Глава 22
На следующий день около полудня я припарковалась возле мрачного серого дома, вышла из машины и нажала кнопку домофона.
– К кому? – прохрипели из динамика.
– Меня ждет Вениамин Григорьевич, главный врач, – ответила я, далее разговор потек своим чередом.
– Кто?
– Вениамин Григорьевич, ваш главный врач, – повторила я.
– Так я и без вас знаю, кто он. Кто?
– Что кто?
– Вы кто?
– Романова.
– Имя?
– Евлампия.
– Чего?
– Евлампия Романова, – по складам произнесла я, – имя такое, Евлампия.
– Гастарбайтерша? Нам такие не нужны.
– Меня ждет главврач! Я москвичка.
– Сейчас любой чучмек считает себя столичным жителем. Ща узнаю.
Из домофона донеслось шарканье, потом звуки стихли. Я осталась стоять на крыльце. Через пять минут замерз нос, потом руки, спина, ноги, в конце концов заледенела я вся. Но из круглого окошечка не доносилось даже шороха. Когда я превратилась в эскимо, опять ткнула пальцем в кнопку и услышала знакомый голос.
– Вам кого?
– Меня ждет ваш главный врач.
– Кто?
– Евлампия Романова.
– Он вас не ждет!
– Проверьте еще раз, – взмолилась я, – из Москвы ехала. Может, впустите меня? Я замерзла, как…
Подходящее сравнение не пришло в голову.
– Если всем разрешать в холле сидеть, нас обворуют! Не ждет вас Вениамин Григорьевич. Он уехал, – прорычали из домофона.
– Куда? – от неожиданности спросила я.
– Так я тебе и сказала, – разозлилась невидимая собеседница, – это медицинская тайна. Отойди от двери, пока по башке не получила.
На всякий случай я попятилась, налетела на полного мужчину, который неожиданно оказался сзади, и извинилась:
– Простите, не видела вас.
– На спине у людей глаз нет, – улыбнулся незнакомец. – Синий цвет лица у вас от рождения? Достался от родителей?
– Нет, – засмеялась я. – Это от холода. Мороз неожиданно ударил, а мне не пришло в голову, что придется долго прыгать под дверью.
– Почему не входите? – удивился незнакомец.
– Не пускают, – вздохнула я, – о моем визите мы договорились с главврачом, но, похоже, он забыл о встрече, уехал.
– Вениамин Григорьевич такой, – ухмыльнулся мужчина, – то перчатки потеряет, то в тапках на улицу выскочить норовит. Он о вас не запамятовал, просто вышел в другой корпус. Там срочно его присутствие понадобилось. Пошли со мной, кофе угощу. Или вы начитались «умных» статей в интернете, считаете кофе, чай, компот, кисель отравой, заменили их соком из экологически чистой табуретки?
– Перед вами редкий нынче экземпляр человека, не имеющего ни одного аккаунта в соцсетях, – призналась я, – о полезности сока из табуретки я понятия не имею. По старинке люблю кофеек, чаек, сушки-пряники.
– Супер, – обрадовался собеседник, – наш человек. Как насчет наперстка коньяка?
– Я за рулем, – отрапортовала я, – и, если выпью, мигом засну, останусь у вас на пару суток.
Мужчина распахнул дверь.
– Прошу. Если решите отдохнуть, нет проблем. У нас есть пустые палаты.
Я вошла в холл.
– Вениамин Григорьевич, – закричала пожилая женщина, сидевшая за столом, – к вам какая-то идиотка рвалась. Но я ее не пустила. Вас же нет!
– Анна Николаевна, я отбегал на десять минут, – мягко ответил главврач, – предупредил вас: если появится Евлампия Романова, пусть подождет меня в приемной.
– Такой не было! – возразила пенсионерка. – В домофоне вопила Ева Лампароманина.
Главврач посмотрел на меня, я сказала:
– Я четко назвала несколько раз свое имя.
Доктор сделал шаг в сторону лестницы.
– Пойдемте.
– Эй, эй, стой, куда, – заверещала бабуля.
– Анна Николаевна, эта дама со мной, – успокоил ее главврач.
– Зачем она вам? – задала гениальный вопрос дежурная. – А в третьей палате мужик не наш сидит. Откуда он взялся? Вы правы, тут дурдом.
– Анна Николаевна не дежурная, – объяснил доктор, отойдя от стола, – она пациентка. Работала врачом, и вот что случилось. Когда ее оставляют в палате, она впадает в редкостное уныние. Пришлось сказать ей, что она за порядком следит, старшая в отделении. Сидит теперь тут с завтрака до ужина. Слава богу, после отбоя сразу засыпает. Дверь открыть не может, забывает где кнопка, и это хорошо. У персонала ключи есть, а посторонних медсестра встречает. Прошу прощения, я отошел на пару минут, да задержался.
Мы начали подниматься по лестнице.
– Бравая у вас охрана, – похвалила я, – враг не пройдет, мышь не проскочит.
– Наш контингент не склонен к побегам, – пояснил врач, – большинство пациентов плохо ориентируется даже в своей палате. Родственники проведать своих больных не рвутся. У меня здесь люди с грустными историями. Деменция. Разные психические проблемы. Большинство родственников рады от таких членов семьи избавиться. А те, кто их осуждает, никогда не ухаживали за человеком, который перепутал день с ночью, а кресло в гостиной с унитазом. Даже у самой преданной дочери через пару лет ухода за любимой мамой с болезнью Альцгеймера появляется желание сбежать куда глаза глядят.
Продолжая говорить, главврач довел меня до своего кабинета, усадил в кресло и спросил:
– Что вас к нам привело?
– Роман Шныркин… – начала я.
– Есть такой, – кивнул Вениамин Григорьевич.
– С ним можно поговорить? – спросила я.
Доктор приподнял бровь.
– Поговорить и со стулом можно, но вот ответит ли он вам? Шныркин избирательно контактен. Утром он готов выслушать ваш вопрос и даже что-то ответит, в обед продемонстрирует полное безразличие, в ужин кинется к вам с объятиями. Порой он неделю недоступен для общения, иногда ведет себя как обычный человек, даже хорошо воспитанный.
– Что с ним? – спросила я.
– Маниакально-депрессивный психоз, – пояснил врач, – почему возникает это заболевание, неизвестно. Считается, что основную роль играет наследственный фактор. Но это лишь предположение. Почему у одних людей МДП стартует в подростковом возрасте, а у других в пенсионном, тоже неизвестно. Роману диагноз поставили не сразу, но, судя по тому, что он мне рассказывал в минуты просветления, колебания настроения начались у Шныркина в раннем детстве. Родители, как это часто бывает, не верили сыну, говорившему:
– Я устал, спать хочу, можно останусь дома?
Отец возмущался, обзывал его лентяем, силой тащил Рому на занятия.
Депрессивная фаза, когда человек еле способен шевелиться, сменялась маниакальной. Рома переполнялся энергией, бегал, кричал. Это тоже не нравилось родителям, Роме велели вести себя тихо, сесть за книгу, сделать уроки… То, что сын болен, старшим стало понятно, когда Роман однажды не вернулся домой из школы. Стояла холодная, дождливая осень. Подростка сутки безрезультатно искала милиция. Обнаружили его на скамейке у метро в противоположном от родного дома конце Москвы. Шныркин сидел без зонта под ливнем. На странного школьника обратила внимание женщина, она же вызвала «Скорую». У мальчика диагностировали расстройство психики. Хорошо, что при нем был портфель с дневником и тетрадями, личность бедолаги установили сразу. Рому подлечили, он вернулся домой. Пару лет я о нем ничего не знал, потом позвонили из социального приюта. Выяснилось, что Романа нашли на железнодорожных путях, он шел в сторону Московской области. Хорошо, что его обнаружили паломники, которые ехали в монастырь. Они обратили внимание на странного паренька, вызвали врачей… В кармане у него нашли мою визитку. Я ее родителям Шныркина при его выписке из больницы дал, тогда еще своего центра не имел, работал в муниципальной клинике. Велел им звонить, если что-то нехорошее заметят. Но они пропали.
Вениамин Григорьевич пододвинул ко мне поближе коробку конфет.
– Угощайтесь.
Я вытащила из ячейки одну конфету.
– Родители Шныркина погибли при пожаре.
– Да, – согласился доктор, – я быстро это выяснил. Больного МДП даже самая малая неприятность, например заноза в пальце, может из колеи выбить. А тут гибель семьи. Ну и дальше у нас пошло так: подлечили – отпустили – рецидив – положили – подлечили – отпустили – рецидив. Сейчас Шныркин находится у нас постоянно, над ним оформил опеку фонд, который сдает квартиру Романа. Вырученных денег хватает на оплату его пребывания у нас. Я знаю, что Роман абсолютно одинок, представляю, что с ним произойдет, если его определят в интернат. Нам денег достаточно.
– Он шел в Московскую область, – повторила я. – А в какую сторону?
Вениамин Григорьевич открыл ноутбук.
– Секунду. Так. «Скорая» забрала его со станции Манихино. Это близко от столицы.
– Можно поговорить с Романом? – спросила я.
– Давайте попробуем, – согласился врач, – но я ничего не обещаю. Если он не в настроении, мы сразу уйдем.
