«Вещь Штифтера», Хайнер Гёббельс

О работе этого немецкого режиссёра и композитора, одного из основателей нового музыкального театра, мы подробно говорим в главе, посвящённой постоперному музыкальному театру, здесь же рассмотрим один его спектакль, который в последние годы наиболее чаще приводится как абсолютно завораживающий пример театра без людей. Хайнер Гёббельс в 2010 году написал лекционное эссе «Эстетика отсутствия», которое позже вошло в одноимённую книгу. В этом тексте, если коротко, Гёббельс описывает, почему отсутствие чего-то может быть интересней, чем присутствие, как новый театр должен противостоять традиционным моделям репрезентации, основанным на харизме находящегося на сцене актёра, а также то, как освобождённое от актёра пространство может рассматриваться не как ущербное, потерявшее что-то, а как сама по себе перформативная зона, производящая какие-либо события и впечатления. Основанием для эстетики Гёббельса, довольно полно выражающейся в Stifters Dinge, является поиск неожиданного, а неожиданное у Гёббельса рождается на стыке в каком-то смысле несовместимых вещей, но также и от изъятия, казалось бы, необходимых элементов из целого.

«Вещь Штифтера», поставленную в 2007 году, корректней называть перформативной инсталляцией; спектакль существует как минимум в двух вариантах: в первом зрители садятся на места, как обычно это происходит в блэкбоксах или театрах, а перед ними примерно на 80 минут времени разворачивается движение инсталляции; во втором зрителям предлагается свободно ходить вокруг инсталляции, которая выполняет почти те же махинации, только с определёнными повторами. Устроено это всё следующим образом: на прямоугольной площади, короткой стороной расположенной к зрителям, установлены один за другим три бассейна с водой, сбоку от них три огромные ёмкости с водой, а за бассейнами – возвышающаяся конструкция из пяти препарированных пианино, расположенных вертикально, длинной трубы, камней и нескольких деревьев, всё на фоне металлического листа. Эта конструкция поставлена на рельсы по бокам бассейнов и перемещается по ним, то приближаясь к зрителям, то отдаляясь от них. Вот как Гёббельс в одном из интервью описывает процесс создания этой перформативной инсталляции:

«У меня была клавиатура, которую разработал мой друг и коллега Хуберт Мачник в качестве интерфейса ко всем инструментам (через MAX MSP [визуальный язык программирования для музыкантов и мультимедиа-художников]). С помощью этой клавиатуры я мог контролировать буквально всё в музыкальном ключе: одна кнопка приводила камень в движение, другая сдвигала его назад. Фа диез использовалась, чтобы увеличить скорость его перемещения, соль диез его останавливала. Другая кнопка использовалась, чтобы запустить дождь, третья переключала световой затвор – и так далее. И это всё в дополнение к полному музыкальному доступу к механическим пианино. Это позволило мне работать в музыкальном ключе, как бы композируя визуальные элементы, пространство и звуки через эту клавиатуру».

Естественно, что в «Вещи Штифтера» нет вообще никакого нарратива. Спектакль основан (если вообще справедливо так формулировать) на рассказе австрийского писателя XIX века Адальберта Штифтера Eisgeschichte, а точнее на комментарии философа Мартина Хайдеггера к этому рассказу, написанному в 1964 году. Штифтер был таким странным писателем и художником, с маниакальной подробностью и почти графоманской детальностью описывающим в текстах природу и пейзажи. Неудивительно, что Гёббельс выбирает такой материал, если держать в голове, что этот режиссёр разрабатывает так называемый ландшафтный тип театра, в котором много независимых элементов существуют в спектакле симультанно на равных правах, а их совокупность предстаёт перед зрителем цельным ландшафтом, который в каждую секунду времени можно целиком держать в поле зрения. И тем не менее какое-то движение и развитие в спектакле происходит: конструкция с пианино движется взад-вперёд, на воде в конце устраивается завораживающая химическая реакция с появляющимися на поверхности пузырями, а львиная доля динамических изменений приходится на свет – он здесь очень изобретательный. Спектакль Гёббельса не полностью выхолощен от присутствия человека – пусть и медиализированного. В довольно большом объёме здесь используются записи голосов и пения: племенные заклинания из Папуа – Новой Гвинеи, антифональное пение колумбийских индейцев, национальные греческие песни, а также фрагменты радиоинтервью с Клодом Леви-Строссом и Малькольмом Икс, аудиозапись Уильяма Берроуза, читающего куски из своего «Нова Экспресс». Вот как сам Гёббельс описывает основную цель, которую он этой работой преследовал:

«Главный вопрос, который мы попытались проверить с помощью «Вещи Штифтера» был таким: будет ли сохраняться терпение зрителя достаточно долго, если мы пренебрегаем одним из основных представлений о театре – наличием актёра? Когда на сцене нет никого, кто принимает ответственность за присутствие и репрезентацию, когда ничего не показывается, тогда зритель должен начать делать открытия самостоятельно. Это чувство открытия аудитории наконец включается через отсутствие перформера, который обычно занимается искусством представления и приковывает взгляды зрителя к себе, полностью завладевая его вниманием. Только отсутствие актёра создаёт пустоту, в которой эта свобода и это удовольствие могут быть возможны. И аудитория часто делится со мной этим облегчением: «Наконец-то на сцене нет никого, кто говорит, что мне думать».