом.

Мимо волчьей стаи, ломая кусты, пронеслось стадо оленей.

— Бежим! — крикнул Мазайка.

— Куда?!

— Отсюда, там поглядим!

Только и ожидая этого, стая припустила со всех ног. Толчки становились все более ощутимыми. К топоту проламывающегося сквозь кусты зверья прибавился скрип и треск деревьев.

— Я сейчас!

Мазайка сорвал опояску, захлестнул ею ствол ближней высокой сосны, ухватился двумя руками и начал быстро карабкаться наверх.

— Куда ты? — закричала Кирья. — Скорее!

— Я только гляну…

Подниматься по голому стволу с помощью опояски Мазайке было делом привычным — кто ж не знает, как у диких пчел мед таскать? Но обратно внук Вергиза слетел еще быстрее. Глаза его были выпучены.

— Там оно! — закричал он. — Сюда идет!

— Кто — оно?

— Калмин ящер!

* * *

Удары топоров стихли. Работники, ладившие высокую хоромину в крепостице над Вержей, как один подняли головы, вслушиваясь в треск где-то в лесу. Они не отрываясь глядели в сторону чащобы. Прямо на их глазах она вдруг пришла в движение; верхушки далеких сосен кренились и раскачивались, и земля вздрагивала от тяжелых ударов. Вержане, оторопев, стояли у заточенных бревен частокола, силясь разобрать, что происходит.

Оставленный Учаем в крепости за старшего побратим, крепкий и упрямый парень, звавшийся Ошкаем, закричал, стараясь походить на грозного арьяльца:

— А ну за работу! Чего встали?

Обычно парни, хотя без охоты, повиновались ему. Но теперь они стояли, будто не слыша окрика головного.

— За работу!

Ошкай подскочил к одному из парней, дернул его за плечо, желая повернуть к себе. Но тот молча скинул его руку, не сводя глаз с растревоженного леса.

— Какая уж тут работа? — огрызнулся молодой Райво, внук бывшего старейшины. — Уходить надо! Ты сам глянь, что делается! Нечисть с полуночных земель к нам прет!

Ошкай и без того видел и качающиеся деревья, и разлетающихся с заполошными криками птиц. Бежать, побросав все, ему хотелось, может, даже больше, чем остальным. Но показать страх значило навсегда опозориться перед сородичами, над которым он волей Учая был поставлен старшим.

Из леса вдруг долетел пронзительный то ли крик, то ли вой. Ничего подобного вержане отродясь не слыхали. Все застыли, бледнея. У некоторых из рук топоры попадали. Ошкай заорал, стараясь свирепым криком отогнать страх:

— А ну, закрыть ворота! Поднимайте топоры и колья! Будем драться!

— Да какое драться! — срывающимися голосами закричали сразу несколько работников. — Ты что, Ошкай, ума лишился?!

— Это боги нас карают!

— За то, что гостей приветили и злодейски убили!

— Все потому, что духи из Звериной Избы разлетелись!

— Бежим!

— А ну стоять!

Ошкай раскинул руки, пытаясь остановить ошалевших от страха парней:

— Стоять, говорю! Дома и без вас управятся. Там не хуже здешнего все слышно. Вон, видите?

Он махнул в сторону деревни рода Хирвы. Еще подернутая утренним туманом гладь реки наполнялась челнами, быстро плывущими на чужую сторону Вержи. К берегу и мосткам из домов, с огородов, с выгонов торопливо стекались человеческие фигурки.

— А ну c дороги! — Кто-то толкнул его в грудь. — Нам своих надо спасать!

— Все лодки растащат, нам не останется! — раздался рядом полный дикого страха вопль. — Ни за что погибнем!

— Осади назад, охвостье крысиное! — яростно заорал Ошкай. — Учай вернется — всем припомнит!

— И-эх!

Тяжелый бронзовый топор опустился ему на голову, раскалывая череп, словно колоду.

— Бежим! — будто издалека услышал Учаев побратим и, обливаясь кровью, рухнул лицом в вытоптанную траву.

Мимо него вниз по склону проносились чьи-то ноги, но он этого уже не видел.

— Оно лезет! — в ужасе кричали разбегающиеся парни. — Тварь из-за Кромки! Жуть-то какая!

За стволами деревьев была уже видна огромная, невообразимо уродливая туша. Задние толстые ноги чудовища были вровень с макушкой взрослого человека. Передние, более тонкие и длинные, загребали по земле скрюченными когтями. Вдоль спины чудища высился мощный гребень, а впереди покачивалась голова на мощной шее.

Должно быть почуяв рядом людей, страшилище остановилось, обернулось в их сторону, распахнуло пасть размером с погреб и заревело так жутко, что работников прошиб ледяной пот. Если б страшный ящер сейчас поднялся на гору и начал их пожирать — никто бы и не шевельнулся. Но чудовище постояло, будто подумало, а затем повернулось и, не разбирая дороги, направилось в сторону деревни.

Не сговариваясь, парни кинулись обратно в крепостицу. Неведомая тварь из-за Кромки вновь заревела, мотая головой. Странно дергаясь, переваливаясь с боку на бок, она упорно, но будто через силу тащилась к деревне.

— Уходить отсюда надо… — с трудом выговорил один из парней.

— Совсем уходить из этих мест, — поддержал его другой. — Лесные духи до нас добрались…

— Видать, и старого Вергиза больше в живых нет. Некому больше от нечисти нас защищать!

— И мальчишка его куда-то пропал.

— Да сожрали обоих…

Вержане стояли за подпертыми воротами, сквозь щели глядя, как все ближе подбирается к отчим избам порождение Калмы.

Глава 4
Возвращение души

Кирья и Мазайка заметили существо еще в лесу, меж двух невысоких холмов, когда оно тянуло себя по распадку. Молодые деревца с треском ломались под кожистой тушей. Толстые лапы неуклюже загребали землю; голова была низко опущена, будто чудовищные челюсти тянули ее к земле.

— Я его узнала! Узнала! — шептала Кирья, высовывая голову из черничника, в котором они затаились на соседнем взгорке.

Когда отступил первый отчаянный страх, она сразу вспомнила, где видела тварь.

"Живи! — звучал в ее ушах призыв Калмы. — Иди наверх! Убивай всех, кого встретишь!"

Ей вспоминались видения в Лесу Ящеров, будто из страшного сна. Как Калма лепила из двух лесных ящеров одно чудище, нелепое и страшное, как вдыхала в него душу утонувшего рыбака…

— Это творение Калмы, — прошептала она, когда ящер прополз мимо и начал удаляться в лес. — Она его создала роду Хирвы на погибель…

— Так что же, он в деревню ломится? — побледнел Мазайка. — Надо бежать, предупредить их!

Он приподнялся было, но сбоку тут же раздалось тихое рычание.

— Они небось сами услышат, — тихо ответила Кирья. — Вон сколько треска, да еще и ревет! Пошли за ним…

Дождавшись, когда чудовище скроется за деревьями, они спустились в распадок и принялись красться по его следу. Время от времени на лесных прогалинах они видели, как оно бредет, дергаясь, глухо ревя и покачивая огромной головой.

— Что-то с ним не так, — сказал Мазайка, когда лес начал редеть. — Я помню, одному из Дядек дерево на спину упало. Так он, покуда не помер, тоже задние лапы волочил да все подвывал, жалобно так…

— Может, оно устало? — усомнилась Кирья. — Вон ему сколько деревьев на спину упало, а ему хоть бы что! Я думаю, это все Калмины чары. Она ведь его из двух чудищ слепила — вот его внутри и крутит.

— И то верно. — Мазайка, прищурившись, поглядел на чудовище.

Оно как раз начало подниматься в гору. Издалека было видно и слышно, как с надсадным хрипом ходят его бока.

— Да и холодно ему. Это ж ящер. Может, там у Калмы в лесу круглый год тепло, а у нас все ящерицы еще до листопада в норках попрятались…

Кирья еще чуть подумала и достала из-за пояса костяную дудку. Но Мазайка схватил ее за руку.

— Если сейчас дунуть, — поспешно прошептал он, — зверюга на две расползется. Сама же рассказывала, что со щучьим ящером приключилось! Этот-то еле на ногах стоит — бредет, никого не видит. А новые хоть и поменьше, да пошустрее будут! Как с ними управимся? Давай лучше этого обойдем да в деревню берегом побежим! Глядишь, обгоним, а то и само не дойдет…

Но Мазайкины надежды не оправдались. Неподалеку от селения чудище будто бы взбодрилось. Оно принялось шумно нюхать воздух, взревело и, видно почуяв близкую добычу, из последних сил устремилось к берегу Вержи. Оно резко вскидывало передние лапы, будто пытаясь прыгать, так что неуклюжие задние за ними не успевали, бороздя землю, точно сохами, толстыми когтями. Кирья и Мазайка едва поспевали за зверем. Даже мамонты рядом с ним казались не столь велики.

Наконец, когда впереди забрезжило серебристое утреннее небо над Вержей и показались травяные крыши домишек, чудище остановилось. Оно издало тоскливый рев, вытянуло вперед шею, будто стараясь еще хоть немного продвинуться, и завалилось набок в утоптанную траву у начала горушки, на которой стояла арьяльская крепостица.

— Неужто помер?

Мазайка оглянулся на залегшего поблизости вожака его стаи. Тот вроде бы и не смотрел на него, но все время оставался поблизости.

— Или притворяется?

Вожак приподнял губу и тихо зарычал. Но вскоре умолк и принялся принюхиваться. Зверь явно не знал, что делать — то ли броситься на лежащую тварь, то ли бежать прочь, пока та не бросилась сама.

Мазайка осторожно выполз из кустов и подкрался к туше, готовый дать стрекача, если ящер хоть шевельнется. Но тот лежал с закатившимися глазами.

— Издох! — радостно крикнул внук Вергиза. — Кирья, выходи!

Девочка опасливо подошла, глядя на затянутый пленкой круглый сизый глаз. Тот вдруг моргнул и вновь закатился. Видно, у ящера не осталось сил даже поднять голову. Кирья невольно пожалела жуткое и несуразное существо, сотворенное себе и другим на погибель бессмысленной злобой Калмы. "А ведь в нем живая душа, — вспомнила вдруг она. — Если бы не тот утонувший рыбак, чудовище вообще в наш мир попасть не смогло бы! А что, если…"

Не успел Мазайка даже крикнуть "стой!", как Кирья поднесла к губам дудку и дунула в нее.

По гребнистой спине исчадия Калмы волной прошла дрожь. Бока поднялись с ужасным хрипом — раз, второй, затем медленно опустились… Ящер дернул ногами, распахнул пасть, да так и остался лежать с вываленным набок языком.

— Теперь-то точно помер, — с облегчением сказал Мазайка.

— Гляди! — удивленно воскликнула Кирья.

Из пасти чудовища выпрыгнула большая серо-зеленая лягушка и деловито поскакала в сторону Вержи. Кирья с Мазайкой с любопытством последовали за ней. Лягушка скоро допрыгала до берега. Прыжок, всплеск, и только круги пошли по воде.

* * *

Селение рода Хирвы выглядело совсем опустевшим. Родичей не было видно. По избам попрятались, что ли? А, нет — вон в острожке ворота закрыты, и люди на стенах стоят, смотрят…

— Эй! — закричала им Кирья. — Открывайте! Опасности нет!

Но ответа не дождались, да и ворота никто не спешил открывать.

— В деревне никого, — подошел сзади Мазайка. — Видно, уже давно чудище заметили и на тот берег утекли, от беды подальше.

— Может, и нам за ними, на тот берег? — задумчиво проговорила Кирья. — А то пошли в арьяльскую крепость, вон там наши парни…

Внук Вергиза тоже поднял глаза на острожек — и схватил подругу за руку:

— Не ходи туда! Застрелят!

Он показал на людей на стенах с луками на изготовку. Хоть чудовище и лежало неподвижно, оружия никто не опустил.

— Ты чего? — удивленно спросила Кирья. — Что луки у парней? Так они чудища боятся…

— Уверена, что его, а не нас? Мы ведь вместе с ним из лесу пришли. А ну как там думают, что это мы его привели?

— Но мы же правду расскажем!

Мазайка печально покачал головой:

— Не поверят они нам.

Кирья неуверенно топталась на месте. Как — не поверят? Чудовище ведь мертво!

— Так что, стрелять?

Стоявший на стене у ворот вержанин с луком оглянулся на товарищей, потом снова на рыжую девчонку рядом с чудовищем.

— Погоди, — отмахнулся молодой Райво, вглядываясь в маленькую фигурку рыжеволосой дочери Толмая.

Девчонка казалась особенно мелкой и тощей рядом с безобразной серо-зеленой тушей Калмина ящера.

— Ишь нечисть! Рукой машет, — негромко пробормотал кто-то за его спиной. — К себе подманивает…

Вслед за ним наперебой заговорили и другие:

— Чудище-то, может, и не издохло вовсе. Может, прилегло и ждет. Кто их, чудищ, знает?

— Ну вот Кирья, поди, и знает. Недаром Учай о ней прежде сказывал, что не родня она ему. Он сам видел, как отец ее в корзинке с болота принес.

— И я о том слышал! Вот как ящера летучего Толмай свалил, так ее и принес. Кирья при нем из доброты жила. А как Высокая Локша ее к себе забрала, так все нутро ее настоящее и явилось…

— Учай знал, что говорил! — кивнул вержанин с луком. И вдруг осекся, глянув на тело Ошкая с разрубленной головой, которое так и лежало под стеной неподалеку. — С этим что теперь делать? Учайка на зло памятлив. Всем попомнит!

— Зароем его, — предложил молодой Райво, все еще держащий в руках не отмытый от крови бронзовый топор. — А лучше в болото кинем. Если что, так скажем, чудище его сожрало.

— Как же скажем? — заметил кто-то. — Кирья своими глазами видела, что оно никого не съело.

— Может, и ее тогда в болото…

— Ты сам-то думай, что говоришь! Даже если тварь издохла, там рядом Мазайка крутится, а стало быть, и стая близко… Только руку на него подними, они к тебе потом ночью придут и до костей обгложут!

— Так что, не стрелять?

— Пускай уходят, — буркнул молодой Райво. — Уйдут добром — не тронем. А вот Учай… Вот с ним разговор иной.

На его слова удивленно обернулись все, кто стоял поблизости.

— Отчего ж иной? — спросил парень с луком. — Учай хоть и не схож с отцом, а все ж от арьяльцев земли ингри защитил!

— Ты мне-то о том не сказывай! — огрызнулся Райво. — Я с ним за царевичем ходил и все своими глазами видел. Тех арьяльцев и след простыл! Дошли ли они через Холодную Спину до своих земель, не ведаю; по всему — так и не дошли. А что до Джериша… — он скрипнул зубами, — до убийцы, который здесь кровушку наших родичей лил и моего деда ни за что прикончил… Я в то утро, чуть рассвело, по всему селению ходил, следы искал. Арьяльцы, поди, не коршуны, чтобы с высоты падать. Да и коршуны землю лапами метят. И вот что я вам скажу — Джериш был один! Как я ни искал, других следов не нашел. А следы у него приметные — лапища как у медведя. Вот и судите. Думаю, это все Учаева затея. Извести нас всех он задумал. За то, что изгнали его, отомстить.

— Все так и есть! — послышалось вокруг. — Учай нынче всю Ингри-маа под себя подмял. А роду с того что? Где наш прибыток? Торчи на горушке да бревна ворочай…

— Этот всех изведет! — мрачно процедил еще кто-то.

— Цыц! — перебил их молодой Райво. — Если все со мной согласны, стало быть, время подходит Толмаеву сыну дать от нас всех ответ! А Кирья огневолосая с волчьим мальчишкой путь идут куда хотят.

— Да может, девка и вовсе неживая, — добавил кто-то. — Она вон привела в родной дом зверя из-за Кромки. Разве живые так поступают?

— Пусть идет прочь, откуда явилась! — загомонили вержане, еще сильнее испугавшись возможной нежити. — Не открывать ей ворот! И Мазайку пусть с собой забирает. Не надо нам тут бродячих мертвяков!

* * *

В родной избе было темно и сыро, как в погребе. Кирья с трудом открыла разбухшую дверь, заглянула внутрь, моргая, чтобы глаза привыкли к сумраку. Изнутри пахнуло нежилой сыростью. Дом не просто выстыл — он будто умер. Как те избушки без окон и дверей на деревьях в селении Дедов…

Кирья почти заставила себя войти.

Тут еще кое-что надо было забрать, если не унес Учайка. И если запасливые сородичи не растащили. У отца было много хорошего — бронзовые топоры, ножи… "Надо бы взять копьецо и лук", — подумала Кирья, шаря взглядом по закопченным бревенчатым стенам. Лука не нашла, взяла небольшой топорик.

Никто ничего не тронул. Не посмели.

"Мы дети Толмаевы! Батюшку уважали, а нас с Учайкой боятся", — с мрачной гордостью подумала Кирья.

Когда глаза привыкли к темноте, Кирья сперва забралась на лавку и принялась осматривать божницу. Там теснились все привычные охранители: рогатый пращур Хирва, выточенный отцом из соснового корня, рядом потолще — Мать-Лосиха, за ними пучеглазые домовые духи. Они сторожили нечто, завернутое в тряпицу.

Внутри тускло блеснул золотой кругляш с тиснеными треугольными лучами-стрелами на золотом обруче. "Не из награбленного ли?" — брезгливо подумала Кирья. Потом вспомнила — из подарков. Ей же и подарили. Бережливый Урхо сразу спрятал, чтоб не потеряла. Кирья надела солнечный кругляш на шею. "Тут еще Учайкин волчок всегда лежал", — вспомнила она. Но сейчас его на божнице не было. "С собой, значит, унес отцову памятку", — поняла она и почему-то порадовалась этому. Слезла с лавки и прошла в женский угол, где хранился короб с ее приданым.

Кирья росла без матери, однако женщины рода Хирвы обучили ее всему, что должна уметь добрая хозяйка дома, — прясть, ткать, шить, вязать, штопать… Но ткала и шила Кирья только повседневное. Тут же, в заветном коробе, было совсем другое — богатое приданое, принесенное в дом Толмая его женой, матерью Урхо и Учайки. Отец нечасто разрешал Кирье туда заглядывать.

Сверху лежала свернутая понева из густо-синей ткани. Такую красивую ткань умели делать только дривы. Кирья со вздохом отложила ее в сторону. Понева — одежда хозяйки, жены, матери семейства… Была бы сестра — ей бы отдала, а так… "Никогда не носить тебе поневы", — будто кто-то шепнул ей в уши. Кирье на миг стало грустно — но лишь на миг. Она спокойно отложила в сторону синий сверток.

Под поневой лежал ремень — кожаный, с бронзовыми накладками. Такие ремни девицы и женщины рода Хирвы носили только по праздникам. Кирья довольно улыбнулась — его-то она и искала — и принялась одну за другой доставать и раскладывать по лавке драгоценные вещи.

Первым делом она переоделась в материнскую вышитую рубаху. Ее детская рубашка была ей уже мала, запястья торчали из рукавов. Кирья только удивилась, как быстро выросла и вытянулась у добродей, — день за год! Переодевшись, опоясалась ремнем, собрала в свой дорожный короб литые украшения. Укладывая туда расшитый жемчугом наголовник, пригляделась и вдруг сообразила — а ведь он не вержанский. Таких круглых с ушками здесь не носили. А подвески? Не щуки, как положено, и даже не утицы, какими украшают себя девушки-карью, а вовсе лягухи!

"Выходит, матушка была не вержанка? — задумалась Кирья. — Неужто из рода Эквы? Они ведь совсем далеко отсюда, за рекой, у Мокрого леса…" Впереди смутно забрезжили какие-то новые пути. Может, туда уйти? Если там родня…

"Какая родня? — одернула себя Кирья. — Батюшка меня на озере в корзинке нашел! Одна у меня родня — летун крылатый!"

Был, правда, Учайка. Еще у добродей Кирья узнала, что старший брат с войском ушел в Ладьву. До сестры ему явно никакого дела не было. Обрадуется ли, если встретит? Признает ли?

Взгляд ее невольно метнулся к каменке. Вергизов дуб — вот куда сейчас лежит ее путь.

Кирья закрыла короб, поклонилась божнице и вышла из избы.

С Мазайкой они встретились возле околицы. Парень снарядился основательно — взял с собой топор, копье и лук, переоделся, надел кожух, шапку и теплые сапоги из оленьей кожи. Пока осень стояла теплая, но это ничего не значило. Заканчивался листопад, в любой день могли грянуть заморозки.

Увидев подругу, Мазайка ахнул.

— Совсем девица, — смущенно проговорил он.

— Скажешь тоже!

Внук Вергиза разглядывал Кирью, будто впервые увидел. Материнская рубашка по вороту, подолу и рукавам была вышита красными и черными обережными узорами — целый мир со зверями, птицами и добрыми духами. Ветви спускались на грудь, птичьи крылья обнимали плечи. Талию Кирья стянула широким поясом, сверху надела кожаную безрукавку, волосы убрала под обшитый бронзовыми зверями наголовник. На ногах оставила братнины порты и толстые шерстяные обмотки — ведь не в избе сидеть, а по лесу ходить.

— А еще ты на Локшу стала похожа, — продолжал разглядывать ее Мазайка. — И повадки, и даже взгляд такой же…

Кирья показала ему язык.

— Рубаха красивая, в лесу оборвешь.

— Я потом сниму. А сегодня не хочу. Если убьют… Помнится, батюшка рассказывал: когда род собирается на смертный бой, так надевают все лучшее…

— Кто убьет? — фыркнул Мазайка. — Какой бой?

Тут он умолк, потрясенный, — он наконец сообразил, кого ему напоминала Кирья. Юного воителя, арьяльского царевича! Смуглые щеки, золотые волосы, солнце блестит на шее!

— Думаешь, в лесу всего одно чудище бродит? — продолжала подруга. — А если у дедкиного дуба нас сторожат? Помнишь, какое там болото по соседству?

— Дед там все чарами запечатал. Кроме него, никто пройти не мог, разве по его дозволению.

— Только на то и надеюсь…

Кирья вновь вспомнила своего черного крылана. Своего ли? С тех пор как она вернулась из-за Кромки, он как в воду канул и на призывы не откликался… Вдруг она ни с того ни с сего засмеялась.

— Чего хихикаешь?

— Да подумалось, два грозных вояки на битву собрались: волчий пастырь, которого волки не слушают, и добродея-недоучка с краденой дудкой! А против нас — сама Калма!

— Мы ее уже раз одолели, — возразил Мазайка. — А Дядьки…

Мазайка огляделся. Он чувствовал, что стая где-то поблизости. Порой он даже видел кого-нибудь из них. Но Кирья права: с тех пор как он своими руками сломал манок, Дядьки перестали его слушаться. Хоть и не покинули. Это обнадеживало.

Втайне Мазайка надеялся, что в выжженном молнией дупле, служившем Вергизу жилищем, сыщется иная дудочка. Дед все время что-то резал и вытачивал, то из дерева, то из кости, — отчего бы ей не сыскаться?

— Поспешим, — потянул он Кирью за собой. — Не приведи боги, Калма новую тварь пошлет!

Глава 5
Золотая нить

Найти путь к укромному Вергизову жилищу было теперь совсем не сложно — чудище, двигаясь через лес от заболоченного озера, ломало деревья и кусты не хуже осенней бури.

Мазайка и Кирья шагали, поглядывая по сторонам и изредка перекидываясь словами. У обоих было сумрачно на душе. Не шел из памяти прием, какой оказали им в родном селении.

— Одно хорошо — парни из острожка все же стрелять не стали, — со вздохом сказал Мазайка. — А ведь хотели, я видел.

— Рука не поднялась? Я дочь Толмая…

— И что? Ты с чудовищем пришла. Может, ты теперь и не человек вовсе.

— Да я и сама уже в этом сомневаюсь, — пробормотала Кирья.

— Ну перестань! — Мазайка чуть подумал и добавил: — А может, это меня за утопленника приняли. Вержане ведь в кереметь ходили, могли узнать, что меня щучий ящер под воду уволок. И тут я к ним сам явился!

— Подружки про мертвецов сказывали, они не так ходят, — с сомнением ответила девочка. — Глаза у них смертной тоской выедены, оттого перед собой ничего не различают и руками по воздуху шарят…

— Вот так?

Мазайка скорчил рожу, вытянул к ней руки со скрюченными пальцами. Кирья захихикала:

— Да ну тебя!

Вокруг посветлело — они вошли в березовую рощу. Кирья замедлила шаг, оглядывая белые стволы и устилающую мох желтую листву. Казалось, будто листья впитали тяжесть последних солнечных лучей и, не вынеся ее, опали наземь.

Роща считалась заветной, девичьей. Ранним летом в светлых ночных сумерках сама Видяна, синеглазая мать вод, являлась сюда, окутанная туманом. И с ней беловолосые водяницы в пышных зеленых венках. Девушки и молодые женщины рода Хирвы оставляли здесь дары, вплетали в тонкие березовые ветви ленты и жемчужные бусы, вешали на деревья венки, гадая о суженом. А теперь…

Кирья прошла дальше, и ее сердце сжалось от боли. Священная роща была безобразно изломана пробиравшимся тут Калминым чудовищем. Девочка нашла взглядом тонкую березку, на которую прошедшей весной впервые в жизни повесила свою ленту. Сейчас деревце было втоптано в мох. Кирья осторожно помогла ему выпрямиться, сложила надломленный ствол, подобрала сухую ветку и начала приматывать к стволу своей лентой, как сломанную руку к лубку.

— Пошли, Кирья, — горестно произнес Мазайка. — Тут уже ничем не помочь…

— Худо будет, — тихо ответила Кирья, завязывая ленту. — Кереметь поругана и заброшена. Видяна разгневается, не даст больше ни детей в дом, ни скотины в хлев…

— Что ты говоришь? — со страхом воскликнул Мазайка.

— Погаснут лучины, засохнут венки. Зеленый Дом полнится нечистью из-за Кромки, и некому больше поймать ее и посадить в суму… — Кирья подняла голову и взглянула на друга так, что тот попятился, чувствуя, как мурашки побежали по коже. — Теперь вержанам лучше бы вовек не возвращаться на эту сторону реки!

Дальше они шли молча. Когда впереди показался берег большого озера, Кирья скорее почувствовала, чем услышала, присутствие поблизости стаи. Волки не оставляли Мазайку, но и не приближались, будто сторонились его. "Почему Дядьки не приходят на зов? — про себя думала девочка. — Они ведь почти все с детства им выкормлены…"

Наконец над лесом поднялся холм с одиноким дубом, высящимся над молодым ельником. С холма глубоким шрамом тянулся овраг, в самом низу переходивший в топкое болото, некогда бывшее заводью. Вдали виднелась чистая вода, но близ холма лишь внимательный взгляд мог бы угадать, что под редкими и корявыми елками не мшистая поляна, а бездонная трясина. Мазайка и Кирья знали, что дна у нее и впрямь нет.

Мазайка остановился, глядя на кочковатую пустошь.

— Глянь, какие пузыри лезут…

Мох и вправду выгибался горбами, точно еле сдерживая чье-то мощное тело.

— Неладно тут, — прошептала Кирья. — Видать, как чудище отсюда вылезло, будто рана не заживает…

— Похоже на то, — кивнул внук Вергиза.

Они взошли на холм и остановились возле дуба, не заходя под сень ветвей. Мазайка глядел на живое обиталище деда почти со страхом. Ему вдруг вспомнилась арьяльская крепость на холме и парни с луками на высокой стене. "Вот и дедов дуб такой же, — подумал он. — Словно сторожевая вежа у Калминой бездны".

— Ты там наверху-то раньше бывал? — почему-то шепотом спросила Кирья.

— Нет, — так же тихо ответил ее друг. — Дед не пускал. Это же не простой дуб. Он против нечистых духов крепко зачарован…

— Что, боязно?

— А тебе не боязно? Это как в Дом Зверей войти… Помнишь?

— Я же вошла, и ничего, жива осталась. — Кирья сделала шаг вперед.

— Стой, ты куда? Одна?!

— Давай-ка я быстро в дупло слазаю и вернусь, а ты посторожи внизу…

— Я с тобой!

— А ну как еще что полезет, кто знак подаст? Ты не бойся — я же почти добродея, меня духи не тронут, — добавила Кирья, ласково коснувшись его руки.

Сама она вовсе не была в этом так уж уверена.

Мазайка вздохнул и молча кивнул. Он остался на месте, а Кирья медленно, озираясь на каждом шаге, направилась наверх к дереву.

Она без труда нашла узкую расселину в стволе, едва прикрытую бурой листвой, и боком протиснулась в лаз. Выточенные в стволе ступени были крутыми и скользкими. С трудом вскарабкавшись наверх в пахнущей прелью темноте, Кирья очутилась в темном и тесном дупле, где-то в самой кроне. Бледные и тонкие лучики света сочились внутрь сквозь еле заметные щели. Мертвое нутро дуба здесь было вытесано, будто большой котел, а поверх него была уложена крыша. Кирья покачала головой, припоминая, как старый дуб выглядит с холма. Даже вблизи различить убежище Вергиза было невозможно.

Места в этом жилище и впрямь было немного. Судя по всему, ведун приходил сюда только спать. Его лежанка оказалась тоже выдолбленной в обожженной молнией древесной толще и была покрыта медвежьей шкурой.

Зачем же ее вели сюда огненные духи? Или ей все приснилось?

Кирья подняла руку над головой и пошарила по низкому своду. Наверняка где-то тут должна быть отдушина… Так и есть — она приподняла небольшую плетенку, снаружи крытую берестой от дождя. В "гнездо" Вергиза хлынул свет. Девочка оглянулась — и остолбенела.

Все дупло изнутри оказалось сплошь изукрашено тонкой резьбой. Переплетающиеся узоры, ветви и травы, птицы и змеи, волки и лоси, духи и страшилища… "Дом Зверей! — промелькнуло в памяти Кирьи. — Там была такая же резьба. Значит, вот кто…"

В следующий миг ее голову стянуло, будто обручем. В ушах раздался низкий гул, потемнело в глазах. "Охранные чары!" — успела сообразить Кирья, не успев даже испугаться. Затем неизъяснимая слабость одолела ее. Руки бессильно упали, будто из них вынули кости, плетенка опустилась на место, и тайное убежище Вергиза вновь погрузилось в пронизанный нитями света сумрак.

Костенеющим языком Кирья забормотала молитвы, призывая на помощь пращура Хирву, хранительницу реки Видяну, Варму-ветра — всех самых сильных богов ингри. Но это не помогало. Темнота вокруг таращилась на незваную гостью сотнями злобных глаз. "Убирайся! — будто твердили стражи, скаля клыки. — Беги, пока жива! А не то…"

Кирья на подгибающихся ногах начала бочком отодвигаться к лазу, через который пришла, с трудом удерживаясь, чтобы с криком не кинуться прочь, забыв о всякой осторожности. Но взгляд ее невольно скользил по стенкам, изучая еле различимые узоры. Вот лось, подобрав под себя ноги, летит над волнами. Нет, это не волны — это извивается огромный змей! Вот человек с волчьей головой, встав на дыбы, скалится на кого-то — наверняка на нее, Кирью! Водовороты, вихри, солнечные колеса…

Девочка вдруг остановилась, впиваясь взглядом в знакомое существо. Спутать было невозможно — перед ней раскинул перепончатые крылья ее черный летун.

"Дед сказывал, что всех болотных духов себе подчинил, только этот, самый сильный, ему не дался, — мелькнуло у нее в сознании. — Он не дедов, но и не Калмин. А все потому, что он мне предназначен, он — мой!"

— Если ты в самом деле мой, — произнесла она, — то веди меня!

Протянула руку и коснулась зверя.

И обруч на висках лопнул. Узоры стали четкими, перестали плыть перед глазами. Кирья глубоко вздохнула. Вновь подняла плетенку, впуская в дупло солнечный свет, и начала неспешно изучать резьбу, стараясь вникнуть в ее смысл.

Вскоре стало ясно, что узор складывается по спирали, как будто по стенам дупла прокатилось огромное вихревое колесо. С краев спираль была светлее, узоры четче, и рассмотреть их было проще. Середина же тонула в таком кромешном мраке, будто он там и рождался. Кирья, как ни старалась, не могла увидеть, что там, — глаза будто слепли. Видно, сил ее крылатого помощника не хватало, чтобы развеять все защищавшие тайную резьбу чары.

"Ладно, — подумала она, — погляжу пока то, что видно…"

Тянулось время. Кирья изучала рисунок, вспоминая все, чему ее учила Локша. Шаг за шагом она пробиралась в середину вихря, и темнота понемногу отступала перед ней, когда ей удавалось разглядеть и разгадать очередной знак.

— Снизу — воды, сверху — ветер, — бормотала она. — Между небом и землей — лебеди летят, лоси бегут… Снизу — деды, сверху — боги… Похоже, защита здесь не от людей, а от самой Калмы…

Понемногу Кирья добралась до сердцевины, и там сквозь колдовскую тьму забрезжила крошечная золотая искра. Взгляд юной добродеи следовал за ней, как за путеводной звездой, пока густая тьма не развеялась.

И в сердце вихря Кирья увидела изображение неизвестного ей удивительного бога. Он стоял в летящей по небу крылатой лодке. У бога было две головы, и обе будто пели. В одной руке он держал круто выгнутый лук, другую прижимал к груди. Там-то и пылала, словно искра, золотая точка.

Кирья моргнула, но искра не исчезла. Она шагнула ближе, с опаской протягивая ладонь, и ощутила кожей тепло.

"Греет! Не почудилось!"

Девочка коснулась пальцем резьбы, и последняя чародейская пелена исчезла. Из груди чужого бога торчал обычный маленький сучок. Кирья потянула за него — он поддался довольно легко — и вытянула наружу нечто тонкое и блестящее, похожее на лучик солнца. Луч тянулся и тянулся, а вытянувшись целиком, с тихим приятным звоном свернулся тугой змейкой.

— Что это? — прошептала Кирья.

В ее руках оказалась тонкая, как паутинка, золотая нить. Она была легкой, почти невесомой, но когда девочка попробовала испытать ее на прочность, то чуть пальцы себе не отрезала. Нить была длиной в полтора локтя и с обоих концов заканчивалась петлями.

"Тетива, что ли? — с недоумением подумала Кирья. — И кому на ум пришло делать тетиву из золота? Да и не золото это никакое — оно мягкое, а этой нитью и убить можно…"

Додумать она не успела. Снаружи на холме истошно, будто в ужасе, завыла волчья стая.

— Кирья! — Из лаза появилась голова встрепанного Мазайки. — Похоже, уходить пора, и поскорее!

— Что? — подскочила девочка.

— Да я думал к болоту сбегать, поглядеть сквозь каменную чешуйку, а там такое творится, что я решил близко не подходить… Пусти-ка!

Внук Вергиза забрался в дупло, подтянулся и полез наверх через дыру в крыше.

— Хорошо, что не пошел, — раздался сверху его ошеломленный возглас. — Давай руку, лезь сюда!

Они вместе вскарабкались по ветвям и повисли в кроне, вглядываясь вниз сквозь редкую листву. На болоте и впрямь было неладно. На зелено-бурой ряске, среди травяных кочек, вздувались огромные пузыри.

— Ты в дупле ничего не трогала?

— Я только… — начала Кирья, цепляясь за ветки рядом с ним.

И вдруг онемела: один из пузырей лопнул, точно скорлупа птичьего яйца, и из-под воды, вздымаясь, как древесный ствол, появилась длинная буро-зеленая змеиная шея.

Дети замерли как заколдованные. А змей поднимался из болотной жижи все выше и выше. Его голова уже встала вровень с молодыми сосенками на берегу. Дети, не отводя взгляда, смотрели на желтые глаза с черными трещинами зрачков, распахнутую клыкастую пасть… Визг Кирьи вывел их из оцепенения.

— Бежим! — закричал Мазайка.

* * *

Земля больно ударила по ногам. Мазайка лишь скривился, вскочил и подставил руки:

— Давай прыгай!

На лице Кирьи застыл ужас. Но, лишь взглянув в сторону болота, она разжала пальцы и с криком полетела вниз, в объятия друга. Они покатились вниз по склону, спотыкаясь, вскочили на ноги и побежали.

Позади раздался страшный треск. Мазайка невольно обернулся и обмер. Змей, поднявшись во весь рост, так что его голова поднялась вровень с дубовой кроной, стоял на кончике хвоста и тыкался огромной тупой мордой туда, где еще совсем недавно находилось тайное убежище Вергиза. Должно быть не найдя искомого, чудище в три кольца обвилось вокруг могучего ствола. Дуб вздрогнул, пронзительно заскрипел, и его вершина начала валиться наземь.

— Смотри, смотри! — порывисто зашептала Кирья, стискивая руку мальчика. — У змея лапы!

В самом деле, змей опирался вовсе не на хвост, а на две короткие кривые лапы, растущие у самого кончика хвоста.

— Помнишь сказку? Как сломалось что-то в мире и из-за Кромки на берег Вержи вылезла змея…

Кирья не успела договорить. Змей толщиной с матерое дерево, будто почуяв, где они затаились, отпустил искореженный дуб и, извиваясь волнами, заскользил вниз с холма.

Вокруг послышался вой стаи. Мазайка и Кирья бросились наутек. Они бежали, не чуя под собой ног, не обращая внимания на хлещущие их нижние ветви, цепляясь за корни, спотыкаясь на кочках и вновь вскакивая и устремляясь все дальше в лес. Между лопаток каждый из них ощущал холодный немигающий алчущий взгляд. Они знали: стоит остановиться, стоит обернуться и взглянуть в черные трещины зрачков, тут и остолбенеешь, будто пень. И никакая сила больше не сдвинет тебя с места до самого последнего мига.

Впереди замаячила лесная прогалина, покрытая пышным белесым мхом. Не разбирая дороги, подростки влетели на поляну. И тут же мох просел у них под ногами чуть не по колено, заливая ледяной водой. Мазайка выругался, то ли поминая Хирву, то ли призывая его.

— Ох ты, в холодный мшаник угодили!

С трудом вытаскивая ноги, беглецы двинулись дальше. Такие болотистые мшаники были им знакомы — утонуть не утонешь, но этот белесый мох год за годом вбирает в себя талую воду и растет, растет, сохраняя внутри стужу минувших зим.

— Может, сюда не полезет? — с надеждой спросила Кирья, тяжело дыша.

Будто отвечая ей, возле самого края мшаника из зарослей вынырнула огромная голова.

— Не смот…

Мазайка встретился с тварью взглядом — и тут же умолк, застыл на месте, будто в силки попал. Ему стало невыносимо жалко себя, Кирью, до слез обидно, что он втравил ее в поиски Вергизова наследства. Еле шевеля губами, он пробормотал:

— Уходи! Я к нему пойду, пусть меня ест, а ты беги!

Он повернулся и собрался было шагнуть навстречу буро-зеленой морде. Но Кирья с неожиданной силой дернула его за руку, опрокидывая в сырой хлюпающий мох.

— Нет! — гневно воскликнула она. — Так не пойдет!

В ее руке появилась Калмина костяная дудка. Она поднесла ее к губам и дунула изо всех сил.

Звук получился резкий, хриплый и некрасивый. Но из чащи ему отозвался другой — грубый, низкий, похожий то ли на стон, то ли на рев. И тут же неподалеку затрещал подрост, закачались кусты. Змей стремительно и плавно повернул голову в сторону шума. Мазайка выдохнул, свалился в сырой мох и прижал руки к лицу, словно пытаясь стереть наваждение.

На берегу холодного мшаника появился лось — громадный старый бык. Он молча бежал, наклонив голову, увенчанную широченными сохами ветвистых рогов. Еще миг — и он ударит ими в змеиную морду!

Змеиная голова вдруг взмыла вверх и исчезла из виду. Потерявший соперника лось замер на месте, яростно фыркая. И тут над покосившимися сосенками мелькнула толстая шея, и распахнутая клыкастая пасть ударила зверя сверху. В воздухе мелькнули четыре растопыренные ноги с широкими раздвоенными копытами. Рогатая голова с вытаращенными глазами упала у самого края болотца, заливая белесый мох кровью. Среди переломанных сосенок неспешно двигалось чешуйчатое тело — змей начинал глотать добычу. Кирья и Мазайка, дрожа от ужаса, следили за происходящим.

— Пращур Хирва нас защитил! — пробормотал Мазайка. — Себя вместо нас отдал!

— Стало быть, нам такое суждено, что сам Хирва за нас вступился, — отозвалась Кирья. — Дай руку!

Она потянула друга за рукав, помогая подняться из грязной ледяной воды. Цепляясь друг за друга, они кое-как выбрались с другой стороны мшаника на твердую землю.

— Куда теперь? — стуча зубами, спросила Кирья.

Огненные духи, приведя ее к Вергизову дуплу, ничего ей больше не подсказывали. Да и по правде, девчонке сейчас хотелось лишь одного — согреться.

Мазайка кинул взгляд в ту сторону, где осталось чудовище, пожирающее лося:

— Если это все же змей, хоть и из Калмина леса, то сейчас он, наевшись, спать ляжет… А пошли на Лосиные Рога! Видела, как лосиная голова упала? Прямо на нас глядела! Выходит, там наше спасение.

— Хорошо придумал, — подтвердила Кирья.

У края леса Мазайка последний раз оглянулся. Змей, целиком проглотивший сохатого, медленно уползал куда-то в сторону Вержи.

— Спасибо тебе, пращур Хирва, за твою защиту и урок!

Глава 6
Скала видений

Мокрые, грязные, продрогшие под холодным осенним ветром, Мазайка и Кирья вышли на знакомую тропу, ведущую по берегу Вержи к Лосиным Рогам и святилищу Вармы. Только здесь они наконец остановились, чтобы перевести дух. Близился вечер. Пора подумать об убежище и отдыхе.

— Экая лютая тварь! — все никак не мог успокоиться Мазайка. — Еще бы самую малость, и она бы нас догнала! Хорошо, Хирва защитил…

— А ведь змей мог нас догнать, — задумчиво проговорила Кирья.

— Да ты что! Мы ведь со всех ног бежали, а он все ж полз.

— Верно… Да только полз он так, что и бегом не угнаться. А как он сохатого взял, видел? Сейчас же время какое — у лосей гон. Они сами не свои делаются, на все живое кидаются. Если лось на тебя мчит, уж никак не увернешься. А змей на того рогача и не глядел. Раз, и ушел — я и заметить не успела! А потом сверху — и все…

— Хочешь сказать, он нас жрать не собирался?

— Откуда же я знаю? Только вот что думаю. Сперва змей к дубу полез, в Вергизово дупло, и тогда ему вроде до нас и дела не было. А уже потом за нами потянулся. Дядьки ведь рядом были, а он на них и не поглядел… А еще ты видел? Он на добычу сверху кидается. Но у мшаника, когда нас догнал, на хвосте не поднялся. Смотрел, будто хотел чего…

— То есть мы ему не нужны? — хмыкнул Мазайка. — Лося съел, спать завалился, и все?

Кирья пожала плечами:

— Хорошо, если б так. Только я боюсь, что дело вот в чем…

Она вытащила из-за пазухи свернутую в упругий моток золотую нить. Мазайка с любопытством уставился на нее, взял, развернул.

— Тетива, — уверенно проговорил он. — Для маленького лука. Ай, режется!

Он сунул в рот пораненный палец.

— Я ее у Вергиза в зачарованном схроне нашла, — объяснила Кирья. — И сразу после этого Дядьки как завоют…

— Дед никогда мне ее не показывал, — пробормотал Мазайка, слизывая кровь. — И не говорил про нее…

— Ясное дело! Так была упрятана, чтобы самой Калме до нее не добраться…

— Ну вот все и сошлось, — хмыкнул Мазайка, возвращая подруге золотую нить. — Пока тетива у нас, змей не отстанет.

— Что ж ее, выбросить?

— Вот еще! Раз дед ее пуще глаза хранил, значит она непростая.

— А мы про нее ничего не знаем.

— Вот к Ашегу и пойдем! — воскликнул Мазайка. — Помнишь, как он о тебе все распознал? Может, и про тетиву расскажет? Или спрячем ее у него в святилище — змей вовек не доберется!

Кирья покачала головой:

— Локша, помнится, говорила, что Дом Ветра разрушен. Мол, там камни по небу летали и мертвые оживали, а живые замертво падали…

— Но Ашег с семейством все еще там живет, — упорствовал Мазайка. — Может, что подскажет? Недаром же пращур Хирва нас к нему…

Он хотел еще что-то добавить, но тут из ближних кустов послышался громкий, напоминающий хриплое карканье голос:

— Уходите! Уходите все! Конец уже близок! Смерть подступает, никому не будет спасения! Все, кто останется, погибнут!

На тропу из леса выбрался худой человек в лохмотьях жреческой рубахи. Он опирался на сучковатую палку, седая косматая голова тряслась.

— Они близко, я чую, — бормотал он, озираясь по сторонам. — Чую!

Кирья с Мазайкой замерли на месте.

— Ашег? — прошептал внук Вергиза.

Человек остановился и уставился на подростков, будто только что заметил их. Они же смотрели на него со скорбью и страхом. Что сталось со жрецом Вармы?

— А, Мазайка… — Жрец обернулся к девочке. — И ты, проклятие рода Хирвы! Не в добрый час принял тебя Толмай! Твой брат погубил нашу землю! Он отринул наших богов, и они теперь тоже отвернулись от Ингри-маа! Варма разгневался на людей, а ты… — он ткнул пальцем в грудь Кирье, — черная тень за тобой! Тень с большими черными крыльями!

— Что ты говоришь? — воскликнул Мазайка.

— Я говорю? Я все время молчу. Это они говорят. — Ашег ударил себя ладонью по лбу. — Раньше я призывал богов, чтобы узнать их волю. А теперь они приходят сами и говорят без умолку! Я прошу их хоть немного помолчать, но они все говорят и говорят… Их речи разрывают мне голову!

Ашег вдруг расхохотался, но тут же смолк.

— Нет мне отныне покоя, — сказал он тихо и горько. — И вам не будет. И никому из ныне живущих. Богохульник Учай разгневал Варму, повелителя ветра и вод! Он даже не понял, что натворил!

— Что ты знаешь о моем брате? — осторожно спросила Кирья. — Где он?

Конечно, она не могла рассчитывать на Учая, как прежде на отца или Урхо, но все же теперь он остался ей единственным близким родичем, главой ее семьи.

Мазайка, с горечью глядя на Ашега, был почти уверен, что тот не слышит ее, однако безумный жрец ответил:

— Учай собирает в Ладьве войско, какого прежде не видел наш край, чтобы идти в земли дривов. Он словно бешеный волк — всегда алчет и полон ярости! Кто ведет его? Я вижу черный женский лик в тучах, он смеется… Вижу черепа в огне… — Он спрятал лицо в ладонях. — Бедный Ашег, почему ты умер и все еще жив?

Жрец Вармы отпихнул с пути Мазайку и побрел по тропе, опираясь на палку.

— Куда ты, Ашег? — крикнула вслед Кирья. — Не бросай нас! Что нам делать?

— Идите в Дом Ветра, — не оглядываясь, бросил жрец. — Варма больше не слушает моих слов. Молите его сами! Просите за себя, за свой род, за всю Ингри-маа! Никому не будет пощады!

* * *

Лосиные Рога были уже совсем близко, серые кручи нависали над сосновым лесом. Но лезть на скалы в надвигавшихся сумерках не хотелось.

— Может, внизу ночь переждем? — предложил Мазайка. — Стая постережет. А утром полезем.

Уставшая Кирья лишь кивнула и уселась у подножия скалы, сняв короб и прислонившись спиной к замшелому камню.

— Передохни чуток, — заботливо сказал Мазайка. — А я хвороста натаскаю, костер разведем, на камнях лепешек напечем… — Он достал из своего короба берестяное ведро, расправил его. — Сейчас, воды принесу.

— Я с тобой к реке!

Кирья с трудом поднялась на ноги. После заполошной беготни по лесу они гудели и болели при каждом движении.

— Вымыться бы надо, — через силу сказала она. — И одежду постирать, которую в болоте перепачкали.

— И то верно, — кивнул Мазайка, помогая подруге встать.

Они подошли к берегу, круто обрывавшемуся в шумящую воду. Быстрое течение Вержи прокладывало здесь себе путь между окатанных камней, петляя и ища лазейки, спеша в закатные земли.

— Где-то тут тропка была, — начал оглядываться внук Вергиза. — Помнится, мы по ней за водой ходили. Кажется, вон там…

Он ткнул пальцем в расселину меж двух обломков скалы и замер, не веря глазам. По воде против течения двигалась знакомая тупоносая голова. От нее в обе стороны разбегалась волна, повторяя извивы огромного тела, скрытого под поверхностью. Казалось, змею нет дела до бурлящей стремнины.

— Это он! — хрипло прошептал Мазайка.

Будто услышав его, змей поднял над водой голову, высматривая удобное место, чтобы вылезти на берег.

— Скорее на скалу! — воскликнул Мазайка, позабыв об усталости, и, схватив за руку Кирью, потащил ее за собой.

Как они оказались на вершине, у развалин Дома Ветра, Мазайка, пожалуй, не смог бы рассказать, сколько ни проси. Он карабкался по крутым скалам, цепляясь за торчащие корни, волок за собой выбившуюся из сил Кирью, а перед его глазами стояло жуткое воспоминание — он стоит, застыв на месте, по колено утопая в ледяной болотной воде, а желтые змеиные глаза неотрывно глядят на него из темной чащи.

Вершина появилась как-то вдруг — Мазайка даже удивился, до чего быстро они взобрались. Там, где раньше стоял Дом Ветра, на который он с детства глядел, затаив дыхание, теперь беспорядочно громоздились каменные глыбы, будто кто-то в сердцах расшвырял их по плоской, обрывающейся в пропасть вершине. Но все же отыскать место, где прежде был храм, оказалось легко. Нижние становые камни, поверх которых возводилось жилище бога, глубоко вросли в землю, так что и по сей день огораживали разрушенный подклет с кругом для кострища. Повсюду валялись сломанные вихрем засыхающие сосны. На краю пропасти лежала деревянная птица со сломанным крылом. Кирья села с ней рядом и погладила старую знакомицу, как живую. Больше не петь ей вместе с ветром, отпугивая чужаков…

— Давай растопки наберем. Думаю, Варма не осерчает, если мы заново разведем огонь? — предложил Мазайка. — Одежду наконец посушим, ссадины залечим. У меня дедкиных снадобий от всех ран припасено, быстро затягивает. А то ведь… — Он нахмурился и сказал совсем как Вергиз: — Ранка на вид малая, а беда от нее большая! Помрешь, да еще сперва помучаешься…

Кирья поглядела на друга:

— Как думаешь, змей сюда не заберется?

— Да куда ему! — махнул рукой Мазайка. Сам же подумал, что где-то тут есть Ашегова тайная тропа, и если гад найдет ее… И добавил, словно убеждая себя: — Он еще и лося сожрал, отяжелел. И мог бы, да не заползет.

Парень подошел к крутому южному краю скалы и поглядел вниз, на осыпь у ее подножия. Уже совсем смеркалось, и без огня мало что можно было разобрать. Однако тут же навстречу Вергизову внуку сверкнули два желтых глаза. Мазайка ахнул и поспешно убрался с края обрыва.

— Там он, гад ползучий, — прошептал он, возвращаясь к кострищу. — Лежит внизу и ждет.

— Если сюда не заползет, — задумчиво проговорила Кирья, — то мы-то как спустимся? Припасов надолго не хватит…

— Для начала передохнуть надо. А утром по свету глянем. Может, камней на змея скинем, он испугается и уползет.

Мазайка вновь оглядел вершину. Да уж, большую часть камней они с Кирьей не то что скинуть, но и сдвинуть с места не смогли бы.

— Ничего, — бодрясь, сказал он. — Поутру точно придумаем! А может, Господин Ветер нас защитит. Помнишь, что Ашег говорил? Не зря же нас Хирва сюда посылал! Сейчас огонь разведу, а ты подумай, какое подношение ему сделать.

Они набрали валежника, коры и мелких смолистых веток на растопку, сложили на кострище. Мазайка достал из короба завернутый в бересту гриб-трутовик, кремешек и кресало, и очень скоро они уже сидели, прижавшись друг к другу и глядя в потрескивающие на ветвях пламя.

Кирья так и задремала, положив голову на плечо друга. Ей снилось, что деревянная птица вдруг встала, раскинула крылья, взмахнула ими и зовет ее человеческим голосом:

"Вставай, полетели вместе! Ты же можешь, я знаю! Вставай, Кирья!"

Девочка хмурится во сне, беспокойно шевелит руками. Ей снится, что она парит, раскинув черные крылья, над бескрайним водным пространством. Куда стремятся эти взбаламученные воды? Бурля и пенясь, с неудержимой силой они катятся вдаль, к закату. То и дело в них мелькают вырванные с корнем деревья и какие-то неровные бледно-голубые глыбы. Лед, понимает Кирья, спустившись пониже. Огромные осколки льда. Вода несет ледяные горы…

Небо застилает тень. Кирья поднимает взгляд и видит такие же распахнутые черные крылья, только гораздо больше. В вышине, словно гром, раздаются раскаты злорадного хохота.

Как можно смеяться, когда внизу вода губит целый мир?

"Да сгинет Аратта!" — несется с неба.

"Аратта? Что это?"

"Не знаешь? Это ничего. Еще узнаешь. Пока запомни лишь одно — ты рождена ей на погибель…"

Кирья вскинула голову и распахнула глаза. Вокруг было темно, только угли рдели в костре. Она мотнула головой, отгоняя сонное марево, но голос продолжал звать:

— Вставай, Кирья!

Она повернулась и обмерла — позади нее, распахнув огромные белые лебяжьи крылья, стояла Высокая Локша.

— Вот мы и свиделись вновь, — сказала добродея. — Ну что, убедилась, сколько бед от твоего дружка? Или по-прежнему готова за него биться со всем светом?

Кирья поспешно толкнула плечом Мазайку:

— Просыпайся!

Но мальчишка только уронил голову и громче засопел. Локша расхохоталась так, что ее смех разбудил эхо в скалах.

— Неужели ты думаешь, что я не позаботилась о волчьем пастушке? Дух его сейчас в таких далях витает, что еще не скоро обратный путь найдет. Я с тобой пришла говорить, а не с ним.

Локша сложила крылья и присела на лежавший поблизости валун — колдовская жена-птица с горделивой осанкой, седой косой, лицом без возраста и белоснежными перьями. Лебедь бел, да мясо у него черно…

— Так и быть — окажу тебе услугу. Ради отца, ради силы твоей необычайной. Ради блага, которое ты своей земле можешь принести…

Кирья незаметно, как ей казалось, опустила руку к поясу, где в берестяном чехле висела Калмина костяная дудка.

— А вот это зря, — строго сказала Локша. — Думаешь, я дам тебе в нее дунуть? Ты лучше ручонки от пояса убери, а меня послушай. Сама подумай, с чего за вами змей явился? Вспомни, когда он вылез?

Кирья сразу вспомнила дуб с Вергизовым тайником, резную стену и диковинную находку.

— Правильно мыслишь, — оскалилась добродея. — Что-то вы там нашли, что-то очень ценное, я чую. Оно издалека полыхает, как огонь в ночи…

— Забрать хочешь в обмен на подмогу? — догадалась Кирья.

— Отчего же забрать? Бери находку — и полетели со мной домой, в Ивовую кереметь! Побегала, ума набралась, пора и вернуться. Нам с тобой еще многому надо научиться…

— А Мазайка? — хмуро спросила Кирья.

— Да пусть идет куда хочет. Хоть к Ашегу, хоть к вержанам… Ты ему доброе дело сделаешь, тут оставив. Мы с тобой улетим, и змей уползет.

— А если нет?

— В святом месте, пред ликом Вармы, повсюду веющего, клянусь тебе, что мои слова истинны!

— Звучит гладко, да почем мне знать, что все так и есть? — подумав, проговорила Кирья. — Вот ты говорила, что отца моего знаешь и почитаешь. И Калма мне о том твердила. Одна я только не знаю, о ком вы речь ведете. Пусть мне батюшка родной и скажет, что ты говоришь правду! Уж ему-то я, конечно, поверю.

— Хорошо придумала, — усмехнулась Высокая Локша. — Да только как я тебе его сюда доставлю? Полетишь со мной — скоро отца увидишь. Недалеко он отсюда. Куда ближе, чем прежде… Ну что, бери находку, полетели! А за дружка не бойся. Никому он сам по себе не нужен, и тебе тоже. Верно говорю, уползет змей… И хватит парня в бок тыкать! Говорю тебе — до света не проснется… Эй, ты что затеяла?!

— Именем и волей своего отца, призываю тебя, дух древнего зверя! — воскликнула Кирья, поднимая руку.

Будто отвечая на ее призыв, в темном небе раздался крик черного летуна. Угли костра полыхнули ослепляющей вспышкой.

"Сестра! Вместе нам некого бояться!"

— Видала? Мне, чтобы улететь отсюда, твоя помощь не нужна, — спокойно ответила Кирья бывшей наставнице. — И вреда ты не сможешь причинить ни мне, ни Мазайке. А отца я сама найду. Улетай, Локша, нет от тебя никакого проку.

— Да, сильна ты стала, девка… Но ведь у дружка твоего крыльев нет, — с притворной заботой произнесла верховная добродея. — А внизу-то змей сторожит…

— Со змеем мы сами разберемся.

Локша мстительно расхохоталась:

— Или вы змея одолеете, или он вас — Калма в любом случае порадуется!

Она ударила крыльями и взмыла в небо, не тратя больше времени на разговоры. Кирья прикрыла глаза. Она чувствовала, что может сейчас слиться сознанием со своим духом-помощником и полететь куда захочет, — но зачем? Вот костер, вот спящий Мазайка, а внизу притаился змей. В самом деле он был стражем золотой нити или Локша чего-то недоговаривала?

Кирья зевнула, уложила Мазайку, накрыла кожухом и сама устроилась рядом.

"Змей в холодный мшаник-то не полез, — сквозь дрему размышляла она. — Видно, ему холод не по нраву. Змеи осенью засыпают — может, и этот…"

Ее глаза слипались. С неба вновь долетел еле слышный призывный крик крылатого духа.

— Укажи мне путь к отцу, — засыпая, прошептала Кирья. — Кем бы он ни был!

Глава 7
Торжище в Ладьве

Торжище, окруженное высоким частоколом, тревожно бурлило. Ходил пугающий слух, что утром к воротам явился коротышка с зеленой клочковатой бородой и сообщил, будто с полуночи на Ладьву движется огромное войско. Когда спросили, сколько в нем бойцов, тот показал на четырех руках полторы сотни пальцев. Тут все сразу поняли, что это лешак, потому что такого большого войска быть не может. Хотели кинуть зловредную нечисть в священное озеро, но он расхохотался, обернулся бобром и уплыл.

На самом деле прибежал мальчонка, собиравший боровики для одного из местных лавочников, и заорал во все горло, что приближается неисчислимое воинство верхом на лосях. Когда же его спросили, что значит "неисчислимое", мальчишка начал размахивать обеими пятернями так, будто пытался вызвать бурю.

Взбудораженные жители гурьбой повалили к воротам, на время оставив свои дела. Конечно, все они подозревали, что это едет Учай, сын Толмая, из рода Хирвы, не так давно объявивший себя повелителем Ингри-маа. Слыханное ли дело?! Этот Учай своей волей объединил потомков Кабана, Лося и Лягушки в один огромный род и объявил, что отныне они все вместе зовутся "народ ингри". Хотя прежде слово "ингри" не несло в себе никакого родства — оно означало всего лишь "добрые люди", все, кто говорит на одном языке и понимает друг друга. Но зачем Учай ведет с собой так много людей? И для чего с оружием? Как тут не задуматься — уж не собирается ли он разграбить торжище?

Конечно, прежде такого никогда не случалось. И подумать о том было кощунством! Озеро, на берегу которого стояла Ладьва, считалось священным, находящимся под защитой всех богов. На много дней пути отсюда каждый знал, что источник Встающей Воды, излечивающей многие хвори, — место, где человек говорит с богами и боги слышат его. Как можно воевать или даже просто злоумышлять здесь?

Это уже потом поблизости от Встающей Воды появилось торжище. Ибо земля тут была благословенная да и расположено селение удачно — на перекрестке нескольких путей, пеших и водных. Даже птицы знали это, всякую осень и весну густо населяя окрестные березы и длинное озеро. И тут вдруг Учай, да еще и с войском!

Ждать пришлось недолго — на темной опушке леса один за другим начали появляться всадники на лосях. Первый, второй… десятый! И конца им нет! Одно это изумляло: всякий житель лесного края знает, как буйны и неуживчивы лоси, как сложно приручить их. Понятно, что у вержан из рода Хирвы есть для них тайные слова, а все же заставить сохатых идти рядом и не драться между собой подобно чуду. За всадниками следовали пешцы с копьями.

Впереди войска ехали трое в таких блестящих доспехах, что аж смотреть на них было больно. Когда они приблизились к воротам, им навстречу вышел Вилюг — старейшина Ладьвы, один из немногих, кто обитал тут круглый год, хранитель стен и судья в спорах.

Учай, сын Толмая, ехал первым. Худое лицо его казалось отрешенным. Голубые, почти бесцветные, глубоко посаженные глаза, обведенные темными кругами, глядели будто из колодцев. Тонкие губы презрительно поджаты. Длинные темные с проседью волосы собраны в воинский хвост. Щетину на скулах еще рано было именовать бородой. И все же молодой вождь выглядел куда взрослее своих лет. Вилюг знал, что еще полгода назад Учай был никто — младший сын вождя небольшого рода на краю полуночного леса. Поговаривали, что вержане его сперва вообще изгнали, да только потом жестоко за это поплатились. А Учай теперь, посмотрите-ка, грозный воитель, и за ним такая силища! Тут точно не обошлось без помощи богов…

"Повелитель Ингри-маа" холодно глядел поверх голов, словно не замечая встречавшей его толпы. Солнечные блики на золоченой броне слепили глаза собравшихся.

— Какой красавчик! — послышался из толпы завороженный женский голос.

Учай и не взглянул в ту сторону.

Оно и понятно — по левую руку вождя ингри ехала статная воительница в костяных доспехах и плаще из кабаньей шкуры. В толпе зашептались — многие тут знали красавицу Мину, дочь Тумы, и теперь завидовали мальчишке из леса, которому счастье и удача так и плыли в руки. Иные потихоньку насмешничали: зачем вождь потащил молодую жену с собой в поход — неужто расстаться не в силах? Никто не заметил, что Мина и Учай, хоть и находясь рядом, избегали встречаться взглядами.

Справа от Учая ехал золотоволосый арьялец Джериш. О нем тоже были наслышаны в Ладьве, и куда больше, чем он даже мог подозревать. Впрочем, Джериша это нисколько не беспокоило. На его лице, как всегда, сияла самодовольная улыбка, а глаза то и дело останавливались на румяном от долгой езды лице Мины.

За ними, тоже на лосях, следовали еще несколько воинов в броне — Сыны Грома и ближайшие родичи Тумы. А дальше уже пешие, кто в чем — кто в кожаной рубахе с нашитыми, подобно рыбьей чешуе, костяными плашками, кто просто в рубахе с охотничьим копьем на плече. Но их было и впрямь очень много. Вилюг насчитал полторы сотни. Кто бы ни был вестник — мальчишка-грибник или леший с зеленой бородой, — он не соврал…

Остановившись перед Учаем, старейшина воздел руки, будто останавливая всадников:

— С чем пожаловали, гости дорогие? Я вижу у вас оружие, но не вижу товара!

— Ты говоришь с Учаем, сыном Толмая, предводителем воинства всей Ингри-маа, — словно нехотя проговорил молодой вождь, устремляя на старосту холодный взгляд. — Рядом со мной — Джериш, достославный и могучий, Перст Арьялы в наших землях, блюститель Солнечного Престола. Неужто ты думаешь, что мы приехали вести торг?

— Сюда приезжают именно за этим, — набравшись храбрости, возразил Вилюг.

— Старик, ты, должно быть, долго спал! — насмешливо отозвался Учай. — Точь-в-точь как медведь — только медведи спят зимой, а ты проспал все лето и пору листопада! Прежде сюда приходили затем, чтобы торговать, но теперь все изменилось.

— Изменилось? — настороженно переспросил Вилюг. — О чем ты, сын Толмая?

— Не можешь понять, так и не спрашивай. Лучше озаботься тем, чтобы разместить моих воинов.

— Во всей Ладьве нет столько места!

— Не говори ерунды, Вилюг! Я бывал на торжище с отцом и хорошо знаю, сколько тут места. Каждый из торговцев возьмет одного из моих бойцов и будет кормить его.

— Но они не пожелают этого делать…

— Какая разница? Этого желаю я, и этого желает Арьяла. А значит, они возьмут.

Лицо старейшины помрачнело, голос стал резким и сердитым:

— Ты нарушаешь обычаи, Учай, сын Толмая!

— Вилюг, не будь глупцом! Я не нарушаю обычаи, а ввожу новый. Либо будет так, как я сказал, либо здесь не будет торжища.

Учай пристально поглядел на старосту, будто убеждаясь, что тот понял его слова. Судя по лицу — не вполне.

— Я велю перенести его к своей крепости на берегу Вержи, — объяснил он. — Там найдется место и для воинства, и для торговцев.

— Но здесь святое место! — возмутился Вилюг. — Его хранят боги!

— А там его будет охранять мое войско. А здесь, — Учай запрокинул голову и возвел глаза к небесам, — где мой отец Шкай своей молнией поднял воду из камня, чтобы спасти прародителя ингри от загноившихся ран, я устрою новое святилище. Одно только святилище, — с нажимом проговорил он. — Надеюсь, теперь ты понял, о чем я говорю?

— Чего ты добиваешься, сын Толмая? — процедил старейшина, хмуро рассматривая столпившихся на дороге разноплеменных воинов.

Учай переглянулся с Джеришем, вспоминая оговоренное, и возвысил голос:

— Каждый торговец будет отдавать мне десятую часть своего товара. Или цену его в арьяльском золоте. Так будет всякий год. Я же озабочусь тем, чтобы торжище процветало и товар на нем не переводился. Ну а сейчас мне нужно снарядить войско. Те, кто возьмется за это, будут считаться уплатившими свой долг на этот год.

— Послушай, если ты сделаешь так, торговцы из чужих земель больше сюда не придут!

— Будь я глупым мальчишкой, я бы поверил тебе, — ухмыльнулся Учай и повернулся, давая знак остановившемуся воинству двигаться дальше. — Поспеши на торжище и объяви мою волю! Что касается пришлых торговцев, им всем нужны меха и резной клык, соленая рыба и болотное железо. Значит, они придут, никуда не денутся! А я уж позабочусь, чтобы они не смогли торговать нигде, кроме указанного мной места. — Учай наклонился к старику с седла и негромко добавил: — А если будешь и дальше мне перечить, это место будет не здесь.

* * *

Учай, окруженный побратимами, шел между шатрами торговцев, выставивших свой товар на обозрение. Он переходил от прилавка к прилавку, выбирая для своего воинства широкие пояса, наподобие тех боевых, которые ему некогда подарил царевич Аюр, бронзовые топоры и наконечники стрел, кожаные доспехи, густо разукрашенные обережными знаками, — все, что понадобится для грядущего великого похода.

Торговцы глядели на него исподлобья, однако помалкивали. Об Учае ходили удивительные и жутковатые слухи. Ашег, безумный жрец Вармы-Ветра, приходил сюда еще на полной луне и рассказывал, как перед Учаем камни по небу летали — и само древнее святилище развалилось, будто берестяной шалаш. Говорили также, что младший сын Толмая изгнал из родных земель арьяльцев, — а вот на тебе, пришел с одним из них, почти как с братом. Еще шептались, что Учай колдовством одолел силача Туму, вождя карью, и взял за себя его могучую дочь. Главное — хоть и каждому ведомо, кто его мать и отец, но сам он себя зовет сыном Шкая. И уж конечно, огромное войско, с которым он сюда пришел, — самый убедительный довод быть с ним приветливым.

Учай видел вымученные улыбки купцов и внутренне торжествовал. Ему невольно вспоминалось, как всего несколько зим назад он мальчишкой бродил тут с отцом и братом, поглядывая по сторонам с опаской и восторгом, а его гнали от лотков, чтобы ненароком чего-нибудь не стащил. Теперь все изменилось — здешние обитатели с почтением и страхом взирали на вождя ингри.

А что бы и не поглядеть? Учай особо заботился о том, чтобы выглядеть, как подобает великому вождю. На нем была рубаха из самой дорогой и редкой ткани, какую умели делать только в землях рода Щуки, ввязывая прямо в крашеную шерсть сотни блестящих бронзовых колечек. Рукава и оплечья сверкали узорами, вытканными этими самыми колечками, которые заодно служили и защитой от удара клинком. На широком блестящем поясе с бронзовыми оберегами — кинжал Ширама и арьяльский бронзовый меч. Обмотки на ногах обвязаны крест-накрест кожаными ремнями. С плеча ниспадал плащ из плотной синей ткани, какую привозят из земель дривов, заколотый фибулой со знаком солнца.

— Смотри, сам идет! — послышался поблизости голосок. Молодая торговка, пихая подругу в бок, не сводила с Учая восхищенного взгляда. — Он же из ваших, с Вержи? Так ты меня с ним познакомь! Красавчик-то какой!

— Учайка? Скажешь тоже. Неказистый с младых лет был… Не он это.

— Э! — возмутилась первая. — Все ты врешь! Сама небось к нему подлезть хочешь!

Учай на болтливых торговок едва поглядел, но на душе у него стало тепло и приятно. Еще год назад он и не чаял подобное услышать от красивых девок. "То-то же, — подумал он. — Не велеть ли этой, что покруглее, прийти ко мне нынче ночью? А то пусть обе приходят! Небось наперегонки побегут…"

Молодой ингри мстительно усмехнулся. Нет уж, много чести! Его ложе — не про таких вот девчонок с торжища. Он почтительно коснулся оберега с ликом Богини.

"Прости меня, моя возлюбленная госпожа, за недостойные мысли…"

— Это ж разве кинжалы? — раздался рядом пренебрежительный голос Джериша. — Ты только глянь на это убожество! Да в столице такие, с позволения сказать, кинжалы в Нижнем городе овощи резать никто даром не возьмет!

Учай невольно сжал кулаки. Для него, хоть он и пытался выказывать высокомерное презрение к увиденному, торжище в Ладьве с детства было чем-то особенным. Не зря же в землях ингри ходила поговорка: "Чего нет в Ладьве, того совсем на свете нет".

Притворившись, будто не слышал насмешек Джериша, он остановился возле шатра торговца тканями. Сам хозяин, смуглый, как дубовая кора, с замысловатым красно-белым узором посередине лба, сидел на корточках возле своего товара и широко улыбался, будто несказанно обрадованный почтенному гостю. Рядом с ним стоял юноша, похожий на арьяльца, но смуглее и с волосами цвета ржавчины.

— Ты говоришь по-нашему? Откуда он? — спросил Учай у юноши, показывая на темнокожего торговца.

— Это вы говорите по-нашему, — усмехнулся тот.

— А он? Откуда он?

— Из… — Юноша выговорил нечто непроизносимое и пояснил: — Это небольшая, но богатая страна за горами накхов и степями Солнечного Раската. На нашем языке она называется Дивий Град.

— Никогда не слышал о такой.

— Она лежит у теплого моря, так далеко, что и от южной границы великой Аратты до нее много дней пути.

— Я слышал об этой земле, — добавил Джериш. — Святейший Тулум посылал людей разведать туда прямой путь через горы. Тамошние жители раскрашивают лица и ездят на лысых мамонтах.

И он захохотал над собственной шуткой. Учай недовольно покосился на него и вновь обратился к юноше-арьяльцу:

— Я желаю получить десятину с его товара. Вилюг уже оглашал вам мою волю?

Темнокожий купец закивал и начал что-то быстро говорить толмачу, закатывая глаза и взмахивая руками.

— Хозяин лавки говорит, что готов платить. Но путь сюда был долог и опасен. Он в первый раз пришел в Затуманный край и потому захватил сюда лишь незначительную часть своего товара. Всего-то не больше чем… — юноша замешкался, пересчитывая на араттские золотые стоимость тканей, — всего-то на десять монет. И он готов немедля дать вам один золотой.

— Десять золотых? — переспросил Учай. Глаза его вспыхнули и тут же сузились в щелочки. — Кежа! Отдай чужестранцу десять арьяльских монет! Я покупаю весь его товар!

Едва он произнес эти слова и соратник предводителя ингри полез в поясную суму, торговец с криком взвился, будто случайно сел на муравейник.

— Он говорит, что позабыл и ошибся, — тут же начал переводить толмач. — Что прихватил на всякий случай товара на двести золотых.

— Поздно — он назвал цену. Я ее плачу.

Торговец бросился в ноги Учаю и обхватил их, продолжая оглашать торжище отчаянными воплями.

— Хозяин лавки умоляет не губить его.

— Если я пожалею его, кто-то здесь… — Учай обвел рукой замерший торг, — может решить, что тоже посмеет обманывать меня. Тогда мне придется его казнить. А я этого не хочу… Но так и быть — я проявлю милость, и пусть он рассказывает о ней везде, где будет торговать. Здесь товара на двести монет? Вот и отлично. Я нанимаю его продавать мой товар. — Он указал на купленные за десять монет ткани. — Если он распродаст его на двести монет, получит пятьдесят себе. И эти десять в придачу. — Учай бросил золотые на землю перед жителем Дивьего Града. — А чтобы впредь он не смел лгать мне, кроме десятины, я забираю всю эту красивую переливчатую синюю ткань. Из нее я пошью плащи для моего войска. Пусть они напоминают о небесах — доме Шкая, моего отца. Если же будет плохо торговать, то получит лишь то, что уже его. Да будет так.

И, словно забыв о чужестранце, он зашагал дальше, очень довольный собой и выгодной сделкой.

— Ясноликий Джериш! — раздалось вдруг позади.

Жезлоносец, дотоле равнодушно следивший за торгами, повернулся на голос.

— Это ты звал меня, парень? — удивленно спросил он.

— Да, да, я, — с поклоном отозвался недавний толмач.

— Ты разве меня знаешь?

— Еще бы не знать, господин! Кто же в столице не знает Жезлоносцев Полудня и их славного предводителя?

Джериш уставился на юношу, а потом широко улыбнулся:

— Так ты мой земляк? А как тебя сюда-то занесло?

— Да, господин, я тоже из столицы, — улыбаясь в ответ, подтвердил юноша. — Мой отец ведет торговлю с племенами Солнечного Раската. Я с детства изучил их язык, и потому отец отправил меня сюда с этим торговцем. Меха тут еще дешевле, чем в землях дривов…

— Вот так встреча! Где бы тут можно было сесть и отпраздновать?

— Пойдем, господин, я покажу…

Глава жезлоносцев повернулся и крикнул вслед Учаю:

— Я покуда останусь здесь. — И, не дожидаясь ответа, вновь обратился к земляку: — Давай-ка рассказывай, как там у нас.

— Ох, господин, в столице такое творится…

— Лучше б ты в земле остался, — услышал сын Толмая злобный голос в шуме толпы и невольно обернулся.

Кто это сказал? Все вокруг были заняты своими делами. Лишь бородатый торговец стоялыми медами, расположившийся неподалеку со своими вкусно пахнущими бочонками и туесами, смотрел на Джериша взглядом, полным лютой ненависти. Однако, заметив обращенный на него взор Учая, тут же расплылся в улыбке и стал зазывать попробовать хмельного меда. Впрочем, сам он заинтересовал вождя ингри куда больше, чем его товар.

Дривов на торжище было немало. Одни привезли сюда мед, другие — льняные холсты и сукно, третьи — резную деревянную посуду… И все они, как вот этот светлобородый, глядели на Джериша так, будто желали лично перегрызть ему горло. "Надо бы побольше узнать об этом племени, — отметил про себя Учай. — Что мы о них знаем? Почему они так не любят арьяльцев? По виду они сильны и явно не трусливы. Из таких должны получиться хорошие бойцы…"

Учаю тут же вспомнились молчаливые длинноносые парни, которые служили у Зарни носильщиками и гребцами. Вот с кем первым делом надо поговорить. Гусляр пришел к Туме как раз через земли дривов и наверняка много о них знает. Он вообще много всего знает и умеет… Даже чересчур.

"Надо бы поосторожнее с Зарни, — подумал Учай. — Уж слишком он умен, да еще и колдун… Опасный человек. Неспроста его кто-то так жестоко искалечил…"

Да и кто это мог быть? Кому бы хватило смелости и силы учинить такое над чародеем?

"Арьяльцам, кому ж еще! — осенило вдруг его. — Вот почему он за меня встал!"

Учай поглядел в широкую спину удаляющегося Джериша. Проведенные вместе дни вовсе не прибавили ему любви к арьяльцу, скорее наоборот. Он с наслаждением представил себе тот день, когда перережет этому надменному мерзавцу горло. Но сделать это нужно будет по-особенному. Ведь теперь у вождя ингри стало еще одной причиной для ненависти больше.

Джериш, проведя первую брачную ночь с его женой вроде как во исполнение нового обычая, и не подумал от нее отстать. А сама Мина явно была вовсе не против. На людях она еще соблюдала приличия, но наедине не упускала случая показать мужу, что он ей никто. Назло ему отказалась переплетать девичью косу, — дескать, ей так под шлемом ее складывать привычнее. Проклятая предательница!

Нет — убить его надо будет так, чтобы даже сама гибель Джериша принесла ему выгоду. Пока все племена ингри не объединятся под рукой нового повелителя, трогать арьяльца рано. Нужно выждать время. И вот когда оно настанет, ударить без промедления.

Учай сжал пальцы на рукояти кинжала из небесного железа.

— Наступит день, — прошептал он. — Уже очень скоро наступит.

Глава 8
Брат огня

Учай уже собрался было уходить с торжища, когда его взгляд упал на тощего чумазого мальчонку, державшего в руках пяток ножей с простыми деревянными рукоятями. Парнишка неловко переминался с ноги на ногу с таким видом, будто сам не знал, хочет ли продать свои невзрачные ножи. Вот только клинки у них были явно не бронзовые. Холодным блеском они больше всего походили на два меча, которые на всю жизнь врезались в память Учая, — те, что носил за спиной убийца его брата, Ширам. И его собственный дареный кинжал был такой же.

— Что это у тебя? А ну дай! — Остановившись, он потянулся за ножом, но чумазый мальчишка отдернул руки.

— Не отдам! Отец на еду сменять велел!

Учай внимательней посмотрел на мальчишку. Тот совсем не напоминал ни ингри, ни дрива — худенький и гибкий, темноликий, будто подгоревшая лепешка. Угольно-черные волосы и глаза одним своим видом вызвали у молодого вождя непонятную глухую злобу. В кишках шевельнулось что-то мерзкое, холодное. "Да я боюсь, что ли?" — удивился Учай. Через миг он понял, в чем дело. Мальчишка был похож на накха.

— Ишь ты, на еду, — хмыкнул сын Толмая. — Я могу отослать твоему отцу столько еды, сколько ты сможешь унести! А теперь покажи… — Учай вновь протянул руку и взял один из ножей. — Откуда они у твоего отца?

— Сам делает! — гордо заявил мальчик.

— Твой отец кует оружие?

— Самое лучшее! А здешние ножи — просто рыжая болотная грязь!

Учай попробовал лезвие краем ногтя — оно без труда оставило засечку. Ни один бронзовый клинок не смог бы так. А еще этот нож был намного легче бронзового. Понятно теперь, почему мечи Ширама мелькали в воздухе, как стрекозиные крылья!

— Отведи меня к своему отцу, — приказал Учай. — Я желаю с ним побеседовать. Обещаю, что впредь он никогда не будет нуждаться в еде, да и вообще в чем-либо.

— Мой отец не жалует гостей.

— А я не терплю отказов. Ему нужна была еда — сейчас мои побратимы принесут тебе, какую пожелаешь. Бери ее и ступай домой. Ты ведь здешний?

— Да. — Мальчишка чуть замешкался с ответом. — Мы живем тут неподалеку.

— Ну ступай. Передай отцу мою волю. Поверь, это добрая воля. — Он дождался, когда мальчишка уйдет, затем поманил младшего из побратимов. — Вечка, проследи-ка за ним. Я хочу знать, где живет этот умелец.

* * *

Вечка прибежал к вечеру. Лицо его было одновременно удивленным и смущенным. Он отводил глаза от старшака, не решаясь заговорить.

— Что случилось? — выжидающе глядя на него, поинтересовался Учай. — Ты потерял мальчишку?

— Нет. Я шел за ним до Медвежьего ручья. Он меня не заметил.

— Хорошо. И что было дальше?

— Там, на берегу, я притаился, ожидая, покуда мальчишка не переправится. Вдруг кто-то рухнул на меня сзади, зажал рот… Глядь — а я уже лежу на земле с моим же ножом у горла!

— Вот как! — Вождь ингри оглядел собрата с ног до головы. — Но сейчас оружие снова у тебя на поясе. Ты что, убил кузнеца?

— Скажешь тоже! — засмеялся Вечка. — Да если бы вскрикнул, не то что дернулся, этот чужак заколол бы меня, как лосенка!

— Чужак? Ты его видел?

— А как же! Потом, когда он меня отпустил, я хорошо его разглядел. Ростом он не выше тебя, однако в плечах куда шире. Волосы черные как сажа, заплетены…

— Как у Ширама? — невольно подобрался Учай.

— Нет, иначе — много косиц, и борода тоже в косу заплетена. И говорит — вроде бы по-нашему, но слова точно выплевывает…

— Ладно, говори дальше, — махнул рукой Учай, мысленно выдыхая. — Что сталось с чужаком?

— Да что с ним станется? Лежу я на берегу, а он так смотрит — лицо темное, брови как у сыча — и спрашивает: "Ты зачем за сыном моим идешь?" Ну я решил схитрить и говорю — мол, послали охранять от дикого зверя и злодеев. Он расхохотался — видно, не поверил — и спросил, кто послал. Тут я сознался, что ежели он тому пареньку отец, то, стало быть, ты его желаешь видеть. Что готов едой, одеждой и всем прочим с лихвой снабдить. Он меня выслушал, имя твое спросил и говорит: "Коли нужен, то поутру пусть приходит к этому же месту на Медвежьем ручье. Один, без охраны". Сказал, что зла он тебе не умышляет, но если ты придешь с людьми, то он не объявится.

— Вот, значит, как… — Учай задумчиво оглядел побратимов. — Условия мне ставит…

Соратники возмущенно загомонили, но сыну Толмая было не до них. Он глядел на Вечку, размышляя. Да, тот, пожалуй, боец не из лучших. И хотя усвоил многое рассказанное и показанное Джеришем, все еще с настоящим воином тягаться не может. Однако же парень — прирожденный охотник. Ходит тихо, прячется ловко, почем зря не шумит. Если отец мальчишки его так легко поймал и скрутил, значит опыт в этом деле у него немалый. И уж конечно, приглашая вождя ингри на встречу, он не шутил.

— А пойду, — выходя из задумчивости, произнес Учай.

— Что, если он тебя порешит? — с тревогой спросил Кежа.

— Хотел бы — так и порешил бы. Вот сам бы на торжище пришел и, когда я ножи глядел, одним меня ткнул. Кто бы помешать успел?

— Не ходи, старшак, — робко вмешался Вечка. — На торжище говорили, что отец этого парня — колдун.

— С чего бы это?

— Люди сказывают, что он водится с духами-болотниками и у себя избу не дровами, а землей топит. Прямо на куски ее режет и в печь бросает… А еще говорят, что ножи свои он заговоренной водой и человечьей кровью поит. Оттого они у него такие острые получаются…

— Говорят, что огромный волк луну съедает, — ехидно ответил Учай. — А затем она утробу ему прожигает и вновь выходит. Да только никто того волка не видел. Сам гляну, тогда и скажу, что там — духи ли злые умельцу помогают, или он знает такое, что нам неведомо.

— Может, Джериша с собой возьмешь? — предложил один из побратимов.

— Он земляка встретил. Они как с брагой засели, так еще и не вставали… Сам пойду. Я ему, чай, не враг. А каждого шороха бояться — лучше из дому не ходить. — Учай поправил на широком поясе подарок Ширама. — Если завтра к вечеру не вернусь, разыщите чужака и отомстите. Но я верю, Шкай защитит меня. Нынче за полночь и выйду.

Назад: Глава 14 Защитница

Дальше: Глава 9 Муравьиный владарь

Часть 2

Глава 1 Дочь Вепря

* * *

Глава 2 Брачная ночь

* * *

* * *

Глава 3 Двое из-за Кромки

* * *

* * *

Глава 4 Возвращение души

* * *

* * *

Глава 5 Золотая нить

* * *

Глава 6 Скала видений

* * *

Глава 7 Торжище в Ладьве

* * *

Глава 8 Брат огня

* * *

Глава 1
Дочь Вепря

Глава 2
Брачная ночь

Глава 3
Двое из-за Кромки

Глава 4
Возвращение души

Глава 5
Золотая нить

Глава 6
Скала видений

Глава 7
Торжище в Ладьве

Глава 8
Брат огня