Утром бревна из покрытых свежей берестой молодых березовых стволов были на берегу в дальней стороне Рижского озера. Иво подолгу рассматривал каждое из них, примерял, что-то чертил на песке. Два ствола он врыл в землю, соединил их между собой в верхней части, а остальные березки взялся пристраивать так, чтобы они опирались на врытые столбы в виде шалаша, объяснив Вальтеру, что, если сразу возьмется за сооружение чуда, вокруг соберется слишком много зевак, и что он выстраивает не имитацию, а самый настоящий шалаш, в котором теперь будет ночевать до самого праздника. Вокруг импровизированного шалаша валялись доставленные по указу Каупо сеть и веревки, рядом были свалены булыжники, оставлять все это без присмотра не стоило, и Вальтер не спорил. День его был заполнен до предела. Он отыскал всех подвизающихся в городе и вокруг него музыкантов, скоморохов, лицедеев и подолгу втолковывал им, что в обмен на щедрую награду они должны будут делать во время праздника.

Шалаш рос быстро. Небо с утра затянуло облаками, и никто не искал прохлады у воды. Сама низинка едва просматривалась со стороны порта. К долгому труду, когда он выстругивал необычные поделки вроде тайного стреляющего устройства, Иво было не привыкать. Азарт задуманного захватил его так, что он забыл обо всем, даже о еде. К концу дня его ладони покрылись мозолями, пальцы горели от необходимости туго затягивать бесчисленные узлы на колючей веревке, мышцы повиновались с трудом, и он подумал, что, окажись в его руках лук, к которому он не прикасался уже столько дней, он не смог бы поразить цель даже с двух десятков шагов.

Работы предстояло еще не мало. Он устало оглядел раскиданные вокруг него материалы и стал прикидывать, что и в каком порядке будет делать завтра, пока грозно заурчавший желудок не напомнил, что ожидает своей очереди с самого утра и более терпеть такого издевательства не намерен. Иво поднялся на пригорок, добрался до торговых рядов, подошел к шатру, рядом с которым на костре призывно булькало одуряюще пахнувшее месиво, и, не раздумывая, заказал порцию наваристой каши. Присев на аккуратно обтесанный пенек рядом с котлом, он, обжигаясь, проглотил несколько ложек каши и лишь тогда обратил внимание на хозяйку шатра.

Немолодая женщина в льняном платье, украшенном красным поясом и красной оторочкой на груди, сложив руки на обширной груди, стояла напротив и участливо наблюдала за тем, как он ест. По возрасту она могла быть его матерью. Ее волосы почти полностью скрывал белый чепец, из-под которого выбивались две темные, тронутые ранней сединой пряди, пухлые щеки нависали над двойным подбородком, маленькие глаза навыкате немигающе смотрели прямо на него.

– Что? – спросил он, не переставая есть, и только теперь сообразил, что перед ним стоит его соплеменница. И что в этот шатер его привлек не только запах из котла. Все вокруг него было точно таким, как дома, – и сам походный шатер, и расставленная в нем утварь, даже глиняная миска с кашей.

– Нравится? – улыбнулась хозяйка. – У тебя хороший аппетит. Люблю смотреть на мужчин, которые много едят. У меня муж такой же – начнет, не остановить. Да ты ешь, не беспокойся. Если покажется мало, добавлю. Я со своих за добавку денег не беру. Я тебя видела с музыкантом в зеленом плаще. Говорят, германцы готовят большой праздник, а он на нем будет играть на каком-то диковинном инструменте. А ты сам откуда такой?

Слова сыпались из нее, как пшено сквозь сито, и Иво, не зная, на который из ее вопросов надо отвечать, промычал через заполненный кашей рот что-то нечленораздельное и неопределенно махнул рукой в сторону реки. Улыбка хозяйки расползлась до ушей, словно женщина услышала что-то необыкновенно приятное, и она всплеснула руками.

– Правда? Значит, ты из наших, из речных? Вот здорово. Наших и так все меньше становится. Если бы не Каупо, он ко мне тоже подходил, кашу мою похвалил, так если бы не он, наших и вообще тут не осталось.

– Сам Каупо? – делано удивился Иво.

– А то кто! Все видели. Каша у меня того стоит! Мне секрет готовки от матери перешел, а ей от ее матери. А ты говоришь – Каупо. Он хоть и ходит с охраной, потому как противников вокруг него много, а человек он совсем не гордый, с любым побеседовать не гнушается.

– Да какие же тут, в Риге, у него противники?

– Ну ты сказал, какие! Ему до сих пор простить не могут, что он своих, турайдских, порешил. Да еще германцев в подмогу взял. А что ему оставалось, если дом его забрали и возвращать не хотели? Пусть у меня кто попробует мой котел для каши забрать – я тому враз голову проломлю, даже мужа звать не стану. А тут не то что дом – замок целый. Я-то сама родом оттуда, знаю, что говорю. Вот тебе и свои. Потому и остерегается. Зато для тех, кто с ним, – он как отец родной. За каждого горой встанет. На нашем языке теперь бывает и поговорить не с кем. А еще слух прошел, что за разговоры на языке ливов надо будет платить в городскую казну. Это как, для тех, кто говорит в городе, или на рынке тоже, не слыхал? Нет? Ну и ладно, может это так, болтают. А только Макса стражники забрали недавно. Он на многих языках говорит.

– Какого еще Макса? – упоминание о Каупо заставило его насторожиться, и очередная ложка с кашей зависла на пути ко рту.

– Да ювелира же! Того, что в следующем ряду от меня стоит. Все сейчас только об этом и говорят. Недавно совсем, я еще кашу эту замешивала. Два городских стражника, а с ними еще и меченосец, пришли и забрали. Даже ждать не хотели, пока его помощник вернется, чтобы шатер на него оставить. А у него там драгоценностей не счесть! Еле уговорил их. Он-то мужичонка ловкий, знает, как со служивым народом говорить. Каждому по перстню досталось. – Хозяйка вдруг зажала себе рот и испуганно огляделась. – Ой, чую, доведет меня язык до беды. Но ты так на сына моего похож, я и разболталась, будто с ним говорю. Ты же не выдашь свою соплеменницу, правда?

– Не выдам, – успокоил Иво. – Ты сказала – забрали. Разве людей просто так хватают на рынке? За что?

– Да я же и говорю – ни за что! Про какое-то украшение спрашивали, про ливов. Макс, он во всех краях бывает, все знает. По-германски говорили. Я ихний язык понимаю, но что-то и упустить могла. Только много и не говорили. Сказали, пойдешь с нами, и все тут. А ты чего есть перестал?

– Спасибо, – сказал Иво. – Твоя каша действительно хороша, но мне столько не съесть. Я еще зайду к тебе.

Поднявшись с корточек, он быстро прошел по торговым рядам, выглядывая зеленый плащ. Почему Вальтера нигде нет? Что, если по указке ювелира, его уже схватили и засунули в одно из тех страшных пыточных устройств, которыми он стращал Иво после убийства мясника? Сумеет он выкрутиться, как после той короткой схватки с меченосцами, когда над его шеей буквально нависал топор Уго?

В крепости протрубили сигнал, и народ неспешно потянулся к городским воротам. Иво постоял, наблюдая за потоком людей, но своего товарища по скитаниям так и не обнаружил, а входить в город в одиночку не рискнул. Что он скажет стражникам, если его остановят? На каком языке? Что, если теперь ищут уже и его самого? Когда ворота захлопнулись, он вернулся к шалашу, сел на землю, прислонился спиной к сооруженной за день конструкции и прикрыл глаза.