Hej Маrcel!
Jag heter Lily, jag är 12 år gammal.
(Поскольку, похоже, ты не понимаешь по-шведски, это значит: «Привет, Марсель! Меня зовут Лили, мне двенадцать лет».)
Надеюсь, ты в порядке и не слишком мерзнешь? Мне очень хочется тебе кое-что рассказать, но я сильно боюсь, что мама тебя найдет и заставит заговорить, так что я лучше составлю сейчас тебе шараду.
Мое первое – местоимение.
Мое второе – глагол, обозначающий подготовку, в настоящем времени, третьем лице множественного числа.
Мое третье – глагол в неопределенной форме, начинающийся на букву «д» и заканчивающийся на букву «и».
Мое четвертое – слово, обозначающее принадлежность кому-либо.
Мое пятое – «наше все».
Мое шестое – нота.
Поскольку я не могу ничего придумать для седьмого, я просто назову тебе это слово – «ручка».
Мы с Хлоей будем делать это с нашей мамой.
Ну что, догадался?
Подай мне какой-нибудь знак, что ты все понял.
П-ффффф. Смотрю, ты и правда не догоняешь.
Ладно, так и быть, подскажу ответ, но запомни хорошенько: если кто-нибудь когда-нибудь тебя найдет (и это буду не я), ты прыгнешь ему прямо в лицо (в закрытом состоянии), а потом немедленно улетучишься в неизвестном направлении, договорились?
Итак, вот ответ: «Мы собираемся довести нашу маму до ручки».
И сделаем все, чтобы ей захотелось поскорей вернуться домой.
Мы поговорили с Хлоей, она согласна со мной, что мы пережили несколько приятных моментов, но все-таки совместное пребывание в кемпинге можно вынести не больше пяти минут. Если бы мне об этом рассказали, когда я только что родилась, я бы тут же попросилась обратно. Я хочу в свою комнату, на свою кровать, к моим комиксам о Дядюшке Скрудже, камешкам и минералам, хочу получить возможность побыть одной, потанцевать, как мне нравится, без шиканий Хлои. Она, кстати, тоже хочет вернуться, здесь мы единодушны, и вот мы решили, что этим стоит воспользоваться.
Поэтому первую попытку мы сделали сегодня днем и, надо сказать, действовали решительно, что называется «без страха и упрека». Мы как раз посетили средневековый город Вадстена, расположенный на берегу озера Веттерн. Красиво, что говорить, но все красивое похоже одно на другое: увидев одну красоту, считай, что ты уже видел все красивое.
В какой-то момент мама захотела, чтобы мы обошли старинный замок, и тогда Хлоя подала мне знак, что время пришло, а маме сказала, что хочет передохнуть. Мы как раз стояли у подножия башни, я подождала, пока мама отвернется, вытащила Матиаса из-под пальто и положила прямо к ее ногам, надеясь, что он не убежит. Она его сразу не увидела. Надо сказать, что она говорила без умолку, мол, взгляните на ров, посмотрите на крепостные стены, вот уж точно, она себя не смогла реализовать, ей бы самое оно – заниматься составлением статей к «Википедии». Моя крыса, должно быть, поняла, чего мы от нее ожидаем, уцепилась за джинсы мамы и стала взбираться по ее ноге. Со временем, мама, правда, научилась терпеть ее присутствие в нескольких метрах от себя, но она никогда к ней не притрагивалась и вскрикивала каждый раз, когда их пути пересекались. Я видела, что ее глаза округлились от ужаса (у мамы, а не у крысы), как она сжалась всем телом, особенно когда ее длинный хвост (крысиный, а не мамин) обвился вокруг ее икры (маминой). Хлоя бросила на меня довольный взгляд, я же задержала дыхание, думая, какое пенальти последует за этой крысиной выходкой. И знаешь, Марсель, ты не поверишь, она не только не заорала на меня, но даже улыбнулась и сказала, что не знала, что Матиас, оказывается, такой ласковый. И все же я уверена, она была просто в шоке.
Мы были разочарованы, но не выбиты из колеи, и решили, что своего ни за что не упустим. Придется перейти к высшему пилотажу.
Ну ладно, пока, мне придется сейчас с тобой попрощаться, ведь сегодня нас ждет новая тематическая вечеринка «Мимы и подражание», и мама сказала, что нам не стоит выделяться, проигнорировав ее. К счастью, там будет Ной. Вчера я показала ему, как можно сделать музыкальный инструмент из обычного стакана, и он был в полном восторге.
Целую тебя, Марсель.
Лили
P.S.: Я беспрестанно жую Kanelbullar, это такие маленькие булочки с корицей, так что скоро у меня живот будет наконец-то больше, чем глаза.
Сегодня утром я проснулась первой. Стараясь не шуметь, я вышла, мне необходимо было глотнуть свежего воздуха и немного побыть одной. Вчера мы приехали в Стокгольм, где проведем три дня. Мама от своей идеи не отступилась.
Луиза, дочка буржуев, как раз занималась йогой. Она радостно меня поприветствовала, но я едва ей ответила что-то сквозь зубы. От меня не могло укрыться, что она все время пытается со мной сблизиться, заговаривает при всяком удобном случае, но только мне нечего ей сказать. Возраст – единственное, что у нас с ней общее. Она носит шерстяные платья и специально подобранные к ним колготки, улыбается всем, кого встречает на пути, не исключено, что даже тем, у кого ствол и ветки, разговаривает голоском, нежным, как персидский ковер, и главное, абсолютно беззвучно чихает.
Отойдя немного в сторону, чтобы ее не видеть, я немедленно наткнулась на дедушек, завтракавших на солнышке. Эдгар предложил мне к ним присоединиться, и я согласилась. Диего сходил за стулом для меня, и я села. Кофе показался мне отвратительным, как, впрочем, всегда, когда я его пила и раньше. Возможно, в один прекрасный день я открою для себя его вкус, как и вкус сигарет. А пока этого не произошло, я положила два кусочка сахара и стала его потягивать.
Дедули не очень-то болтливы, но я-то знала, на какую тему их легко разговорить, чтобы они не решили, что я уж слишком в претензии к их вареву.
– Как звали ваших жен? – спросила я.
Диего вздохнул, устремив глаза вдаль:
– Мою – Мадлен. Она так мечтала побывать в Стокгольме…
Эдгар встал, опираясь о стол, и с трудом побрел к своему фургону. Немного погодя, он вышел, держа в руке фотографию в рамочке.
– Слева – Мадлен, справа – моя Роза, – объяснил он, протягивая мне фото. – Какими же они были верными подругами!
На снимке, сделанном, по-видимому, на берегу озера, были изображены две смеющиеся седовласые женщины, державшие друг друга под руки.
– Они с нами каждую секунду. В это путешествие мы пустились только ради них. А уж скоро мы к ним присоединимся.
Диего согласился с другом:
– Всю жизнь меня преследовал панический страх смерти. Он никуда не делся, но отныне жизнь без моей жены меня пугает гораздо больше, чем смерть.
Эдгар шумно высморкался. Я залпом допила свой кофе и встала, поблагодарив их. Когда хочется поплакать, мне лучше остаться одной.
Большинство девушек моего возраста заводят отношения с парнями без настоящей привязанности. Никаких взаимных обязательств, не говоря уже о чувствах. Лично я не ищу любви, а ищу мужчину своей жизни. Я хочу, чтобы он заполнил собой все мои мысли, хочу чувствовать себя его половинкой, чтобы мне его недоставало, когда он далеко, чтобы он понимал меня без всяких слов, хочу знать о нем все, и чтобы это «все» в меня вселяло уверенность, я хочу, чтобы внутри меня все трепетало при одном взгляде на него, чтобы его голос вызывал в моем теле дрожь, хочу быть счастливой, только когда он рядом.
Я хочу любить так, как Эдгар и Диего любили своих жен. Хочу быть любимой так, как мой папа любил маму.
По дороге к трейлеру я встретила маму и Лили. Они шли разведать насчет проката велосипедов. Телефон оставался в бардачке, я взяла его и села на кровать. Кевин так и не ответил, но был на линии. Я быстро набрала эсэмэску, перед тем как об этом пожалеть.
«Привет, Кевин, просто хочу сказать, что думаю о тебе. Мне тебя не хватает. Целую, Хлоя».
Сразу же появился ответ. Мое сердце запрыгало, как мячик на веревочке.
«Првт, как много ты обо мне думаешь?»
«Очень много».
«Докажи».
Мне стало интересно, чего же он от меня ждал, когда вдруг добавилось новое сообщение:
«Скучаю по твоим сиськам, пришли 1 фото».
Веревочка мячика оборвалась. Это было не совсем то, чего я ожидала, но, может быть, у Кевина любовь проявляла себя в другом месте, а вовсе не в сердце?
Я оглянулась вокруг, хотя это же очевидно, что никто не мог сейчас меня увидеть, вытащила руки из рукавов и расстегнула лифчик. Одной рукой я задрала футболку и свитер, а другой направила объектив телефона на грудь. Я как раз размышляла над тем, как лучше снять, сверху или снизу, но в этот момент дверь открылась, и вошла мама. Я тут же опустила телефон, но не свитер.
– Что ты делаешь? – спросила она.
Я ничего не ответила, поскольку сочла, что и так все ясно, однако она настаивала:
– Ты снимаешь грудь? Хлоя, ответь! Зачем ты это делаешь?
У меня внутри все похолодело. Я словно увидела себя со стороны: лежу с голыми сиськами на неудобной кровати, и все только затем, чтобы обменять свою наготу на крохи чьей-то сомнительной любви! Какой же мерзкой, жалкой я должна была выглядеть в глазах матери. Меня охватил жгучий стыд. В бешеной злобе на себя я решила сорвать зло на ней:
– Да оставь ты меня в покое! – заорала я. – Оставь меня в покое, выйди отсюда! Ты что, не видишь, что я задыхаюсь от твоих постоянных поучений и команд?
– Хлоя, прекрати немед…
– Что прекратить? Прекратить показывать сиськи, прекратить подставлять свою задницу? Но, мама, надеюсь, что ты уже догадалась, почему я все это делаю? Ты когда-нибудь задумывалась: а не по твоей ли вине все это происходит? Может, если бы папа от нас не ушел, всего бы этого не было?
Она даже не вздрогнула. Мне хотелось остановиться, но меня переполнял гнев, он так и рвался наружу. Я должна была сделать ей больно. Я взяла в руки оружие. Прицелилась. И выстрелила.
– Возможно, будь у тебя самой мать, из тебя вышло бы что-то путевое!