Глава 19. Иллюминаты

Внешняя история иллюминатов

Из всех бесчисленных тайных обществ и братств, возникших в XVIII в. на немецкой почве с целью в более или менее возбуждающих фантазию формах нового религиозного культа распространять новые свободные идеи философии, выходящей за пределы церковных догматов, ни одно не породило такой богатой литературы, как орден иллюминатов, основанный Адамом Вейсгауптом. Всегда со страстью, с любовью или ненавистью занимался ими мир, возбуждая самые чудовищные обвинения против союза, в то время как современные и позднейшие сочинения приписывали ему огромное влияние. Между прочим, он будто бы вызвал Французскую революцию.

Чтобы правильно оценить деятельность Вейсгаупта, чтобы понять, почему этот молодой, неопытный человек пришел к мысли сыграть роль Лойолы немецкой просветительской эпохи, нужно принять во внимание условия жизни тогдашнего курфюршества Баварского. В течение долгих веков римская церковь старалась подавлять духовный рост сильного германского племени. В народе царили нравственная распущенность, невежество и суеверие, страсть к чудесному и дух нетерпимости. Тогда курфюрст Макс-Иосиф, гуманный и просвещенный человек, серьезно заботившийся о благе своего народа, ограничил власть клира и указал выродившемуся монашеству его место. Школьное дело, погубленное иезуитами, было улучшено, основаны новые школы, реформировано гимназическое преподавание. Открытая в 1759 г. в Мюнхене академия наук пробудила дремавшие умы, внесла свет и жизнь в мрачную духовную атмосферу и оказала благотворное влияние на все стороны жизни. Но вскоре обнаружился недостаток в опытном учительском персонале, так что снова пришлось обратиться к членам распущенного ордена иезуитов. Недоставало также дельных и добросовестных должностных лиц, чтобы провести школьную реформу, «вопреки противодействию враждебного просвещения клира и неподвижной, полной предрассудков, народной массы». Наконец, руководителям часто не хватало серьезной выдержки и необходимого единодушия в действиях. Политическая прозорливость никогда не была сильной стороной немца, а мысль, что отдельный человек должен добровольно подчиняться, с радостью приносить жертвы, бескорыстно отдавать всего себя, когда дело идет об общем благе, о государстве, созданном путем огромных усилий, страданий и опасностей, – эта мысль проявляла свою благотворную силу лишь временно, в великие моменты отечественной истории. И в Баварии в ту эпоху личные наклонности и взгляды, тайные нашептывания и открытая борьба препятствовали единодушной и плодотворной деятельности. Для победы нового поколения над глупостью и ленью понадобилось содействие государя, соединившего в себе положительный ум государственного мужа с ясным взглядом на вещи и непреклонной энергией. Но благородный Макс-Иосиф не был способен к быстрым решениям, еще менее – к смелым поступкам. И когда с его смертью (1779) прекратилась старшая линия Виттельбахского дома и Бавария перешла к курфюрсту Карлу-Теодору Пфальцскому, все патриоты могли ожидать самого худшего. Карл-Теодор, человек посредственных способностей, преданный внешнему блеску, окруженный ленивой и безнравственной аристократией, был всегда игрушкой в руках коварных женщин и наперсников. Доминиканцы, францисканцы и экс-иезуиты вели благородную борьбу за введение инквизиции.

Эти несчастные обстоятельства вскоре набросили свою тень также и на те области, где люди науки оберегали духовные богатства, жили и боролись за истину и просвещение. Уже в 1777 г., вследствие иезуитских происков, Вейсгаупт чуть не лишился своей должности. Со всех сторон окруженный врагами и преследователями, оклеветанный и опозоренный, несчастный искал помощи и спасения.

«Тайный, но тем более сплоченный союз единомышленных борцов за просвещение, антииезуитское, но по тому же иезуитскому образцу построенное сообщество казалось ему подходящим для этого средством». Как бывший воспитанник иезуитов, он глубоко постиг дух могущественного ордена, основные принципы его устава и системы воспитания, а также понял, в чем заключается его страшная власть.

Первоначально он предполагал войти в близкие отношения с франкмасонством, интересовавшим тогда весь мир, и создать в нем прочную опору для своего дела. От одного путешественника, прожившего некоторое время в Ингольштадте, он получил нужные ему сведения относительно Союза человечества и его учреждений. В порыве увлечения идеалист немедленно приступил к изучению всех франкмасонских сочинений, какие только ему удалось достать. Прием его в ложу, чего он добивался, замедлился до 1777 г. Отчасти его устрашил высокий взнос, требуемый при приеме, отчасти он был горько обманут в своих надеждах, ознакомившись с заблуждениями масонов, особенно резко проявившимися в ту эпоху. Тогда в нем созрело решение основать свой собственный союз. Он немедленно принялся за работу и написал общие постановления, которым он, пока не нашел название «Иллюминаты», дал заглавие «Статуты перфектибилистов».

1 мая 1776 г. были приняты первые члены. Новое, многообещающее предприятие получило жизнь. «Блаженство, высшая цель господствующего нравственного учения, должно было стать действительностью и истиной, и единственным источником истинного блаженства считалось увенчание нравственности, внутреннего совершенства человека».

Сначала общество имело весьма незначительный успех. Это было сначала «не что иное, как фантастическая высшая школа для католических юношей, которые должны были освободиться от гнета иезуитского воспитания и приучиться к самостоятельному мышлению». Вейсгаупт занял место генерала ордена не из одного только властолюбия, как его обвиняли, но также из убеждения, что монархическое правление безусловно необходимо для преуспеяния его широких планов. Он, вероятно, говорил себе, что такие люди, как Игнатий, Франциск, Доминик – его прообразы, никогда не выполнили бы своей задачи, если бы делили свою власть с другими.

Первыми доверенными лицами и помощниками мастера были старшие студенты: Массенгаузен, Мерц, но прежде всего фон Цвак, сделавшийся впоследствии пфальц-баварским советником правления, и маркиз фон Констанцо. Его дружеское отношение к студентам, из которых некоторые жили у него в доме и ели за его столом, привлекло еще нескольких учеников. Вскоре его агенты отправились в Мюнхен и Фрейзинг, а Вейсгаупт сам вербовал кандидатов в близлежащем Эйхштадте. Агентам он поручил приглашать молодых людей, знатных, ученых, влиятельных, богатых, с привлекательной внешностью, светских и ловких.

Но, вопреки желанию, были приняты люди неспособные и недостойные, которые возлагали на орден частью эгоистические, частью чрезмерные ожидания. Вейсгаупт сам часто жаловался, что они наносили ущерб чести ордена и тормозили деятельность немногочисленных честных членов. Вследствие этого, несмотря на всю агитацию, число членов ордена оставалось незначительным. Учениками ордена были большей частью молодые люди, которых еще нужно было воспитать в целях ордена. Эти воспитанники должны были впоследствии сделаться воспитателями следующего поколения и стать во главе дела. В благородном самопожертвовании Вейсгаупт ничего не ожидал для себя и современности и не рассчитывал лично увидеть плоды труда всей своей жизни. «Но кто имел возможность глубже заглянуть во внутреннее устройство союза, ознакомиться с неустойчивой нравственностью учредителя и его помощников и подслушать их дружескую беседу, тот совершенно не сомневался в том, что фантастическая постройка, которую возвели такие безумные руки» не могла долго существовать. Воображение Вейсгаупта иногда уносилось в мечты о «служении огню, ордену огня, храму огня». При постоянных раздорах между деспотическим начальником и легкомысленными, ненадежными помощниками действительно казался близким момент, когда все это удивительное строение должно было рухнуть. Но в минуту величайшей опасности в него удалось вдохнуть новую душу и новую свежую жизнь.

В конце 1779 г. маркиз фон Констанцо (Диомед) был отправлен во Франкфурт-на-Майне, чтобы вести пропаганду в пользу учения иллюминатов на северонемецкой, протестантской почве, с таким огромным успехом обработанной франкмасонами. Во Франкфурте Констанцо познакомился с молодым фрейгером фон Книгге – событие, оказавшееся чрезвычайно важным для дальнейшего развития ордена.

Со свойственным ему легко воспламеняющимся энтузиазмом Книгге, который тогда серьезно был занят учреждением реформированного масонства, увлекся сообщенными ему новыми идеями. Ему казалось, что в ордене, который он считал давно основанным, он нашел идеал, о котором мечтал, – «союз благороднейших, священный легион непоколебимых борцов за мудрость и добродетель». Красноречивые письма Вейсгаупта еще более воодушевили его.

Книгге не удовлетворился вербовкой юношества, он стал охотиться главным образом за знатнейшими, ученейшими и благороднейшими людьми. При его деловитости ему вскоре удалось склонить к ордену большое число лиц и пробудить в них самые горячие упования. В пламенном воодушевлении они стремились, в свою очередь, склонить к ордену иллюминатов своих лучших друзей.

Быстрое и широкое распространение его граничит с чудесным. И все же это бесспорный исторический факт: страстная жажда гуманизма, необузданное, хотя и неясное стремление к свободе и космополитизму наполняли сердца людей той эпохи, а большинство членов, по-видимому, соблазнялось реализмом этого учения. Было до очевидности ясно, что это учение «влияло самым благотворным образом на нравственное облагорожение человеческой природы, очищение народной веры, создавало новое евангелие только что завоеванной гуманитарной идеи». Не только на католическом юге, но и на протестантском севере, в Дании, Швеции и России орден нашел горячих последователей. Среди 2 тысяч членов союза встречаются люди из всех слоев общества, даже министры, епископы и князья.

Но вскоре обнаружилась оборотная сторона прекрасной картины. С полным правом Книгге требовал в целях дальнейшей успешной деятельности, чтобы ему открыли наконец всю систему. Вследствие его настояний Вейсгаупт наконец признался, «что орден существует, собственно, только в его голове, что в некоторых католических провинциях открыт лишь низший класс, он же собрал для высших разрядов во множестве превосходные материалы; ему он покажет все свои бумаги, как единственному дельному работнику, на основании этих материалов Книгге должен все переработать и изменить по своему усмотрению». Для более детальных переговоров он пригласил Книгге к себе. «Братья, которые его с нетерпением ожидают, готовы возместить ему издержки путешествия».

Как ни поразительны были эти открытия, Книгге они были весьма на руку. По его мнению, ордену можно было придать теперь облик, отвечающий требованиям протестантских членов. Настал благоприятный момент, чтобы поставить все франкмасонство под «наше начало».

В ноябре 1781 г. Книгге собрался в Мюнхен. Во время своего путешествия он познакомился со многими иллюминатами, принявшими дорогого гостя с большим уважением и почетом. Между тем их деятельность на пользу ордена оставляла желать лучшего. Большинство, не знающее ни жизни, ни людей, держалось самых удивительных взглядов относительно задач просвещения. Ареопагиты горячо осуждали также Вейсгаупта. Они обвиняли его в деспотизме и пристрастии к иезуитам. Было ясно, что мастер и подмастерья не понимали друг друга. Посредственным натурам гений всегда неудобен, и слабым талантам кажется тиранией то, что есть, в сущности, лишь проявление сильной воли и своенравной натуры. Книгге, очевидно, понимал положение вещей совершенно правильно. По крайней мере, он не находил тогда достаточно слов, чтобы восхвалять бескорыстное рвение Вейсгаупта, его ученость, ум и его безупречную нравственность. И ловкому посреднику удалось примирить враждующих и восстановить необходимое единодушие в ордене.

Но главное было то, что Книгге сговорился с ареопагитами относительно дальнейшего хода дел. 1 декабря 1781 г. он заключил с ними формальный договор. Согласно этому договору, он должен был, воспользовавшись материалами Вейсгаупта, разработать всю систему иллюминатов, вплоть до высших разрядов, связать ее с франкмасонством и в итоге довести дело до того, чтобы иллюминаты получили перевес в их ложах. Он получил полномочие назначить столько высших должностных лиц, сколько ему покажется необходимым. Ареопаг дал обещание соблюдать осторожность во всех своих отношениях к государству и религии. Наконец, чтобы избежать властолюбивых стремлений, было составлено нечто вроде республиканской конституции. Она состояла в том, что самые способные и выдающиеся минервалы, «возведенные в сан регентов и разделявшиеся на местных начальников, провинциальных инспекторов и национальных глав, должны были держать в своих руках все управление, а прежние ареопагиты составили высшую коллегию», председателем которой был избран Спартак (Вейсгаупт).

Творческому воображению Книгге предстояла увлекательная работа. И он справился с ней, создав глубокомысленную систему в фантастически-теософской форме. Возвратившись во Франкфурт, он немедленно принялся за работу. Сохранив созданную Вейсгауптом начальную школу, объединившую в себе классы учеников, минервалов и малых иллюминатов, он выработал ритуал для средних разрядов и малых мистерий. Большие мистерии с разрядами магов и королевским не были осуществлены.

Вся система в целом сохранила иезуитский характер и узаконила деспотическую опеку и надзор за остальными членами. Для эпохи просвещенного деспотизма такая опека была менее оскорбительна, чем для нас. Она оказалась даже необходима для распространения просвещения. А от надзора люди с положением были заранее ограждены. Для новичков и минервалов, побуждаемых к прилежным занятиям, сущность ордена оставалась сокровенной тайной. Если питомник находился в хороших руках, то, как уверяет Боде, «прилежание учеников увеличивалось, любознательность пробуждалась и поощрялась и сердце открывалось для всего доброго и благородного».

В то время как Книгге трудился над разработкой системы ордена, Вейсгаупт неустанно хлопотал о распространении ордена. Повсюду, на севере и юге, на востоке и западе, иллюминатство находило множество последователей. Генерал Спартак был на высоте своей славы. Но его гордое сердце лишь краткое время радовалось этому великому успеху. Едва возведенные стены воздушного здания ордена стали подозрительно колебаться. Слишком сильно сотрясала их страстность обоих строителей, в то время как на дальнем гори зонте угрожающе сгущались мрачные тучи приближающейся грозы.

Причина раздора между обоими вожаками заключалась в коренном различии во взглядах на религию и церковь, на управление орденом и форму различных обрядов. Книгге увлекался фантастическими обычаями так называемых высших степеней системы строгого послушания. Поэтому он страстно желал перевести их в новый союз и, если возможно, облечь в еще более фантастические формы. Вейсгаупт же, этот трезвый мыслитель, подобно большинству немецких ученых, несвободный от своенравия и упорства, быть может, даже томимый завистью, не мог отрешиться от пристрастия к мишурному блеску и признать неоспоримые заслуги своего сотрудника. Никогда еще честный труд не встречал более недостойной оценки. Книгге чувствовал себя глубоко оскорбленным непростительным отношением к нему Вейсгаупта. Возникли серьезные недоразумения. Но полный разрыв был вызван другой причиной.

Вейсгаупт, пытавшийся развить и оформить основную идею иллюминатства, постепенно пришел к воззрениям, далеко опередившим цели господствующей немецкой моральной философии. Он создавал утопические мечты о всеобщей свободе и равенстве. Но в эти неведомые области Книгге по самой природе своей не хотел и не мог последовать за мастером. Он предпочел совсем выйти из ордена. Письма и документы, полученные им от Вейсгаупта, и другие, опубликование которых было бы для некоторых в высшей степени неудобным, он уничтожил – черта великодушия и благородства, которая сделала бы странного, поверхностного просветителя более близким нашему сердцу, если бы мы не знали, что он оставил поле битвы как раз в тот момент, когда лемуры принялись рыть иллюминатству могилу.

Упрек в себялюбивой осторожности не будет поэтому слишком суровым для человека, никогда не выказывавшего характера, для человека, который был филантропом только по отношению к своей собственной персоне, который сделался франкмасоном только из честолюбия и любопытства, а впоследствии никогда не был «фанатично предан иллюминатству, никогда не был служителем идеи».

Поход против иллюминатства начался в 1783 г. Книгопродавец Штробль в Мюнхене добивался приема в орден, но был отвергнут. Раздраженный нанесенным ему оскорблением, он поднял шум. Затем историк Вестенридер, серьезный, глубоко нравственный человек, сделавшийся иллюминатом под именем Пифагора, обвинил союз в себялюбии и недостатке патриотизма, в то время как каноник Данцер горько жаловался на преследования со стороны иллюминатов. Насколько эти голоса встретили общественное сочувствие, осталось неизвестным. Известно лишь, что многие уважаемые члены внезапно отказались от своей принадлежности к ордену. Среди них был и «заслуженный» Утцшнейдер Хоткаммеррат, и секретарь герцогини Марии-Анны Баварской, аббат Реннер, профессор Грюнбергер, священник Косандей, поэт Цаупзерт и др.

Они делали самые страшные разоблачения, говорили об изменнических замыслах иллюминатов и тому подобных ужасных вещах. Это не осталось без последствий. Уже давно иллюминаты были шипом в глазу иезуитов и розенкрейцеров, господствовавших при дворе. 22 июня 1784 г. курфюрст издал указ, запрещавший всякие тайные общества. Франкмасоны и иллюминаты немедленно закрыли свои храмы. Они готовы были даже открыть все бумаги ордена и публично требовали, чтобы трусливые клеветники подтвердили свое обвинение. Но вместо того всемогущий патер Франк и его достойный помощник Крейтмайер издали 2 марта 1735 г. от имени курфюрста второй указ о запрещении тайных обществ.

Несмотря на то что иллюминаты беспрекословно подчинились высочайшему повелению, несколько человек из их самых горячих сторонников были привлечены к ответственности. Первой жертвой пал глава ордена. 11 февраля 1785 г. Вейсгаупт, как «высокомерный и дерзкий глава ложи», был лишен профессорской кафедры, присужден к публичному покаянию и лишен права защиты.

Чтобы не быть вздернутым в награду за свой труд на виселице, как он выразился в одном письме, он, воспользовавшись темной ночью, бежал из Ингольштадта, а когда было прослежено его местопребывание и в Регенсбурге, совсем покинул страну. Сильно опасавшийся за свою жизнь курфюрст передал на суд тайной следственной комиссии дело Утцшнейдера с товарищем. Показание этих важнейших свидетелей представляет такое позорное сплетение лжи, низости и ненависти, что читатель отворачивается от него с содроганием. Кажется, будто переносишься в эпоху инквизиции и процессов ведьм, когда узнаешь, что иллюминаты уже потому казались следователям подозрительными, что они рекомендовали для чтения старые языческие книги, то есть старых классиков; когда читаешь, что их клеймили и карали как богохульников, если они неосторожно выражались о паломничествах или ели мясо в постные дни.

На основании собранного таким путем материала на несчастных иллюминатов была спущена презренная свора сыщиков и доносчиков и обещаны награды за розыск заговорщиков. Началась общая травля. Уличенный в принадлежности к ордену или упрятывался ночной порой в тюрьму, или без формального процесса изгонялся из страны – судьба, постигшая советника Цвака, профессора Боадера, маркиза фон Констанцо, гофрата Гертеля и др. Иногда, впрочем, Священный трибунал все же внимал голосу человеколюбия. По крайней мере, влиятельные графы фон Папленгейм и Гольштейн очень скоро были освобождены от преследования. Безуспешно молили обвиненные о справедливости, указывая на явную ложь и противоречия свидетелей, напрасно предлагали они противоположные доказательства. Обыск, произведенный 11 и 12 октября 1786 г. в квартире Цвака в его отсутствие, дал целую кучу документов, которые вскоре после того были опубликованы и разосланы всем европейским правительствам, с целью восстановить их против ордена. Но ни одна страна не нашла уместным принять предложение Баварии.

И все же смертный час братства пробил. Чего не добились баварские фанатики, то сделала Французская революция. То обстоятельство, что два таких влиятельных и уважаемых иллюмината, как Боде и майор фон Буше, отправились в 1788 г. в Париж, дало повод к смехотворному обвинению, будто немецкие иллюминаты – отцы французских якобинцев. Как ни нелепо было это обвинение, тем не менее страх, обуявший тогда всю Европу под впечатлением ужасов, происходивших в Париже, создал для него сонмы легковерных поборников. И еще в 1798 г. клеветнические толки дали Робинзону и аббату Баруэлю материал для объемистых сочинений.

Орден иллюминатов исчез из общественной жизни, но когда именно – неизвестно. Его последние следы теряются в 1790 г. Но он не погиб. Неоднократные попытки приспособить его к изменившимся обстоятельствам времени не имели сначала успеха. Недоставало нужных для этого сил. Наконец в 1880 г. в Мюнхен съехалось несколько франкмасонских мастеров с намерением воскресить иллюминатство. Но лишь в 1896 г. Энгельсу удалось наново организовать дело Вейсгаупта, дать ему прочное устройство и вдохнуть в него новую жизнь. Союз, бывший тайным при деспотическом строе, преобразился под влиянием более свободного режима настоящего времени в свободное, открытое общество, имеющее последователей не только в Германии и Австро-Венгрии, но и во Франции, России и Америке. Правление ордена находится в Дрездене.