Анна

Девочки быстро заснули. Прогулка в Тромсё стала серьезным испытанием для их выносливости, и усталость одержала верх. Но моя выносливость все еще сопротивлялась сну, я переворачивалась с боку на бок на своей банкетке, пыталась ни о чем не думать, сосредоточиться только на дыхании, но мысли одолевали меня и, очевидно, имели твердое намерение провести со мной ночь.

Я тихонько встала, обулась, накинула прямо поверх пижамы пальто и вышла на воздух. Было около полуночи, и все вокруг заливал ровный золотистый свет. Здесь на ночь останавливаются многие путешественники, и я немного прошлась, любуясь видневшимися вдалеке заснеженными горами. Мне и раньше говорили о своеобразии Скандинавии, но я не представляла, до какой степени это было справедливо. Все: архитектура, растительность, рельеф, климат, дороги, алфавит, еда, культура – оказалось совершенно другим, непривычным; однако самым удивительным оказалось то, что солнце светило двадцать четыре часа летом и полностью исчезало зимой, сменяясь тусклыми сумерками. Здесь все было суровым, цельным, без полутонов.

Половина нашего путешествия осталась в прошлом. Еще месяц – и мы будем возвращаться во Францию. Каждый новый этап неминуемо приближал нас к привычной жизни, и я хотела только одного – повернуться к ней спиной. Перевернуть все с ног на голову и оказаться как можно дальше от моего почтового ящика, который наверняка уже полон до краев, подальше от банковских работников, коллекторов, счетов и прочих неприятностей, подальше от изнурительного быта, где на счету каждый евро, где дребезжит холодильник, а любое проведение досуга обходится слишком дорого. И как можно дальше от Матиаса. Очень бы хотелось остаться за скобками.

Неожиданный лай отвлек меня от невеселых размышлений. Ко мне, взъерошив шерсть, несся Жан-Леон. Я наклонилась, чтобы он меня узнал, и собака бурно меня поприветствовала.

– Не спишь? – спросил подошедший к нам Грег.

– Нет, не смогла уснуть. А ты, я вижу, тоже?

– Жан-Леону срочно понадобилось выйти. Пошли к нам, мы с Жюльеном как раз играем в таро.

Долго уговаривать меня не пришлось: плохо ли провести время среди ровесников, когда никто из подростков не маячит на горизонте.

Марина была в полном восторге, ведь в таро куда лучше играть вчетвером, пояснила она, заваривая для меня травяной чай.

– Я бы охотно предложила тебе бокал вина, но… это стало бы для меня слишком большим соблазном. Если учесть, что я резко бросила курить, думаю, не стоит мне слишком испытывать свои нервы… Надеюсь, ребенок это оценит и выйдет, не причинив мне особого вреда. А тебе было очень больно, когда ты рожала?

Я мгновенно вспомнила все, свои крики от боли, свое желание сказать акушерке: «Дайте мне спокойно умереть, я вас задерживаю, судя по всему!», и уже собралась выдать ей свои впечатления, слегка подсластив их, разумеется, но тут я перехватила умоляющий взгляд Грега.

– Да я ничего и не почувствовала. Дважды рожала, и оба раза ничего не чувствовала. Услышав крики дочерей, я была удивлена, что они уже вышли из меня.

По лицу Марины я поняла, что она заметно успокоилась, а по физиономии Грега, что здорово переборщила. Жюльен только посмеивался.

– Почему ты смеешься? – заволновалась Марина. – Когда Ной рождался, что, было море крови?

Он перестал похохатывать и напустил на себя самый серьезный вид.

– Да нет, что ты, все произошло очень быстро.

– Вы все просто зубы мне заговариваете! – сказала Марина.

– Ной вылетел, как пушечное ядро, чуть не пробив насквозь акушера, и приземлился прямо в сумку акушерки, его помощницы.

Марина оторопело смотрела на него, ничего не понимая. Грег, побагровевший, с трудом сдерживал смех.

– Вы издеваетесь? – с сомнением выговорила она.

Мы хором отрицали, и она в конце концов нам все-таки поверила. Поверила всему, в чем не было ни грана правды.

В перерыве между двумя партиями Жюльен отправился проверить, хорошо ли спит Ной, а я решила взглянуть на своих девчонок. Лили храпела, мне стоило бы это записать на телефон.

– Здорово все-таки иногда провести время без детей! – прошептал у меня за спиной Жюльен.

Я вздрогнула, не услышав, как он приблизился. Осторожно закрыв дверь трейлера, я обернулась.

– О да, давненько этого не случалось!

– Сыграешь еще партию или пойдешь спать?

– Ты что, серьезно думаешь, что я смирюсь с поражением и не отыграюсь?

Он улыбнулся.

Мы вместе вернулись в домик будущих родителей. Жюльен помог мне подняться. Марина оказалась тут как тут:

– А знаете, вы неплохо смотритесь вместе.

Мы оба почувствовали себя крайне неловко. Я подняла глаза к небу, Жюльен закашлялся.

– Прекрати, Марина, не смущай их, – заметил Грег, тасуя карты. – Ну что, еще партию?

– А что такого я сказала? – удивилась она. – Я считаю, что они здорово друг другу подходят, что в этом плохого? Если я удачно подберу туфли к ремешку, например, я открыто говорю об этом, и никого это не шокирует почему-то!

– Да никаких проблем, – широко улыбнулся Жюльен. – Кстати, тебя предупредили, что эпизиотомия причиняет страшную боль?

Я внутренне хихикнула, надеясь, что внимание Марины будет целиком сосредоточено на этой, куда более важной теме.

– У тебя есть кто-нибудь? – неожиданно спросила она меня с невинным видом.

Промашка.

– У меня две дочери, и этого вполне достаточно.

– Слушай, Марина, мы играем или нет? – вмешался Грег.

Она подняла обе руки в знак капитуляции.

– О'кей, о'кей! Какая досада, что из-за гормонов я стала такой сентиментальной. Мне повсюду мерещатся парочки.

Я разложила свои карты, испытывая огромное облегчение, что наконец-то мы занялись другим делом. У меня «хорошая рука», много козырей, «Мир», «лицевые», я никак не решаюсь выбрать и смотрю на своих противников. Марина поглощена своим раскладом, Грег, похоже, что-то обдумывает, и только Жюльен не сводит с меня горящего взгляда. И приводит меня в смущение.