Глава 2
Быть русским – значит созерцать Россию в Божьем луче, в ее вечной ткани, ее непреходящей субстанции, и с любовью принимать ее как одну из главных и заветных своей личной жизни. Быть русским – значит верить в Россию так, как верили в нее все русские великие люди, все ее гении и строители. Только на этой вере мы можем утверждать нашу борьбу за нее и нашу победу.
И.А. Ильин «Почему мы верим в Россию»
Открыв глаза, Игорь обнаружил над собой потолок. Перевел взгляд, увидел темно-бордовый ковер с развешанными на нем кинжалами. Повернувшись, понял, что лежит на мягком диване в полутемной комнате и что через щель в шторах прорывается яркий луч солнца.
В нем танцевали пылинки, похожие на очень маленьких фей.
Послышался шорох, точно по воздуху ударили большие крылья, и прямо посреди комнаты из пустоты возник громадный серый кот. Посмотрел на Игоря неодобрительно и произнес:
– Мурр.
– Что такое, Саныч? – донесся из-за дверного проема негромкий голос, и в комнату вошел Олег.
Он был в черном шелковом халате, расшитом белыми черепами.
– А я так надеялся, что вы мне приснились, – с горечью сказал Игорь. – Что со мной случилось? Там, в клубе.
– Обычному человеку тяжело долгое время находиться рядом с такими, как мы, – ответил Олег. – А ты провел около меня целый день. Вот твое тело и не выдержало. А ну-ка вставай. Хватит лежать. Нужно двигаться, пересиливать себя. Тогда быстрее привыкнешь.
Саныч бросил на гостя еще один сердитый взгляд и завалился на бок, вытянув лапы.
Игорь поднялся с тахты, пригладил встрепанные волосы.
– А это и вправду с нами был… – он немного поколебался и назвал фамилию, что вчера все время вертелась на языке.
– Да.
Голова у Игоря немного закружилась, он даже присел на тахту. Лопнула последняя надежда, что все можно объяснить рационально, что это всего лишь случайное сходство и не более.
– Но это же невозможно! По-моему, он умер… ну или его убили злобные агенты НКВД.
– Иди вымойся. Потом поедим и поговорим, – предложил Олег. – Сейчас ты мало на что годен.
Игорь вздохнул и спорить не стал. Получил махровое полотенце, жесткое, точно щетка, и банный халат, почти такой же, как у хозяина, только украшенный не черепами, а желтыми драконами. Поплескался под душем, меняя воду с ледяной на очень горячую, и дурманящая слабость ушла.
А когда растерся до красноты, и вовсе почувствовал себя бодрым, словно молодой кот.
– Вымылся? – встретил вышедшего из ванной Игоря Олег. – Пошли, мясо готово. Чай заварен.
На стол была подана сковорода со скворчащими кусками свинины, кастрюля с отваренными макаронами и банка консервированного лечо. Игорь ел торопливо, жадно, а вот Олег неспешно смаковал каждую ложку. Потом они пили ароматный зеленый чай.
– Поели, теперь можно и поговорить, – сказал Олег. – Ты до сих пор не веришь в то, что видишь собственными глазами. И в то же время веришь тому, что говорят по телевизору и пишут в газетах.
Игорь не нашелся, что ответить.
– Большинство людей поступают точно так же, – добавил Олег. – Именно поэтому мы и живем спокойно. Если кто-то видит знакомое по учебнику истории или литературы лицо, он решает, что ему показалось.
– Но откуда вы взялись? – спросил Игорь. – По-моему, ожившие мертвецы бывают только в кино.
– Вера – могучая сила. Абсолютно все, во что верят люди, существует. – Олег покачал головой. – И многое из того, о чем они просто помнят. Даже мертвое, напитанное верой, насыщенное духом, имеет склонность оживать. Раньше были боги, потом их времена миновали. Но людям нужны идолы, и их проще всего сотворить из мертвых сородичей, которые чем-то прославились. Из Александра Невского в России сделали покровителя войны, из Андрея Рублева – божество искусства. И чем первый лучше Перуна, а второй – Аполлона?
Игорь подумал и предположил:
– Тем, что не требуют жертв.
– Материальных – не требуют, тут ты прав. Но они жаждут духовных жертв – поклонения, обожания. Все же мы не боги, а люди, и о нашем значении нужно постоянно напоминать. И на мертвецов мы мало похожи. А откуда взялись… – глаза Олега потемнели. – На это я тебе ответить не могу…
Игорь налил себе еще чаю.
Олег помолчал и сказал:
– Ты просыпаешься однажды, голый, неподалеку от места, где умер, ничего не помня о предыдущей жизни, но понимая, что в тебя верят. Не так, как в бога, нет, по-другому. Просто верят, что ты был героем… или чудовищем. И ты с этой верой поделать ничего не можешь, потому что она тебя и создала. И ты пытаешься жить… как-то существовать, и память понемногу возвращается…
Игорь сидел и слушал, а по коже его бегали мурашки. Еще позавчера бы он счел этот рассказ причудливой фантазией, но за последние дни повидал слишком многое. Не то чтобы он поверил во все до конца, но обычная картина мироздания, предсказуемого и уютного, рухнула.
– Ладно, чрево неба, это теория, – сказал Олег. – Нас с тобой должна интересовать практика.
Он встал из-за стола, вручил Игорю полотенце, и они принялись мыть посуду. Когда последняя чашка оказалась убрана на полку, хозяин квартиры повел гостя в комнату. Полез в стоявшую на полу сумку и вытащил из нее конверт из плотной синей бумаги.
– Что это? – спросил Игорь.
– Подарок. Загляни внутрь.
В конверте обнаружился новый паспорт на имя Петрова Игоря Александровича, а в нем – фотография Игоря, немного испуганного, с блуждающим взглядом, но узнаваемого. К паспорту прилагался билет на поезд номер двадцать два, отправлявшийся сегодня в двадцать три пятьдесят два с Курского вокзала.
– Это… мы едем в Нижний Новгород? – спросил Игорь.
– И немного дальше. Но времени до вечера еще много, поэтому займемся делом, – Олег указал на книжный шкаф. – Давно хотел разобраться с библиотекой, составить каталог. Все руки не доходили. Да и одному неудобно.
Последующие несколько часов были заполнены работой.
Игорь вытаскивал книги из шкафа, что казался бездонным. Раскладывал их по темам – общая история, история оружия, фехтование, технология изготовления мечей. Олег записывал названия в толстую тетрадь с покемонами на обложке, и почерк у него был вычурный, очень странный.
Лежавший на полу Саныч поглядывал на людей с недоумением.
Через пару часов шкаф опустел, пыли в комнате значительно прибавилось, а около тахты возникло несколько могучих башен из книг.
– Никогда не думал, что их так много, – сказал Олег. – Ладно, давай теперь назад. Общую историю – на нижнюю полку…
Игорь вздохнул и принялся запихивать книги обратно.
Когда они почти закончили, раздался звонок в дверь. Саныч вскочил, раздулся, точно серое облако, но мгновенно успокоился и шлепнулся обратно. Даже глаза закрыл.
– Свои, – глянув на кота, заметил Олег и пошел открывать.
Он исчез в прихожей, клацнул замок, и раздался веселый голос, услышав который, Игорь вздрогнул:
– Вот и я! Встречай гостя!
Через минуту Сергей ворвался в комнату, словно маленький золотоволосый ураган. Саныч растворился в воздухе, а вот Игорю деваться было некуда.
– Привет, милый, привет! – воскликнул Сергей. – Рад видеть, что ты жив! Ради бога, этот бородатый приставил тебя к делу?
Костюм он сменил на клетчатую рубаху навыпуск и джинсы. На ноги натянул кроссовки, а за спину повесил черно-красный рюкзак и в такой одежде стал похож на американского туриста.
От завсегдатая ночного клуба остались лишь темные тени под синими глазами.
– Приставил. А куда деваться? – и Игорь вымученно улыбнулся.
– Ха-ха, вот негодяй! – Сергей крутанулся на месте, точно балерина. – А я решил поехать с вами. Надоела мне эта Москва хуже горькой водки. Одни и те же морды. Примелькались – сил нет.
Он вытащил из кармана джинсов портсигар, щелкнул крышкой.
– Курить тут не вздумай, – предупредил Олег. – Ехать с нами ты можешь, конечно. Тебя там встретят много дружелюбнее, чем меня. Но только сам понимаешь, что тебе придется самому позаботиться о том, чтобы выжить.
– Обижаешь! – Сергей нахмурился, торопливо убрал портсигар обратно. – Я не первый год на этом свете лямку тяну…
Он снял рюкзак, расстегнул молнию. Внутри обнаружилась литровая бутылка водки «Столичная», а рядом с ней – нечто продолговатое в полиэтиленовом пакете. Из него Сергей извлек автомат с коротким, будто обрубленным стволом и длинный, точно глист, магазин к нему.
– «Айнгрэм», – сказал Олег. – Да, ты серьезно снарядился. А я обхожусь старым добрым «ПМ» и парой клинков.
Он вынул из собственной сумки небольшой черный пистолет, затем показал два ножа в кожаных чехлах.
– Так мы что, на войну собрались? – спросил Игорь.
– Нет, но всякое может быть. – Олег развел руками. – Слуги зла есть везде, а не только в Москве.
– Тогда зачем мне с вами ехать? Может быть, безопаснее тут отсидеться?
Сергей и Олег переглянулись, и глаза второго странно блеснули.
– Да, Саныч о тебе позаботится, это понятно, – сказал он. – Но, во-первых, я тебя в это втянул, мне и отвечать. А мне будет легче, если ты останешься рядом. Во-вторых, ты – человек. А человек может увидеть то, что не увидит никто из нас. Понял?
Аргументы не выглядели особенно убедительными, но Игорь осознавал, что в Москве его не оставят.
– Будем считать, что да, – буркнул он.
– Тогда давай, заканчивай с книгами. Я пойду, отведу гостя туда, где он сможет покурить.
Сергей ехидно подмигнул и вслед за хозяином поплелся на кухню. Игорь вздохнул и вернулся к толстенным альбомам. Засовывал их в верхнюю полку, для чего приходилось вставать на табуретку. Слышал приглушенные голоса, но особенно не вслушивался. Руки от таскания тяжеленных книг болели, хотелось пить.
Засунув на место последний альбом, посвященный кортикам двадцатого века, Игорь задвинул стекло и спрыгнул на пол.
– Эй, иди сюда, – позвал Олег с кухни.
– Да, иду.
Олег и Сергей обнаружились за столом, на котором стояли три стопки и бутылка водки, та самая, что лежала в рюкзаке. Золотоволосый улыбался, но криво, совсем не весело. Хозяин квартиры выглядел, как обычно, невозмутимым, вот только взгляд его рыскал из стороны в сторону.
– Присядь, – сказал Олег, вытаскивая из-под стола табуретку. – У меня дурные новости.
Игорь сглотнул, ощутил, как ослабели ноги. Опустился на табуретку и дрожащим голосом спросил:
– Что случилось?
Сергей поморщился, а Олег сказал, медленно и тяжело:
– Твоя жена мертва. Ее убили сегодня утром.
– Что?
Сначала Игорь не понял, что именно услышал. Потом подумал, что они шутят, что это не может быть правдой. Катю убили – как такое возможно? Она должна быть жива, не может умереть вот так неожиданно.
Сердце дернулось, и тут Игорь осознал: все всерьез, все так и есть. Открыл рот, но не смог ничего сказать.
– Поганое дело, но такое случается, – проговорил Сергей.
– Такое случается… – повторил Игорь, и тут оцепенение прошло. Он ощутил, что вновь может двигаться и говорить, что в жилах бьется горячая кровь и только в сердце осталась толстая холодная заноза. – Случается?! Все произошло из-за вас! Из-за тебя, бородатый козел!
Захотелось стукнуть Олега, врезать ему изо всех сил, чтобы разбить мерзкую харю в кровь…
Игорь едва сдержался. Сжал кулаки и заорал:
– Если бы я не послушался тебя, если бы остался с ней, она была бы жива! Жива! Ты понимаешь это?!
– Вряд ли, – сказал Олег. – Вас просто убили бы обоих.
– Мурр, – раздалось над самым ухом у Игоря. Обернувшись, он обнаружил, что Саныч сидит на полке для посуды и шерсть его стоит дыбом, а в желтых хищных глазищах – сочувствие.
– Скоты, вот скоты… – простонал Игорь. – Это невозможно. Почему так?! Может быть, вы все это выдумали? Ведь так! – он схватил Олега за руку, с мольбой поглядел в глаза. – Это шутка?!
– Боюсь, что нет, – вздохнул Сергей – Плакать хочется, на тебя глядя. Но я сам в новостях видел: найдено тело Екатерины Ветровой, тридцати лет, и так далее. У этого бородатого телевизора нет, а то мы бы включили…
Игорь пошатнулся, накатило головокружение, а сердце забилось болезненно и часто. В следующее мгновение осознал, что плачет, уткнувшись в твердое, как валун, плечо Олега.
Чувство было такое, что рухнуло что-то внутри, сломалось навсегда. А на самом деле разбилось все, что было вокруг, – скорлупа обыденного, размеренного быта, скучной, зато безопасной жизни. Рухнуло окончательно, исчезло последнее звено, что связывало Ветрова с его личным прошлым…
– А ну-ка, выпей, легче будет, – сказал Олег и похлопал Игоря ладонью по спине. – А ну-ка, давай…
Зажурчала наливаемая в стопку водка. Игорь с трудом выпрямился, вытер мокрое лицо. Ухватился за поданную Сергеем посудину. Тот налил еще две порции и сказал мрачно:
– Не чокаясь. Помянем.
Вкуса и крепости Игорь не почувствовал, словно пил обыкновенную воду.
– Я должен пойти на похороны, – проговорил он. – Обязан. И даже не отговаривайте меня. Я никуда не еду…
Сергей вздернул темную бровь, тряхнул волосами.
– Чтобы тебя там и взяли? – спросил Олег. – Они тебя ждут, не сомневайся. Дежурят около квартиры. Вряд ли ты успеешь попрощаться с женой.
– Выпей еще, – предложил Сергей и потянулся за бутылкой.
После второй стопки Игорь впал в тяжелое, болезненное оцепенение. Его трясло, по телу прокатывались волны жара и озноба. Тело ломило, двигаться было трудно, словно руки и ноги отказали вовсе.
Сергей и Олег отвели его в комнату, заставили переодеться.
– Так, похоже, что все, – сказал хозяин квартиры. – Можно двигать. Транспорт нас ждет.
«Куда двигать?» – захотел сказать Игорь, но не сумел. Губы не послушались.
Они вышли на улицу и сели в ожидавший у подъезда черный «Мерседес», тот же самый, что и вчера. Машина двинулась, и Игорь с удивлением обнаружил, что на улицах понемногу темнеет.
Он полусидел-полулежал на заднем сиденье, и мысли обращались в прошлое.
…вот он идет по супермаркету, катит тележку с продуктами. Заглядевшись, едва не сбивает стройную русоволосую девушку. Он смущается, пытается извиниться, она в ответ заливисто смеется…
…вот они в Египте, на пляже. Синее небо, синее море, и глаза Кати, блестящие, яркие…
…вот они дома, сидят перед телевизором…
…на даче у родителей…
…в гостях…
И все это никогда больше не повторится. Прошлое не вернется, оно останется в памяти и более нигде. От накатившей горечи Игорь заскрипел зубами, закрыл глаза и задышал тяжело-тяжело, чтобы сдержать слезы.
Хватит одного раза.
К тому моменту, когда показался Курский вокзал, он почти совсем успокоился. Осталась только боль в сердце, похожая на вшитый в тело кусочек очень тяжелого льда. Оцепенение в мышцах прошло не до конца, но озноб исчез.
«Мерседес» свернул с Земляного Вала и в ряду прочих машин подъехал к самому вокзалу. Тот был ярко освещен, через огромные окна виднелись строительные леса. Торопились люди с сумками, чемоданами и рюкзаками, всюду бродили потрепанные бомжи.
– Приехали, – сказал Олег. – Вылезаем.
Игорь с некоторым трудом выбрался наружу. Взял сумку, что ему дали, даже не глядя на нее, повесил на плечо.
– Держись рядом с нами, – сказал Сергей в ухо. – Тогда тебя не увидит никто из тех, кто не должен увидеть.
Игорь кивнул.
Они прошли мимо выхода к пригородным поездам и через центральный подъезд проникли в вокзал. Напротив дверей обнаружился милицейский патруль – двое парней с автоматами и офицер, толстый, словно боров. Глаза у всех троих были черными, точно в черепа налили угольного киселя.
Черными и мертвыми, как у парней, что громили кафе.
Как у тех, кто убил Катю…
Игорь почувствовал злость, желание заорать и ринуться вперед. Взять жирного за горло и сдавить…
– Спокойно, – проговорил Олег и взял Игоря за локоть. Сильно сжал, точно сдавил клещами.
Патрульные смотрели на входивших в вокзал людей. Взгляды их были жадными и в то же время равнодушными.
– Пока ты спокоен, ты невидим, – вполголоса сказал Сергей. – Только разозлись – все, нам хана, милый…
В первый момент патрульные не обратили на троицу внимания. Затем офицер недоуменно моргнул, уставился прямо на Игоря и близоруко прищурился. Тот снова задышал глубоко, постарался задушить собственную злость, загнать ее в недра души.
Командир патруля отвел взгляд в сторону, и они прошли мимо.
– Вот так-то лучше, – Олег кивнул и опустил локоть Игоря. – Посадка началась. Поспешим.
Поезд на Горький отправлялся от первого пути, так что спускаться в тоннель не пришлось. Миновали зал ожидания, где огромный телевизор показывал фильм Копполы «Дракула», а на сиденьях спали люди, и вышли к составу, темно-зеленому, точно старый крокодил.
На вагонах красовалась сделанная крупными буквами надпись «Нижегородец». Рядом с каждым, будто суслик около норки, стояла проводница в темно-синей, с золотом форме.
У седьмого вагона, куда у всех троих были билеты, обнаружилась розовощекая, молоденькая блондинка. Увидев ее, Сергей плотоядно ухмыльнулся, пробормотал чуть слышно:
– Ох, какая красавица.
Девушка вздрогнула, недоуменно посмотрела на троих мужчин, словно только что их увидела.
– Билеты, – сказал Олег. – Паспорта.
Игорь попытался вспомнить, куда дел синий конверт, но не смог. Оказалось, что документы у Олега.
– Привет, красавица, – сказал Сергей, протягивая проводнице собственный паспорт и глядя ей прямо в лицо.
В синих глазах его читалось восхищение, немного наигранное, но зато явственное.
– Здравствуйте… – ответила девушка и покраснела.
Сергей удовлетворенно заулыбался. Они поднялись в вагон и свернули в первое же купе. Тут было полутемно и уютно, пахло свежим бельем и цветами, окно украшали кружевные занавески, на столике стояла вазочка с небольшим букетом. Игорь убрал сумку вниз, под полку, и сел к окну.
Проводница прошла по коридору, призывая провожающих выйти из вагона, и спустя пять минут поезд тронулся. Поплыли назад огни вокзала, стоявший на соседнем пути состав.
В купе они так и остались втроем.
– Я спать, – сказал Олег после того, как у них проверили билеты.
– А мы, я думаю, посидим, – Сергей глянул на Игоря вопросительно. – Ведь ты не хочешь спать?
Игорь покачал головой. Он вообще ничего не хотел: ни спать, ни есть, ни жить…
Олег стащил джинсы, ловко запрыгнул на верхнюю полку. Сергей исчез на какое-то время, а когда вернулся, на его лице красовалась хитрая, довольная улыбка, а в руках держал два стакана с чаем.
– Я с Машенькой договорился, – сообщил он. – Сейчас нам из вагона-ресторана закуски принесут.
– Машенька – это кто?
– Милый, да ты совсем мертвый. Это наша проводница. Попозже я к ней загляну, а пока можно и поболтать.
Игорь вздохнул, подумал, не отказаться ли от выпивки. Но Сергей уже вытащил бутылку.
– Так, пей чай, – распорядился он. – И побыстрее.
Олег на верхней полке перестал возиться, послышалось его мерное дыхание. Потом в двери купе появился официант в белой рубашке. Принялся снимать с подноса тарелки – два салата, картошка с рыбой, селедочка с луком, графин с персиковым соком и жюльен.
– Спасибо, приятель, – сказал Сергей. – Сколько я должен?
Официант забрал деньги и ушел, а Сергей потянулся к бутылке.
– Ну, давай, – сказал он и подвинул к себе один из салатов. – Что тут у нас? Оливье? Тогда второй – рыбный. Вздрогнули…
Он выпил свою порцию махом, а вот Игорь замялся, долго собирался с духом. Водка колом встала в горле, пришлось просто запихивать ее в себя. Из глаз полились слезы. Зато когда проморгался, почувствовал, что стало много легче. Из мускулов ушло напряжение, из рук и ног – противный холод.
– Закусывай, – предложил Сергей. – А я пока музыку включу…
Он вытащил коммуникатор, положил его на стол. Потыкал в сенсорный экран стилусом, и в купе зазвучал сорванный голос Гарика Сукачева: «Мне осталась одна забава – пальцы в рот да веселый свист…»
Сергей улыбнулся, тепло и отстраненно, словно вспомнил нечто приятное.
– Вот так-то лучше, – сказал он. – Ешь давай. Легче будет, поверь мне. И давай вмажем по второй.
После второй Игорь и вправду захотел есть. Расправившись с салатом и жареным судаком, ощутил желание разговаривать. Некоторое время помялся, вслушиваясь в стук колес, а потом спросил:
– Что вообще происходит? Куда я угодил? Ради чего умерла моя жена?
Сергей ухмыльнулся.
– Сколько вопросов сразу. Этот бородатый тебе, наверное, про добро и зло рассказывал?
– Да. Только я, по-моему, мало чего понял.
– Ладно, попробую объяснить по-своему. – Сергей оперся локтями о стол и сплел пальцы перед лицом. – Пойми, человечество – единый живой организм, люди – его мельчайшие клетки. Каждый народ – это орган, как печень, сердце или легкие, а его синклит – нечто вроде нервной системы. Пока она жива, орган работает, если отмирает, ему тоже не жить.
Колеса вагона постукивали, за окном вспыхивали, уносились в прошлое огоньки, а Игорь сидел и слушал.
– Еще, как и в любом живом организме, есть паразит, не способный к самостоятельному существованию, – тут Сергей прищурился, – которого мы называем злом. Он питается энергией распада, уничтожения. Громадный тысячеротый червь, обитающий в теле человечества. Вряд ли он разумен, скорее инстинктивно делает то, что доставляет ему пищу, – отравляет и разрушает. Поэтому дьяволопоклонники выглядят смешно – как можно поклоняться червяку?
– А вы пытаетесь ему противостоять? – спросил Игорь.
– По большей части мы просто живем, или скорее существуем. Уничтожить паразита нельзя. Какой прок с ним воевать? Но случаются времена, когда он становится слишком большим, чрезмерно сильным. Как сейчас в России.
– Но у нас же все хорошо – экономический рост, восстановление обороноспособности и все такое…
Сергей рассмеялся. Потом зажал себе рот ладонью и глянул вверх, на спавшего Олега.
– Ты говоришь сейчас как диктор новостей, – сказал он. – На самом деле это судороги, предсмертная агония некогда великого народа. Последние попытки сделать живым то, что умирает.
– Но президент, премьер, они говорят… – забормотал Игорь.
– Они политики, а работа политика – говорить народу, что все хорошо, даже если страна в полной заднице.
На это Игорь не нашел что возразить.
– Есть такая штука – бюрократия, – сказал Сергей. – Та самая, что сейчас правит Россией, сосет ее соки. Она – часть народа, но в то же время и симптом болезни. Словно раковая опухоль, она появляется лишь тогда, когда народ болен. У нас возникла после создания Московского государства и с того времени только росла и крепла. Даже большевики не смогли с ней ничего поделать.
– Но чиновники же нужны, – возразил Игорь. – Как без них управлять?
– Да, нужны, но профессиональные и неподкупные. А откуда взять таких в стране, где взятки – древний и славный обычай? До восемнадцатого века большинство чиновников вообще не получало жалованья, а жило только на подношения. Думаешь, сейчас они строят дачи на Рублевке на зарплату? Элита, твою мать. – Сергей потянулся к бутылке. – Паразит на паразите…
Они выпили еще, Игорь почувствовал, что начинает соловеть.
– Но это полбеды, – сказал Сергей. – Пока Русь была сильна, она могла их кормить. Но сейчас русский народ просто вымирает. Спивается, тупеет, вырождается, уменьшается в числе. А ты говоришь, что все хорошо?
– Ну, не я… – Игорь пожал плечами. – Знаешь ли, по-моему, все так говорят…
«Я обманывать себя не стану, – истово завопил из коммуникатора Сукачев, – залегла забота в сердце мглистом! Отчего прослыл я шарлатаном? Отчего прослыл я скандалистом?»
– Врут, – сказал Сергей. – Я не буду давить тебя цифрами, но народу в России каждый год становится меньше на семьсот-восемьсот тысяч. И сокращение идет в основном за счет нас, русских. Всякие там дагестанцы, таджики и прочие жиды успешно размножаются, – его глаза агрессивно сверкнули, – а мы вымираем. Один умный человек подсчитал, что к середине двадцать первого века русских останется двадцать пять миллионов… Плакать хочется!
Сергей разгорячился, яростно жестикулировал, лицо его кривилось, глаза налились кровью.
– И ты веришь, что эта страна без титульной нации сохранит целостность? Лично я не верю!
– Хватит орать… – пробормотал с верхней полки Олег.
Сергей наклонил голову, так что золотые волосы свесились ему на лоб, и заговорил тише:
– Мало того что нас становится меньше, так мы еще и делаемся хуже… Каждый третий – алкоголик, каждый десятый – наркоман… Честно говоря, я не верю, что эту страну еще можно спасти… Даже синклит, если его собрать вместе, мало чего сможет. Эх, продали Россию жиды! Все продали…
Завершение речи оказалось настолько неожиданным, что Игорь вздрогнул.
– Выпьем еще? – предложил Сергей, криво и страшно улыбаясь. – А потом споем. Что-нибудь наше, русское…
– Нет. Мне хватит, – сказал Игорь. – Да и поздно. Я, пожалуй, лягу спать.
– А я выпью.
Игорь вынул из пакета белье, стащил с полки матрас. Пока стелил, Сергей успел выпить еще дважды.
– Схожу, умоюсь, – проговорил Игорь.
– Давай-давай, – кивнул Сергей. – А я пойду, покурю. Потом мне еще Машеньку навещать. Эх, трюли-люли-лютики, цветки-шампутики…
Игорь отправился в туалет. Вернувшись, обнаружил, что грязная посуда исчезла, а вместе с ней – и Сергей. Лег и некоторое время не мог уснуть, чудился доносившийся из-за стены горячий шепот, под опущенными веками мелькали яркие, но какие-то размытые картинки, лица…
А потом он провалился в тяжелую дрему без сновидений.
Когда поезд прибыл на вокзал Горький-Московский, в Нижнем Новгороде царило сырое туманное утро.
Олег первым спрыгнул на перрон, повертел головой и только потом кивнул Игорю – слезай. Последним выбрался слегка помятый, зевавший Сергей. Улыбнулся, метнул на проводницу страстный взгляд. Та сделала вид, что ничего не заметила, но изящные уши ее заалели.
Когда отошли от вагона, из вокзальных динамиков полился мощный, хорошо поставленный баритон: «Город стоит, так похожий на дивный сон. Нижний Новгород называется он…»
– Встречают, – сказал Олег. – Как положено. Для автобусов еще рано, так что пойдем, позавтракаем.
Они вошли внутрь вокзала, и тут Игоря поразили две вещи. Огромное панно во всю стену, сохранившееся с советских времен, – могучий рабочий с молотом, суровая женщина со снопом пшеницы. И просто колоссальная люстра, занимавшая большую часть потолка. Пол был блестящий и скользкий, точно из мрамора.
Из вокзала выбрались к площади, длинной и немного изогнутой.
На другой ее стороне виднелась стеклянная стена торгового центра с надписью «Республика» наверху. Перед ней стояли лавочки, играл струями небольшой фонтан. А левее и чуть ближе к площади торчало старинное белое здание в три этажа, к которому был пристроен «Макдоналдс».
Чтобы попасть в него, пришлось пройти по грязному и вонючему подземному переходу.
В «Макдоналдсе» оказалось пусто, за кассами скучали мальчишки и девчонки из утренней смены. Олег заказал для всех одно и то же – по большому кофе, паре гамбургеров и картошке фри.
– Синтетическая еда, – сказал Сергей, поднимая булочку и мрачно разглядывая начинку. – Даже едой назвать стыдно. Так, заменитель, причем довольно поганый. И мы это жрем. Тьфу, пакость…
– По-моему, весь мир это ест, – заметил Игорь.
– Нечего нам равняться на весь мир, прах и пепел, – мрачно бросил Олег. – Мы – русские и должны думать о себе. А то куда ни кинь, все заимствованное – макдоналдсы, биржи, баксы, чипсы… Я, конечно, не люблю православных, но они первыми сообразили, что Запад для русского, что в четырнадцатом веке, что сейчас, – не форма социального устройства, не территория, не совокупность стран и народов, а прежде всего – соблазн. Идеологический, национальный, материальный, какой угодно. Ничего хорошего оттуда прийти не может.
– Так и есть, – кивнул Сергей. – И коммунизм там придумали немцы проклятые. Как еще Тютчев сказал – «европейцы уверены, что всякое общество, не устроенное в точности по западному образцу, недостойно существования». И если Россия до сих пор цела, так это только по недостатку у них сил…
Игорь вздохнул и решил не спорить. Горечь утраты, заполнявшая его вчера с головой, почти не притупилась. Боль в сердце осталась, даже сделалась чуть острее.
Пока ели, кафе начало потихоньку заполняться. За соседним столиком устроился солидного вида бизнесмен, занявшие места у окна девицы принялись хихикать и строить глазки Сергею.
– Вот и хорошо, – сказал Олег, вытирая рот салфеткой. – Теперь можно и на автостанцию.
Они вышли из «Макдоналдса» и зашагали обратно к подземному переходу.
– Куда мы все-таки едем? – спросил Игорь. – И зачем?
– В… – Олег повторил то же слово, что и в Москве, но Игорь снова не расслышал его. – Я пытаюсь собрать синклит. Для этого нужно сообщить максимальному числу сородичей о том, насколько серьезно положение. Дальше слухи поползут сами. Понял?
За переходом свернули направо, прочь от железнодорожного вокзала. Пошли вдоль улицы, несмотря на ранний час, забитой автомобилями. Грохотали бело-красные трамваи, гудели машины, над трассой висел плотный запах выхлопов.
Город по-прежнему окутывал густой сероватый туман.
Сотовый в кармане Олега разразился негодующей трелью. Он вытащил телефон и приложил к уху:
– Да? Что? Когда это случилось… – лицо Олега не изменилось, но голос стал злым. – Да, я понял. Все. Пока.
Он отнял сотовый от уха и убрал на место.
– Что такое? – спросил Сергей.
– Погиб Денис Давыдов. Повесился в камере.
Игорь оторопел.
– Где? В камере?
– Он отсиживал срок за убийство. – Олег вздохнул. – Кровь гусарская, горячая. Вот и не выдержал, пришиб одного типа в пьяной драке. Ничего сделать не смог, так что пришлось сидеть.
Лицо Сергея стало белым, брови сошлись к переносице:
– Это не может быть случайностью. Неужели и вправду открылся сезон охоты? Мы все под прицелом?
– О чем я и говорю, – сказал Олег.
Они свернули прочь от дороги, вышли к небольшой площади, уставленной автобусами. Лавируя между ними, прошли к зданию автостанции – маленькому и обшарпанному.
– Ждите тут, – сказал Олег. – Я куплю билеты.
Он вошел внутрь, а они остались снаружи, под начавшим накрапывать дождем. Вытащивший сигарету Сергей глянул вверх, недовольно скривился:
– Что за погода? Еще июнь называется.
Вернулся Олег, принес билеты. Игорь взял свой, увидел, что отправление в восемь ноль-ноль. Через пять минут подкатил автобус – потрепанный «пазик» с зеленой полосой на борту. С шипением открылась дверь, стал виден шофер – сонный, усатый, в клетчатой рубахе.
Играло радио – хриплый пропитой голос тянул что-то романтическое о тюрьме, пацанах и водке.
– Залезаем, – скомандовал Олег.
Пахло в салоне старыми тряпками и бензином, зато кресла оказались удобные и мягкие, с высокими спинками. Сергей сел у окна, Игорь рядом с ним. Олегу досталось место через проход. Едва уселись, внутрь полезли бабки с баулами, пролетарского вида молодые люди.
Ровно в восемь зашла контролер – усталая женщина, – проверила у всех билеты. А затем они поехали. Фырча и лязгая, автобус выкатился на трассу и полез на нависший над железнодорожными путями мост. С него открылся вид на город – река, туман над ней, еще дальше – высокий берег с монастырем и сверху – тяжелая серая крышка облаков.
Через громадную пробку выбрались к еще одному мосту, на этот раз – над рекой.
– Волга, – сказал Сергей, глядя вниз, где по водной глади крохотный буксир толкал баржу.
– А там что было? – спросил Игорь.
– Ока.
Мост остался позади, потянулась трасса. Игорь сам не заметил, как задремал, а проснулся от резкого толчка. Обнаружил, что автобус стоит, а водитель с кем-то очень оживленно беседует.
– Как бы это не по нашу душу, – сказал Олег совершенно спокойно.
Он нагнулся, рука скользнула вниз, к стоявшей в ногах сумке. А когда вернулась, в ней блеснуло лезвие длинного тонкого ножа. Олег прижал его к предплечью, а руку положил на ногу так, что клинок скрылся из виду.
В этот момент дверца открылась, и в салон поднялись двое милиционеров.
– Спокойно, граждане, – бросил первый из них, широколицый и скуластый. – Это обычная дорожная проверка.
Глаза его, абсолютно черные, напоминали шарики из угля, и Игорь невольно удивился – почему остальные пассажиры этого не видят? Завертел головой, надеясь заметить испуг и удивление, но обнаружил лишь покорность и вялое раздражение.
– Не дергайся, – прошептал Сергей, – а не то они обратят на тебя внимание… и тогда миром разойтись не выйдет…
Игорь сглотнул, продавливая внутрь вставший в горле комок.
Милиционеры двинулись по проходу между сидениями, заглядывая в лица пассажирам.
Олег сидел, точно каменный, даже глаза его не двигались. Сергей глядел в окно. Сердце Игоря колотилось, будто отбойный молоток, он чувствовал, как намокает спина, как струйки пота текут по бокам. Хотелось скорчиться, укрыться за спинкой стоявшего впереди кресла.
А потом он встретил взгляд черных глаз и неожиданно для себя успокоился.
Понял, что терять ему нечего. Что всего, что было у Игоря Ветрова в жизни, он уже лишился – машины, работы, жены. Остался только он сам, а о подобном пустяке не имело смысла тревожиться.
Милиционер недоуменно моргнул, потер глаз, словно в него попала муха. Пошел дальше. Олег еле слышно вздохнул, его лежавшие на коленях руки немного расслабились.
– Долго еще? – визгливо поинтересовалась бабка с заднего сиденья. – Мы и так опаздываем.
– Сейчас закончим, – недружелюбно ответил милиционер.
Через пять минут они убрались из салона, а еще через две автобус покатил дальше. За окном мелькнула и осталась позади «Волга» с надписью ДПС на боку. Только в этот момент Игорь смог вздохнуть спокойно. Поднял руку и вытер пот со лба, провел ладонью по волосам.
Олег убрал нож обратно в сумку.
– Молодец, милый, не запаниковал, – сказал Сергей. – Марионетки хорошо чувствуют то, на чем работают сами: страх, злобу, жадность, похоть. Зато на того, кто спокоен, почти не реагируют.
И он одобрительно улыбнулся.
– Марионетки?
– Ну да. Так я их называю. Наш бородатый друг поименовал бы их слугами зла. – Сергей потер подбородок. – Они тоже бывают разные. На низшем уровне стоят те, кто просто разрушает, мордовороты без мозгов, но зато с крепкими кулаками. Потом идут те, кто умеет что-то. А на самом верху находятся те, кто отдают приказы. Они обычно занимают высокие посты. Но даже они не понимают, что именно делают, кому и зачем служат. Вот только нам от этого не легче…
Автобус катил по уходившей на север дороге. Та извивалась среди перелесков, березовых рощ и полей. Дождь продолжал идти, по стеклу сползали капли, мир был серым и мрачным.
– Нам скоро выходить, – предупредил Олег, когда «пазик» свернул с трассы на битый жизнью проселок.
Остался позади покосившийся указатель с надписью «с. Владимирское», и автобус остановился. Заторопилась к выходу пожилая женщина в темном платке, поднялся с места один из молодых людей.
Выйдя из автобуса, Игорь ощутил невероятно сильный запах свежей зелени, мокрых листьев.
«Пазик» развернулся и укатил обратно, и они остались втроем на обочине.
Дорога уходила дальше на северо-запад, вдоль нее стояли обычные сельские дома. Крыши блестели от влаги, над заборами поднимались старые, большие яблони. Негромко брехала собака.
– Нам нужно пройти через село, – сказал Олег. – За ним будет озеро.
Прошли околицу, зашагали по обочине, мимо грязных луж, валявшихся в траве бычков и пивных бутылок. Миновали небольшую церковь, на двери которой висел здоровенный замок, покосившееся строение с вывеской «Гастроном», крохотное отделение почты.
Село осталось позади, а потом они оказались на невысоком косогоре. Открылось озеро, не очень большое, метров пятьсот в длину и триста в ширину, но какое-то чистое, необычайно светлое, похожее на кусок неба, вставленный в оправу из песчаного берега.
Оно было вытянуто с северо-запада на юго-восток, по восточному берегу шли бугры, на которых росли высоченные сосны. С севера воду окаймляло болото, кое-где поросшее ольхой.
Дальше со всех сторон стеной стоял густой еловый лес, напоминавший частокол.
– Какое оно красивое… – сказал Сергей. – Эх, как жаль, что я больше не умею писать стихов…
– Нам это умение без надобности, – отозвался Олег. – Надо спуститься к воде и подождать, пока не откроют дверь.
Увязая в песке и заставляя сходить крохотные лавины, они сошли к озеру. Игорь не выдержал, присел на корточки, опустил руку. Вода оказалась теплой, ласково тронула ладонь.
А потом он услышал звон.
Отдаленный, чуть глуховатый, он звучал так, словно в колокола били под землей.
– Вы слышали? – спросил Сергей.
– Да, кажется… – не очень уверенно отозвался Олег.
Дождь прекратился, облачная пелена над озером начала таять. Проглянуло голубое небо, солнце бросило на воду горсть серебристых бликов. Жаркие лучи лавиной рухнули сверху, стало по-настоящему тепло.
Звон прозвучал еще, на этот раз более явственно. Игорь вздрогнул, обнаружив, что отражение в воде изменилось. Вместо бугристого, поросшего лесом берега появился город, точно перенесенный из исторического фильма, – деревянная стена, над ней маковки церквей.
Их было, как он невольно отметил, ровно семь.
На берегу при этом все осталось по-прежнему – те же холмы, высоченные сосны, качавшиеся на ветру.
– Вон он, чрево неба, – сказал Олег, и в голосе его прозвучало напряжение. – Путь открыт. Значит, нас пустят внутрь.
– А что это такое? Что это? – спросил Игорь.
Сергей посмотрел на него как на идиота.
– Ты что, о граде Китеже никогда не слышал? – спросил он, а затем произнес нараспев: – И приехал к озеру Светлояр, и увидел, что место то исключительно красиво, и повелел на берегу озера построить град Большой Китеж. Из летописи цитата, между прочим…
– А, ну да… – проговорил Игорь.
О граде Китеже он, конечно, знал, помнил, что тот вроде бы утонул в каком-то озере. Вот только всегда считал, что это сказка. Хотя за последние дни слишком многие сказки сделались былью, и это оказалось куда менее приятно и интересно, чем полагали авторы старой песни.
– Пошли, – сказал Олег.
Зашагали вдоль берега озера на северо-восток по узкой полосе песка между откосом и водой. Волны плескали, набегая на сушу, отражение, непонятно откуда взявшееся, еле заметно колыхалось.
– И невидим будет Большой Китеж вплоть до пришествия Христова, как и в прежние времена такое бывало, – добавил Сергей. – Из реального мира город давно перешел в легенду, но все же он, несомненно, существует.
– Да, это… – встрепенулся Игорь. – Нас что, могли не пустить внутрь?
Сергей тряхнул волосами и улыбнулся.
– Запросто, – сказал он. – Этот бородатый – вообще нехристь, меня верным чадом церкви трудно назвать. Хотя я и верил всю жизнь, канон всегда понимал по-своему. А ты, ты ведь не православный?
Игорь замялся, не зная, что ответить.
Он учился в школе в те времена, когда антихристианская пропаганда была частью образования. Правда, в конце восьмидесятых она значительно ослабла, сделалась чистой формальностью. Игорь, честно говоря, не обращал на нее внимания.
Потом ходить в церковь стало модно, страна вспомнила о собственных «духовных корнях». Тогда Игорь даже крестился, но не по особенному порыву души, просто чтобы не отставать от остальных.
Но этим его знакомство с православием и ограничилось. Крест он поначалу носил, потом снял. Церковь не посещал, молитв не знал, а праздники вроде Пасхи или Рождества отмечал вместе со всей страной.
Вполне по-мирскому.
– Нет, не православный, – сказал Игорь.
– Ну вот, видишь? – лицо Сергея исказилось, голос стал хриплым, надрывным: – Ах, какая смешная потеря! Много в жизни смешных потерь. Стыдно мне, что я в бога верил. Горько мне, что не верю теперь…
Они прошли изгиб озера, свернули прямо на север и тут наткнулись на ползущего на коленях человека. В руках он держал две горевшие свечи, а одет был в полинялую футболку и старые джинсы. На небритом лице застыла упрямая улыбка, глаза фанатично блестели.
– Ух, мир вам, люди добрые… – сказал человек.
– И тебе мир, – отозвался Сергей. – Ты чего это делаешь?
– К святости приобщаюсь, – человек кивнул в сторону озера. – Кто Светлояр три раза по часовой стрелке обползет, молитвы читая, тот град Китеж увидит. Тот, в котором праведники Божьи обитают… Я долго к этому готовился, свечи освященные купил, даже молитвы выучил и штаны подготовил…
Он приподнял ногу, стало видно, что на колено нашита заплата из толстой кожи.
Олег глянул на озеро, где лежало отражение города с семью церквями, и криво улыбнулся.
– Удачи тебе, – сказал он.
– И вам тоже. – Человек запыхтел и пополз дальше.
Прошли еще метров пятьдесят и остановились ровно напротив того места, откуда падало отражение невидимого города.
– Ну и где он, ради бога? – требовательно спросил Сергей.
– Сейчас… – ответил Олег.
Раздался скрип, и перед глазами Игоря помутилось. В голове закружилось, и он обнаружил, что смотрит вовсе не на озеро, а на довольно большую реку.
– Давай, руби! – заорали над ухом.
Повернув голову, Игорь уткнулся взглядом в толпу – потные рубахи липнут к спинам, вихрастые затылки. В центре круга из людей стояли вкопанные в землю колоды, на которых грубыми надрубами были изображены лица, мужские и женские. Около них мелькали блестящие шлемы.
– Руби! – повторился крик.
От подножия одного из идолов, чьи усы блестели позолотой, донесся стук топора, в воздух полетели щепки. Толпа дружно вздохнула, даже скорее всхлипнула, двинулась на шаг вперед.
– Стоять, курвины дети! – прозвучал новый голос. – Или вы против воли князя пойти хотите?
– А ты против воли богов?! – завопил кто-то тонко и пронзительно.
– Не боги это, а болваны деревянные! – ответил тот же голос. – Ибо сами за себя постоять не могут! Смотрите!
Раздался треск, и идол с золотыми усами начал медленно падать. Рухнул с тяжелым гулом, люди шарахнулись в стороны, из толпы донеслись крики и плач. А Игорь увидел, как несколько дружинников в кольчугах и шлемах уперлись ручищами в колоду, покатили ее к реке.
С громогласным «плюх!» идол шлепнулся в воду. Сначала застрял на мелководье, но его вытолкнули дальше, на глубину. Течение подхватило тяжелую деревяшку, понесло прочь.
– Нет, батюшка, нет! – запричитал белобородый старик, упав на колени у самой воды.
Подскочивший воин взмахнул плеткой, вытянул старика поперек спины. Тот охнул, испуганно сжался.
– Всякий, кто не крестится ныне, будет против меня! – завопили от того места, где стояли идолы, и Игорь разглядел кричавшего.
Овальное лицо, русая бородка, на волосах – тонкий золотой венец, в глазах – злоба и неуверенность. За плечами полощется алый плащ, а правая ладонь крепко сжимает эфес спрятанного в ножнах меча.
Даже слишком крепко.
– Веру предков на девку променял! – завопили из толпы. – Грекам продался! Сын рабыни!
– Бей его! Бей!
Донесся дружный рев, лицо князя исказилось…
Видение исчезло.
Игорь обнаружил, что стоит на том же берегу озера перед широкими воротами, чьи деревянные створки окованы стальными полосами. По сторонам от них были башни, дальше тянулась стена, сложенная из здоровенных, кое-где поросших мхом бревен. Над ней торчала маковка церкви, ярко сверкал под солнцем крест.
– Вот и он, – сказал Сергей. – Град Китеж.
Вновь заскрипело, и ворота начали открываться. Створки неторопливо поползли в стороны, стали видны тянувшие их мужики, потные, голые по пояс, в шароварах из серой ткани. Открылась уходившая в глубь города улица, дома – старинного облика избы, цветные наличники на них, коньки на крышах.
Дорогу загораживали трое стариков.
Средний был высок и широкоплеч, но сутулился, точно на его плечах лежала невидимая тяжесть. Темные глаза смотрели вопрошающе, седая борода падала на грудь. Из-под нее виднелся повешенный на веревку большой железный крест. Поверх белого балахона старик носил ленту из ткани, вроде тех, в какие облачаются священники, на ногах его красовались лапти.
Тот, что справа, был одет в залатанную рубаху и драные штаны. Он выглядел настолько худым, словно не ел много дней. Взгляд притягивал высокий лоб и очень светлые глаза.
Третий был голым, грязные спутанные волосы падали на плечи, а лицо кривилось и подергивалось.
– Пусть не сладились, пусть не сбылись эти помыслы розовых дней, – пробормотал Сергей негромко, – но коль черти в душе гнездились – значит, ангелы жили в ней…
– Да упасет нас Матерь Божия от таких гостей, – сказал средний старик и перекрестился.
Его жест повторили двое других.
– Был бы удивлен, обрадуйся вы мне, – сказал Олег.
– Не сотрясай воздух зря, чадо, – мягко заметил худой старик. – Милостью Господа нашего Иисуса Христа знаешь ты дорогу сюда, и я искренне верую, что не злые помыслы привели тебя к вратам Китежа. Открой же нам их.
– Вы помните того, кто сказал «греческое вероисповедание, отдельное от всех прочих, дает нам особенный национальный характер»? – спросил Олег.
– Само собой, – кивнул средний старик. – Старший собрат сего беспутного чада матери нашей, церкви, – он сердито глянул на Сергея. – Да простит Матерь Божия грехи того и другого…
– Он мертв. Его убили. Как убили и Донского, и Дениса Давыдова. В последние дни, одного за другим.
Голый старик перестал подергиваться, худой горестно вздохнул, а средний покачал головой.
– Воистину дурные вести, – сказал он. – И что ты хочешь от нас?
– Помощи. Нужно созвать синклит. А без вас это невозможно.
– Да, чадо, тут ты прав, – заметил худой старик. – Заходите, дети мои. Хоть вас и нельзя назвать добрыми христианами, всякий, кто достиг ворот града Китежа, имеет право войти.
Олег и Сергей пошли в ворота, Игорь двинулся следом. Под взглядами обитателей Китежа чувствовал себя неловко, казалось, что они, словно рентгеновские лучи, проходят насквозь.
Когда оказались внутри города, широкоплечий старик в балахоне кивнул. Мужики надавили на створки, заскрипели петли.
– Э, тяжело твое горе, – сказал голый старик, глянув на Игоря ярко-синими детскими глазами. – Но ничего, можно ему помочь…
Он подошел ближе, Игорь ощутил запахи мочи, пота, давно не мытого тела. Потом неожиданно увидел Московский кремль, Красную площадь и собор Василия Блаженного на ней.
Когда пришел в себя, обнаружил, что голый старик держит его за руку и шепчет на ухо:
– …поверуй во богородичен схват… оставь это… восприми силу животворящего… Ибо аминь, аминь… трижды три раза…
Игорь покачнулся, тупая игла боли, сидевшая в сердце с того момента, как он узнал о смерти жены, зашевелилась. Из глаз полились слезы, а тело стало мягким и теплым, как воск растаявшей свечи.
А потом боль ушла, исчезла без следа, и он смог вдохнуть полной грудью, вобрать в себя сладкий воздух Китежа.
– Оставь мертвое мертвому, – сказал голый старик и улыбнулся, открыв гнилые черные зубы. – А сам живи.
Он перекрестил Игоря, и тот ощутил сильное желание упасть на колени. С трудом удержался, стал вытирать мокрое лицо.
– Так гораздо лучше, – проговорил широкоплечий старик. – Пойдемте, гости дорогие. Мы с братом Сергием послушаем вас…
Двинулись прочь от ворот, впереди старики, за ними гости, а позади двое мужиков, что открывали ворота. Они выглядели вполне обычно, да и разговаривали о делах земных – о том, что надо бы трактор починить.
Игорь глядел по сторонам, на добротно сложенные избы, на видневшиеся вдали церкви – тоже деревянные, с большими куполами, выкрашенными в синий цвет. В душе росло странное чувство – все казалось ненастоящим, нарисованным, словно он угодил в мультик про Добрыню Никитича…
Наконец не выдержал, догнал Сергея и вполголоса спросил:
– Что это за место? И кто они такие?
– Ты до сих пор не понял? – Сергей наклонил голову, тряхнул волосами. – Они – такие же осколки прошлого, как и мы. Только в них до сих пор верят миллионы, им молятся и даже приносят жертвы. Ставят свечки в церквах от Бреста до Владивостока. Поэтому сила их велика. В пределы Китежа, что бы вовне ни случилось, хода не будет никому. Поэтому в этом городе может скрыться любой из нас, кто устал от мира. Много живет их здесь, тех, кто был князьями и императорами, святыми и писателями, а стал ожившим фрагментом памяти…
И он горько улыбнулся.
Игорь завертел головой, пытаясь увидеть хоть кого-то из обитателей Китежа. Но город выглядел сонным и пустынным, словно был вовсе ненаселен или на самом деле только что поднялся со дна озера. Не было собак, не кричали петухи, даже воробьи не кувыркались в пыли.
Улица привела к одной из церквей, необычно большой, о пяти главах, с золотыми крестами. Рядом с ней обнаружилось вытянутое, напоминавшее сарай здание с плоской крышей.
В отличие от остальных строений Китежа, оно выглядело бедно, даже убого.
– Вам сюда, – сказал широкоплечий старик, прихрамывавший на ходу. – Здесь, во имя Божией Матери, мы принимаем гостей.
Внутри оказалось полутемно и мрачно, нос пощекотал запах свежеструганых досок. Гостей провели по коридору, и они оказались в просторной комнате, где стояли дощатые столы и лавки.
– Трапезная, – с улыбкой сказал худой старик. – Садитесь, чада. Покушайте, чего Бог послал. Потом мы с братом Серафимом вас послушаем, – он перекрестился и пошел к двери.
За ним зашагали остальные.
– Мне кажется, это сон, – сказал Игорь, ощупывая столешницу. – Град Китеж… Светлояр…
Сергей улыбнулся, но как-то невесело.
– Когда кажется – креститься надо, – сказал он. – Это тебе и наши хозяева подтвердят. Ага, вот и еда…
Открылась дверь, в нее вошли трое молодых людей в черных рясах. Они выглядели бледными, словно никогда не видели солнца, и очень худыми. Каждый нес деревянный поднос с мисками и чашками. По комнате поплыли запахи щей, вареной рыбы и жареных грибов.
Поели в молчании.
Игорю в китежской пище почудился какой-то странный, почти неуловимый привкус. Приятен он или нет, разобраться так до конца и не сумел, но съел все, что предложили.
Едва Олег, закончивший обедать последним, положил ложку, дверь открылась. В трапезную вернулись молодые люди в темных рясах, а за ними зашел худой старик.
– Пошли, чада, – сказал он. – Ты же, – ласковый взгляд светлых глаз обратился на Игоря, – останься пока тут. Вещи бросайте где-нибудь на лавке. Не думаю, что на них кто-то позарится.
Сергей подмигнул, Олег на прощание хлопнул Игоря по плечу, потом они ушли. Молодые люди в рясах убрали подносы с грязной посудой, затем один из них вернулся.
– Непросвещенный брат во Христе, – сказал он тонким, почти женским голосом. – Нет ли у тебя желания посетить церковь? Сумку можешь оставить здесь.
Игорь подумал, что сидеть в трапезной будет скучно, и согласился.
Вновь прошли по коридору и очутились под ослепительно синим небом Китежа. Игорь даже на мгновение зажмурился – такой яркий свет лился сверху. Большая церковь оказалась открыта, из распахнутых дверей доносилось приглушенное пение, тек сладкий запах ладана.
– Идем, непросвещенный брат во Христе, – сказал молодой человек. – Только не забывай соблюдать тишину.
Царивший в храме сумрак после буйства света снаружи показался Игорю полной тьмой. Только когда глаза привыкли, он разглядел огоньки тысяч свечей, что освещали сотни икон.
Все они были древние, потемневшие от времени, сурово смотрели с них святые.
Откуда доносилось пение, Игорь понять так и не смог, казалось, что сверху, чуть ли не с небес. Увидел священника с кадилом, обходившего вокруг алтаря, прихожан, что стояли на коленях.
Их было много, чуть ли не несколько сотен – мужчины, женщины, все одеты по-старинному.
– Обратись к душе своей, непросвещенный брат, – тихо сказал молодой человек в рясе, – и пусть она сама беседует с Отцом Нашим…
Служба шла, Игорь смотрел и слушал, вдыхал запах горячего воска и ладана. Невидимый хор пел, священник читал что-то, прихожане крестились. И все это было ненастоящим, искусственным. Чего-то очень важного тут не хватало.
Чего именно – Игорь понять не мог.
Служба закончилась, кое-кто из прихожан пошел к священнику за благословением, другие потянулись к выходу. Мимо Игоря прошла чем-то напомнившая ему Олега статная женщина в длинном платье и темном платке. Прошагал человек в мундире, с бородкой и подкрученными вверх усами.
Его лицо Игорь видел в учебнике истории, посвященном России двадцатого века.
– Не желаешь ли обратиться с просьбой к кому-нибудь из святителей? – негромко спросил молодой человек.
Почти забывший про него Игорь невольно вздрогнул.
– Нет, – сказал он. – Нет… я даже не знаю, о чем просить… Пока не знаю…
Он не лукавил. Раньше желания человека по имени Игорь Ветров были просты и понятны: чтобы начальство не доставало, а подчиненные не занимались ерундой сверх меры; чтобы дома все было хорошо да любимый баскетбольный ЦСКА в очередной раз выиграл…
Сейчас они потеряли смысл, исчезли.
А новых Игорь не обрел.
– Как знаешь, непросвещенный брат, – молодой человек в черной рясе печально вздохнул. – Пошли.
Они вышли из церкви. Мгновением позже хлопнула дверь дома для гостей, и из нее появились Олег и Сергей в сопровождении двух стариков – широкоплечего и худого. Олег выглядел невозмутимым, Сергей озадаченно потирал лоб.
– Мы услышали твои слова и будем молить Божию Матерь и Его самого о помощи, – сказал широкоплечий. – До всех наших братьев, что обитают здесь, новости будут донесены.
– Сами мы на синклит прибудем, – худой поднял руку, точно собравшись перекрестить Олега, но тут же опустил ее.
– Хорошо, – сказал тот. – Большего я и не ждал.
Молодые люди в черных рясах принесли вещи, и гостей повели обратно к воротам.
Весь путь Игорь чувствовал на себе взгляды обоих стариков, и читалось в них сочувствие.
– До встречи, – сказал широкоплечий, когда сопровождающие вытащили засов и начали открывать ворота.
– До встречи, – кивнул Сергей.
Ворота открылись, стало видно озеро, противоположный берег, поросший лесом, и ползущий у самой воды богомолец со свечами в руках. Игорь подумал, что именно увидит он сейчас – как трое людей появляются из пустоты? Или разглядит город? Или вообще не заметит ничего?
Услышал скрип петель, а когда обернулся, то Китеж исчез.
Позади был склон холма, наверху шумели, раскачиваясь на ветру, великанские сосны. И далеко-далеко, на самой грани слышимости, утихал мягкий колокольный звон.
– Бога они будут молить о помощи. – Олег покачал головой. – Как будто он явит себя и мановением руки исправит все. Вспомните хотя бы один случай, когда он вмешался непосредственно? Такого не было. Нет, он творит руками людей. Надо надеяться на людей, а их в стране сейчас и нет, остались пьяницы, воры и дураки. И это молитвами не исправишь…
И такая горечь прозвучала в его словах, глубокая, сердечная, что Игорь ощутил неловкость.
Всегда тяжело, когда тот, кого ты считаешь сильным, проявляет слабость.
– А чего ты ждал от них? – Сергей вытащил сигарету, щелкнул зажигалкой и закурил. – Плакать хочется, когда они начинают свое нытье: вне церкви нет спасения, вне церкви нет русских… Не зря, конечно, Розанов сказал: «Кто любит русский народ, не может не любить церкви. Потому что народ и церковь – одно». Но когда это было?
– Розанов был большой идеалист, – проворчал Олег. – А ну-ка, пошли. До автобуса всего полчаса.
Игорь еще раз оглянулся туда, где только что стоял город, но вновь увидел только холм и деревья. Ощутил смутную тоску, захотелось вернуться туда, еще раз войти в ту церковь…
– Что, тянет? – спросил Сергей. – Это всегда так. Но жить в Китеже тяжело даже таким, как мы. А уж человеку – и вовсе очень непросто. Там все хорошее, чистое, светлое… но ненастоящее…
Они пошли вдоль берега озера, сначала на юг, потом на юго-запад. Поднялись по откосу, и Игорь снова оглянулся, чтобы увидеть то место, где сердце его избавили от злой тоски.
И ему показалось, что упавший на воду Светлояра луч блеснул, точно золотой крест на маковке церкви.
