– Ну-с, – произнёс Жарынин, выверенным движением беря в руку рюмку, – выпьем, Кокотов, за Синемопу!

– За что-о?

– За Си-не-мо-пу! – по слогам повторил соавтор.

– А что это?

– Не что, а кто! Муза кинематографа.

– А разве такая есть?

– Конечно. Десятая. А вы не знали?

– Не-ет, не помню…

– А девять остальных хотя бы помните?

– Конечно.

– Называйте!

– Зачем?

– Да вы просто не знаете! – обидно засмеялся Жарынин и опустил рюмку.

– Знаю.

– Ну тогда перечисляйте!

– Терпсихора, Мельпомена… – бодро начал Кокотов. – Хорошо, дальше!

– Талия, Клио…

– Четыре. Отлично! Дальше?

– Урания…

– Великолепно! Пять. Ещё!

– Ев… Евтерпа…

– Прекрасно! Шесть. Ну, напрягитесь!

– Э-э-э… Забыл… – ненавидя свою дырявую память, сознался Андрей Львович.

– Вы что заканчивали? Я запамятовал.

– Пединститут.

– Ну что ж, для пединститута вполне прилично. Может, звонок другу?

– Не откажусь.

– Считайте, что вы мне уже позвонили. Запомните и передайте другим: Полигимния – муза сочинителей гимнов.

Не путать с Полигамнией! Музой измены. Семь. Эрато – муза лирической поэзии. Восемь. Вы же писали в юности стихи?

– Писал.

– Должны знать. Каллиопа – муза эпоса. Девять. И наконец, Синемопа – муза синематографа! Десять. За Синемопу!

Выпили. Хрустнули огурчиком. И Кокотов почувствовал, как в животе затеплилась надежда на то, что жизнь всё-таки не напрасна. Мысли пришли в весёлое движение.

– Дмитрий Антонович, а как зовут одиннадцатую музу? – спросил он, улыбаясь.

– Одиннадцатую?

– Да, одиннадцатую.

– Хм… И что же это за муза?

– Не догадываетесь?

– Нет…

– Звонок другу?

– Пожалуй.

– Это очень важная муза. Может быть, самая главная теперь.

– Ладно, сдаюсь!

– Те-ле-мо-па! – победно произнёс Кокотов и указал пальцем на телевизор. Там беззвучно мелькал какой-то американский боевик про разумные марсианские кактусы, которые воюют против гигантских кротов с клешнями.

– Неплохо, коллега! За Телемопу! Она нам скоро понадобится. А давайте напишем сценарий для фантастического кино!

– Давайте!

– Я начну, а вы подхватывайте! Итак, двадцать второй век. Нью-социализм. Марс. Конец нудного рабочего дня в одном из многочисленных марсианских НИИ. Завтра – трёхдневный уик-энд.

– У них три выходных дня?!

– Конечно. Но раз в месяц. А какой отдых на Марсе? Тоска! Ну посидеть у голограммного телевизора, ну поваляться на искусственном пляже под искусственным солнцем или для экстрима, напялив скафандр, на сендцикле поноситься по красному дну высохшего марсианского моря. Скукота!

И только одна сотрудница не может скрыть радостного нетерпения. Назовём её хотя бы Пат Сэлендж. Фантасты почему-то любят давать героям такие краткие англоватые имена. Странно, что никому из наших не пришло в голову называть персонажи по-русски. Например, Ген Сид – Геннадий Сидоров… Или – Ал Пуг. Алла Пугачёва. Разве хуже? Нет, лучше! А всё проклятое западничество! Но вернёмся на Марс. Вот эта наша Пат Сэлендж, чтобы спрятать туманную загадочную улыбку, низко склоняется над кульманом…

– Дмитрий Антонович, какой кульман на Марсе в двадцать втором веке?

– Да чёрт его знает какой… Не важно! Над сенсорной клавиатурой она склоняется. Не перебивайте! К ней в этот миг подходит её интимный друг, обнимает…

– Ив Дор.

– Кто-о?

– Иван Дорошенко.

– Ну вы язва, Кокотов! Ладно, будь по-вашему, Ив Дор. Он приглашает её в театр. Залётная труппа с Земли даёт «Дядю Ваню». Войницкий в последнем акте палит в профессора из блистера, но только слегка прожигает скафандр.

– Бластера. Блистер – это упаковка пилюль.

– Согласен. Но Пат в ответ на приглашение только тихо качает головой: «Нет, милый, в этот уик-энд я должна побыть одна. Не сердись, дружок!» Он, обиженный, уходит, а она ещё ниже склоняется к плазменному экрану своего кульмана и улыбается ещё загадочнее… В общем, наша Пат много лет копила деньги и наконец получила то, что хотела. Наука к тому времени научилась по останкам не только восстанавливать давно скончавшиеся организмы, но и воспроизводить все мельчайшие подробности их истлевшей жизни. Вот вы вчера пили же?

– А что, заметно?

– Конечно! И вот по такому кусочку косточки, – Жарынин показал полмизинчика, – наука может определить, сколько вы выпили, когда и что именно…

– А какое это имеет отношение к Пат Сэлендж? Она у вас алкоголичка?

– Ах, мы ещё и с юмором! Нет. Но точно так же можно восстановить и всю любовную биографию человека! Все его томления и неги. Вот вы бы хотели испытать оргазм Казановы?

– В каком смысле?

– Ладно, не валяйте дурака! Да или нет?

– Не отказался бы!

– Так вот, одно из главных развлечений будущей цивилизации – покупка оргазмов знаменитых любовников мировой истории. Ну, в общем, тех, чьи останки удалось отыскать. Мадам Помпадур, Потёмкин, Екатерина Великая, Нельсон, леди Гамильтон, Сара Бернар, Распутин, Лиля Брик… Кстати, в том толерантном до тошноты мире учтены интересы и людей нетрадиционной ориентации. Можно при желании испытать оргазм динозавра, саблезубого тигра, голубой акулы или, наоборот, колибри…

– А кого выбрала Пат?

– А как вы думаете?

– Не знаю…

– Хорошо, подскажу. Она у нас девушка без вредных сексуальных привычек, более того, даже немного старомодная.

– Надо подумать… Наверное, Пат выбрала знаменитую женщину, чей чувственный опыт…

– Коллега, будьте проще! Она выбирала оргазм. Ей предложили на вкус: Клеопатру, Маргариту Наваррскую, мадам Помпадур, Екатерину Великую, леди Гамильтон, Сару Бернар, Мэрилин Монро, Любовь Орлову, принцессу Диану, Лилю Брик… Но она выбрала… Кого?

– Не знаю.

– Думайте!

– Монику Левински?

– Вы бы ещё Хиллари Клинтон назвали! Выбрала она, конечно же, Мэрилин Монро!

– Да, действительно, как же я не догадался! И что?

– А вот что! Наша Пат, расплатившись, благоговейно приняла из рук топ-менеджера маленькую бархатную коробочку, в каких дарят невестам бриллиантовое кольцо, принесла её домой и, открыв, поставила рядом с фотографией покойной мамы, так и не нашедшей женского счастья ни с одним из своих четырёх мужей. В мягком углублении лежал драгоценный чип, изготовленный затейниками из фирмы «Лав-дриминтернешнл» в виде золотого сердечка. «Вот, мама…» – вымолвила Пат и заплакала от счастья.

– А знаете, что я подумал? – перебил соавтора Кокотов.

– Что?

– Если наука сумеет восстановить все ощущения, пережитые нами, тогда, скажем, дочь сможет испытать то, что чувствовала мать, зачиная её… Или даже… отец, – после некоторой паузы добавил писатель и смутился.

– Коллега, Сен-Жон Перс считал безграничность фантазии явным признаком ограниченности ума, – наставительно заметил режиссёр и продолжил: – …Итак, всю субботу Пат готовилась к долгожданному счастью: в парикмахерской сделала себе модную причёску под названием «Космическое либидо», посетила знаменитые марсианские термы, где её в четыре руки массировали и холили, втирая в кожу безумно дорогой крем «Купидерм», который изготавливается из семенных пузырьков млекопитающих стрекоз, обитающих только в труднодоступных районах Венеры.

Вечером освежённая девушка приготовила себе торжественный ужин: артишоки, тушённые с имбирём, и сваренный в ароматных травах лобстер, живьём доставленный с Земли, где деликатесных членистоногих осталось так мало, что на клешне был оттиснут номер, как на бутылке коллекционного вина. Алкоголь Паттоже выбрала особый и очень модный: шампанское из крыжовника. Разумеется, то была лишь нелицензионная подделка знаменитого «Вологодского шипучего», производившегося только в северной области России и стоившего сумасшедших денег. На всю эту роскошь вкупе с услугами фирмы «Лавдрим интернешнл» у неё ушли без остатка пятилетние сбережения. Но Пат не жалела. Нет! Разве можно было прикоснуться к сексуальной тайне великой Мэрилин, съев обычную галету из прессованных водорослей и выпив стакан дистиллированной воды, выпаренной из коллективной урины? Нет, и ещё раз нет!

С аппетитом поужинав, Пат приняла освежающий душ, который надо было заказывать за неделю, и легла на ложе, застеленное новыми шёлковыми простынями, алыми, как паруса дурочки Ассоль, про которую Пат когда-то прочла в «Энциклопедии женских чудачеств». И вот в сладкой истоме закрыв глаза, она затаила дыхание и вставила заветный чип…

– Куда вставила? – машинально спросил Кокотов, внимательно слушавший и живо воображавший описываемые события.

– Какая разница куда! – вскипел Жарынин. – Для вас это принципиально?

– Нет, но всё-таки…

– Может быть, вы вагинофоб?

– Нет, с чего вы взяли?

– Продолжать?

– Продолжайте…

– Продолжаю. Пат проснулась наутро разбитая, обманутая, несчастная. От поддельной шипучки у неё разыгралась изжога, а от глубокого женского разочарования ломило всё тело. Мерзавка Мэрилин оказалась абсолютно, непробиваемо, фантастически фригидной – холодной, как лёд для коктейля. Кроме того, она страдала хроническим хламидиозом, который в ту пору не умели диагностировать и который даёт мучительные, тягучие боли в паху и суставах, а также рези в уретре. Пат вынула с отвращением подлый чип, в бешенстве спустила его в унитаз и выпила из горлышка полбутылки виски, чтобы, отключившись хоть на миг, забыть об этом дорогостоящем разочаровании. В понедельник она злая как собака пришла на работу, в хлам поссорилась со своим бойфрендом.

– Ив Дором?

– Вот именно! И в ярости сломала свой кульман…

– Какой кульман?

– Ах да… Ну какая, в сущности, разница, что ломать, если сломана мечта! Пат решила, что через пять лет, когда снова накопит денег, она закажет себе оргазм знаменитого чикагского маньяка Билла Бронса, убивавшего пышногрудых блондинок, похожих на Мэрилин, и казнённого на электрическом стуле незадолго до воссоединения южных американских штатов с Мексикой и замены смертной казни кастрацией…

– И это всё?

– Всё.

– Простоватая концовка, – ехидно вздохнул Кокотов.

– И вы её, конечно, предвидели?

– Разумеется! – соврал соавтор.

– Тогда предложите другую, коллега! – с обидой отозвался Жарынин.

– Пожалуйста: через несколько дней в Интерспейснете появился восторженный блог нашей обманутой, но коварной Пат. Она взахлёб делилась своими совершенно космическими ощущениями, которые пережила благодаря Мэрилин Монро – великой актрисе и вулканической женщине. И утверждала, что, если бы деньги на это счастье надо было копить не пять, а десять лет, она бы не задумалась ни на минуту!

– Неплохо! – благосклонно кивнул режиссёр. – Синопсис, считайте, готов.

– А кому мы его предложим. Может, Шахназарову?

– Никому. Это была разминка, мой наивный друг. Выпьем! Водка – лучший враг печали!