Приближающиеся выглядели воинственно. Первый из них по сложению, возрасту, одеянию даже был похож на Уго. Его легкую наплечную накидку поверх синей туники удерживали большие бронзовые фибулы, в мягкие сапоги из коричневой кожи были заправлены ослепительно белые штаны, пальцы обеих рук украшали массивные перстни с синими камнями. Вся одежда выглядела новой и дорогой. С искусно перевитого кожаного ремня свисали богато украшенные камнями ножны с кинжалом. Уже одно это выдавало в нем важного человека. Красиво очерченное лицо окаймляла коротко подстриженная седая борода. Два молодых лива держались на шаг позади. На них была схожая одежда, но сукно их туник выглядело проще, сапоги стоптанней, перстни и оружие отсутствовали.

Вальтер поднялся на ноги и почтительно склонил перед подходящими голову.

– Приветствую тебя, вождь Каупо, – сказал он на языке ливов и сделал предупреждающий знак Иво.

– Привет и тебе, сладкоголосый Вальтер. – Каупо приподнял правую руку, и его спутники остановились поодаль от беседующих. – Твоя слава летит впереди тебя.

– Моя слава мимолетна, как весенний цветок. Только песни о героях и великих вождях остаются в веках.

– Что ж, я вижу, что твой язык по-прежнему цветаст. Таким же он был, когда мы познакомились с тобой. Хотя наше знакомство продолжалось недолго.

– Оно прервалось не по моей воле. Рыцарь Рейнгольд пригласил меня спеть для него, а потом не выпускал ни на день, даже взял с собой в поход.

– Об этом я и хотел поговорить с тобой, – понимающе кивнул Каупо. – Мой новый друг магистр Фольквин просил меня об этом. Сейчас смутные времена, и он хотел бы знать больше. Как на самом деле ты потерялся в походе? Рейнгольд оказался слишком груб? Меня бы это не удивило. И кто этот юноша рядом с тобой? Он похож на лива. Откуда он?

– Об этом ты можешь расспросить его самого. И я уже рассказывал обо всем епископу Альберту.

– Тебе неприятно об этом вспоминать?

– Приятного тут мало… – Вальтер повернул голову в сторону и вверх, зацепился взглядом за одинокое белое облачко, похожее на голову дракона с широко распахнутой пастью, и представил, как оно впихивает в его глотку наскоро придуманную историю. – Меченосцы были слишком шумными. На привале я отошел от лагеря к ручью, чтобы сочинить песню в полной тишине, под пение птиц. В таком состоянии я забываю обо всем. Это была песня о рыцаре в дальнем походе и оставленной им дома возлюбленной жене. Я спел ее вчера в келлере, и местная публика…

– Может быть, мы все-таки вернемся к походу с Рейнгольдом, – напомнил Каупо.

– О, извини… У ручья, все еще думая о своей песне, я встал и пошел назад, но свернул не на ту тропинку и заблудился. В испуге я заметался из стороны в сторону и окончательно потерял направление, пока не увидел дым и подумал, что он от костров нашего лагеря. Но это оказался дым пепелища. Кто-то сжег деревушку, всего пять или шесть дворов. На земле лежали тела с отсеченными головами. Потом из леса выскочил этот юноша. Он плакал и угрожал мне дротиком. К счастью, я вовремя заметил его и сумел объяснить, что не имею отношения к случившемуся и мне самому нужна помощь. С тех пор мы неразлучны.

– Это интересная история. – Каупо задумчиво потеребил бороду. – Заблудился ты или просто сбежал от Рейнгольда – не мне осуждать тебя за это. И всех больше интересует, куда делся сам рыцарь Рейнгольд.

– Увы, он не делился со мной своими планами. Это все, что я знаю.

– А ты, – Каупо повернулся к Иво. – Что ты знаешь о тех, кто сжег твою деревню?

– Я? – отвечая вождю, юноша потупил взгляд, лицо его покраснело, лоб покрылся испариной. Он приподнял руки и осторожно пригладил спрятанное в левом рукаве устройство. – Ничего не знаю.

– Совсем ничего? Во что они были одеты? Какое у них было оружие? Почему они не тронули тебя? Говори, не бойся. Здесь ты под моей охраной.

– Но я никого не видел. В то утро я проверял выставленные с вечера силки. А когда вернулся с добычей, наши дома горели, и людей вокруг них не было. Я долго сидел в лесу и дожидался, кто появится первым – напавшие на деревню или кто-то из наших. Из тех, кто сумел убежать. Но появился только Вальтер. Я едва не убил его.

– О да! Ему повезло, что он вовремя увидел тебя. Кстати, как называется твоя деревня? Где она находится?

– Мы жили между реками Мисса и Вена. Ближе к Миссе. У нас была совсем маленькая деревня, и мы никак не называли ее. Когда мы возвращались с охоты, мы просто говорили, что идем домой. Вокруг нас был густой лес и запутанные тропы. Мой отец думал, там нас никто не сможет найти. Он говорил, что мы должны жить сами по себе, по своим правилам.

– Свои правила себе могут позволить только самые сильные.

– Мой отец был сильным человеком, – с вызовом сказал Иво.

– И где он теперь? Я говорю не о силе рук. Кому вы платили дань?

– Никому не платили. Поэтому отец и увел людей в новое место, чтобы мы могли жить сами по себе.

Каупо сочувственно покивал головой.

– Потеря семьи это огромное несчастье. Как и потеря любого нашего соплеменника. Твоя беда близка мне больше, чем ты думаешь. Когда-то мой младший брат привел себе жену по имени Салме из мест, о которых ты рассказываешь. Она сильная и красивая женщина, но очень скрытная и тоже с трудом вспоминает название родного селения. Но однажды у нее проскользнуло слово Мергера. Слышал ты о таком?

– Нет, я…

– Да, ты уже говорил, как вы жили в своей деревне. Но, я уверен, германцы не могли сделать с ней такое. Они собирают подати и бывают жестоки, но они не сжигают деревни и не угоняют жителей. Так поступают литвины.

– Я не встречал никого из них.

– Ты еще слишком юн. А твой отец – он рассказывал что-нибудь обо мне?

– Все ливы знают о вожде Каупо.

– Значит, рассказывал. Значит, ты знаешь, что племя ливов расколото. Что большинство пошло со мной и потому живет в мире и спокойствии. Никто не смеет нападать на нас, как на ливов с морского побережья. Потому что мы стали союзниками германцев.

– Некоторые называют тебя предателем.

– А ты дерзок, – нахмурился Каупо. – Дерзок и смел. Или безрассуден, скорее, потому что смелость приходит с годами. Или не приходит никогда. Но я отвечу тебе.

Словно собираясь с мыслями, Каупо провел взглядом по впадающей в Вену речушке Рига, по крепостной стене с выглядывающим из-за нее шпилем церкви и вновь повернулся к собеседникам.

– Моя мать была христианкой и знатной дамой. Меня крестили еще в детстве. Но я жил среди ливов. По обычаям ливов. Они выбрали меня вождем, чтобы я вел свой народ к лучшей жизни. Мы построили большой замок в Турайде. Соседние племена пытались померяться с нами силой. Мои воины закалились в боях, и мы отбивали любое нападение. Да, я был в великих сомнениях. Я искал новый путь к спокойной жизни и не знал, чьим богам поклоняться. И тогда монах Теодорих позвал меня в дальний путь, чтобы я все увидел своими глазами. Скажи, ты веришь своим глазам?

– Они никогда не подводили меня, – завороженно подтвердил Иво, не только ушами, но, казалось, каждой клеточкой тела впитывающий так созвучные его собственным мыслям слова вождя.

– Ты видел Ригу. По сравнению с Римом, главным городом германской империи, Рига выглядит такой же малой, как твоя сожженная деревня. По пути к Риму мы прошли через много других городов. Но Рим… На его улицах стоят огромные каменные люди и звери, которых называют скульптурами, и из них льется вода. Там стоят огромные дома, их называют палаццо, по сравнению с которыми жилища Риги выглядят жалкими лачугами. На улицах Рима людей больше, чем во всей Ливонии. Под дорогами проложены каналы, по которым течет свежая вода и уходят нечистоты, и на улицах, несмотря на жару, нет такого смрада, как здесь. В одном только главном доме, построенном для единого Бога, можно разместить всех жителей Риги. Огромные богатства хранятся в нем. Кто из нас видел языческих богов? А на стенах и на потолках этого дома нарисован Иисус и показаны его деяния. Сам великий понтифик Иннокентий, которого называют Римским Папой, с радостью принял меня как дорогого гостя и одарил золотом. Я многое узнал от него. Языческие боги ничего не могли дать жителям Рима в прошлом. Войны и племенные распри раздирали их край на части. Но когда они приняли христианство и обрели единого Бога, страна тоже стала единой и непобедимой. Разве это не лучший выбор для нашего народа?

– Не знаю, – честно ответил Иво. – Я не видел того, что видел ты. Мне даже трудно представить такие дома. И как накормить такое количество людей в одном месте? Когда появляется слишком много охотников, звери уходят в далекие края. На каких полях можно собрать урожай для всех? Мне интересны твои слова. Но я не понимаю, как они могут быть правдой.

– Именно! – голос Каупо набрал силу, глаза его расширились. – Именно! Не каждому дано понять даже увиденное! А ведь я ничего не рассказал об их праздниках, об их музыкантах, которых на улицах не счесть, о лицедеях, которые веселят народ, о рыцарских турнирах, о карнавалах, об искусных ремесленниках, о многом другом. Наши люди тоже могли бы жить так, вместо той дикости и варварства, что окружает нас. Так, как живут не только в Риме, но и во множестве других великих городов Германии. В одном из них учатся дети многих старейшин ливов. В том числе мой старший сын.

– Ты назвал меня сладкоголосым, – пальцы Вальтера зацепили струны гитерна, и звучный аккорд наполнил пространство почти ощутимым звоном. – Но твой рассказ подобен одурманивающему элю – так и хочется отведать его на вкус. Теперь я просто мечтаю тоже побывать в Риме, в городе праздника и великолепия. Но иногда после пьянящего напитка наступает горькое похмелье.

– Если ты хочешь меня о чем-то спросить, спрашивай прямо, – чуть поморщившись, разрешил Каупо. – Пусть этот юноша слушает. Слушает и думает. Мне нечего скрывать.

– Мне интересно… Только не сочти это за неуважение. Я слышал, что германцы пленили детей ваших старейшин так же, как это делают литы. Это правда?

– Нет, это было не так. Хотя это не лучшее воспоминание в моей жизни. Германцы пригласили нас на большой пир вместе с семьями. Мы доверились им и пришли, и отведали немало веселящего напитка. Во время пира Альберт спросил нас, хотели бы мы, чтобы наши дети увидели лучшую жизнь? Кто из родителей откажется от такого? Мы сказали «да». Тогда Альберт, о, он умеет говорить лучше, чем мы с тобой вместе, сказал, что лучшим залогом нашей дружбы стали бы наши дети, которых они могут научить тому, что неведомо нам. И мы опять ответили «да». И Альберт сказал, что мужчины не пускают слов на ветер, что слово старейшин ливов свято для него, что он верит в нашу мудрость, а потому нет смысла откладывать исполнение нашего общего решения. Пока мы пировали, германцы взяли наших детей и посадили их на корабль, уходящий в Германию. И знаете – сейчас я понимаю епископа Альберта. Великие вожди вынуждены принимать решения, которые нравятся не всем. Германцы учат наших детей тому, что они никогда бы не узнали здесь. Только понимая других, можно создать по-настоящему крепкий союз. И наши дети залог ему. Победить германцев невозможно. Союз с ними, хотя и не все понимают это, – благо для нашего маленького народа. Мы ощущаем это каждый день. Союз, а не война друг с другом, не война ливов против ливов до полного истребления. Разве это предательство?

– Я никого не осуждаю, – с трудом выговорил Иво. – И я не знаю, что сказать. Моего отца и всей моей семьи больше нет.

– Ты можешь завести новую. Тебе уже достаточно лет, чтобы жениться. Мы найдем тебе невесту. Ты сам найдешь, по обычаю ливов. Скажи, что ты умеешь делать лучше всего. Чему учил тебя отец?

– Он был мастер на все руки. Я люблю работать с деревом, делать инструменты для работы и для охоты.

– Правда? Тогда скажи, что ты об этом думаешь.

Каупо выудил из-под наплечной накидки маленький, покрытый многочисленными узорами деревянный брусок и протянул его Иво. Юноша осторожно принял изделие и повертел его в руках. Такое дерево, словно окрашенное лучами заходящего в тучу над морским горизонтом солнца, он видел впервые. Брусок был увесистым, как ему и следовало при такой твердой, ясно ощутимой пальцами поверхности, но тяжел недостаточно. Скорей интуитивно, чем сознательно, он встряхнул его и ощутил, что внутри его что-то переместилось. Хотя кроме узоров на бруске не было щелей, впадин или выпуклостей. Совсем как у торговца диковинками на ярмарке в Ире… Иво легко провел пальцами по узорам и даже прикрыл глаза, чтобы лучше сосредоточиться на прикосновении.

– Это шкатулка, – сказал он. – Очень искусно сделанная. Секрет таится в узорах. Я могу попробовать…

– Это лишнее, – Каупо быстрым движением забрал шкатулку-брусок и вновь спрятал его в своей одежде. – Я тоже люблю повозиться с деревянными изделиями. Ты выглядишь смышленым парнем. Для тебя найдется много дел в моем замке в Турайде. Пойдешь ко мне?

– И еще мне нравится помогать Вальтеру. Он хочет совершить чудо.

– Что? Чудо? – Каупо в изумлении посмотрел на Вальтера. – Ты хочешь подменить самого Иисуса Христа?

– Нет, конечно, великий вождь, – улыбнулся миннезингер. – Это будет театральное представление, такое, как показывают в Риме. В церкви нам рассказывают о деяниях Иисуса. В театральном представлении силой искусства можно подкрепить услышанное. Такое очень нравится публике, и это то, что мы хотим сделать здесь. Но для этого нам нужно… Иво, что нам нужно для этого?

– Бревна, – быстро ответил юноша. – Несколько десятков стволов. А еще крепкий канат, рыболовная сеть и тяжелые камни. Все это мы вернем после представления.

Каупо одобрительно кивнул.

– Я редко ошибаюсь в людях. Я дам тебе то, что ты просишь. Даже больше. Я пришлю людей из моего отряда на помощь.

– Мне не нужны помощники, – твердо сказал Иво.

– Не нужны? Но почему? Мне сказали, что у вас мало времени на подготовку.

– Если другие люди увидят, как готовится чудо, оно уже не будет чудом. Разве на так?

– Что ж, пожалуй. И ты уже разбудил мое любопытство. Мне очень хочется посмотреть на праздник, который вы готовите. Сейчас я должен уехать из Риги по важным делам, но сделаю все, чтобы вернуться к празднику. И со мной будет много моих людей. Очень много. Так что вы уж постарайтесь. Думаю, им всем будет полезно своими глазами увидеть… чудо.

Каупо уже поворачивался к заговорщикам спиной, чтобы уйти, когда голос юноши остановил его.

– И…

– Что нибудь еще?

– И, может быть, я найду себе невесту на этом празднике, чтобы воспользоваться твоим предложением!