6. Орфики и орфеотелесты

После распада пифагорейского союза его члены, изгнанные из Южной Италии, нашли себе приют в Элладе, где они присоединились к тайному союзу орфиков; подобно элевсинским мистериям, союз этот ведет свое происхождение от легендарного Орфея.

Орфей символизировал первоначально мощный расцвет природы, быстрое увядание которой оплакивалось в грустных религиозных гимнах. Оплакиваемый в этих песнях герой превратился и сам со временем в прославленного певца. Песни его, впрочем, до нас не дошли, но обаяние чудесных напевов было так неотразимо, что они оживляли даже мертвую природу, вызывали восторг в сердцах людей и смягчали гнев неумолимых богов.

Впоследствии Орфей изображался главным образом первым провозвестником тайного религиозного учения жрецов, совершавших посвящения и искупительные очищения. Он считался основателем и главой мистической секты орфиков, возникшей в 600 г. до Р. Х.

Эта секта приписывала Орфею установление множества очистительных обрядов и правил посвящения, всевозможные мистические писания, пророчества и т. п. По указанию Дельфийского оракула тайное учение это было допущено в Афинах в царствование Писистрата (560–527), когда чума и всевозможные бедствия опустошали страну, а гомеровский мир богов стал посмешищем для мудрых и не удовлетворял уже верующих.

Во главе орфиков стоял тогда афинский поэт Ономакрит. Он принадлежал к числу тех ученых, которые по поручению Писистрата собирали гомеровские песни. Наряду с нередко игривыми сказаниями о богах он собирал, а иногда и сочинял сам пророчества, тайные учения, обряды посвящения и гимны, приписывавшиеся Орфею и Музею; ввиду этого он и является, вероятно, настоящим творцом орфической поэзии, теологии и мистики.

Опираясь на тайный культ Деметры и Диониса-Загрея, умный, мыслящий, глубоко интересующийся теоретическими вопросами, Ономакрит учил о греховном происхождении человеческой природы и о мистической связи души и тела. По его учению, человеческая душа в виде наказания заключена в телесную оболочку, как в темницу, чтобы искупить свой первородный грех. Избавиться от этой тяжкой доли, вернуться к вечному блаженству она может лишь путем покаяния и очистительных обрядов, предписанных тайным союзом орфиков. «Так, вместо светлой радости, возбуждаемой благами жизни, явилось глубокое сознание бедственности земного существования и страстная мечта о вечном блаженстве».

Мистерии орфиков имели нечто общее с элевсиниями. Посвященным было предписано изучение писаний орфиков, строгое воздержание и усердное выполнение мистических обрядов союза, заимствованных у египетских жрецов и пифагорейцев. Они составляли тесно сплоченную корпорацию и благодаря этому обеспечили за собой на некоторое время влияние и почетное положение в государстве. Но вскоре учение орфиков стало сильно искажаться.

Некоторые орфики пользовались своим знанием священных обрядов и сказаний об Орфее, приписывающих ему формулы заклинаний против недугов и волшебных чар для того, чтобы нагло обманывать легковерных.

Окруженные священным обаянием древних мифов, они странствовали в качестве нищенствующих жрецов, называвшихся орфеотелестами, и показывали священные писания, на основании которых совершали жертвоприношения; они рассказывали наивным и легковерным людям, будто посредством этих жертвоприношений и ребяческих забав могут даровать всем временное и вечное очищение от грехов, а посвящением в таинства доставить вечное блаженство. Они приписывали себе также силу, посредством таинственных грозных заклинаний, принуждать богов к выполнению своих желаний и, в случае нужды, жестоко мстить врагам. И здесь, как это всегда бывает в жизни, обнаружился тот печальный факт, что нерассуждающая толпа рукоплещет лжи и обману, если только они преподносятся ей с достаточной наглостью и холодным расчетом.

Вера в новую природу, которую орфеотелесты будто бы могли даровать человеку, волшебная сила их волхвований, твердое упование на воздаяние после смерти привлекали к ним многочисленных последователей. И вместе с тем все наглее становился обман, а злоупотребление отпущением грехов доходило до полного бесстыдства, встречалось развращенными умами с таким сочувствием, что даже дельфийский оракул не мог сдержать все усиливающегося стремления к избавлению от грехов.

Но дни их были сочтены. Все мыслящие и более возвышенные умы, как, например, Демосфен, посвященный в союз еще в молодости, отказались от бессмысленного фиглярства и беспощадно раскрыли всю нелепость излюбленных мистерий и бесстыдное хищничество и мошенничество орфеотелестов.

Глава 6. Кельты

Страна и народ

Великое кельтское племя, ветвь индогерманской языковой семьи, еще в доисторические времена отделилось от родственных племен и, вытесненное ими, расселилось главным образом по плодородным долинам и живописным холмам нынешней Франции и западной части Германии и Швейцарии; около 2000 г. до Р. Х. оно дошло до западного побережья океана и, быть может, уже в те времена заселило окруженную морем Британию и Ирландию.

Галлия, с ее теплым климатом и богатой природой, была центром их могущества. Вследствие перенаселения страны отсюда делались воинственные набеги. К ужасу культурных наций древности, кельты проникали до реки По, в горы Кастилии и Каринтии, наводняли Грецию и Малоазийский полуостров, где утвердились среди иноплеменного населения, дав занятой ими стране название Галатия.

Постоянное общение и сознание духовного родства связывали кельтские народности, в особенности те, которые расселились по Роне, Рейну и Темзе.

IV в. до Р. Х. является моментом высшего развития кельтского племени. Галлия была густо заселена. Хлебопашество распространилось довольно широко, о чем ясно свидетельствует уже исконный кельтский обычай варить пиво из ячменя. Но свободолюбивому кельту не нравилось земледелие, гораздо более привлекала его бродячая пастушеская жизнь. Поэтому у кельтов процветало скотоводство, в особенности на севере страны. Многочисленные стада огромных полудиких свиней паслись на плодородных лугах нынешней Фландрии и Лотарингии и в девственных дубовых лесах, тянувшихся от Северного моря до Рейна.

От природы общительные, кельты жили в многочисленных деревнях и в окруженных стенами городах, которые в минуты опасности служили надежным убежищем для людей и скота. Повсюду были проложены дороги и мосты. Речное и морское судоходство достигло значительного развития. На своих крепких судах, оснащенных парусами и железными якорями, обитатели западного берега привозили из родственной Британии олово и другие металлы и продукты и сплавляли их по судоходным рекам в торговые города залитого солнцем побережья Средиземного моря. Кельты установили правильное судоходство на парусных судах по Атлантическому океану и довели искусство судостроения и мореплавания до изумительного совершенства – «культурное приобретение, которым не сумела достаточно воспользоваться замирающая деятельность старого мира».

Довольно значительного развития достигла также и промышленность кельтов, хотя в большинстве отраслей они не возвысились над уровнем посредственного. Кельты были мастера в обработке меди и благородных металлов. При низкой цене на рабочие руки галльские рудники и золотые россыпи по берегам альпийских и пиренейских рек приносили тогда большие богатства. Лужение меди есть изобретение кельтов. «Превосходная медная посуда и золотые монеты с отличной арвернской чеканкой, находимые в кельтских могилах еще и в настоящее время, свидетельствуют об искусстве кельтских мастеров в обработке меди и золота».

Пластических искусств в Галлии почти не существовало, зато поэзия, тесно связанная с религией и политическим строем народа, ставилась очень высоко. Естествознание и философия также не были в забросе, а эллинский гуманизм находил ревностных последователей среди кельтов.

Не меньшего внимания достоин также политический строй этого народа. «Происходя от одного корня с италийскими, греческими и германскими народностями, кельты, при всех своих прекрасных и блестящих свойствах, были лишены основных нравственных и гражданских доблестей, которые создают все прекрасное и великое в истории человечества». Кельтам недоставало серьезного сознания гражданского долга, прочного государственного порядка, единодушия и постоянства в стремлениях.

Государственный строй основывался у них, как и всюду, на родовых союзах. Соответственно воинственному духу нации быт их имел военный характер. Во главе союза стоял наследственный князь. Он считался главным военачальником и судьей и вместе с советом старейшин и собранием свободных, способных носить оружие мужей обсуждал общественные дела. Город, как и на Востоке, имел лишь торговое и стратегическое значение, но не играл никакой политической роли.

Незадолго до вторжения Цезаря наследственные князья принуждены были уступить место господству феодального рыцарства. Происходя отчасти из старых княжеских родов, тесно связанных общими интересами, родством и постоянным общением, привилегированные роды сосредоточили в своих руках экономическое, военное и политическое главенство. Старый общинный строй оставался, правда, в силе, но он потерял все свое политическое значение и оставался лишь внешней формой. Вследствие этого свободный, но незнатный человек оказывался совершенно беззащитным перед лицом всякого насилия. Чтобы обеспечить себе личную безопасность, он не видел иного исхода, как отдаться под защиту какого-нибудь могущественного главы рода, лишаясь таким образом своей свободы. С этих пор прекратилось существование самостоятельных граждан и крестьян, которые, подобно свободным германским крестьянам, являлись бы опорой государственного строя. Вся власть в государстве принадлежала богатой родовой аристократии, которая владела всей страной, разделенной на латифундии без точных границ, и при помощи толпы вооруженных слуг беззастенчиво применяла грубое кулачное право.

Все это привело к полнейшей политической разрозненности кельтов. Но, несмотря на это, в них продолжало жить крепкое сознание их племенного единства. Помимо религиозно-национальных уз, которыми друидизм охватил всю Галлию и Британские острова, их объединяли нашествия чужеземцев с юга и востока. Более слабые области присоединялись к более сильным, и нередко несколько государств собирались для общего совещания и объединялись для общей защиты.

Но соперничество более могущественных областей из-за первенства не давало упрочиться политической централизации, постоянно нарушая и без того слабую связь и приведя в конце концов к полному уничтожению кельтского народа.

В грандиозном водовороте мировой истории, беспощадно уничтожающем все народы, которые не являются твердыми и упругими, как сталь, такой народ, совершенно не приспособленный к жизни в политическом отношении, не мог долго существовать: кельты, обитающие на материке, подчинились господству римлян так же, как и родственные им племена в Ирландии попали под владычество саксов, от которого и по сию пору не могут освободиться.

Он должен был слиться с нацией более сильной в политическом отношении и являлся как бы дрожжами, вызывающими брожение, необходимое для дальнейшего исторического процесса.