5. Союз пифагорейцев

Мистерии, которые мы до сих пор рассматривали, возникли исключительно из греческого культа богов. Не преследуя никаких практических целей, не касаясь повседневной жизни народа, они не имели большого значения.

Совсем иначе обстояло дело с союзом пифагорейцев. Здесь мы впервые видим общество, возникшее независимо от церкви, выросшее и развившееся на почве действительной жизни и ставившее своей задачей нахождение высшего закона для всех явлений; оно не только содействовало развитию знаний, но подняло также нравственный уровень своих многочисленных последователей.

Основателем этого этико-политического и вместе с тем философско-религиозного союза был Пифагор, человек с глубоким творческим умом, с пылкой фантазией, широко образованный, высоконравственный.

Его жизнь облечена мифическим и мистическим полумраком. Но между бесчисленными заведомо ложными и апокрифическими рассказами об этом замечательном человеке имеются также важные и достоверные сведения о некоторых фактах его жизни.

Пифагор, родившийся в 580 г. до Р. Х. на острове Самос, еще на родине изучил математику, геометрию и музыку, а затем, согласно тогдашнему обычаю, в продолжительных путешествиях по Азии, Индии и Галлии с ее друидами стремился, по-видимому, пополнить свое образование. Несомненно, что он провел продолжительное время в Египте. Из страны Нила, где его приняли в египетскую касту жрецов и посвятили в ее премудрости и тайные обычаи, обогащенный новыми сведениями и более полными астрономическими познаниями, он вернулся на Самос, бывший тогда средоточием международных сношений. По возвращении на родину он намеревался привести в исполнение свои реформаторские планы, имевшие целью установление нового строя жизни.

Но пребывание его на Самосе было непродолжительно. Деспотическое правление Поликрата, беспощадно губившего в зародыше всякое свободное проявление ума и с понятным недоверием относившегося к такому философу, как Пифагор, отравило ему существование на родине. И герой древней философии уже в пятидесятилетнем возрасте переселился в Южную Италию, в ахейскую колонию Кротон – один из первых и самых счастливых городов, носивших греческое имя. Среди свободного народа, способного к восприятию высших истин, Пифагор, изумительная разносторонность знаний которого признавалась даже его противниками, а высоконравственная жизнь и благородный облик жреца внушали глубокое почтение, приобрел многочисленных друзей и приверженцев.

Подобно ионийским философам, Пифагор обратил свою любознательность на исследование явлений природы и Вселенной. Но вместо того чтобы вникать в сокровенные тайны мировой сущности, он опутал весь мир «символической сетью» удивительного учения о числах и пространстве.

В простых числах, которые составляют основу всех фигур и тел, он нашел закон, управлявший всеми отношениями и формами вещей, уяснявший единство и разнообразие. Они представлялись ему чем-то вроде магического ключа ко всем физическим и моральным явлениям. Точка соответствовала у него единице, ибо она неделима, прямая линия – числу 2, ибо она определяется двумя точками; площадь, ограниченная не менее чем тремя прямыми, соответствовала числу 3, тело – 4, так как самое простое правильное тело ограничено 4 плоскостями.

И не только фигуры и формы, но также и тела представлялись математическому миросозерцанию Пифагора в виде вечных, неизменных чисел. Так, элементы воды сводились к форме двадцатиугольника, элементы огня – к форме пирамиды, элементы воздуха – к восьмиугольнику.

Чудесная сила проявлялась далее и в звуках, она являлась причиной таинственного явления музыки. Пифагор находил, что гармонические интервалы соответствовали соотношению между числами. Основной тон относился к октаве как 1 к 2, к квинте – как 2 к 3, к кварте – как 3 к 4. Таким образом, в звуках слышались числа; числа звучали.

Когда Пифагор установил соотношение тонов и чисел, он вообразил, что открыл сокровеннейшую тайну жизни Вселенной. Таким образом, он построил все мировоззрение на соотношении между числами. В них он видел высший закон и сущность явлений.

Отыскивая везде гармонические соотношения, его смелая мысль пыталась разрешить труднейшие научные проблемы и создала новую систему мироздания: земля – это шар, а не плоскость или цилиндрическое тело, как учили до него Фалес и Анаксимандр; не она составляет центральное ядро всего мира; таким центром является огонь, вокруг которого в вечном и неизменном порядке движутся и земля, и другие планеты. Это был первый шаг к правильному представлению о земле. Но конечно, его попытка определить расстояние между небесными телами оказалась совершенно неудачной, его идея о гармонии сфер была лишь ни на чем не основанной фантазией.

Итак, по представлению Пифагора, форма, порядок и закон, управлявший каждой вещью, задавались числами. Закон же, определяющий каждое явление, составляет его сущность. Таким образом, числа означают сущность вещей. Составляя существо, душу вещи, они являются самой вещью. Таким образом, положение «Все есть число» сделалось основным принципом пифагорейской системы. И как Вселенная есть великая гармония, так и мир, и каждая вещь в нем есть гармония. Положение «Все есть число» философ расширил таким образом: «Все есть число и гармония».

От исследований природы Пифагор перешел к психологии и этике. Как все существующее определяется числом и гармонией, так и человеческий дух и мир нравственный также подчинены этому закону; и здесь все есть число и гармония. Отсюда вытекает этическая задача человека – побеждать бурные инстинкты и страсти холодным разумом и размышлением, а непримиримые противоречия человеческой души разрешать в спокойную гармонию. Эта гармония, достижение которой является непременной обязанностью каждого человека, должна господствовать и в отношениях с другими людьми – в браке, в дружбе, государственной жизни.

Центр тяжести этики Пифагора составляло загробное существование души. По представлению мудреца, душа соединена с телом лишь в виде наказания. Когда же смерть освободит ее от этого соединения, то душа возвратится на свою истинную родину, к бестелесному существованию в сверхчувственном мире. Но в этот высший мир порядка и гармонии она может проникнуть только в том случае, если сама она настроена гармонично. Негармоническая, омраченная страстями душа не находит себе места в царстве вечного созвучия, где царит бог чистого света Аполлон: она должна снова вернуться на землю и вселяться в тела людей и животных до тех пор, пока наконец не очистится в этом испытании и не достигнет совершенной чистоты и полной гармонии, – идея, которую Пифагор, несомненно, позаимствовал у египетских жрецов.

Необходимыми средствами для приготовления души к достойному возвращению в космос философ считал воздержание и очищение, выполнение предписаний культа, религиозных обрядов и церемоний. Но в этом он оставался преемником народных верований и религиозных преданий. И вообще он не противопоставлял своего учения господствующей народной религии, но лишь видоизменял ее соответственно своим воззрениям, а именно особенно выдвигал единство божества. Поэтому Аполлон, бог чистого света, чистой жизни и вечной гармонии, являлся высшей и единственной силой, которой Пифагор поклонялся с глубоким благоговением. Служение именно этому богу должно было сообщить человеку совершенную чистоту, а душе его открыть доступ в невидимое царство света и гармонии.

Поэтому Пифагор воспринял из культа Аполлона древние правила очищения и развил их, создав целую систему посвящения, которая главным образом состояла в омовениях и очищениях.

В Кротоне Пифагор явился провозвестником нового учения, новых форм культа и нового строя жизни; он казался посвященным в небесные тайны. Его идеалом было восстановление прежней жизни греческого народа в ее простой, благородной чистоте.

Свое учение он проповедовал словом и примером. Его одежда была сделана из блестящей шерсти. Его пища состояла из меда, хлеба и овощей. Никто никогда не видел, чтобы он до захода солнца пил вино. Он всегда оставался спокойным и ровным, никогда не смеялся, не плакал, не жаловался, не раздражался. Всем своим последователям он внушал упование на лучшую жизнь после смерти.

Таким образом в короткое время ему удалось привлечь на свою сторону общественное мнение. Слава о его высокой мудрости распространилась по всем странам и привлекла к нему множество учеников. Вместе с ними он основал в Кротоне союз пифагорейцев; союз этот, благодаря своим твердо установленным правилам, являлся лучшим орудием для осуществления широких планов гениального основателя. Путем религиозного служения, выполнения нравственных и известных символических обрядов члены союза готовились «к чистой жизни, к соблюдению правил нравственности».

Члены союза делились, по-видимому, на два разряда: эзотериков, принявших тайное посвящение и познавших всю истину, – их число ограничивалось тремястами, – и экзотериков.

Последние составляли класс испытуемых и числились в этом разряде до тех пор, пока община не находила их достойными войти в ее тесный кружок путем торжественного посвящения.

Посвящению новых членов предшествовал строгий искус и испытание характера. Им предписывалось строжайшее молчание, безусловное повиновение авторитету священного учения союза, полное подчинение духовному авторитету учителя, душевное самообладание, воздержание и строгая самопроверка.

В тихом монастырском уединении своей мирной обители, в стороне от бушующих волн житейского моря эзотерики вели свою суровую, точно распределенную жизнь. Сообща выполняли они физические и умственные упражнения, сообща приступали к своей простой трапезе, не потребляя ни вина, ни мяса, сообща же совершали торжественные богослужения. Они узнавали друг друга по тайным символическим знакам и формулам и по особенной льняной одежде. Недостойные члены с позором изгонялись из общины.

К своему учителю члены союза относились с глубоким уважением и страстной преданностью. Заявление «Он сказал это!» считалось безусловным доказательством истины.

Одушевленные такой же искренней любовью к добродетели, как и он, пифагорейцы составляли единую согласованную общину, внутри которой каждый член, «как колонна в дорическом храме», имел свое великое значение, лишь будучи частью единого целого.

Самым святым в жизни пифагорейцев, истинной целью их существования было, как сказано, стремление «поддерживать порядок и противодействовать беспорядку», установить гармонию между жизнью отдельных лиц и целого общества. Ввиду этого они изучали прежде всего математику и музыку – искусства, возвышающее и очищающее влияние которых казалось особенно пригодным, чтобы создать в человеческой душе то гармоническое настроение, которое представлялось им высшей задачей человека. А для того чтобы тело сохраняло силу и жизнедеятельность, они усердно предавались утомительным гимнастическим упражнениям и, благодаря внимательному изучению природы, выработали практические способы лечения.

При этом они всегда стремились строго, точно, без внешнего принуждения соблюдать учение о долге, выполняли нравственные заветы и правила жизни общины, как это завещал учитель в своих загадочных и символических «золотых изречениях». Все человеческие и гражданские добродетели, глубочайшая вера, искреннее благочестие, почтительная признательность родителям и благодетелям, добровольное подчинение государственным законам, истинная непоколебимая верность в браке и дружбе, смиренная кротость и мягкость, неподкупная справедливость и строгая нравственность – все это не только проповедовалось на словах, но и в действительности выполнялось пифагорейцами. В мужественной борьбе со страстями, в мудрой умеренности и самоограничении находили пифагорейцы достойнейшее выражение полной гармонии души, истинное счастье и удовлетворение.

К союзу принадлежали знатнейшие и достойнейшие люди всех городов Греции. Поэтому неудивительно, что союз этот постепенно, быть может совершенно не ставя себе этого целью, достиг высокого политического значения и приобрел глубокое влияние на общественную жизнь. В собраниях совета пифагорейцы, благодаря своей выдержанности и замкнутости, благодаря своей неизменной солидарности, обыкновенно одерживали верх.

Союз, представлявший собой вначале исключительно религиозно-нравственное общество, преобразовался таким образом в политическую партию, честолюбивые члены которой держались определенного направления. Их партия стремилась к преобразованию государственного строя на основах учения Пифагора. Как господство древнейших родов, так и смелые притязания демократии были побеждены, и власть перешла в руки аристократии ума и образованности.

Но вследствие этого союз навлек на себя всеобщую непримиримую вражду и жестокую ненависть. Больше всего ненавидела его деятельная, достигшая глубокого самосознания народная партия, в особенности с тех пор, как союз стал проявлять безграничное высокомерие. Гордые своей высокой ученостью, они резко расходились в представлении о земном и загробном существовании с наивной народной верой; превознося свое учение, свою добродетельную жизнь, они горделиво замыкались в своем кругу, «не желая смешиваться с толпой», и своими таинственными знаками и символическим языком вызывали в народной массе открытую вражду.

При таком поведении избранных рано или поздно должна была наступить катастрофа. Долго сдерживаемое недовольство прорвалось раньше всего в Кротоне. Когда после разрушения демократического Сибарита (500 г. до Р. Х.) черни не было уплачено обещанное вознаграждение, вспыхнуло страшное восстание. С бешеной яростью городская чернь напала на ненавистных пифагорейцев. Красивый дом их общины был разрушен и сожжен, собравшиеся там члены большей частью перебиты. Такие же восстания поднялись и в других ахейских городах. Пифагорейцев повсюду преследовали и убивали, долголетнее влияние и значение их союза в родной стране было подорвано в корне.

Среди немногих, избегнувших ужасного избиения в Кротоне, был также и сам знаменитый мудрец. Здоровым и невредимым он прибыл в Метанонт. Там он и умер, достигнув глубокой старости, в 500 г. до Р. Х.

Учение Пифагора продолжало жить в сердцах его учеников и приверженцев и дальнейшее свое развитие получило в Таренте. Важные результаты естественно-научных изысканий, которые, при неясном представлении о физических законах, в искусных руках жрецов оказывались прекрасной поддержкой благочестивым обманам древности, мистические стремления и склонность человеческого сердца ко всему таинственному, чудесному, непостижимому не дали исчезнуть пифагорейству.

Правда, в течение последующих веков все более и более оно вытеснялось другими философскими системами. Но пифагорейство мощно расцвело вновь в ту эпоху, когда человечество, достигнув чрезмерной утонченности и пресытившись всевозможными наслаждениями, лишилось высшей цели жизни; когда «неверие и суеверие – различные стороны одного и того же исторического явления – шли рука об руку, многие, соединяя в себе оба этих настроения, подобно Эпикуру, отрицали богов и все же преклонялись и приносили жертвы перед каждым алтарем»; когда измученное сердце человека жаждало освобождения от тяжелых оков философской диалектики и от обременительных целей уже мертвой народной религии; когда среди апатии и всеобщего смятения стала сказываться потребность в глубокой духовной жизни, побуждавшая слабые натуры искать прибежища в гуманном мистицизме и сложных, запутанных учениях; когда охватившее верующих отчаяние толкало их к тайным греческим и восточным мистериям и культам, опутавшим слабый человеческий разум обманчивыми представлениями о силе магического искусства, о чудесных дарах прорицания и ясновидения и т. п. Вслед за этим философские мечтатели и основатели новых сект, идя навстречу страстной потребности в чудесном, воскресили славное имя Пифагора, и тогда пустившее глубокие корни преклонение перед святым человеком привлекло к нему пестрые толпы верующих последователей и почитателей.

К числу этих искусных магов и предсказателей принадлежал также реформатор нравов, пифагореец Аполлоний из малоазийского города Тианы.

Он жил с 3 до 96 г. до Р. Х. Романтическое описание его жизни и деятельности относится лишь к III в.

Юное христианство с величавой простотой и непоколебимой твердостью двигалось вперед, грозя разрушить античный мир. Полный веры в свои силы и близкую уже победу, тон христианских писателей и апологетов производил неотразимое впечатление и принуждал представителей умирающего язычества напрягать свои последние силы, чтобы спасти глубоко опустившуюся государственную религию от верной гибели.

Тогда-то софист Флавий Филострат, человек глубоко и всесторонне образованный, по поручению императрицы Юлии Домны, прекрасной и высокопросвещенной супруги Септимия Севера, написал свою фантастическую историю о «святом эллинского мира».

Аполлоний является в его описании истинным мудрецом, боговдохновенным учителем и благодетелем несчастного человечества. Человеческие судьбы и сверхчувственные явления открыты его проницательному уму; следуя божественным указаниям, он совершает чудеса, являясь таким образом высшим существом – представление, еще более укрепившееся вследствие его облеченной таинственностью кончины.

Блестящее по форме, но совершенно не представляющее никакой ценности с исторической точки зрения, сочинение Филострата не было прямо направлено против христианства. Оно написано скорее с целью прославления пифагорейской философии, в лице ее последнего великого учителя, с целью возвышения выродившейся государственной религии и очищения нравов. Но сравнение Аполлония с Христом было настолько естественно, напрашивалось само собой, что уже в эпоху страшных гонений Диоклетиана (303–311) пифагореец противопоставлялся мудрецу из Назарета как языческий идеал ниспосланного богом мессии.

Трудно с достоверностью решить, насколько близок был исторический Аполлоний к созданному Филостратом романтически-идеальному образу его. Несомненным представляется лишь то, что святой пророк из Тианы, соединивший в себе мудрость брахманов и египтян, греков и римлян, в качестве исцелителя больных и заклинателя духов достиг великой славы, в особенности на Востоке, погруженном в религиозный синкретизм. Аполлоний благодаря своей преисполненной достоинства внешности, своей безупречной жизни, а также благодаря своим обширным познаниям приобрел многочисленных учеников.

Он учредил тайный союз по образцу пифагорейцев и, стремясь поднять нравственный уровень глубоко павшего человечества, подобно Пифагору, «этому основателю теоретической и практической религиозной философии», проповедовал искреннее стремление к самопознанию, справедливость и человеколюбие и старался осуществить все это в своей собственной жизни. Он был смелым борцом за свободу и естественные права человека, попираемые свирепым деспотизмом цезарей.

Но, несмотря на все свое нравственное величие, Аполлоний не оказал на своих современников такого могущественного влияния, как его великий предшественник. Язычество, доживавшее свои последние дни, не имело сил для настоящего возрождения.