Алхимия и алхимики

Никогда ни одна обманчивая мечта, если не говорить о волшебстве и явлениях духов, не властвовала над человечеством так долго и упорно, как соединенная с мистическими идеями вера в возможность искусственным путем добыть золото и серебро. Можно сказать прямо – не поддается счету число людей, которые занимались алхимией, то есть с неостывающим усердием стремились достичь познания того, каким образом разрешить эту естественно-историческую проблему.

Древним векам было знакомо только стремление к превращению металлов и повышению их ценности. Но с IV в. по Р. Х. герметика направляет свои усилия к созданию такого препарата, который мог бы обладать не только способностью превращать неблагородные металлы в благородные, но и возвращать молодость телу человека, очищать его духовно и обеспечивать ему все радости как земного существования, так и будущей вечной жизни. Это бесценное средство называлось то камнем мудрых, то эликсиром, то тинктурой, то магистерием.

Известно, что египтяне с древнейших времен занимались практической химией. Факт составления ими целебных врачебных препаратов и противогнилостных веществ для бальзамирования трупов и до совершенства доведенное искусство выделки металлов дают основание заключить об очень значительных сведениях египтян в области химии.

Из Египта тысячелетние зародыши химических познаний распространились по всем странам мирового государства Рима, но, увы, лишь для того, чтобы вскоре увять в ретортах алхимии.

Получив в свои руки завещанные стариной рецепты для сплавки металлов, немудрено было прийти к подделке металлов и искусственной выделке золота, к тому же путаница, царившая в римской монетной системе, представляла большой соблазн к этому. В 296 г. эдиктом императора Диоклетиана было повелено сжечь пресловутые книги, приписываемые легендарному Гермесу. По-видимому, подделка золота достигла к этому времени небывалых размеров. Множество сочинений алхимического содержания стало жертвой запретительного эдикта императора, но вскоре появились новые, а в последующие столетия они становились все многочисленнее, причем сохраняли все особенности этого рода литературы, то есть разные таинственные намеки, загадочные и невыполнимые предписания.

Вера в алхимию, развитая и сохраненная арабами, этими талантливыми преемниками духовной жизни греческого мира, достигла благодаря им Испании, а отсюда прошла триумфальным шествием по всем христианским странам Европы. В XIII в. все авторитеты в области естествознания высказались в пользу алхимии, оказали в этом смысле огромное влияние на ее развитие и сохранили веру в нее и на последующие времена. В начале XIV в. изготовление золота приняло такие размеры, что папа Иоанн XXII выступил в 1317 г. против приверженцев этого искусства с буллой, грозившей им тяжелыми карами. Однако это не оказало никакого действия. Алхимическая дурь уже неискоренимо засела в человеческих головах.

В XV в. мы встречаем весьма сведущего химика и настоящего исследователя в области химических наук, но в то же время суеверного мечтателя Василия Валентина. О личности его нет никаких сведений. Он известен только как автор многочисленных алхимических сочинений. Вероятно, под этим громким именем скрывался монах из монастыря Святого Петра в Эрфурте. В эту эпоху именно монастыри были главным образом центром химических изысканий.

Под влиянием гениального Парацельса, который задачу алхимии видел уже не в одной только искусственной выделке благородных металлов, но и в составлении целебных химических препаратов, герметическое искусство получило толчок к развитию новой стороны.

Последствием этого было то, что уже в первые десятилетия XVII в. вера в возможность искусственного добывания золота и серебра победила все сомнения. И даже врач Иоганн Баптист ван Гельмонт, которому принадлежит почетное место в истории медицины, совершенно серьезно высказывал свое убеждение в том, что Парацельс действительно обладал камнем мудрецов.

Несмотря на то что жизнь большинства алхимиков представляла собой длинную цепь горьких разочарований, несмотря на то что почти всем ее адептам вместо ожидаемых богатств выпадали на долю лишь нужда и нищета как единственная награда за их труды, однако такой печальный опыт не в силах был уменьшить число приверженцев этого искусства или же совсем удержать этих умственно ослепленных людей от дальнейших безумных начинаний. Напротив того! Так как единичными усилиями не удалось достигнуть вожделенной цели, то приверженцы алхимии пришли к старой, многократно испытанной в важных событиях жизни идее немецкого мещанства соединиться в корпорацию, чтобы общими силами добиться обладания камнем мудрости. И вот в XVII в. повсюду стали возникать алхимические общества, которые обменивались между собой своими опытами и советами, трудились, не зная отдыха, над практическими опытами и пробами, но вместе с тем опьяняли себя и теософическими парами теоретической мистики.

Мистико-каббалистический элемент был искони неразрывным спутником и вернейшим другом герметического искусства. Так, например, в связи с камнем мудрости ставилось «триединство». Христианское вероучение, в особенности догмат о воскресении мертвых в день Страшного суда, как об этом упоминает и Лютер, объяснялись химическими процессами, смерть и воскресение сравнивались с плавлением и облагораживанием металлов.

Положительно, складывается такое впечатление, что эти алхимические союзы, которые на самом деле представляли собой настоящие академии математиков и естествоведов, пользовались всей своей апокалиптической высокопарной болтовней, всеми таинственными образами в речи для того, чтобы замаскировать свои религиозные и научные убеждения и натурфилософские сведения, находившиеся в прямом противоречии с господствующим учением церкви.

Так или иначе эти академии окутаны еще густым мраком. И до сих пор исследователям весьма мало удалось рассеять его. Но теперь уже, по крайней мере, выяснено, что в их среде главным образом господствовало философское направление и что в составе академии легко подметить деление на три класса или степени.

В первом состояли философские алхимики, для которых химия являлась лишь формой философского содержания. За ними следовали алхимики, посвящавшие себя теоретическим и практическим занятиям. Первые создавали свои теории о структуре и свойствах металлов и о возможности их превращения и облагораживания, мало заботясь при этом о том, «доказуемы ли их гипотезы экспериментальным путем». Вторые доверчиво принимали в той или иной степени учения теоретиков за неопровержимую истину и в жестоком самообмане трудились над практическим их осуществлением в своих горшках и ретортах, а мудрость, добытую путем опыта и разочарований, запечатлели на бумаге на пользу и поучение прочим.

Философия учителей алхимической мудрости обнаруживает такую глубину познаний, такую широту кругозора, такую неожиданную полноту религиозного чувства, что невольно останавливаешься перед ней в изумлении. Эта философия, между прочим, не придает «особенного веса искупительной смерти Христа и учению о том, что после этого все люди достигнут вечной жизни только силой веры в эту искупительную смерть; она учит, что тот же Божественный дух, который был в теле Христа, заложен и во всяком человеке, как зерно вечной жизни, так что учение церкви о воскресении духа должно быть понимаемо не в материальном, а духовном смысле, то есть в смысле духовного возрождения». Согласно воззрениям алхимических философов, «и без познания Христа и Евангелия блаженство доступно всем (даже евреям и туркам), которые живут по правде и в любви чистой духовной жизнью, если они сумеют из закономерности природы вывести законы для собственной своей внутренней жизни, если они, благоговея перед красотой и мудростью мироздания, преисполнятся сами в своей душе мудростью и добродетельностью, ибо человек и мир управляются одними и теми же законами развития и разрушения».

Можно с уверенностью предсказать, что дальнейшее углубление в сочинения философских алхимиков приведет к еще более поразительным открытиям в области их учения, а в особенности по вопросу о «создании мира и процессе превращения природы, так же как и о духовном совершенствовании и возвышении личности человека и его приближении к Богу». Изучение этих книг затрудняется множеством загадочных алхимических рисунков и изображений, которыми символизируются их спекулятивные идеи, и туманным изложением, которое было понятно только посвященным. Все авторы оправдывают подобное изложение его неизбежностью. Они ссылаются при этом на пример Христа, который тоже возвестил Свое учение в форме уподоблений и аллегорий. Лишь немногие избранные понимали этот язык, народу же он был недоступен.

Адептам не разрешалось открыто говорить о тайных учениях, даже если они сами проникли и постигли их смысл, ибо считалось несомненным, что разглашение тайны о приготовлении философского камня влечет за собой мгновенную смерть. Самыми страшными пытками невозможно было вынудить признание у убежденных алхимиков.

Страсть к таинственности в конце концов зашла так далеко, что даже общеизвестные химические процессы трактовались на непонятном языке. Так, например, печь, в которой производились опыты накаливания для производства философского камня, называлась философским яйцом, и удивительное алхимическое наставление «Ты должен трижды прогнать красного медведя через серого волка» только всего и обозначало что указание об очищении золота с помощью сурьмы.

Много веков алхимия обольщала род человеческий. Но чем решительнее отдалялась наука химия от своей материи, тем больше возрастало число тех, которые именно в середине XVIII в. выступали против старой премудрости. Печальная истина, что алхимические занятия большей частью приводили к обнищанию, к порокам и преступлению, двинула против алхимии целую армию филантропов. И вот Просвещение горячо взялось за высмеивание веры в герметическое искусство, которую она низводила на одну доску с суеверными представлениями о привидениях.

При таких обстоятельствах число последователей этого учения стало уменьшаться, и редко уже было слышно о человеке, который бы серьезно предавался алхимическим занятиям. Тем большее изумление вызвало воззвание одного алхимического общества, опубликованное в октябре 1796 г. в издававшемся в Готе «Имперском указателе». Опираясь на «весь материал истинных герметических знаний», воззвание выставляло на всеобщее обсуждение «9 основных положений высшей химии», доказывавших возможность облагораживания металлов. С ответами и запросами предлагалось обращаться к таинственному обществу через посредство того же «Указателя».

Сенсационное воззвание сейчас же привлекло внимание всех тайных и явных учеников алхимии, и письма стали поступать без числа. Рядом с евангелическими и католическими священниками, рядом с офицерами, лейб-медиками, тайными финанс-советниками и канцлерами маленьких немецких государств здесь выступили профессора, учителя, органисты, купцы, приказчики, аптекарские помощники и простые ремесленники – сплошь да рядом только с тем, чтобы поиздеваться над обществом, но в огромном числе случаев и для того, чтобы познакомиться с ними. Quid non mortаlia pеctora cоgis, Аuri sаcra famеs! – и вот наивные и никого не удовлетворяющие ответы алхимиков стали заполнять столбцы газет.

Эта забава продолжалась в течение нескольких месяцев, но в ноябре 1797 г. статья «Человек на Луне», а также обличение аптекаря Виглеба сильно подорвали престиж общества. Основатели его пытались вдохнуть новую жизнь в гибнувшее предприятие путем издания «Герметического журнала для успокоения сомневающихся и ищущих» (первый и последний номер его вышел в 1797 г.), путем раздачи звания почетного члена и тому подобными мероприятиями. Но их усилия были напрасны. И как только для них закрылись страницы Rrichs-Anzeiger, публичной деятельности союза пришел конец. С этого момента замечается только довольно вялая переписка между людьми, узнавшими друг друга через посредство общества. Последнее письмо из Эльбинга получено 18 апреля 1819 г. и сообщает о прекращении деятельности общества.

Учредителями и долгое время единственными членами знаменитого союза были Карл Арнольд Кортум в Бахуме, известный автор поэмы Die obsiade, плодовитый алхимический писатель, обольщавший себя надеждой, что он нашел первичную материю в каменном угле, и честолюбивый теолог Бэренс из Шверта в Марке.

И тот и другой были твердо уверены, что избранный ими путь опубликования во всеобщее сведение материалов и результатов алхимических работ должен привести к открытию философского камня. Они пренебрегали теми выгодами, которые сулило им лично удивительное предприятие.

Этот факт доказывает, что еще в начале XIX в. жила вера в алхимию, хотя, правда, она не выходила из довольно узких пределов. Но и последние приверженцы ее не в силах были уже остановить окончательное падение этой суетной мудрости, из-под ног которой окончательно ускользнула почва благодаря прогрессу химии и развитию естествознания. Вера в сомнительное искусство алхимиков испарялась все больше и больше вместе с верой в чудодейственную силу волшебных жезлов, оборотней, в заклинание и изгнание нечистого духа. Правда, окончательно эта вера не погасла и теперь, как это явствует из многочисленных примеров, приводимых Коппом. Но уже навеки миновало то время, когда какой-нибудь Лихтвер в своем рассказе о «необыкновенных людях, которые живут по ту сторону Гуронов, на 1100 миль за ними» мог совершенно серьезно поставить вопрос: «Там они, может быть, ищут философский камень?»