Я пошла на работу и попыталась сконцентрироваться на последнем деле Брайана: суде по наследству с участием одинокого старика, который все оставил своему помощнику по уходу на дому и чья семья оспаривала условия завещания – что, в свою очередь, было обыденным и ужасно печальным. Когда Сью попросила, я пошла с ней на рабочую кухню для «приватного чата» и сказала, что помогу ей спланировать предстоящее празднество в честь ребенка Бекки. Я выслушала беспокойства Сью по поводу плохих жалюзи, которые ее дочь Ли выбрала для своей новой консерватории, и рассказ о том, как весело они выбирали подушки. Я даже вспомнила о встрече Брайана в двенадцать тридцать и спасла его от непростого телефонного звонка. Это было то, что мне было нужно, – всецело сосредоточиться на чем-то другом, лишь бы не думать о своем разбитом сердце. Лицо моей мамы, мои руки, вцепившиеся в нее, моя всепоглощающая ярость за то, что она лгала мне и все время отсутствовала, тогда и сейчас, плюс тот факт, что – на самом деле – ее это вообще не волновало.
В обед я отправилась в Лондонскую библиотеку. Я поднималась по задней лестнице к секции бабочек, когда услышала голос.
– Нина? – прошипел кто-то из ближайшего темного уголка.
Я обернулась, и там был мой отец.
Странно было то, что я почти ожидала найти его здесь. Тем не менее я сказала:
– О боже мой!
Он поцеловал меня с широкой улыбкой на лице.
– Какой приятный сюрприз – хотя, конечно, как так получилось! Итак, ты сюда часто ходишь, да?
– Почти каждый свой обед. – Я нахмурилась, скрестив руки на груди, и сердце заколотилось при виде его, и вдруг мне захотелось расплакаться, и я поняла, что хочу обнять его, всхлипывая на груди, рассказать ему обо всем. Я сглотнула, сморщилась от ощущения покалывания в носу. – Мне здесь нравится.
– Это совершенно замечательно. – Он выглядел таким довольным, что это было почти трогательно.
– Ну, ты мне это подарил, – сказала я.
– Да, да… – Он остановился. – Что это?
– Абонемент. Пожизненное членство в библиотеке.
– Ох. – Он выглядел довольно озадаченным. – Неужели я?
– Да, ты купил его перед тем, как уехать. В мой шестнадцатый день рождения сотрудники библиотеки написали, чтобы сообщить мне, что я могу начать им пользоваться, и это благодаря тебе. – Я улыбнулась. – Разве ты не помнишь?
– Ох. – В его глазах было странное выражение, а затем он сказал: – Я много чего не помню. Конечно, конечно. Это замечательное место. И вот мы здесь.
Он собрал стопку книг и зажал их под мышкой.
– Такой прекрасный день. Пойдем посидим на площади? У меня есть пара бутербродов. Можем устроить что-то вроде пикника.
– Конечно, – сказала я и счастливо улыбнулась ему.
Снаружи на площади Святого Джеймса он разложил газету, затем куртку и жестом предложил мне сесть.
Я запротестовала.
– Я в порядке. Ты садись. Не хочу портить твою куртку.
– Чепуха! – сказал он. – Я привык сидеть на траве. Большинство моих студенческих лет я провел на мокрой траве, мы все время что-то обсуждали или что-то курили. – Он снова сделал жест.
На этот раз я подчинилась.
– Спасибо.
– Не за что. Было очень приятно увидеть тебя в воскресенье.
Я чувствовала себя странно неловко.
– Ну, я полностью готова к завтрашнему дню.
– Отлично. Прекрасно. Я тоже подготовился. Взял несколько книг для изучения на случай, если мы увидим что-нибудь необычное. – Он похлопал по стопке рядом с собой, и я с любопытством взглянула на корешки книг. «Полевой путеводитель по турецким бабочкам, Анатолийским шкиперам и мутациям», «Миф Мюллера», «Райский уголок».
– Просто легкое чтение, – сказала я, и он довольно неуверенно улыбнулся. Я сняла туфли, прижимая пальцы ног к мягкой траве. – Я сказала маме на всякий случай, что, может быть, я уеду на две ночи.
– Хорошо. Наверное, мы вернемся быстрее, но да, это мудрое решение.
– Ладно. Но, знаешь, если мы будем там дольше, чем думали… – Я прозвучала слишком взволнованно.
– Конечно. – Он подтянул колени, по-мальчишески обнимая себя. – Нина, не могу дождаться, когда ты увидишь Кипсейк. Интересно, сможем ли мы там переночевать или нет. Если нет, то у реки есть хороший старый паб. Ну, раньше был. – Он засомневался. – Интересно будет узнать, в каком состоянии дом. Парни в «Мурблс и Ко» не смогли точно сказать. Мать была довольно эксцентричной женщиной под конец жизни, но она была одержима домом. Знаешь, это была единственная вещь, которая ей нравилась. После смерти отца и Туги.
– Туги?
– Наша собака. Глупый пес. Некоторые думали, что он умный. Сам я никогда не замечал у него проявления интеллекта. Как-то раз он меня укусил. – На его лице появилась тень; он выглядел почти раздраженным.
– Для тебя будет довольно странно вернуться. После всех этих лет.
Он кивнул:
– Да. И опять же, знаешь, не думаю, что я достаточно извинился за то, что не был на связи. Это паршиво с моей стороны. Я так рад, что ты повела себя так благородно в отношении всего этого дела. Честно говоря, я очень рад, что ты поедешь со мной. Я бы волновался, если бы ехал туда один. – Должно быть, он увидел, как изменилось мое выражение лица. – О, не переживай, ничего мистического. Привидений там нет…
Он остановился.
– Ты вроде не очень уверен. – Я попыталась пошутить и пошевелила пальцами ног.
– Ха! Конечно, нет. Не беспокойся об этом. – Он наклонился ко мне и вынул бутерброд из кармана пиджака. – Говядина и кресс-салат, надеюсь, он съедобен. Поделишься со мной? Мерилин не ест мяса, и, поскольку в основном готовит она, для меня это настоящий пир.
– Так как вы с ней познакомились? – спросила я, отламывая половину сэндвича. Хотелось есть.
– О, ты знаешь… – Он махнул рукой. – Она из довольно известной семьи в Огайо. Они являются основными спонсорами университета, всегда были. Ее отец подарил нам новое здание факультета энтомологии три года назад. Очень печально – на самом деле довольно трагично, – у старика случился инсульт прошлым летом. Итак, Мерилин и я встретились на церемонии открытия. Она была за границей, училась, поэтому мы раньше не встречались. Мы оба выступили с речами. Как-то так.
– Сколько ей лет?
Он поднял брови.
– Если ты не против рассказать.
– Почему я должен быть против? – воскликнул он. – Ей тридцать. Будет в следующем году.
Я взяла еще кусочек сэндвича.
– Отлично.
– Да. Она замечательная, – сказал он. – Не могу дождаться, когда ты с ней познакомишься, Нина. Она очень добра ко мне. Подталкивает меня. Вдохновляет стать лучше. Ее отец продавал молочные машины. Знаешь, молочная промышленность – их самая большая индустрия. Человек-мультимиллионер. Вырос в лачуге в однокомнатной квартирке за пределами Толедо, сколотил состояние благодаря чистой уверенности в себе, и Мерилин унаследовала это. Американская мечта. – Он откусил от сэндвича большой кусок и задумался.
– А чем она занимается?
– Мерилин?
– Ну да.
– О, всем понемногу. Она всегда занята! Она фандрайзер. Пытается убедить своего отца выплатить нам немного денег. – Он улыбнулся. – Я имею в виду университет. Факультет энтомологии и наш кампус. Мы должны расширяться, чтобы оставаться конкурентоспособными. На данный момент есть большой стимул для увеличения числа поступающих – мы немного разочарованы, – а также для повышения стандартов на поступление. Мы хотим быть лидерами в области исследовательской теории, в понимании дневных чешуекрылых и их охране. Мы хотим, чтобы университет был на высоте. Лучше всех. – Он сглотнул.
– А что надо сделать, чтобы достичь этих стандартов? Найти новую бабочку?
Он засмеялся и подавился, и я дала ему воды.
– Вроде того, – сказал он наконец.
Мы сидели в молчании, деревья над нами раскачивались под легким ветерком, а офисные работники вокруг сплетничали за обедами, читали газеты и дремали. Я время от времени смотрела на него, надеясь, что он не замечает, и это было так приятно. Мой отец. Мой настоящий, настоящий отец. Гостиничный номер казался дурным сном. Если бы я когда-нибудь вообще представляла, каким бы хотела видеть отца, то это было как раз примерно так: сидящим у Лондонской библиотеки, жующим сэндвич и болтающим со мной.
– Ты привезешь Мерилин? – спросила я.
– Да. – Впервые он выглядел неловко. Он посмотрел на меня, как будто взвешивая что-то, затем сказал: – Боюсь, ей не так уж и интересно… эм… ехать сюда, пока мы не поженимся, понимаешь. Было довольно трудно убедить ее вообще позволить мне ехать, пока я не осознал, что придется все это уладить.
– Но почему?
– О, я думаю, она чувствует, что я буду… Я не знаю. Вся эта ерунда насчет твоей матери. Дилл в ее глазах – скорее призрак. Она убеждена, что мы встретимся снова через двадцать пять лет и немедленно бросимся друг другу в объятия.
Несмотря на то что я злилась на маму, я не смогла удержаться от наивного смеха.
– Она серьезно?
– О, вполне.
– Ну, ты должен сказать ей, чтобы она не волновалась. Я не могу представить, чтобы мама ненавидела кого-то больше, чем тебя. Бориса Джонсона, может быть.
– Кто это?
Я посмотрела на него, потом пожала плечами: с чего бы ему это знать?
– Это мэр. Мэр Лондона.
– А, извини. Прошло так много лет.
Наступила неловкая пауза. Я резко сказала:
– Кстати, когда умерла моя бабушка?
Он прищурился.
– Точно сказать не могу. Четырнадцать, пятнадцать лет назад?
– Это когда… когда мы видели тебя?
– А когда вы видели меня?
– Это был мой день рождения. Там, у дома?
– Ах. Это было за несколько лет до этого. Я вернулся, чтобы увидеть – ну, я хотел увидеть тебя, на самом деле. Довольно глупо. И трусливо.
– Ты приезжал на ее похороны?
– О нет. На самом деле, я тогда должен был забрать прах. Я просто не мог с этим смириться. Она… – Он прижал руки к лицу. – Я рассказываю тебе все свои секреты. Её смерть заставила меня задуматься о тебе. Была конференция, на которую меня пригласили, и обычно я просто сказал бы «нет». Я не был заинтересован в том, чтобы вернуться в Англию. Но на этот раз я сказал себе, что наберусь смелости и попытаюсь увидеться с тобой.
Я нервно ковырялась в грязной траве, не решаясь встретиться с ним взглядом.
– Хотела бы я знать это.
– Хотел бы я быть достаточно смелым, чтобы что-то сделать. Я несколько раз проходил мимо вашего дома. Надеясь увидеть тебя и твою маму… – Он закрыл глаза одной рукой. – О, это звучит жалобно – но я вообще ничего не заслуживаю, в любом случае. Но я чувствовал, что должен попробовать.
Очень тихо я спросила:
– Почему ты просто не перешел дорогу? Не сказал: «Привет»?
– Так она на меня смотрела, – сказал он. – Абсолютная ненависть… и страх. Я знал. Я видел этого парня с ней. Я сделал выводы – и не ошибся. Я собирался, Нина. – Он взял мою руку, внезапно сжал ее в своей, и покачал головой, сильно моргая. – Можешь себе представить, не проходило ни дня, чтобы я не думал о тебе… – Его голос усилился. – Ты чертовски не права. Это правда. Так что… – Он внезапно опустил мою руку, и я подпрыгнула. – Это не оправдание, моя дорогая. Я трус. Это единственное оправдание, которое у меня есть.
– Миссис Полл всегда говорила, что у слабых людей найдется множество оправданий. Если хочешь что-то выяснить или что-то объяснить, назови только одну причину.
Впервые мне не хотелось подняться наверх, чтобы увидеться с ней – когда Малк разрешил мне смотреть «Четыре свадьбы и одни похороны» по видео после школы, в качестве награды за пятерку за контрольную по математике, я была ужасна в математике (потом у него были проблемы с мамой за то, что он позволил мне в возрасте одиннадцати лет посмотреть фильм с пометкой 15+), – и я поднялась наверх и позвонила. «Я не могу сегодня пить чай, извините, миссис Полл. У меня болит горло. И Джонас обещал заглянуть. И мне надо ждать маму. Она забыла ключи».
Она открыла дверь и посмотрела на меня, свет от полуденного солнца обрамлял ее в дверях. Я не могла разглядеть ее лицо.
– Если ты не хочешь подниматься, просто скажи это, Нина, дорогая. Мне не нужно три разных оправдания. Увидимся завтра.
Это был единственный раз, когда она заставила меня почувствовать себя маленькой и ненужной. Три месяца спустя она умерла. Я помотала головой, отгоняя воспоминания.
– М-м-м, – сказал отец, внимательно наблюдая за мной. – Да, совершенно верно. Кто эта миссис Полл, которую ты постоянно упоминаешь?
– Наша соседка сверху. Она присматривала за мной, когда я была маленькая, – добавила я. – Миссис Полл. Она была чудесная. Тебе бы она понравилась.
– Здорово. – Он едва ли меня слушал. – О, тебе уже пора идти, Нина?
Я посмотрела на часы.
– Ты прав. – Я вскочила на ноги. У Брайана была встреча в два тридцать насчет того завещания; я должна была их встретить, сделать кофе. Мне лучше бежать. – Ты остаешься?
– Немного посижу. Я должен встретиться кое с кем.
– Ага! – Снова между нами повисла неприятная пропасть. Я вежливо улыбнулась. – Старый друг?
Он тоже встал.
– Что-то вроде того. Семейный бизнес. Кое-что последнее, что нужно устроить. Я не уверен, правильно ли это… – И он прокашлялся. – Я… что ж, я смогу объяснить это завтра, надеюсь.
Я не хотела, чтобы он чувствовал себя неловко.
– Конечно. Увидимся тогда. С утра пораньше. Да?
– Да, с самого утра. – Он быстро наклонился вперед и схватил мое лицо обеими руками, точно так же как я сделала с маминым тем утром. – До свидания, Нина. – Он поцеловал меня в лоб. – Слушай, позволь мне сказать это прямо. Знаешь, я очень горжусь тобой.
Но ты ничего обо мне не знаешь, подумала я, обнимая его, желая прижаться к нему, но зная, что нужно уйти. Ты не знаешь, что я была замужем, и что у меня есть двенадцать экземпляров «Тайного сада», и что у меня есть воображаемый друг, и что я действительно хочу стать учителем, но через пятнадцать минут мне нужно принести кофе для человека, который не навещал свою собственную мать весь год, но теперь хочет заполучить все ее деньги.
Я сказала:
– Ну, пока.
И он сказал:
– Это было чудесно. Это правда очень… я рад.
– Рад?
– Не важно, – сказал он и похлопал меня по плечу: мой отец / Джордж / папа. Как мне его называть? Мы обсудим это завтра по дороге туда, – сказала я себе, шагая через площадь. Дэвон? Глостершир? Остров Уайт? Да где угодно. Мы оба так многого не знаем. Но мы должны с чего-то начать.
Когда я свернула на улицу, я в последний раз взглянула на него. Он смотрел на меня, махал и улыбался.